это
удачей. Были и такие, кто с каждым  годом  находил  все  более  и  более
интересные предметы - вещи, позволявшие им по несколько месяцев  жить  в
относительной роскоши. Кое-кому везло просто сказочно, они снова и снова
возвращались с находками, которые коллекционеры и  ученые  не  могли  не
заполучить. Единицы же были просто подозрительно удачливы.
   Нажми на него кто-нибудь посильнее, и Джошуа Калверт, пожалуй,  отнес
бы себя ко второй категории, хотя  тем  самым  он  бы,  конечно,  весьма
поскромничал. За последние восемь месяцев ему удалось выудить из  Кольца
шесть вполне  приличных  находок:  пару  довольно  хорошо  сохранившихся
растений, пару монтажных плат (очень  хрупких,  но  в  общем-то  целых),
половину тушки какого-то похожего на грызуна животного и, самое главное,
совершенно  целое  примерно  семисантиметровое  яйцо.  Все  это   вместе
принесло ему три четверти  миллиона  фьюзеодолларов  (валюта  эденистов,
используемая как основная валюта во всей Конфедерации). Для  большинства
мусорщиков такой суммы было бы вполне достаточно, чтобы уйти  на  покой.
Обитатели Транквиллити лишь недоуменно  качали  головами,  удивляясь,  с
чего это он раз за разом продолжает возвращаться в  Кольцо.  Джошуа  был
двадцать один год, и подобная сумма вполне позволила  бы  ему  до  конца
своих дней практически ни в чем себе не отказывать.
   Но удивлялись они просто потому, что не могли знать о пылающей в  его
душе неутолимой жажде, подобно току высокого напряжения циркулирующей  в
его жилах, наполняющей бешеной энергией каждую клеточку его  тела.  Знай
они об этой силе, подобной могучему приливу, они, возможно, и сумели  бы
понять, насколько энергичная  и  хищная  натура  таится  за  обаятельной
улыбкой и мальчишеской внешностью. Ему хотелось  гораздо  большего,  чем
какие-то жалкие три четверти миллиона. На самом деле, хоть  мало-мальски
удовлетворить его могла только сумма миллионов в пять, не меньше.
   С его точки зрения, при меньших деньгах никакой приличной жизнью и не
пахло. Да, они обеспечивали праздную жизнь, но и вечную тревогу - как бы
не перерасходовать свой месячный бюджет.  И  все,  что  ты  можешь  себе
позволить, это жалкие дивиденды от разумных вложений? Нет уж,  для  него
такая жизнь была бы скорее подобием смерти, вроде какого-то анабиоза,  и
он считал это уделом неудачников.
   Джошуа было отлично известно, насколько  более  насыщенной  могла  бы
быть жизнь. Его тело  было  идеально  адаптировано  к  невесомости,  что
явилось совокупностью полезных физиологических  особенностей  организма,
генинженированных   своим   потомкам   какими-то   далекими    предками,
космическими бродягами. Но это стало лишь удачным дополнением к его уму,
который был накоротко замкнут на самой необузданной черте  человеческого
характера - тяге к странствиям. Раннее детство он  провел,  слушая,  как
отец одну за другой рассказывает истории из времен  своего  капитанства:
как он возил контрабанду, как раз за разом ухитрялся  оставить  с  носом
эскадрильи флота Конфедерации,  о  космических  сражениях,  о  службе  в
качестве наемника у разных правительств и корпораций, о путешествиях  по
Вселенной, когда летишь куда  глаза  глядят,  о  необычных  планетах,  о
забавных инопланетянах, о на все готовых женщинах в портах,  раскиданных
по всей колонизированной галактике. Не было  в  Конфедерации  ни  единой
планеты,  ни  единой  луны   или   астероидного   поселения   с   самыми
удивительными обществами, которые бы не промелькнули  в  его  рассказах,
но, к сожалению, в конце концов старик нашел-таки комбинацию  наркотиков
и  алкоголя,   сумевшую   преодолеть   мощные   защитные   барьеры   его
усовершенствованного организма. И вот с тех  пор,  как  ему  исполнилось
четыре года, Джошуа каждую ночь мечтал о такой  же  жизни  и  для  себя.
Жизнь,  которую  профукал  Маркус  Калверт,  обрекая  своего   сына   на
прозябание в хабитате где-то на окраине  обитаемого  пространства.  Если
только...
