у вас.
Так что - не так вы мудры? Не так могучи?
   - Это гнусная ложь.
   - Да ну? Две недели назад ты проезжала  мимо  меня  верхом,  когда  я
гнула спину на розовых плантациях поместья. Тогда ты остановилась, чтобы
со мной поболтать? Заметила ли меня вообще?
   - Прошу, сударыни... - пробормотал Титреано. Ему было неуютно.
   Но Луиза не  могла  оставить  без  ответа  этот  вызов,  оскорбление,
гнусную инсинуацию.
   - А ты - ты просила меня остановиться? - огрызнулась она. - Ты хотела
бы слышать, как я болтаю о вещах, которые дороги и близки  мне?  Или  ты
была слишком занята, глумясь над ними? Ты, со своей нищей  праведностью!
Если я богата, значит, я злодейка - так по-твоему выходит, верно?
   -  Твое  семейство  -  точно!  Ваши  предки  обеспечили  себе  власть
конституцией диктатуры. Я родилась в дороге,  на  дороге  же  и  умру  -
пусть, я не против. Но вы обрекли нас на дорогу по кругу. Она  не  ведет
никуда - и это в эпоху, когда можно долететь до самого центра галактики!
Вы сковали нас цепями прочней любой тюрьмы. Я никогда не увижу рассветов
и закатов другой планеты.
   - Ваши предки знали нашу конституцию, когда приезжали, и  это  их  не
остановило. Они видели только, что  она  даст  вам  свободу  бродить  по
дорогам, как вы это делали всегда, но вы не можете бродить на Земле.
   - Если это свобода, почему мы не можем покинуть планету?
   - Да кто вам мешает - купите билет на звездолет!
   - Ага, размечталась! Вся моя семья  за  один  сезон  сбора  почек  не
заработает на один билетик. Вы ведь и  экономику  контролируете.  Все  к
тому, чтобы мы не заработали больше жалких крох.
   - Я не виновата, что вы не  способны  придумать  себе  работы,  кроме
сбора Слез. Кибитка у тебя есть -  почему  не  торговать  вразъезд?  Или
насадить свои розы. На сотнях островов осталась незанятая земля.
   - Мы не владеем землей, потому что не хотим быть прикованы к ней.
   - Именно! - завопила Луиза. - Только ваши глупые предрассудки  вас  и
держат. Не мы, помещики. Зато  нас  можно  винить  в  ваших  несчастьях,
потому что посмотреть правде в лицо у вас  смелости  не  хватает.  И  не
думайте,  что  это  только  ваша  беда.  Я  тоже   хочу   повидать   всю
Конфедерацию. Я каждую ночь об этом мечтаю. Но меня на  звездолет  никто
не пустит. Мне не позволят - а это куда хуже. Вы свою тюрьму  построили,
а я в своей родилась. Меня привязывает к этому  миру  мой  долг.  Я  всю
жизнь должна положить на благо этого острова.
   - О да. Страдания благородных Кавана. Как я признательна!  -  Кармита
ожгла Луизу взглядом,  едва  замечая  прислушивающегося  Титреано  и  не
обращая внимания, куда рысит ее конек. - А скажите,  юная  мисс  Кавана,
сколько в вашей благородной семье у вас братьев и сестер?
   - Братьев у меня нет. Только Женевьева.
   - А что же незаконные? - промурлыкала Кармита. - Про них забыла?
   - Незаконные? Не болтай ерунды. В нашем роду их нет.
   - Как ты в этом уверена! - горько хохотнула романэ. - Ну еще бы -  ты
же выше нас всех. Ну а я знаю троих, и  это  только  в  моем  роду.  Моя
двоюродная  сестра  прошлым  летом  одного  доносила  -  славный   такой
мальчуган, весь в отца пошел. В твоего отца. Как видишь, для него это не
только тяжкий труд... но и удовольствие. Побольше, чем он  мог  найти  в
постели твоей матери.
