ал,
все сбоило бы.
   Лайия обдумала его слова и неохотно согласилась.
   - Ты, скорее всего, прав. И они не пытались нас угнать.
   - Взлет "Танту" их  тоже  напугал.  Флетчер  этих  мятежников  просто
ненавидит.
   - Ага. Ладно, разобрались.  Остается  один  вопрос:  кто  объявит  им
новости и расскажет, что именно случилось на их родной планете?
   Фурей вдруг снова обнаружил, что стал центром всеобщего внимания.
   - Ну спасибо большое!
   К  тому  времени,  когда  пилот  добрался  через  несколько  палуб  к
пассажирскому  салону,  командующая  эскадрой  уже  принялась   отдавать
приказы подчиненным ей судам. Два фрегата, "Ладора"  и  "Левек",  должны
были  остаться  на  орбите  Норфолка,  где  им  полагалось  обеспечивать
карантин. Любые попытки покинуть планету хотя бы на челноке должны  были
пресекаться  огнем   без   предупреждения.   Любой   торговый   корабль,
прибывающий  в  систему,  должен  был   вернуться   в   точку   отбытия;
неподчинение приказу вызывало немедленный огонь. "Интари" предписывалось
продолжить свой рейс. Остальные  корабли  эскадры  возвращались  в  штаб
шестого  космофлота  на  Тропсе  за  дальнейшими  указаниями.   "Далекое
королевство"  освобождалось  от  контракта  вместе  с   налагаемыми   им
обязательствами.
   После краткого спора с адмиралом Лайия объявила:
   - Нам позволено вернуться на Марс. Сколько протянется карантин, никто
не знает, а надолго застревать на Тропсе я не хочу.  Технически  мы  все
еще на военной службе, так что запрет на  гражданские  рейсы  к  нам  не
относится. В худшем случае пусть адвокаты спорят, когда мы вернемся.
   К тому времени, когда Фурей  проскользнул  в  салон,  настроение  его
стало получше. В люк он влетел головой вперед,  отчего  казалось,  будто
пассажиры сидят на  потолке,  -  пришлось  перевернуться  и  прицепиться
ногами к липучке. Пилот неловко улыбнулся девочкам.  Луиза  и  Женевьева
смотрели на него  тревожно,  будто  предчувствуя  беду,  и  все  же  так
доверчиво, что их взгляды ложились на его сердце бременем.
   - Сначала хорошая новость, - проговорил он. - Через час мы отбываем к
Марсу.
   - Здорово, - отозвалась Луиза. - А плохая?
   Он отвел взгляд, не в силах видеть их лиц:
   - Причина, по которой мы улетаем... Только что прибыл  космоястреб  с
официальным  предупреждением  от  первого  адмирала  и  Ассамблеи.   Они
считают...  что  люди  становятся...  одержимыми.  На   Атлантисе   было
сражение, нас предупредил какой-то Латон. Слушайте,  с  людьми  творится
что-то странное, и они это так назвали. Мне  очень  жаль...  но  адмирал
считает, что именно это случилось на Норфолке.
   - Вы хотите сказать,  что  и  на  других  планетах  то  же  самое?  -
испуганно спросила Женевьева.
   - Да.
   Фурсй посмотрел на нее, нахмурившись, и по его коже побежали мурашки.
В голосе ее не было ни капли недоверия. Дети всегда  любопытны...  Пилот
посмотрел на Флетчера, на Луизу. Оба были встревожены, но не удивлены.
   - Вы знали, да? Вы знали!
   - Конечно, - Луиза виновато улыбнулась.
   - Вы с самого начала знали. Господи Иисусе, что же вы  молчали?  Если
бы мы знали, если бы адмирал... - Голос Фурея прервался.
   - Именно, - подтвердила Луиза. Пилота изумило ее самообладание.
   - Но...
   -   Вам   тяжело   было    поверить    официальному    предупреждению
конфедеративной Ассамблеи. Нам, двум  девчонкам  и  земледельцу,  вы  не
поверили бы никогда. Так?
   Тяготения в салоне не было, но Фурей ухитрился повесить голову.
   - Так, - сознался он.
 
11 
 
   Лесистая долина была первозданно прекрасна, как бывает только в очень
старых обиталищах. Сиринкс брела по лесу, подходившему к самым  окраинам
единственного  на  Эдене  городка,  радуясь  тому,  как  много  деревьев
сохранилось здесь с первых дней обиталища. Пусть стволы их искривились и
покосились от старости, но они еще жили. Древние,  многовековые  деревья
не вписывались в упорядоченную, предсказуемую структуру парка,  так  что
обиталище вовсе забросило эту часть своего внутреннего пространства.