   Пять миллионов эденистских фьюзеодолларов  были  суммой,  необходимой
для ремонта отцовского корабля, - хотя в принципе это могло  обойтись  и
дороже, учитывая состояние, в котором пребывала старая "Леди Мак"  после
стольких лет забвения. А потом - прочь с проклятого тоскливого отсталого
Транквиллити. Вести настоящую жизнь, вольную и независимую.
   Работа мусорщика открыла перед ним вполне реальный путь к  достижению
цели, альтернативу, позволяющую обойтись без того, чтобы  заложить  свою
душу банкам. Искомая сумма была где-то там, в Кольце Руин,  и  только  и
дожидалась, когда он придет и заберет ее.  Джошуа  буквально  чувствовал
безмолвный  зов  леймилских  артефактов  -  этакое  мягкое   настойчивое
царапанье где-то на задворках сознания.
   Кое-кто называл это удачей.
   Джошуа же это никак не называл. Но в  девяти  случаях  из  десяти  он
точно знал, когда ему повезет. И сейчас был тот самый случай. Он  торчал
в Кольце вот уже девятый день, осторожно пробираясь сквозь  бушующую  за
иллюминатором  космоплана  бесконечную  серую  метель,  приглядываясь  к
встречающимся на пути обломкам  оболочки  и  отметая  их  как  пустышки,
продвигаясь  дальше.  Хабитаты  леймилов  были  удивительно  похожи   на
Транквиллити и хабитаты эденистов, биологические цилиндры-полипы, хотя и
пятидесяти километров в длину и двадцати в диаметре, отчего они казались
более пузатыми, чем их человеческие аналоги. Верное доказательство того,
что технические решения были едины для  всей  галактики.  Доказательство
того, что  леймилы  на  том  их  уровне  развития  были  самой  обычной,
способной перемещаться  в  космосе  расой.  Но  все  это  не  давало  ни
малейшего намека на то, что же стало причиной их столь внезапного конца.
Все их расчудесные хабитаты были уничтожены  за  какие-нибудь  несколько
часов.  Тому  могло  быть  только  два  возможных  объяснения:  массовое
самоубийство или воздействие какого-то оружия. Правда, ни то, ни  другое
объяснение как-то не утешало - оба они вызывали множество самых  мрачных
опасений, особенно у постоянно копошившихся в  Кольце  Руин  мусорщиков,
все время сталкивающихся с физической реальностью события,  происшедшего
в тот страшный день более двух с половиной тысяч лет  назад.  Третья  же
возможная причина была любимой темой для споров мусорщиков между  собой.
Но Джошуа никогда о ней не задумывался.
   В восьмидесяти  метрах  впереди  болтался  кусок  оболочки  хабитата,
причем один из крупных. Он был почти овальной формы и  в  самой  широкой
своей  части  достигал  двухсот  пятидесяти  метров.  Обломок   медленно
вращался вокруг продольной оси, каждый полный оборот занимал  семнадцать
часов. Одна его сторона представляла собой наружную поверхность оболочки
светло-коричневого  цвета  -  прочный  силиконовый   слой,   аналогичный
покрытию адамистских космических кораблей. Исследователи на Транквиллити
до сих пор так и  не  смогли  решить,  вырабатывалось  ли  это  покрытие
внутренними слоями полипа. Если так, то биологическая инженерия леймилов
была куда более развитой, чем  биотехнология  эденистов.  Над  силиконом
громоздились, достигая толщины в сорок пять  метров,  другие  слои  кожи
полипа, потускневшие и потемневшие от пребывания в открытом космосе.  На
самом верху тянулась полоска почвы толщиной метров в шесть.  Слой  почвы
на внутренней поверхности обломка замерз и превратился  в  твердую,  как
бетон, глину. Если в свое время на ней и имелись какие-то растения,  то,
когда хабитат разрушился, все они мгновенно погибли -  трава  и  деревья
были моментально вырваны с  корнем  налетевшими  на  несколько  коротких
секунд ревущими вихрями и тут же умчались в небытие.  Каждый  квадратный
сантиметр поверхности был  испещрен  крошечными  воронками  -  результат
длительной бомбардировки осколками и пылью Кольца.
   Джошуа  задумчиво  рассматривал  все   это   сквозь   мутную   завесу
скрадывающих очертания обломка частиц. За те три года, что он  провел  в
Кольце, ему довелось видеть сотни  обломков,  подобных  этому,  голых  и
безжизненных. Но он точно знал, что этот чем-то отличается от прочих.