   - Вранье! - крикнула Луиза. Ей было мерзко и стыдно.
   - Да ну? Со мной он спал за день до того, как отправился с  солдатами
в Бостон. И уж конечно, не зря заплатил деньги - я девушка  честная,  не
обманываю. Так что не говори мне о благородстве и великих жертвах.  Твое
семейство не больше чем титулованные разбойники.
   Луиза  опустила  голову.  Глаза  Женевьевы  были  широко  распахнуты,
девочка моргала, ослепленная багровым сиянием. "Господи, только  бы  она
не слышала", - взмолилась про себя Луиза.
   Она обернулась к цыганке. Губы ее мелко подрагивали,  и  удержать  их
больше не было сил, не было сил и спорить. Этот день одержал победу - он
избил ее, взял в плен родителей, захватил дом,  сжег  поместье,  запугал
сестру  и  погубил  последнюю   каплю   счастья   -   золотые,   сладкие
воспоминания.
   - Если ты хотела отомстить Кавана, - тихонько проговорила она, - если
ты хотела довести меня своими россказнями до слез - ты своего  добилась.
Мне уже все равно. Но сестру  мою  пощади.  Она  слишком  много  сегодня
пережила. Слишком много для ребенка. Пусть уйдет  в  кибитку,  где  твои
обвинения не слышны. Пожалуйста.
   Она хотела сказать еще много, так много, но  дыхание  перехватило,  и
слова застряли в горле. Луиза начала всхлипывать,  злясь  на  себя,  что
показывает сестре неприличную слабость, - но так  легко  было  позволить
слезинкам течь.
   Женевьева до боли стиснула сестру в объятьях.
   - Ну не плачь, Луиза,  не  плачь.  -  Она  надула  губки.  -  Я  тебя
ненавижу! - бросила она Кармите.
   - Надеюсь, теперь вы довольны, сударыня, - резко проговорил Титреано.
   Кармита глянула  на  несчастных  сестер,  на  жесткое,  застывшее  от
омерзения лицо их попутчика, потом уронила вожжи и закрыла лицо  руками.
Ей было невыносимо стыдно.
   Черт... вымещать собственный ужас на  перепуганной  шестнадцатилетней
девчонке, ни одной живой душе  не  причинившей  зла.  Девчонке,  которая
рискнула собственной шкурой,  чтобы  предупредить  ее  об  одержимых  на
ферме.
   - Луиза... - Она протянула руку  вес  еще  всхлипывающей  девочке.  -
Луиза, мне... мне очень стыдно. Я не хотела этого говорить. Не подумала,
дура.
   По крайней мере, она не ляпнула:  "Прости  меня".  "Неси  свой  крест
сама, самовлюбленная сучка".
   Титреано приобнял Луизу за плечи, но девушка продолжала рыдать.
   - Мой ребенок... - простонала Луиза прерывисто. - Они убьют его, если
нас схватят.
   Титреано ласково взял ее за руку.
   - Вы... в тягости?
   - Да!
   Всхлипывания стали громче.
   Женевьева раскрыла рот.
   - Ты... беременна?
   Луиза мотнула головой, растрепав волосы.
   - Ох! - Сестренка слабо улыбнулась.  -  Я  никому  не  скажу,  Луиза,
правда! - серьезно пообещала она.
   Луиза шумно сглотнула и воззрилась на сестру. Потом ее разобрал смех,
и сестры крепко обнялись.
   Кармита постаралась не выдать изумления. Помещичья дочка вроде Луизы,
высшая из высокородных - и на сносях без мужа! Интересно, кто...
   - Ладно, - с неторопливой решимостью проговорила она. - Это еще  одна
причина вывезти вас с острова. Пожалуй, главная. - Сестры поглядывали на
нее с исключительным недоверием. Что ж, трудно их винить.  -  Я  клянусь
вам, - продолжила Кармита, -  что  мы  с  Титреано  сделаем  все,  чтобы
посадить вас на самолет. Так, Титреано?
