огня  перебила  курице  шею.  Разлетелись  перышки,  и   хлынула
неожиданно обильным потоком кровь. Мойо понимал,  насколько  нелепо  это
выглядит - такой мощью кур давить. Но если хоть так получается...
   Расстреляв всех кур в поле зрения, Мойо подошел к ближайшей тушке,  и
та, к его изумлению, бросилась прочь, болтая держащейся на одной полоске
кожи головой. Одержимый недоверчиво воззрился на нее - сам он всю  жизнь
полагал, что это сказка. Потом к свободе устремился  второй  труп.  Мойо
закатал рукава и призвал огоньку посильнее.
   Когда  он  вернулся  в  бунгало,  из-за  приоткрытой  двери  в  кухню
доносились голоса. Ему даже не понадобилось  напрягать  шестое  чувство,
чтобы понять, кто заглянул в гости.
   Под управлением  Стефани  печка  пылала  жаром.  Вокруг  нее  грелись
ребятишки, попивая чай из огромных кружек. При виде Мойо все замолчали.
   Стефани улыбнулась было смущенно и тут же изумленно моргнула при виде
обугленных ошметков курятины. Дети захихикали.
   - А ну, марш в холл! - прикрикнула она на них. - А  я  тут  посмотрю,
что можно спасти.
   - Какого черта ты творишь? - спросил Мойо, когда они вышли.
   - Приглядываю за ними, конечно. Шеннон говорит, что со дня  появления
одержимых она ничего не ела.
   - Но ты не можешь! Представь...
   - Представить что? Что полиция явится?
   Мойо бросил обугленные тушки на кафельный разделочный столик у плиты.
   - Извини.
   - Мы в ответе только перед своей совестью. Больше  нет  законов,  нет
судов, нет правых и виноватых. Только "правильно" и "не правильно".  Для
того нам ведь и дана эта новая  жизнь,  верно?  Чтобы  слушаться  только
себя.
   - Не знаю. Наверное.
   Стефани прижалась к нему, обняв за талию.
   - Посмотри на это с точки зрения эгоиста.  Ну  чем  тебе  еще  занять
день?
   - А я-то думал, что это я неплохо приспособился.
   - Поначалу - да. А я просто не сразу в себя пришла.
   Он выглянул в холл. Прыгающих по диванам ребятишек оказалось  восемь,
все не старше двенадцати-тринадцати.
   - Не привык я к детям.
   - К курам, судя по всему, тоже. Но их ведь ты притащил домой?
   - А ты уверена, что хочешь этим заниматься? Я хочу сказать -  сколько
ты сможешь за ними приглядывать? Что случится, когда они  подрастут?  Им
стукнет шестнадцать, и их одержат? Не самая приятная перспектива.
   - Этого не будет. Мы избавим этот  мир  от  контакта  с  бездной.  Мы
первые и последние одержимые. Подобное больше не повторится. И  в  любом
случае, я не собиралась растить их в Экснолле.
   - А где же?
   - Мы отвезем их к Мортонриджскому перешейку и сдадим другим живущим.
   - Да ты шутишь.
   Нелепое заявление - он уже ощутил в ее мыслях железное упорство.
   - Только не говори, что хочешь проторчать в Экснолле всю вечность.
   - Нет. Но первые пару недель согласился бы.
   - Путешествовать - значит копить впечатления. Я  тебя  не  заставляю,
Мойо, можешь остаться здесь и учиться играть в крикет.
   - Сдаюсь. - Он со смехом расцеловал ее.  -  Пешком  они  не  пройдут,
слишком далеко. Нам потребуется какой-то транспорт.  Так  что  я  обойду
город, гляну, что нам оставила Эклунд.
 
*** 
 
   Уже в восьмой раз Сиринкс подходила к старинному домику Вин Цит  Чона
на  берегу  озера.  Иногда  они  беседовали   наедине,   порой   к   ним
присоединялись психотерапевты, Афина, Сайнон и  Рубен.  Но  сегодня  они
опять были только вдвоем.