   Он перевел свои  ретинальные  импланты  на  максимальное  разрешение,
отфокусировал их и принялся снова и снова просматривать поверхность. Его
нейронаноника пиксель за пикселем  создавала  в  мозгу  картографическое
изображение.
   Из почвы торчали остатки каких-то  фундаментов.  Для  своих  строений
леймилы использовали строго геометрические  формы,  сплошь  плоскости  и
прямые углы. Никому еще ни разу не  довелось  обнаружить  хотя  бы  одну
изгибающуюся стену. Раскинувшиеся перед ним  фундаменты  в  этом  смысле
ничем не отличались от  прочих,  вот  только  площадь  занимали  намного
большую, чем фундаменты обычных жилых построек, которые ему до  сих  пор
приходилось обследовать.
   Джошуа оторвался  от  картографической  картинки  и  датавизировал  в
бортовой компьютер космоплана новые инструкции. Кластеры контроля тяги в
кормовой части выплюнули раскаленные потоки ионов, и крошечный  кораблик
начал разворачиваться, приближаясь к фундаментам. Джошуа выскользнул  из
кресла пилота, к которому был пристегнут на  протяжении  последних  пяти
часов, и, перед тем как отправиться из рубки  в  главную  каюту,  сладко
потянулся.
   В те времена, когда космоплан использовался в своей  нормальной  роли
космического челнока, перевозившего грузы и  пассажиров  с  космического
корабля на планету и обратно,  в  каюте  помещалось  пятнадцать  кресел.
Теперь же Джошуа, использовавший его исключительно для  перелетов  между
Транквиллити и Кольцом Руин, выкинул кресла, использовав  освободившееся
пространство под смастеренный им на скорую руку душ для невесомости, под
кухню и под тренажер. Даже  он,  несмотря  на  свой  усовершенствованный
организм, не мог обходиться без упражнений. Конечно же,  от  невесомости
мускулы не атрофируются совсем, но все же значительно слабеют.
   Он начал стаскивать с себя  корабельный  комбинезон.  Тело  его  было
худощавым и мускулистым, грудная клетка чуть шире обычной, что указывало
на более толстые  внутренние  мембраны  и  на  обмен  веществ,  который,
независимо от того, сколько бы ему вздумалось есть и  пить,  никогда  не
дал бы ему располнеть. Генинженерные усовершенствования в организмах его
родственников были ориентированы исключительно на  практические  стороны
адаптации  к  невесомости,  поэтому  природа  наделила  его  не  слишком
симпатичной внешностью, наградив  слишком  угловатым  лицом  с  чересчур
выпяченной челюстью и неопределенного цвета волосами,  пожалуй,  слишком
длинными для корабельных условий. Его ретинальные импланты были того  же
цвета, что и сами глаза: серо-голубыми.
   Раздевшись догола, он, перед тем как облачиться в  скафандр,  справил
малую нужду. Экипируясь для выхода в космос, Джошуа, доставая из  разных
шкафчиков необходимое оборудование, ухитрился не наставить себе  синяков
и шишек. Каюта была шести метров длиной,  и  при  такой  тесноте  в  ней
всегда оказывалось слишком много острых углов. Казалось, от каждого  его
движения приходит в движение что-нибудь еще - пакеты для  пищи,  которые
он по ошибке сунул не туда, куда следовало, запорхали вокруг его  головы
подобно гигантским серебристым бабочкам,  окруженным  роем  крошек-пчел.
Теперь после возвращения в порт ему светит нешуточная уборка,  поскольку
фильтры системы жизнеобеспечения космоплана не были рассчитаны на  такое
количество мусора.
   В деактивированном  состоянии  программируемый  аморфный  силиконовый
скафандр, разработанный Лунным государственным  промышленным  институтом
(ЛГПИ), состоял из толстого, высотой в  семь  сантиметров  воротника  со
встроенной трубкой респиратора  и  черной,  размером  с  футбольный  мяч
сферы. Джошуа просунул голову в воротник  и  закусил  конец  дыхательной
трубки, немного пожевав его и  удобнее  расположив  загубник,  чтобы  не
мешал. Наконец, решив, что готов, он отпустил  поручень,  убедился,  что
висит  в  воздухе,  ничего  не  касаясь,  и  датавизировал  в  процессор
скафандра активационный код.