   Сиринкс не могла припомнить,  когда  еще  была  так  счастлива,  -  и
окружающая ее красота была не единственной тому причиной.
   "Отдаление порождает предвкушение", - с лукавой улыбкой сказал  Аули,
прежде чем поцеловать ее на прощание сразу после обеда. Наверное, он был
прав - он разбирался в людских чувствах еще лучше, чем в  сексе.  Это  и
делало его таким великолепным любовником -  полная  власть,  которой  он
обладал над ней.
   "Нет, он точно был прав", - грустно признала Сиринкс. Они  расстались
полтора часа назад, а тело ее уже отчаянно тосковало по нему.  От  одной
мысли о том, чем они займутся ночью,  когда  он  будет  принадлежать  ей
одной, в груди Сиринкс возникало сладкое томление.
   Об их поездке на Эден судачили все друзья и родные.  Эта  сторона  их
связи доставляла Сиринкс едва ли не больше радости, чем физическая. Аули
было сорок четыре года - на двадцать семь лет больше, чем ей. Выросшая в
обществе слишком эгалитарном и либеральном, чтобы его членов можно  было
шокировать, Сиринкс тем не менее успешно справлялась с этой задачей.
   Разница в возрасте давала о себе знать редко, и как раз в  этот  день
выдался  такой  случай.  Аули  хотел  посетить  одну  из   каверн   близ
оконечности  обиталища,  где  работали  кибернетические  системы   конца
двадцать первого века, сохраняемые в качестве живого музея. Ничего более
скучного  Сиринкс  придумать  бы  не  смогла.  Они  шли  по  первому  из
выращенных обиталищ, созданному пятьсот лет назад, основе их культуры, а
Аули хочется смотреть на каких-то древних роботов?
   Так что они расстались. Аули пошел к своим паровым машинам, а Сиринкс
- погулять внутри  обиталища.  Эден  был  куда  меньше  своих  потомков:
цилиндр  одиннадцати  километров  длиной  и  трех  -  диаметром;  скорей
прототип, чем первый серийный образец. Звездоскребов на нем не  было,  и
жители его ютились в городке, оседлавшем северную оконечность.  И  здесь
всюду виднелись следы прежних  эпох  -  нынешние  обитатели  старательно
сохраняли примитивные сборные бунгало  из  металла  и  композита.  Перед
каждым  домиком  лежал  нарядный  огородик  в  два  шага   с   древними,
чистогенными растениями. Пусть их плоды не отличались  ни  размером,  ни
пестротой нынешних потомков, но контекст делал их  чем-то  большим,  чем
просто украшение. Они были живой - во всех смыслах - историей.
   Сиринкс двинулась, как ей  показалось,  по  тропе,  огибая  узловатые
корни, сплетавшиеся чуть ли не на уровне  пояса,  пригибаясь,  чтобы  не
зацепить клейкие лозы. Каждый квадратный сантиметр коры покрывали мох  и
лишайник, наделяя каждое дерево собственной микроэкологией. В лесу  было
жарко, недвижный воздух переполняла влага. Костюм Сиринкс - тугой топ  и
коротенькую юбочку, -  предназначенный  исключительно  для  того,  чтобы
подчеркивать в глазах Аули ее девичью фигурку, здесь оказался совершенно
неуместен. Разом отсыревшая  ткань  мешала  каждому  движению.  Прическа
погибла в первые же минуты, мокрые волосы грязными  прядями  рассыпались
по плечам. На руках и ногах множились черные и зеленые  пятна  -  боевая
раскраска кисти самой природы.
   Но несмотря  на  неудобства,  девушка  продолжала  двигаться  вперед.
Предвкушение чего-то необычайного гнало ее, нарастая, и к Аули  оно  уже
не имело никакого отношения. Это было  что-то  иное  -  скорее  ощущение
приближающегося божества.
   Из густого леса она  вышла  на  берег  тихого  лесного  озера,  почти
заросшего розовыми и белыми лотосами. По  редким  участкам  чистой  воды
неслышно скользили черные лебеди. На  болотистом  бережке  стоял  домик,
совсем не похожий  на  городские,  -  сработанный  из  камня  и  дерева,
приподнятый над водой на сваях. Широкая крыша из сизого сланца  выходила
далеко за стены, образуя нечто вроде крытой веранды  и  придавая  домику
восточный вид.
   Движимая скорее любопытством, чем тревогой, Сиринкс пошла к дому. Дом
этот казался ей одновременно предельно неуместным  и  очень  подходящим.