   Вин Цит Чон, как всегда, сидел на веранде в своей инвалидной коляске,
набросив на колени клетчатый плед.
   - Добро пожаловать, милая Сиринкс. Как поживаешь?
   Она слегка поклонилась на восточный манер -  привычка,  приобретенная
ею после второго сеанса.
   - Сегодня утром с ног сняли медпакеты. Едва могу ходить - такая  кожа
нежная.
   - Надеюсь, ты не винишь в этом незначительном неудобстве врачей?
   - Нет,  -  она  вздохнула.  -  Они  просто  сотворили  чудеса.  Я  им
благодарна. А боль - она скоро пройдет.
   Вин Цит Чон слабо улыбнулся.
   - Именно такой ответ тебе и следовало  дать.  Будь  я  подозрительным
стариком...
   - Извините. Но я действительно воспринимаю физическое неудобство  как
преходящее.
   - Весьма удачно. Последние цепи сброшены.
   - Да.
   - И ты вновь можешь летать среди звезд. А что, если ты снова попадешь
к ним в лапы?
   Девушка вздрогнула, строго покосившись на старика.
   - Мне кажется, я еще недостаточно выздоровела, чтобы  раздумывать  об
этом.
   - Конечно.
   - Ладно. Если хотите знать, я теперь вряд ли  с  такой  охотой  стану
покидать жилой тороид "Энона". По крайней  мере  до  тех  пор,  пока  во
Вселенной остаются одержимые. В моем положении это так плохо? Я  подвела
вас?
   - Ответь сама.
   - Я до сих пор вижу их в кошмарах.
   - Знаю. Хотя и реже - мы считаем, что это  признак  прогресса.  Какие
еще симптомы сохраняются?
   - Я снова хочу летать, но... мне трудно заставить  себя  решиться  на
это. Похоже, что меня пугает неопределенность. Я могу столкнуться с ними
вновь.
   - Неопределенность или неизвестность?
   - Как вы любите копаться в мелочах.
   - Ублажи старика.
   - Неопределенность, безусловно. Неизвестное меня всегда  притягивало.
Я так любила исследовать новые миры, находить новые чудеса...
   - Прости, Сиринкс, но ты никогда этого не делала.
   - Что? -  Она  повернулась  к  нему,  отпустив  поручни,  на  которые
опиралась, только чтобы увидеть на лице старика все  то  же  раздражающе
спокойное выражение. - Мы с "Эноном" не один год этим и занимались.
   - Вы не один год изображали туристов. Вы восхищались тем, что открыли
другие, что они построили, как они жили. Это  поведение  туриста,  а  не
первооткрывателя, Сиринкс. "Энон"  никогда  не  залетал  в  систему,  не
нанесенную на карту. Твоя нога ни разу не ступала на планету первой.  Ты
всегда действовала наверняка, Сиринкс. И даже это тебя не спасло.
   - От чего?
   - От неизвестности.
   Она присела в плетеное кресло.
   - Вы так обо мне думаете?
   - Да. Не надо стыдиться, Сиринкс, - у всех нас есть слабости. Свои  я
знаю, и их больше, чем ты была бы готова поверить.
   - Как скажете.
   - Ты, как всегда, упряма. Я еще не решил, слабость это или сила.
   - Зависит от обстоятельств, наверное, - она выдавила лукавую улыбку.
   Старик согласно кивнул.
   -  Как  скажешь.  В  этих  обстоятельствах,  соответственно,  следует
считать твое упрямство слабостью.
   - Вам кажется, что я должна была отдать им и себя, и "Энон"?
   - Нет, конечно. И мы встретились,  чтобы  определить  будущее,  а  не
переигрывать прошлое.
   - Так вы считаете, что мой предполагаемый страх остается проблемой?
   - Он сдерживает тебя, а это плохо. Твой разум  не  должны  сдерживать
преграды, даже поставленные себе самой.  Я  бы  предпочел,  чтобы  вы  с
"Эноном" смотрели в будущее с уверенностью.
   -  Как  так?  Я-то  думала,  что  уже  почти  исцелилась.  Вместе   с
психотерапевтами я пережила заново все пытки и несчастья,  мы  разобрали
при помощи логики все черные призраки прошлого. А теперь вы утверждаете,
что в моей психике таится глубоко укоренившийся порок. Если я не  готова
сейчас, то уже никогда не буду готова!
   - К чему?
   - Не знаю. Делать свое дело, наверное. Защитить эденизм от  одержимых
- все, что сейчас делают  другие  космоястребы.  Я  знаю,  "Энон"  хочет
помогать им.
   - Сейчас ты была бы  не  лучшим  капитаном,  если  бы  тебе  пришлось
принять в этой борьбе активную роль. Страх  неизвестности  всегда  будет
удерживать твою руку.
   - Об одержимых я знаю все, уж поверьте.
   - Да? Тогда что ты станешь делать, присоединившись к ним?
   - Присоединиться? Никогда!
   - Ты собираешься избежать смерти? Было бы  интересно  выслушать  твои
соображения на сей счет.
   - Ох. - Щеки ее покраснели.
   - Смерть - это величайшая неизвестность. И теперь, когда мы  знаем  о
ней больше, мера нашего незнания лишь увеличилась.
   - Как? Как она может увеличиться, когда мы узнаем больше?
   - Латон называл смерть великим путешествием. Что  он  хотел  сказать?
Киинты утверждают, что столкнулись с этим знанием и примирились  с  ним.
Как? Они не могут понимать реальность намного глубже, чем это делаем мы.
Эденисты переносят свои воспоминания в нейронные слои  по  смерти  тела.
Переходит ли вместе с ними и душа? Разве тебя не тревожат  эти  вопросы?
Меня пугает, что для нашего бытия такую важность приобрели  вдруг  столь
абстрактные, философские вопросы.
   - Ну да... если вот  так,  по  полочкам  разложить,  -  действительно
страшно.
   - Но ты все же не раздумывала над этим?
   - Раздумывала, конечно. Просто не слишком усердно.
   - Ты единственная из живых эденистов подошла вплотную к разгадке этих
тайн. Если она касается кого-то из нас, то прежде всего тебя.
   - Касается или препятствует?
   - Ответь сама.
   - Хоть бы вы прекратили это талдычить.
   - Ты знаешь, что этому не бывать.
   - Ну да. Ладно, я размышляла над этими вопросами, но что до ответов -
я не имею и понятия. А значит, и сами вопросы неуместны.
   - Хорошо. С этим я готов согласиться.
   - Да?
   - С одной поправкой. Неуместны  они  сейчас.  В  данный  момент  наше
общество поступает так,  как  у  него  заведено  в  моменты  кризиса,  и
полагается на грубую  силу,  чтобы  защитить  себя.  Опять  же  не  могу
поспорить - но чтобы добиться реального прогресса  в  этой  области,  мы
должны ответить на те  вопросы,  что  я  сформулировал,  а  существенных
сдвигов в этой области я покуда  не  наблюдаю.  А  мы  обязаны  получить
ответ. Человеческая раса не одолеет этой бездны, двигаясь по  накатанной
колее. Мы должны предоставить ей, осмелюсь сказать, откровение.
   - И вы намерены получить его на сеансе психотерапии?
   - Дорогая моя Сиринкс, конечно же, нет. Что за нелогичный вывод? Но я
разочарован, что ты еще  не  уловила  решения  более  насущной  для  нас
проблемы.
   - Какой еще проблемы? - раздраженно бросила она.
   - Твоей, - Старик досадливо прищелкнул пальцами,  будто  беседовал  с
капризной девчонкой. - Прошу тебя, сосредоточься.  Ты  хочешь  летать  и
одновременно опасаешься.
   - Да.
   - Все желают получить ответы на те вопросы, что я задал тебе,  но  не
знают, где их искать.
   - Да.
   - Есть раса, которая знает ответ.
   - Киинты? Знаю, но они заявили, что не помогут нам.
   -  Неверно.  Я  запросил  доступ  к  записи  внеочередного  заседания
Ассамблеи. Посол Роулор заявил, что киинты не помогут нам в  предстоящей
борьбе, причем в контексте это высказывание прозвучало двусмысленно. Что
имел посол в виду - физическую борьбу или поиск ответа?
   - Всем нам понятно, что в бою киинты нам не помощники. Следовательно,
посол имел в виду посмертие.
   - Разумное предположение. Будем надеяться, что  будущее  человечества
не окажется  поставлено  в  зависимость  от  единственной  не  правильно
понятой фразы.
   - Тогда почему вы не попросили посла киинтов на Юпитере разъяснить?
   - Сомневаюсь, что даже  посол  имел  право  разглашать  те  сведения,
которые мы сейчас ищем, невзирая на обстоятельства.
   Сиринкс застонала, поняв, чего от нее ожидают.
   - Вы хотите, чтобы я отправилась на  родную  планету  киинтов  и  там
спросила.
   - Как мило, что ты вызвалась добровольно.  Ты  отправишься  в  полет,
практически лишенный риска, и тем не менее столкнешься с неизвестностью.
К сожалению, исключительно на интеллектуальном  уровне,  но  это  станет
хорошим началом.
   - И неплохим лекарством.
   - Весьма удачное сочетание, верно? Не будь  я  буддистом,  я  мог  бы
вспомнить поговорку о двух птицах, убитых одним камнем.
   - Это при условии, что юпитерианское Согласие одобрит полет.
   В запавших глазах старика вспыхнула веселая искорка.
   - Основателю эденизма полагаются некоторые привилегии. Даже  Согласие
едва ли отвергнет мою скромную просьбу.
   Сиринкс закрыла глаза и увидела перед собой слегка  озадаченное  лицо
старшего психотерапевта. Только потом она  осознала,  что  улыбается  до
ушей.
   - Все в порядке? - вежливо поинтересовался он.
   - В полном.
   Осторожно вздохнув, она спустила ноги с  кровати.  Больничная  палата
была удобной и уютной, как бывало  только  в  ее  культуре.  Но  как  же
здорово будет вырваться отсюда!
   - "Энон"?
   - Да?
   - Надеюсь, ты хорошо отдохнул, любимый. Нас ждет долгий полет.
   - Наконец-то!
 
*** 
 
   Неделя для Икелы выдалась нелегкой. Дорадосы уже начали  страдать  от
запрета на гражданские  и  коммерческие  межзвездные  перелеты.  Экспорт
заглох, а собственная экономика астероидов была  не  настолько  развита,
чтобы  поглотить  продукцию  сотен  промышленных  станций,   обогащавших
обильные запасы руд. Очень скоро ему придется  увольнять  персонал  всех
семнадцати плавилен компании "Т'Опингту".
   То был первый кризис, с которым Дорадосы столкнулись за тридцать  лет
своей истории. Это были нелегкие годы, но те, кто верил в свое будущее и
готов был трудиться  ради  него,  не  щадя  себя,  получали  заслуженную
награду. Такие, как Икела. Он  прилетел  сюда  после  гибели  несчастной
Гариссы, как и многие другие обездоленные.  У  него  хватило  начального
капитала, чтобы завести свое дело, и  фирма  росла  по  мере  того,  как
расцветала экономика системы. За три десятилетия из озлобленного беженца
он превратился в крупного промышленника, занимавшего ответственный  пост
в правящем совете Дорадосов.
   И вот теперь этот кризис. Сам по себе он еще не означал разорения, но
социальное напряжение копилось с угрожающей быстротой. Дорадосы привыкли
к постоянному росту  и  обогащению.  Ни  на  одном  из  семи  заселенных
астероидов не было  существенной  безработицы.  И  люди,  оказавшиеся  в
одночасье без работы и постоянного дохода, едва ли с доверием  отнесутся
к совету, который в такой ситуации умоет руки.
   Вчера Икела обсуждал с коллегами идею  обязать  компании  выплачивать
незанятым работникам пенсию,  чтобы  поддержать  их  во  время  кризиса.
Решение казалось легким, покуда старший магистрат  не  начал  толковать,
насколько трудно будет законодательно его обеспечить. Совет, как всегда,
заколебался. И ничего не было решено.
   Сегодня Икеле предстояло самому решить что-то. Он  понимал,  что  ему
следовало  бы  показать  пример  другим,  выплачивать  своим  работникам
какую-то сниженную плату. Но он к таким решениям не привык.
   В собственную приемную на директорском этаже  он  вошел  без  особого
энтузиазма.  Ломи,  его  секретарша,  стояла  у  стола,  и  на  лице  ее
отражалось  необычайное  беспокойство.  Икела  с  некоторым   удивлением
заметил на ее  лодыжке  красный  платочек.  А  он-то  думал,  что  такая
здравомыслящая девочка, как Ломи, не станет  обращать  внимания  на  эту
полуночную чушь, заворожившую молодое поколение Дорадосов.
   - Я не могла ее задержать! - датавизировала Ломи. - Простите, сэр, но
она была так упорна, она сказала, что вы старые знакомые...
   Икела глянул в противоположный угол приемной. Поставив чашку  с  кофе
на столик, ему  навстречу  поднялась  с  дивана  невысокая  женщина,  не
выпускавшая из рук лямок болтавшегося на плече рюкзачка. Немногие жители
Дорадосов могли похвастаться настолько темными лицами. Судя по множеству
морщинок, ей  уже  за  шестьдесят,  решил  Икела.  Что-то  в  ее  чертах
показалось ему знакомым,  что-то  будоражило  подсознание.  Он  запустил
программу поиска в базе личных данных своей нейросети.
   - Добрый день, капитан, - проговорила она. - Давненько не виделись.
   Распознала ее программа или давно забытый титул вырвал из  памяти  ее
имя, Икела не понял.
   - Мзу! - выдавил он. - Доктор  Мзу.  О,  Мать  Мария,  что  вы  здесь
делаете?
   - Вы прекрасно знаете, что я здесь делаю, капитан.
   - Капитан? - переспросила Ломи, переводя взгляд с  гостьи  на  своего
начальника и обратно. - Я не знала...
   Икела отмахнулся от нее, не сводя глаз со Мзу, словно ожидая, что  та
вцепится ему в горло.
   - Меня ни для кого нет, - приказал  он.  -  Никаких  встреч,  файлов,
звонков. Нас никто не должен беспокоить. - Он  датавизировал  код  двери
своего кабинета. - Пройдемте, доктор, прошу.
   Окно  в  кабинете  было  всего  одно  -  длинная  стеклянная   лента,
выходившая в биосферную каверну Айякучо. Алкад Мзу одобрительно оглядела
фермы и парки.
   - Неплохо, учитывая,  что  у  вас  было  всего  тридцать  лет,  чтобы
построить все это. Гариссанцы  неплохо  устроились  здесь.  Я  рада  это
видеть.
   - На самом деле этой пещере всего пятнадцать лет. Айякучо был  вторым
из заселенных астероидов после Мапире. Но вы правы, вид прекрасный.
   Алкад кивнула, озирая просторный кабинет. И размеры его, и обстановка
призваны были скорее  подчеркивать  положение  владельца,  чем  вызывать
эстетическое удовольствие.
   - Да и вы, капитан, процветаете, как я  погляжу.  Впрочем,  таково  и
было ваше задание, не так ли?
   Икела рухнул в кресло за огромным столом из земного дуба.  Сейчас  он
вовсе  не  походил  на  деловитого  магната,  сделавшего  свою  компанию
"Т'Опингту"    лидером    межзвездного     рынка     по     производству
редкометаллических сплавов. Скорее на разоблаченного мошенника.
   - Я располагаю некоторыми  ресурсами  из  тех,  о  которых  шла  речь
первоначально, - проговорил  он.  -  Само  собой,  они  в  полном  вашем
распоряжении.
   Алкад Мзу присела у стола напротив него.
   - Это уже отсебятина, капитан. Мне не нужны ваши "ресурсы". Мне нужен
способный вести боевые  действия  звездолет,  который  вы  мне  обещали.
Который должен был быть готов к отлету в тот день, когда с  Омуты  сняли
санкции. Забыли?
   - Проклятие, Мзу, прошло тридцать лет! Тридцать! Я не знал, где  тебя
черти носят, жива ли ты еще! Мать Мария,  все  же  меняется!  Прости,  я
знал, что ты должна была прилететь в это время,  но  я  не  ожидал  тебя
здесь увидеть. Не подумал...
   Мысли Алкад захлестнул  ледяной  гнев,  выплеснувшийся  из  движущего
центра ее бытия.
   - У тебя есть корабль, на котором можно установить Алхимика?
   Он бессильно покачал головой и уткнулся лицом в ладони.
   - Нет.
   - Они убили девяносто  пять  миллионов,  Икела.  Они  разрушили  нашу
планету. По их милости мы дышим радиоактивной пылью, пока не  хлынет  из
легких кровь. Геноцид - это слишком хорошее слово для того,  что  они  с
нами сделали. Ты, я, все остальные выжившие  -  это  была  ошибка  с  их
стороны, недогляд. Нам нет места в этой Вселенной. У нас  осталась  одна
цель, один долг. Отмщение,  воздаяние  и  правосудие  -  три  путеводные
звезды. Мать Мария одарила нас  своим  благословением,  дав  нам  второй
шанс. Мы даже не пытаемся убить омутанцев. Я  бы  никогда  не  применила
Алхимик ради этого - я не стану такой, как они, потому что этим я отдала
бы им победу. Я всего лишь заставлю их страдать, чтобы они изведали хоть
каплю, хоть мельчайшую каплю той муки, что мы  испытывали  каждый  божий
день тридцать лет.
   - Хватит! - взревел Икела. - Я построил свою жизнь здесь.  Как  и  мы
все. Эта твоя миссия, твоя вендетта - чего ты добьешься  после  стольких
лет? Ничего! Тогда мы станем прокаженными. Пусть  омутанцы  несут  бремя
вины. Каждый человек, с которым они заговорят, каждый мир,  который  они
посетят, будет свидетелем их преступления.
   - Как мы вызываем жалость, где бы мы ни были.
   - О, Мать Мария! Хватит!
   - Ты поможешь мне,  Икела.  Я  не  оставлю  тебе  выбора.  Сейчас  ты
позволил себе все забыть. Довольно. Я заставлю тебя вспомнить.  Ты  стал
стар, ты стал толст и привык к уюту. Я не  могла  позволить  себе  такой
роскоши. Мне не дали. Что за ирония судьбы! Вечно напоминая мне об этом,
они питали мой гневный дух - они, их агенты, их взгляды исподтишка.  Они
поддерживали жизнь в собственном возмездии.
   - О чем ты?  -  Он  недоуменно  наморщил  лоб.  -  За  тобой  следили
омутанцы?
   - Нет, они все заключены там, где им и место. Кто я  и  что  создала,
выяснили  разведки  других  миров.  Не  спрашивай  как.   Должно   быть,
проговорил