   Скафандр  ЛГПИ  стал  стандартным  изделием  для   всей   космической
промышленности  задолго  до  того,  как   Джошуа   появился   на   свет.
Первоначально   разработанный   единственной   в   Конфедерации    чисто
коммунистической нацией, он уже длительное  время  производился  как  на
лунных  фабриках,  так  и  по  лицензии,  причем  практически  в  каждой
располагающей промышленностью звездной системе. Он  идеально  изолировал
человеческую кожу от враждебного вакуума, позволял ей дышать и потеть  и
способен был защитить своего обладателя даже от довольно высоких уровней
радиации. Кроме того, он еще и обеспечивал полную свободу движений.
   Сфера  начала  менять  форму,  превращаясь  в  маслянистую  массу,  и
поползла по нему, обтягивая кожу  подобно  плотной  резиновой  перчатке.
Когда масса добралась до головы, он закрыл  глаза.  Усеивавшие  воротник
оптические  датчики  датавизировали  изображение   непосредственно   его
нейронанонике.
   Броня, покрывающая его  новую  блестящую  черную  кожу,  представляла
собой тускло-серый экзоскелет из односвязанного углерода  со  встроенным
холодногазовым маневровым ранцем и была способна  выдержать  практически
любое кинетическое  воздействие,  предложенное  Кольцом  Руин.  Скафандр
ЛГПИ, что бы в него ни угодило, в любом случае остался бы  цел,  хотя  и
передал бы хозяину само сотрясение от удара. Джошуа еще  раз  на  всякий
случай  провел  проверочные  процедуры  и  самого  скафандра,  и  брони,
одновременно пристегивая к поясу инструменты.  Все  оказалось  полностью
исправным.
   Выйдя, наконец, из корабля и оказавшись  в  Кольце  Руин,  он  первым
делом датавизировал код закрывания наружного люка. Шлюзовая камера  была
практически ничем не защищена от бомбардировки  частиц  Кольца,  а  ведь
внутри были весьма тонкие системы. Шансов лишиться таким образом корабля
было приблизительно один на тысячу, и тем не менее каждый год  в  Кольце
исчезало по  пять  или  шесть  мусорщиков.  Он  и  сам  знал  нескольких
мусорщиков и даже целые экипажи космических кораблей, которым до  смерти
надоели все эти  процедуры,  и  они  только  и  делали,  что  проклинали
инструкции  по   безопасности,   издаваемые   Управлением   Астронавтики
Конфедерации. Тоже неудачники, причем,  возможно,  с  глубоко  потаенной
тягой к смерти.
   Об остальном он мог не беспокоиться. С убранными  в  корпус  крыльями
космоплан  становился  похож  на   тонкую   пятнадцатиметровую   стрелу,
спроектированную так, чтобы занимать в ангаре корабля как  можно  меньше
места. Карботановый фюзеляж был исключительно прочным, но для  работы  в
Кольце Руин его пришлось покрыть еще и  толстым  слоем  кремового  цвета
пены. Сейчас на ней виднелась пара дюжин  длинных  царапин  и  несколько
небольших темных кратеров.
   Джошуа развернулся так, чтобы оказаться лицом к  обломку,  и  включил
маневровые  газовые  двигатели  ранца.  Космоплан   начал   стремительно
удаляться. В глубоком космосе  его  изящный  силуэт  казался  совершенно
неуместным, но это был единственный аппарат, который годился для  работы
здесь.  Вокруг  хвоста  были  закреплены  семь  дополнительных  баков  с
реактивной массой и пять электронно-матричных  блоков  большой  емкости.
Все это также было покрыто слоем пены и походило  на  какие-то  странные
раковые опухоли.
   Вокруг  Джошуа   неспешно   кружился   мусор   Кольца,   напоминающий
замедленную  пургу.  В  среднем  приходилось  по  две-три   частицы   на
кубический метр. По большей части это были фрагменты почвы, куски полипа
и хрупкие окаменевшие щепки.  Они  то  и  дело  сталкивались  с  броней,
некоторые отскакивали, а некоторые тут же рассыпались.
   Попадались  и  другие  объекты  вроде  искореженных  кусков  металла,
ледяных  кристаллов,  гладких  округлых  камешков,  извивающихся  кусков
проволоки. Весь этот хлам был абсолютно  бесцветным.  Звезда  класса  F3
находилась в одной целой и семи десятых миллиарда километров  отсюда,  и
это расстояние было слишком  большим,  чтобы  сюда  доходило  что-нибудь
помимо блеклого монохромного света, да и то различимого лишь при большом
усилении  оптических  датчиков.  Мирчуско  отсюда  был  едва   различим,
выцветший, усталый зеленый шар в туманной дымке, больше всего похожий на
восходящее солнце, скрытое слоем облаков.
   Каждый раз, когда Джошуа выходил в открытый космос, больше всего  его
поражала абсолютная тишина. В космоплане никогда  не  бывало  тихо,  там
постоянно  гудела  и  подвывала  система  жизнеобеспечения,  то  и  дело
потрескивала обшивка нагревающихся и остывающих сопел двигателя,  урчали
трубы самодельного водопровода. Все эти звуки со временем стали  как  бы
его постоянными товарищами по полетам. Здесь же, снаружи, не было слышно
вообще ничего. Материал скафандра закрывал уши, заглушая даже  звук  его
собственного дыхания. Лишь  сосредоточившись,  он  мог  различить  удары
сердца, похожие на шум разбивающихся об очень далекий  берег  волн.  Ему
постоянно приходилось бороться с ощущением удушья, и все время казалось,
что Вселенная сжимается вокруг него.
   Невдалеке он заметил похожий на длинное перо предмет, плывущий  среди
прочего мусора.  С  облегчением  отвлекшись  от  неприятных  мыслей,  он
изменил фокусировку  оптических  датчиков  скафандра.  Предмет  оказался
обломком дерева, проплывавшим метрах в пяти слева от него. Сохранившиеся
ветви были бледно-серого цвета, на их тоненьких концах  еще  сохранились
продолговатые треугольные листья. В месте излома на конце  сука  торчали
узкие деревянные острия.
   Джошуа датавизировал приказ  маневровому  ранцу  и  развернулся  так,
чтобы перехватить находку. Приблизившись к ней, он  схватился  обтянутой
материалом скафандра рукой за середину сука. Но это оказалось все  равно
что попытаться взять в руки скульптуру из  высохшего  на  солнце  песка.
Дерево тут же рассыпалось под его пальцами,  превратившись  в  тончайшую
пыль. Ветки вздрогнули, колыхнув похожими на  бумажные  фигурки  оригами
листьями так, будто на них повеял легкий ветерок. Он поймал себя на том,
что старается уловить их сухой шелест, и тут же понял,  что  оказался  в
самой гуще расплывающегося пыльного облака. Несколько мгновений Джошуа с
сожалением наблюдал, как пылинки, кружась, уносятся все дальше и дальше,
затем машинально отстегнул прикрепленный к поясу небольшой контейнер для
образцов и поймал им немного пыли.
   Снова включился газовый двигатель, разгоняя окружающее Джошуа пыльное
облачко, и он оказался  в  сравнительно  более  чистом  участке  Кольца.
Фрагмент оболочки теперь был в двадцати  метрах  от  него.  На  какое-то
мгновение Джошуа даже пришел в замешательство -  ему  вдруг  показалось,
что под ним твердая земля и он камнем падает  вертикально  вниз.  Он  на
полсекунды отключил подачу визуальной информации от датчиков воротника и
мысленно изменил координаты  ориентации.  Когда  изображение  вернулось,
обломок стал вертикальной скальной стеной, а он подлетал  к  ней  сбоку.
Да, так гораздо лучше.
   Слой почвы находился в тени, хотя ни одна из частей обломка  не  была
абсолютно  темной,   поскольку   недалекий   Мирчуско   испускал   пусть
рассеянный, но  все  же  свет.  Теперь  Джошуа  ясно  видел  фундаменты,
основания  стен  из  черного  стекловидного   материала,   возвышающиеся
приблизительно на метр над замерзшей трясиной сероватой почвы.  В  самой
большой комнате виднелось нечто вроде мозаичного пола,  причем  примерно
четверть небольших плиток сохранилась. Он остановился метрах в  семи  от
темной поверхности  обломка  и  скользнул  в  сторону.  Включив  фонари,
укрепленные  на  броне  скафандра,  он  в  потоках  белого  света   смог
рассмотреть   сложные   узоры,   составленные   из   зеленых,   алых   и
розовато-лиловых  плиток.  С  того  места,  где  он  находился,  рисунок
напоминал н