   - Воистину так, - серьезно ответил одержимый.
   - Вот и ладно. - Кармита подобрала вожжи и хлестнула  своего  пегого,
сбавившего шаг. Конек вновь перешел на размеренную рысь.
   "Одно доброе дело, - подумала она, - одна капля достоинства за  шесть
часов катастрофы. Этот малыш  будет  жить.  Бабушка,  если  ты  за  мной
приглядываешь и если ты можешь хоть как-то помочь живущим - сейчас самое
время".
   И - эта мысль не оставляла  ее  -  кто  тот  мальчишка,  которого  не
испугал Грант Кавана, кто осмелился коснуться его драгоценной  дочки?  И
не просто коснуться, судя по всему.  Ошалевший  романтик  или  настоящий
герой?
   Кармита рискнула бросить на Луизу опасливый взгляд. Так или иначе,  а
девочке повезло.
 
*** 
 
   На бортах длинного крытого грузовоза,  припарковавшегося  на  третьем
уровне   подземной   стоянки    под    мэрией,    красовалась    эмблема
метамехкорпорации "Тароза" - стилизованная пальма  и  орбита  электрона.
Место было выбрано у самого служебного лифта, и восемь человек - шестеро
мужчин и две женщины, - выбравшиеся из грузовика, все  носили  фирменные
темно-красные комбинезоны. Из кузова одна за другой  покорно  выкатились
три бесколесные тачки, заваленные ящиками и оборудованием.
   Один из рабочих подошел к  лифту,  вытащил  из  кармана  процессорный
блок, набрал что-то на панели, помедлил, набрал что-то  снова.  Опасливо
покосился на своих невозмутимых спутников.
   Но процессорная сеть здания приняла кодовый сигнал с блока,  и  двери
лифта с шипением отворились.
   Эммет Мордден непроизвольно обмяк от облегчения. В прошлой  жизни  он
страдал  "медвежьей  болезнью",  и,   похоже,   хворь   эта   собиралась
перебраться за ним в новое тело.  Во  всяком  случае,  в  животе  опасно
бурлило. С ним всегда такое случалось,  когда  приходилось  работать  на
переднем крае. Он был техником поддержки - по крайней мере до того дня в
2535 году, когда его босс пожадничал и прокололся на этом. Полиция потом
утверждала, что налетчикам предлагали сдаться, но Эммету  Морддену  было
уже все равно.
   Он запихнул процессорный блок обратно  в  набитый  карман  и  вытащил
вместо него набор инструментов размером с ладонь.  Интересно  наблюдать,
как далеко ушла техника за семьдесят пять лет - принцип тот же, но  цепи
и софтвер значительно сложнее.
   Ключ из набора открыл защитную крышку над панелью ручного  управления
лифтом. В розетку интерфейса Мордден воткнул оптоволоконный  кабелек,  и
процессорный  блок  вспыхнул  простеньким   дисплеем.   На   то,   чтобы
дешифровать  команды  управления  лифтом,  ушло  восемь  секунд.   Потом
подпрограмма слежения была стерта.
   - Мы вошли, -  объявил  Эммет,  выдергивая  кабель.  Чем  проще  было
электронное оборудование, тем лучше оно  работало  рядом  с  одержимыми.
Отключив большую часть функций процессорного блока,  Мордден  обнаружил,
что может заставить его работать,  хотя  низкая  эффективность  все  еще
беспокоила.
   Пока команда затаскивала в лифт тачки и втискивалась сама, Аль Капоне
хлопнул Эммета по плечу.
   - Отлично сработано, Эммет. Я тобой горжусь.
   Эммет выдавил слабую благодарную улыбку, прежде  чем  нажать  кнопку,
закрывающую двери. Решимость, с  которой  Аль  подмял  под  себя  группу
одержимых, он даже  приветствовал.  Прежде  они  только  и  делали,  что
спорили,  как  лучше  добывать  новые  тела  для  одержания.   Девяносто
процентов времени уходило на свары  и  попытки  подсидеть  ближнего.  Те
немногие договоры, которые удавалось заключить, держались на волоске.