Совершенно позеленевшие от вековой патины эоловы колокольцы  позвякивали
тихонько, когда она поднялась  по  скрипучим  ступеням  на  веранду  над
озером.
   Там ее ждали. Дряхлый китаец в темно-синем шелковом  халате  сидел  в
инвалидной  коляске,  накрыв  ноги  клетчатым  пледом.  Лицо  его   было
фарфорово-хрупким, как бывает у очень глубоких стариков, на лысой голове
остался только  ниспадавший  на  воротник  венчик  серебряных  нитей  на
затылке. Даже  коляска  его  была  антикварная,  из  резного  дерева,  с
огромными узкими колесами и хромированными спицами.  Мотора  на  ней  не
было. Можно было подумать, что старик не сходил с нее годами, так удобно
он пристроился в ее объятиях. На перилах  восседала  сова,  не  сводя  с
Сиринкс глазищ.
   Старик поднял усеянную печеночными пятнами морщинистую руку и поманил
девушку.
   - Подойди поближе.
   С ужасом осознавая,  как  безобразно  она  сейчас  выглядит,  Сиринкс
сделала пару нерешительных  шажков.  Она  покосилась  в  открытые  окна,
пытаясь заглянуть в дом, но за рамами колыхалась  безликая  тьма.  Тьма,
скрывавшая...
   - Как меня зовут? - резко спросил старик. Сиринкс нервно сглотнула.
   - Вы - Вин Цит Чон, сэр. Вы изобрели сродство и эденизм.
   - Что за неряшливый способ  мыслить,  дорогая  моя.  Культуру  нельзя
изобрести, ее можно только вырастить.
   - Простите. Я не... Мне трудно думать.
   Во тьме мелькали чьи-то тени, смутно знакомые контуры. Сова  тихонько
заухала, и Сиринкс виновато отвела глаза, вновь глянув на старика.
   - Почему тебе тяжело думать?
   Она махнула рукой в сторону окна.
   - Там. Люди. Я их помню. Правда. Что я тут делаю? Я не помню.
   -  Внутри  никого  нет.  Не  позволяй  своему  воображению  заполнять
черноту, Сиринкс. Ты здесь только с одной целью - повидаться со мной.
   - Зачем?
   - Потому что у меня к тебе есть очень важные вопросы.
   - Ко мне?
   - Да. Что есть прошлое, Сиринкс?
   - Прошлое суть сумма событий, складывающихся в настоящее, которое...
   - Стоп. Что есть прошлое?
   Девушка пожала плечами. Ей было мучительно стыдно -  стоять  вот  так
перед основателем эденизма и не ответить на такой простой вопрос.
   - Прошлое есть мера энтропического распада...
   - Стоп. В каком году я умер?
   - Ох... В 29-м.
   Она выдавила облегченную улыбку.
   - А в каком году родилась ты?
   - В 258-м.
   - Сколько тебе лет?
   - Семнадцать.
   - И что я есть в тот момент, когда тебе семнадцать?
   - Часть множественности Эдена.
   - Из чего состоит множественность?
   - Из людей.
   - Нет. Физически - нет. Из чего она состоит в реальности? Назови  мне
процесс, связанный со смертью.
   - Перенос... О, воспоминания!
   - Так что есть прошлое?
   - Воспоминания.
   Она широко улыбнулась, расправила плечи и ответила формально:
   - Прошлое суть память.
   - Наконец-то мы продвигаемся вперед. Где  то  единственное  место,  в
котором твое личное прошлое может обрести форму?
   - В моем разуме?
   - Хорошо. А в чем смысл жизни?
   - В накоплении опыта.
   - И это тоже, хотя со своей личной точки зрения добавил бы, что жизни
следует быть и восхождением к чистоте и истине.  Но  в  глубине  души  я
остаюсь упрямым старым буддистом даже через столько лет. Поэтому я и  не
смог отказать  твоим  психотерапевтам  в  просьбе  поговорить  с  тобой.
Очевидно, я для тебя остаюсь уважаемой персоной.
   Губы его дрогнули в улыбке.
   -  В  подобных  обстоятельствах  с  моей  стороны  помочь   в   твоем
освобождении - это дана, от которой я не мог отказаться.
   - Дана?
   - В буддизме - дарение, жертва, которая помогает даяка - дающему - на
шаг приблизиться к просветлению, позволяя преобразовать его мышление.
   - По... понятно.
   - Если и вправду так, я буду очень удивлен.  Эденизм,  похоже,  вовсе
отошел от религии, чего я, признаться,  не  предвидел.  Однако  нынешняя
наша проблема гораздо более актуальна. Мы  установили,  что  жизнь  есть
накопление опыта, а прошлое суть память.