   Потом пришел Аль и спокойненько  так  объяснил,  что  теперь  он  тут
главный,  спасибо  всем  большое.  Эммета  совершенно  не  удивило,  что
человек, проявивший такую целеустремленность и ясность  мысли,  оказался
наделен и выдающимися энергистическими  способностями.  Двое  попытались
возразить. И палочка, которую Аль Капоне так  беспечно  вертел  в  руке,
выросла в бейсбольную биту.
   После этого возражений не последовало. А самое веселое - и в  полицию
не настучать!
   Эммет не был уверен, чего  боится  сильней  -  силы  Капоне  или  его
бешеного характера. Но он был всего лишь шестеркой: делаешь что говорят,
и ладно. Если бы еще Аль не настоял, чтобы Эммет этим  утром  тащился  с
ними...
   - Верхний этаж, - приказал Аль. Эммет вдавил кнопку. Лифт поехал.
   - Так, ребята, - раздавал Каноне последние указания, - помните, что с
нашей силой мы всегда можем пробить себе дорогу. Но это наш единственный
шанс завладеть городом с одного удара. Если нас обломят, дела пойдут  со
скрипом, так что держимся плана, о'кей?
   - Точно, Аль, - горячо поддержал его Бернард Олсоп. - Я с тобой.
   Несколько  его  спутников  глянули  на  Бернарда  с  едва  скрываемым
презрением.
   Аль широко ухмыльнулся, не обращая на них внимания. Бо-оже,  как  это
здорово - начинать снова с нуля, не имея за душой ничего, кроме амбиций!
Но в этот раз он заранее знал,  куда  бить.  Спутники  натаскали  его  в
истории прошедших веков.  Администрация  Новой  Калифорнии  была  прямым
потомком правительства США. Федералы. А к этим  ублюдкам  у  Капоне  был
старинный счет.
   Брякнул звоночек, когда двери лифта  отворились  на  сто  пятидесятом
этаже. Первыми вышли Дуайт Салерно и Патриция Мангано. Улыбнувшись троим
служащим, проходившим по коридору,  они  испепелили  разом  всех  ударом
белого огня. На пол упали обугленные тела.
   - Все в  порядке,  -  проговорил  Эммет,  сверившись  с  процессорным
блоком. - Тревоги нет.
   - Тогда за дело, ребята! - с гордостью возгласил Аль.
   Конечно, все изменилось с тех пор, когда  его  шестерки  -  Ансельми,
Скализе - выходили на улицы Цицеро. Но у этих  новичков  есть  хребет  и
есть занятие. И как же замечательно снова быть в деле!
   Одержимые  рассеялись  по  этажу.  Форменные   комбинезоны   "Тарозы"
уступили место костюмам их родных годов, в  руках  появлялось  оружие  -
неожиданное  и  разнообразное.  Точно  нацеленные  струи   белого   огня
пробивали двери, обыскивались одна за одной комнаты, и  все  до  запятой
следовали плану. Плану Капоне.
   В Сан-Анджелесе было шесть часов утра,  и  немногие  работники  мэрии
были на месте. Но те, кому не повезло явиться пораньше, увидели,  как  в
их кабинеты врываются  "ретро"  и  под  угрозой  оружия  выволакивают  в
коридоры.  Нейросети  отключались,  настольные   терминалы   вырубались,
сетевые процессоры не отзывались. Невозможно было ни позвать на  помощь,
ни предупредить о случившемся. Служащих согнали в кабинет зам. советника
по здравоохранению - семнадцать человек, в панике  цепляющихся  друг  за
друга.