   - Да.
   - Может ли оно навредить тебе?
   - Нет, - гордо ответила она. Очень логичный ответ.
   - Ты не права. Если бы так и было, мы не учились бы на ошибках.
   - Я учусь на них - да. Но они не причиняют мне вреда.
   - Однако прошлое может влиять на тебя. И очень  сильно.  Полагаю,  мы
спорим о том, сколько ангелов поместится  на  острие  иглы,  но  влияние
может быть вредоносным.
   - Наверное...
   - Скажу по-иному: воспоминания могут тревожить тебя.
   - Да.
   - Хорошо. Как это влияет на твою жизнь?
   - Если хватает  ума,  человек  не  повторяет  уже  сделанных  ошибок,
особенно болезненных.
   - Правильно. Таким образом, мы установили - прошлое  может  управлять
тобой, но само тебе неподвластно, так?
   - Так.
   - А как насчет будущего?
   - Сэр?
   - Может ли прошлое подчинять себе будущее?
   - Оно на него влияет, - осторожно ответила девушка.
   - Посредством чего?
   - Людей.
   - Хорошо. Это называется камма - в западной традиции принцип  -  "Что
посеешь, то и пожнешь". Проще говоря - судьба. Твои действия в настоящем
предрешают будущее, но сами основываются на твоей интерпретации прошлого
опыта.
   - Понятно.
   - В этом отношении у тебя серьезная проблема.
   - Да?
   - Да. Однако прежде чем мы продолжим,  я  попрошу  тебя  ответить  на
вопрос личного свойства. Тебе семнадцать  лет;  ты  веришь  в  Бога?  Не
столько  примитивное  понятие,  как  тот  Творец,  которого  громогласно
восхваляет большинство религий адамистов, но, быть может,  некую  высшую
силу, привносящую порядок во вселенную? Отвечай честно,  Сиринкс.  Я  не
рассержусь, каким бы ни был твой ответ. Не забудь, из всех эденистов  я,
вероятно, наиболее склонен к исканиям духа.
   - Я верю... я думаю... нет, боюсь, что не верю.
   - Приму это за ответ. В нашем роду подобные сомнения распространены.
   - Правда?
   - Воистину так. Сейчас я кое-что сообщу тебе  о  тебе  самой,  сообщу
постепенно, а тебя попрошу подвергнуть каждое высказывание скрупулезному
логическому анализу.
   - Понятно.
   - Это воспринимаемая реальность, и ты помещена сюда, чтобы справиться
со своей болезнью.
   Старик ласково улыбнулся, взмахом руки предлагая девушке продолжить.
   - Если я прохожу лечение, моя болезнь не может быть физического плана
- мне не потребовалась бы воспринимаемая реальность. Значит, у меня было
нечто наподобие нервного срыва, а это - сеанс психотерапии?
   При этих словах  у  нее  бешено  заколотилось  сердце,  но  торопливо
прогоняемая по сосудам кровь почему-то лишь холодила руки.
   - Хорошо. Но,  Сиринкс,  у  тебя  не  было  нервного  срыва,  и  твои
мыслительные процессы образцово стройны.
   - Тогда почему я здесь?
   - Действительно - почему?
   - Ох... Внешнее воздействие?
   - Да. Крайне неприятные переживания.
   - Психотравматический шок.
   - Как я уже сказал, твои мыслительные способности впечатляют.  Те  из
нас, кто занимается твоим лечением, блокировали доступ к твоей  взрослой
памяти, чтобы на эти процессы не оказывала влияния память о шоке. Сейчас
ты можешь думать без помех, но в этом состоянии твой интеллект не  может
функционировать на полную мощность.
   Сиринкс широко улыбнулась.
   - Хотите сказать, что я вообще-то умнее?
   - Я бы сказал - быстрее соображаешь. Но нынешние твои способности для
наших целей вполне пригодны.
   - А наши цели - это моя психотерапия. Пока моя взрослая  память  была
доступна, я не слушала. Кататония?
   - Частично. Твой уход от реальности был  вызван  тем,  что  психологи
называют психотическим порочным кругом.  Те,  кто  причинил  тебе  боль,
пытались принудить тебя к чему-то невыразимо мерзкому. Ты  отказалась  -
из любви. Все эденисты гордятся твоей стойкостью, но именно это упорство
и привело тебя к нынешнему состоянию.
   Сиринкс потупилась со смущенной улыбкой.
   - Мама всегда говорила, что я упрямица.
   - Она была совершенно права.
   - Тогда что мне делать сейчас?