   Им казалось, что худшее позади, осталось лишь  перетерпеть  несколько
часов или  даже  дней  в  этой  комнатушке,  покуда  власти  проводят  с
террористами переговоры об их  освобождении.  Но  потом  "ретро"  начали
выводить их по одному, начиная с самых стойких. Крики и вопли доносились
даже сквозь крепкие двери.
   Аль Капоне стоял у стеклянной наружной стены кабинета мэра, глядя  на
город. Зрелище было изумительное. За всю свою жизнь  ему  не  доводилось
бывать на такой высоте. По сравнению с этой  башней  даже  Эмпайр  Стейт
Билдинг показался бы крохотным - а она была не самой высокой в городе.
   Небоскребы занимали лишь самый центр Сан-Анджелеса - пять  или  шесть
десятков башен образовывали его финансовый, деловой и  правительственный
центр. А дальше на пологих склонах  холмов  раскинулся  огромный  город,
пересеченный серыми линиями  автострад  и  ровными  зелеными  квадратами
парков. На востоке сверкал на солнце океан.
   Аль, которому всегда нравилось озеро  Мичиган  летом,  был  заворожен
бирюзовым простором, искрящимся в первых лучах восходящего солнца. А сам
город - такой чистый, такой великолепный. Куда  там  Чикаго  -  подобной
империи позавидовали бы Сталин и Чингиз-хан.
   Эммет постучал и, не получив ответа, просунулся в дверь.
   - Аль, прости, что тревожу... - осторожно пробормотал он.
   - Ничего, парень, - махнул рукой Аль. - Что там такое?
   - На этаже всех согнали. Электроника  вся  полетела,  тревогу  им  не
поднять. Бернард и Луиджи повели первых на одержание.
   - Молодцы. Отлично сработали.
   - Спасибо, Аль.
   - А что прочие финтифлюшки - телефоны там, машинки счетные?
   - Я сейчас подключаю свои системы в сеть мэрии, Аль. Еще  полчаса,  и
все будет у нас в руках.
   - Хорошо. Ко второй стадии переходить можем?
   - А как же.
   - Ладно, тогда возвращайся к своим проводам.
   Эммет вышел из кабинета. "Хорошо бы, - подумал Аль, -  самому  что-то
знать про эти финтифлюшки". Этот будущий мир слишком полагался  на  свои
умные машинки. Явный прокол. А такие слабости Аль Капоне прекрасно  умел
использовать.
   Он позволил  сознанию  соскользнуть  в  то  особое  состояние,  когда
остальные одержимые ощущались им. Его команда разместилась вокруг  мэрии
- кто прогуливался по тротуарам взад-вперед, кто сидел в  припаркованных
вокруг машинах, кто пережевывал завтрак в соседних кафе.
   "Придите", - скомандовал он.
   И наземные двери мэрии распахнулись настежь.
 
*** 
 
   Мэр Аврам Харвуд III прибыл  в  свой  кабинет  без  четверти  девять.
Настроение у него было преотличное. Это был первый день на этой  неделе,
когда его с самого утра  не  засыпали  датавизами  с  работы  по  поводу
ретрокризиса. Собственно, он вообще не получил ни  единого  послания  из
мэрии. Просто рекорд какой-то.
   С личной стоянки он  поднялся  наверх  экспресс-лифтом.  Наверху  его
встретило тихое безумие. В  чем  оно  заключалось,  мэр  затруднился  бы
определить, но что-то было не так. Служащие суетились, как обычно,  едва
замечая начальника. Дверцы  лифта  за  его  спиной  остались  открытыми,
освещение внутри погасло. Он попытался  отправить  датавиз  контрольному
процессору - никакой реакции. Мэр  попробовал  отзвонить  ремонтникам  и
обнаружил, что сетевые процессоры отключены.
   Черт, только этого не хватало - полный сбой электроники.  По  крайней
мере, понятно, почему сообщений нет.