   - Узреть корень причиненного  тебе  зла.  Шок  можно  преодолеть;  не
мгновенно, но как только  ты  разрешишь  себе  помнить  случившееся,  не
позволяя ему подмять тебя, как случалось до сих пор, с воспоминаниями  и
чувствами можно будет справляться постепенно.
   - Так вот почему вы говорили о прошлом - чтобы я могла встретить свои
воспоминания без страха, потому что они всего лишь воспоминания! Сами по
себе они безвредны.
   - Великолепно. Сейчас я открою их перед тобой.
   Сиринкс напряглась, хотя и понимала, что это глупо, стиснув кулаки  и
подтянув живот.
   - Посмотри на сову, - сказал Вин Цит Чон. - Скажи мне ее имя.
   Сова моргнула и расправила крылья.  Девушка  вглядывалась  в  пестрый
узор охряных и  бурых  перьев,  и  те  потекли  вдруг  водой,  становясь
полночно-синими и лиловыми.
   - "Энон"! - вскрикнула она. И остров Перник обрушился на нее лавиной,
заставив Сиринкс испуганно вцепиться в перила.
   - Не надо, Сиринкс, - попросил "Энон". Вплетенный в эти простые слова
поток тоски и отчаяния был так силен, что глаза девушки обожгли слезы. -
Не бросай меня снова.
   - Никогда. Никогда больше, любимый.
   Все тело ее трепетало, откликаясь на прихлынувшие воспоминания многих
прошедших лет. И последнее, врезавшееся  в  память,  прежде  чем  мерзко
пахнущая тьма поглотила ее, самое яркое - пыточная и ее палачи.
   - Сиринкс?
   - Я здесь, -  дрожащим  голосом  уверила  она  космоястреба.  -  Я  в
порядке, я не уйду.
   - Ты спасла меня от них.
   - Как я могла поступить иначе?
   - Я люблю тебя.
   - А я тебя.
   - Я был прав, - промолвил Вин Цит Чон.
   Подняв  глаза,  Сиринкс  увидала  на  лице  старика  мягкую   улыбку.
Разбежавшиеся по лицу морщинки делали его еще древней.
   - Сэр?
   - Сделав то, что я совершил столетия назад. Открыв людям  таящиеся  в
них любовь и горечь. Только это позволяет нам смиряться с  тем,  что  мы
есть. Ты живое доказательство тому,  Сиринкс.  Благодарю  тебя  за  это.
Теперь открой глаза.
   - Они открыты.
   Он театрально вздохнул.
   - Какая зануда. Тогда закрой!
   Сиринкс открыла глаза и увидела над  собой  небесно-голубой  потолок.
Темные пятна по краям  поля  зрения  сгустились  и  превратились  в  три
озабоченных склонившихся над ней лица.
   - Привет, мам, - прошептала она. Говорить было  тяжело,  и  все  тело
ныло, точно затянутое в тесный комбинезон. Афина заплакала.
 
*** 
 
   В редакторской было пятнадцать голоэкранов, выстроившихся вдоль стены
шеренгой. Все они работали, и разнообразие  выведенных  на  них  образов
впечатляло - от вида на Амариск с тысячекилометровой  высоты  с  клубами
алых  туч,  растекающимися  вверх  по  течению  притоков  Джулиффа,   до
чудовищно жаркой космической битвы над Лалондом, от  разгрома  наемников
Резы Мейлина при  деревне  Памьерс  до  стайки  возбужденных  ребятишек,
выбегающих из деревенского дома  навстречу  подъезжающему  вездеходу  на
воздушной подушке.
   Из пятерых собравшихся за  редакторским  столом  четверо  взирали  на
экраны с тем нервозным энтузиазмом, который неизменно отличает  зрителей
действительно масштабных катастроф, в которых страдания отдельных  людей
затмевает общая зрелищность  происходящего.  Затесавшаяся  среди  коллег
Келли поглядывала на свою работу с отстраненностью, которой была обязана
в основном запущенной через нейросеть программе-транквилизатору.
   - Больше резать нечего, - запротестовала Кейт Элвин, старший редактор
отдела новостей.
   - Мне  не  нравится,  -  заметил  Антонио  Уайтлок,  глава  отделения
"Коллинз"  на  Транквиллити,  бюрократ   с   шестидесятилетним   стажем,
пробравшийся наверх из отдела экономических новостей. Для Транквиллити -
почти идеальный начальник, но  с  молодыми  вольными  репортерами  вроде
Келли Тиррел отношения  у  него  не  складывались.  Репортаж  с  Лалонда
перепугал его до безъязычия. - Невозможно пускать новости на три часа.
   - Яйца отрасти! - огры