   А войдя в  свой  кабинет,  мэр  увидал,  что  в  его  любимом  кресле
развалился смуглокожий  юноша.  В  зубах  юноша  держал  толстую  мягкую
палочку, кончик которой слегка тлел. А уж его костюм... "Ретро"!
   Мэр Харвуд попытался выскочить обратно в коридор. Без  толку.  Дорогу
ему  загородили  трое  здоровяков  в  таких  же  старомодных  двубортных
костюмах, бурых широкополых шляпах.  В  руках  они  сжимали  примитивные
автоматические винтовки с дисковыми магазинами.
   Мэр попытался  датавизировать  гражданский  сигнал  тревоги,  но  его
нейросеть отказала, и  ровные  ряды  иконок  трусливо  сбежали  из  поля
зрения.
   - Садитесь, господин мэр, - благодушно промолвил Аль Капоне. - Нам  с
вами есть что обсудить.
   - Вряд ли.
   Приклад  "томпсона"  ткнулся  Авраму  Харвуду  между  лопатками.  Мэр
всхлипнул от боли, перед глазами  все  померкло.  Посетительское  кресло
врезало ему под коленки, и мэр рухнул на подушки, хватаясь за грудь.
   - Понял? - поинтересовался Аль Капоне. - Не ты здесь главный. Так что
давай лучше сотрудничать.
   - Полиция  будет  здесь  через  пять  минут.  И,  мистер,  когда  она
прибудет, тебя и твою банду размажут по стенам. Даже  не  думай,  что  я
тебе  помогу  торговаться.  Комиссар  знает  мою  политику  в  отношении
заложников. Никаких уступок.
   Аль Капоне широко ухмыльнулся и подмигнул.
   - Мой парень, Авви. Ты мне нравишься. Всегда уважал  парней,  которые
не сгибаются. Ты же не сопля какая. Чтобы в таком городище  пролезть  на
самую вершину, нужна голова, да не пустая. Так что перемолвись словечком
со своим комиссаром. Прочисти мозги.
   Он поманил кого-то пальцем. Аврам Харвуд обернулся и  увидел,  как  в
кабинет входит комиссар Восбург.
   - Привет, господин мэр, - весело помахал рукой Восбург.
   - Род! О Господи, они и тебя достали...
   Слова застряли у него в горле, когда знакомое лицо Восбурга  поплыло.
На щеках появилась шерсть - не борода,  а  густой  жесткий  мех...  лицо
превращалось в морду.
   - И меня тоже достали.  -  Голос  тоже  изменился  -  клыки,  слишком
длинные  для   человека,   мешали   говорить   внятно.   Чудовище   дико
расхохоталось.
   - Да кто вы такие, черт?! - взвыл Аврам Харвуд.
   - Покойники, - ответил Аль. - Мы вернулись.
   - Херня.
   - Спорить не стану. Как я уже сказал, у нас есть предложение. Один из
моих ребят - почти  мне  ровесник  -  ляпнул,  что  у  вас  это  зовется
неотразимым предложением. Мне оборот понравился. Вот это я тебе и  готов
сделать, Авви, мальчик мой, - неотразимое предложение.
   - Какое?
   - А вот какое: я не только души возвращаю к новой  жизни.  Я  намерен
воскресить  Организацию.  Ту,  что  была  у  меня  когда-то,  только   в
...надцать  раз  круче.  Тебе  я  предлагаю  присоединиться.  На  полном
серьезе, даю слово. Ты, твоя семья, твои близкие -  вас  не  одержат.  Я
знаю, как награждать за верность.
   - Ты псих. Ты полный берсеркоид. К  тебе  присоединиться?  Да  я  еще
увижу, как тебя и всех вас, психопатов,  в  порошок  сотрут,  и  еще  на
костях ваших попляшу.
   Аль наклонился вперед и облокотился на стол, серьезно глядя на мэра.
   - Извини, Авви.  Не  выйдет  у  тебя  ничего.  Ни  хрена  не  выйдет.
Понимаешь, мое имя слышат и думают: