ступлю!  Пойдем  в
библиотеку! Я хочу рассказать тебе, как сделал свое состояние!
   - Адам, ты сказал, двадцать тысяч?
   - Около того, думаю, если сонсоли вернутся к уровню, к которому,  как
считает Друммонд, они должны вернуться. Я поставил  на  карту  все,  что
имел, и до сих пор не знаю, откуда у меня взялась смелость это  сделать.
Такая сумасшедшая игра!
   - Я не думаю, что это было так, - возразила она. -  Ты  всегда  знал,
что мы разобьем Бонапарта!
   Он скривил гримасу:
   - Я не был так уверен, когда ввязался в это дело. Уиммеринг настолько
же хотел, чтобы я продал акции, насколько и твой отец.
   Она молча выслушала его рассказ о трех днях пребывания в Лондоне и  в
конце медленно проговорила:
   - Значит, ты сможешь сделать все, что захочешь.
   - Ну, это вряд ли! Не сразу. Но  я  могу  сделать  достаточно,  чтобы
поставить Фонтли на ноги, и,  когда  это  будет  выполнено,  я  не  буду
бояться за будущее. - Он улыбнулся ей. - Кто  знает?  Возможно,  к  тому
времени, когда Джайлс достигнет  совершеннолетия,  мы  будем  такими  же
богатыми, как и мистер Кук! Между прочим, твой отец собирается  завещать
закладные Джайлсу.
   - Ты не станешь их выкупать? - удивленно спросила она.
   - Нет. Он не хочет этого, и... Ну, я  не  знаю,  что  происходит,  но
когда" я мог это сделать, то обнаружил, что уже не хочу...
   - Я рада. Ему бы это не понравилось.
   - Да, я знаю,  что  не  понравилось  бы.  Вместо  этого  я  собираюсь
попробовать убедить его вложить часть своего состояния в  мой  разрез  -
только если я смогу внушить ему,  что  мы  сделаем  из  него  канал.  Ты
знаешь, Дженни, это то, что  нужно  в  этом  районе,  и  не  только  для
дренажа, но и  для  транспорта.  Я  совершенно  уверен  -  это  принесет
отличные дивиденды. Ты думаешь, он может заинтересоваться?
   - Ну, трудно сказать заранее, но полагаю,  что  может.  Ему  нравятся
инженерные работы и  гидротехнические  сооружения.  Но..,  когда  ты  не
позволил ему помочь тебе с фермой, о которой ты мечтал...
   - Это совсем другое дело! То было бы подарком, - а я и так принял  от
него слишком много подарков, - а это станет деловым партнерством.  -  Он
посмотрел на нее, его брови чуть приподнялись" в глазах стоял вопрос.  -
Тебе это не нравится, Дженни?
   - О нет! Конечно мне нравится! - сказала она, заливаясь краской.
   - И все-таки тебе не нравится. Почему ты смотришь так  серьезно?  Что
не дает тебе покоя?
   - Я не обеспокоена. Я рада, если ты рад!
   - Если я рад!
   - Если еще не слишком поздно! - выпалила она. Он был озадачен на миг;
потом сказал:
   - Это не слишком поздно. Она улыбнулась нерешительно:
   - Конечно, ты так говоришь.  Но  если  бы  это  случилось  в  прошлом
году...
   - Я бы женился на Джулии? Сомневаюсь в  этом.  Полагаю,  я  бы  нашел
способ уладить дела с кредиторами, но, думаю, вряд ли Оверсли согласился
бы на такую невыгодную партию для Джулии. Он однажды сказал мне, что  не
считает нас подходящими друг для друга. На самом  деле,  уверен,  мы  бы
очень плохо ладили. Она, бедная девочка, обнаружила бы, что я смертельно
скучен, а мне гораздо  лучше  с  моей  Дженни.  Она  вспыхнула  огненным
румянцем:
   - О нет, ты так не думаешь! Я действительно  стараюсь  окружить  тебя
уютом, но я некрасива и не обладаю столькими достоинствами, как она!
   - Нет, это совсем не так! С другой стороны, ты не разыгрываешь передо
мной  челтенхемских  трагедий,  когда  я  только-только  проглотил  свой
завтрак! - сказал он. Он взял ее лицо в свои  ладони,  приподняв  его  и
глядя на нее какое-то время, прежде чем поцеловать.  -  Я  действительно
люблю тебя, Дженни, - нежно сказал он. - Действительно  очень,  и  я  не
могу без тебя. Ты - часть моей жизни. Джулия никогда не стала бы такой -
просто мальчишеская неосуществимая мечта!
   Ее слегка кольнуло; она хотела спросить его: "Ты любишь меня  так  же
сильно,  как  любил  ее?"  Но  была  слишком  сдержанной,  чтобы  суметь
вымолвить эти слова; и через минуту поняла, что было бы очень глупо  это
делать. Вглядываясь в его глаза, она увидела в них тепло и нежность,  но
не жаркое пламя, которое в свое время горело в них, когда он смотрел  на
Джулию. Она уткнулась лицом в его плечо, думая о том, что и у  нее  тоже
была  неосуществимая  мечта.  Но  она  всегда  знала,  что  она  слишком
обыкновенна и прозаична, чтобы вдохновить его на то страстное  обожание,
которое он испытывал к Джулии. Может быть, Адам всегда будет  -  хранить
Джулию в одном из уголков своего сердца. Она была  утомительна  сегодня,
побуждая его разлюбить ее; но Дженни  не  считала,  что  это  отвращение
продлится долго. Джулия олицетворяет молодость и  возвышенные  мечты;  и
хотя он, возможно, и не стремился  больше  обладать  ею,  она  останется
ностальгически дорогой ему на протяжении всей жизни.
   Да, в конце концов, Дженни думала, что она,  выходя  за  него  замуж,
вознаграждена гораздо больше, чем рассчитывала. Адам действительно любил
ее: по-иному, но, возможно,  осознанно,  и  стал  зависим  от  нее.  Она
думала, что они проживут долгие годы в тихом добром согласии; никогда не
достигая заоблачных высот, но живя вместе в обстановке уюта и  с  каждым
годом крепнущей дружбы. "Но нельзя иметь и то и другое, - подумала  она,
- и я не могу все время жить в приподнятом настроении, так что, пожалуй,
мне лучше при нынешнем положении вещей".
   Она почувствовала, как его рука  легонько  гладит  ее  по  волосам  и
приподнимает голову. Он смотрел на нее серьезно, понимая, что ей больно,
хотя и не вполне сознавая причину этой боли. Она обняла  его,  ободряюще
ему улыбнулась. Поразмыслив, Дженни нашла успокоение в том, что, хотя  и
не была женой, о которой он мечтал, но именно с ней, а не с  Джулией  он
делил большие и  малые  житейские  превратности.  Ее  глаза  сузились  и
заблестели, когда она поведала ему о последних.
   - Пока мы были не одни, я бы тебе не сказала, но твоя мама пишет, что
все случилось именно так, как она предсказывала!
   Тень беспокойства сошла с его лица и сменилась весельем; он понимающе
воскликнул:
   - Ребенок Шарлотты похож на Ламберта! Она, посмеиваясь, кивнула:
   - Да,  и  она  говорит,  что  бедняжка  просто  огромен  и  ничем  не
примечателен, кроме того, что у него - уже теперь  -  решительно  важный
вид!
   Он разразился смехом; и ноющая боль в  ее  сердце  унялась.  В  конце
концов, жизнь складывается не из одних восторгов, а из вполне обыденных,
повседневных вещей. Видение сверкающих, недосягаемых вершин  само  собой
исчезло; Дженни вспомнила еще две Домашние  новости  и  поведала  о  них
Адаму. Они были не слишком романтичными, но на самом деле гораздо  более
важными,  чем  благородные  страсти  или  рухнувшая  любовь:  у  Джайлса
Джонатана  прорезался  первый  зуб,  а  любимая  корова   Адама   родила
замечательную телку.



ЗА ПОРОГОМ МЕЧТЫ

Джорджетт ХЕЙЕР






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


Анонс

     Мисс Абигайль Вендовер в глубине сердца все еще хранит девические грезы. Ее встреча с Майлзом Каверли началась со взаимных оскорблении, но неожиданно он оказался именно тем человеком, с которым можно от души повеселиться и которому не страшно доверить сокровенные мысли. Теперь ни его темное прошлое, ни далекий от совершенства костюм не могут скрыть от Абигайль золотое сердце единственного, предназначенного только для нее мужчины...

Глава 1

     Когда часы в гостиной уже прокашлялись, чтобы торжественно пробить восемь часов вечера, по лондонской дороге к большому особняку в Бате подъехала почтовая карета. Это был наемный экипаж, запряженный четверкой отличных лошадей, и изысканный облик молодой дамы, едущей в карете в обществе своей пожилой служанки, словно призван был свидетельствовать, что она лишь по забывчивости не купила себе в Лондоне личный экипаж для этого маленького путешествия. Оливково-зеленый шелковый редингот сидел на ее изящной фигурке как влитой, и всякая женщина с первого взгляда определила бы, что одевается дама у лучших лондонских модисток. И в то же время костюм был выдержан в простых линиях покроя, без украшений, вполне уместно для поездки. По элегантности ее костюм мог соперничать разве что только со шляпкой, таинственно оттеняющей лицо мисс Абигайль Вендовер. На шляпке также не наблюдалось пошлых букетиков или пышных рюшей, но притом сшита она была по самой последней моде из неаполитанского бархата и обвязана атласной лентой.
     Личико, помещавшееся под этой шляпкой, не принадлежало, прямо сказать, ни юной девушке, ни признанной светской красавице, но было полно шарма. Спокойные серые глаза светились, помимо очарования, еще и умом, однако остальные черты лица были не столь примечательны. Рот казался слишком велик для того, чтобы его можно было назвать красивым, форма чуть вздернутого носика была далека от классических образцов, а подбородок выдавал несколько избыточную для молодой леди решительность. Волосы тоже имели неопределенный цвет - нечто среднее между ультрамодным каштановым и ангельски-белесым, - скорее просто русые. Они не были собраны вместе и свободно свисали кудрявыми локонами на ее ушки. Волосы Абигайль под шляпкой были прикрыты, как обычно, скромным кружевным капором, что всегда раздражало ее вздорную племянницу Фанни, по-детски возмущенно фыркавшую, что Абигайль в таком чепчике напоминает косную старую деву.
     Фанни фыркала еще громче, когда Абигайль с легкой улыбкой отвечала ей своим спокойным мелодичным голоском:
     - Спасибо, что хоть не называешь меня старой вдовой...
     Похоже, приезда Абигайль все в доме ждали с нетерпением. Не успел экипаж въехать во двор, как парадная дверь распахнулась и к карете подскочил лакей, чтобы помочь мисс Абигайль спуститься по откидной приступочке на землю. Вслед за лакеем в дверях показался старик дворецкий, который сердечно приветствовал хозяйку - а именно хозяйкой этого дома и была мисс Абигайль Вендовер, или просто Эбби.
     - Вот уж добрый вечерок так добрый, коли вы наконец приехали домой, мэм! - проклекотал старик. - Рад вас видеть, мэм!
     - И я рада, Миттон, - отвечала Абигайль. - Господи, наверно, я никогда еще не отсутствовала дома столько времени! Как моя сестрица?
     - Превосходно, мэм, лучше не бывает, ежели не считать ее ужасного ревматизма, астмы, грудной жабы и сенной лихорадки. Надо сказать, она здорово приуныла и расшатала себе нервишки, стоило вам только уехать. Потом добавилось еще и легкое, но постоянное несварение и, как она говорит, чахотка...
     - О нет, не может быть, нет! - в притворном ужасе воскликнула Абигайль.
     - Конечно нет, мэм, - степенно согласился Миттон. - Не может, конечно. Думаю, несварение она придумала сама. А насчет чахотки - это все не более чем обыкновенная простуда, которая гуляет у нас в округе, всякому ясно. Одним словом сказать, покамест здешний новый доктор сумел ее убедить, что она не может рассчитывать ни на что большее, чем легкий кашель.
     Тут в глазах старого слуги появился игривый огонек, отчего Эбби сразу приняла строгий хозяйский вид. Старик покачал головой и добавил только:
     - Уж как она вас рада будет увидать! Последний день прямо места себе не находила, все боялась, что у нее снова приступ будет, а вы в это время приедете...
     - Тогда я немедленно иду к ней! - воскликнула Эбби и побежала вверх по лестнице, оставив служанку в обществе старика дворецкого. Пожилая миссис Гримстон была в свое время нянькой трем детям этой семьи, а Миттон служил тут дворецким вообще с незапамятных времен, так что между двумя слугами не утихала борьба за право верховенства среди прислуги. Вот и сейчас миссис Гримстон сумрачно посоветовала Миттону поменьше трепать языком о господских хворях, а позаботиться о сундучке хозяйки.
     В это время Эбби, взбегая вверх по лестнице, на первой же площадке попала в объятия своей старшей сестры. Та наскоро вытерла слезы и приказала Эбби, чтобы она не смела открывать рот, пока не отдохнет с дороги, не примет ванну и не перекусит; вслед за тем старшая мисс Вендовер, отчаянно противореча самой себе, велела Эбби немедленно рассказать о дорогих Джейн и Мэри, а в особенности подробно - о милом малютке, родившемся у Джейн.
     Сестры разнились по возрасту на целых шестнадцать лет, ведь Эбби была младшей, а Селина - самой старшей в большой семье, в которой трое детей умерли во младенчестве, а самый старший сын - не так давно, уже в весьма зрелом возрасте. Теперь в промежутке между Селиной, которой давно перевалило за сорок, и Эбби, имеющей в своем активе, точнее, в пассиве двадцать восемь лет, оставались лишь Джеймс, Мэри и Джейн. Именно у Джейн, которая была замужем за богатым человеком в Хантингдоншире, и провела Эбби большую часть своей полуторамесячной отлучки; сестра просила Эбби приехать - поддержать ее в многочисленных несчастьях, свалившихся на голову. Во-первых, ее детишки все одновременно заразились корью, и как раз в этот подходящий момент нянька рухнула с лестницы и сломала ногу; самое любопытное, что сама Джейн была не то что на сносях, а просто с минуты на минуту ожидала появления четвертого отпрыска сэра Фрэнсиса... В своем письме, разбухшем от пролитых на него рек слез и от недвусмысленных намеков, леди Джейн Чешем умоляла дорогую Эбби примчаться как можно скорее, а самое главное, привезти с собой старую миссис Гримстон, поскольку сама мысль о том, что придется доверить своих милых малюток случайной и наверняка беспутной няньке, приводит Джейн в ужас.
     Эбби немедленно отправилась в Хантингдоншир, где и оставалась, в условиях приближенных к Страшному суду, пять недель: трое детей валялись с корью, сестра несколько дней была прочно прикована к постели после родов, а зять, сэр Фрэнсис, который вообще-то ни при каких обстоятельствах никогда и никем не был замечен в приветливости, бродил по дому с такой противной миной, словно считал все происходящее вокруг него незаслуженным наказанием со стороны Господа, давшего ему столь многочисленную родню со стороны жены...
     - Бедняжка, ты, наверное, измучилась донельзя! - восклицала Селина, ведя сестру в гостиную. - И еще после всего этого тащиться в Лондон, в эту ужасную суету и смог! Не могу поверить, что Мэри просила тебя об этом!
     - Она и не просила, - мягко улыбаясь, отвечала Эбби. - Я решила поехать к ней сама, в качестве приза себе за то, что я умудрилась за весь месяц так и не поссориться с сэром Фрэнсисом... Нет, никогда в жизни не встречала столь ужасного, просто неприличного человека! Я искренне жалею нашу Джейн и даже готова простить ей ее дурацкую слезливость и склонность по любому поводу ронять из ослабевших рук фарфоровую посуду... Не можешь себе представить, какое счастье я испытала, увидев наконец милые лица Мэри и ее Джорджа! Я просто оттаяла у них в доме, а кроме того, сделала кучу всяких покупок в Лондоне! Я купила тебе потрясающую шляпку - она придаст тебе бездну шарма! Кроме того, я привезла несколько аршин муслина для Фанни... Кстати, где Фанни?
     - Что мне с ней делать! Она стала такой вертихвосткой, ее может и не оказаться в доме к твоему приезду!
     - Вот так дела! А куда она запропастилась, интересно? Ага, сегодня ведь четверг? Тогда понятно, она отправилась на бал-котильон, правда?
     - Ну, я попросту не нашла особых возражений... - заметила Селина с легким оттенком самооправдания. - Леди Виверхэм пригласила ее на ужин, а потом, очевидно, забрала ее на прием в "Дом-на-Горе"... Ну что ж, я решила отпустить ее, и... откровенно говоря, я просто не дала ей ясно понять, что ты сегодня вернешься...
     - Ну конечно! - саркастически заметила Эбби. - Зачем травмировать девочку...
     - Вот-вот! - подхватила Селина. - В конце концов, леди Виверхэм очень приятная особа, ты ведь согласна? Ведь у нее самой есть две дочери практически на выданье, и тем не менее она пригласила еще и Фанни, которая будет им явной соперницей! Притом что никто не сможет отрицать, что наша девочка - самая красивая во всей округе! Это я расценила просто как материнское жертвоприношение со стороны леди Виверхэм!
     - Ну что ж, я довольна поведением леди Виверхэм, дай Бог, чтобы она была довольна поведением Фанни на балу... Может быть, очень кстати, что Фанни приглашена, потому что я хотела поговорить с тобой о ней.
     - Ну конечно, милая, конечно! Но ведь ты устала, наверно, хочешь поскорее в постель? Может, приказать принести тебе хотя бы чашку бульона?
     - Нет-нет, брось! - смеясь, возразила ей Эбби. - Я успела пообедать у Чиппенхэма, и я совсем не устала. А вот ты, - заметила Эбби игриво, - ты выглядишь так, словно страшно боишься простудиться! Вот кому нужно лечь в постель! Не могу же я простудить свою возлюбленную сестру!
     И Эбби пошла к себе, а Селина принялась отчаянно дергать за шнурок звонка в желании получить, наконец, чайный поднос от слуг. В своей спальне Эбби нашла миссис Гримстон за распаковкой вещей. Мисс Эбби Вендовер немедленно было высказано, что миссис Гримстон с самого начала знала, что получится, если оставить младую Фанни на попечение мисс Селины и тем более младшей служанки Бетти Коннер (у которой, как всякому понятно, волосы представляют собой значительно более важную часть головы, нежели мозги).
     - Вот и болтается девушка где ни попадя! - мрачно добавила миссис Гримстоп. - Балы какие-то, концерты, театры, пикники и еще какая-нибудь гадость!
     У Эбби были свои причины подозревать, что ее нянька в последнее время пользуется слишком большой свободой слова и сейчас слегка выходит за рамки дозволенного. Однако Эбби чересчур устала, чтобы обсуждать столь деликатные вещи с миссис Гримстон, и попросту отвечала ледяным тоном:
     - Ну что ты, как ты смеешь так говорить, милая моя? - что немедленно повергло старую няньку в обиженное молчание.

***

     Сестры Вендовер давно уже взяли на себя опеку над своей малолетней осиротевшей племянницей Фанни; мать ее изволила скончаться при вторых родах - причем родив мертвого младенца, и отец счел за благо передать несчастную малышку Фанни под крыло бабушки. Его собственная смерть спустя всего три года ничего не изменила в этой ситуации. Более того, когда Фанни было двенадцать, ее дедушка умудрился насмерть разбиться на охоте, а бабушка, овдовев, решила вернуться в Бат, чтобы перестать мучиться от приморского климата. Их сын Джеймс, который значился формальным опекуном Фанни, был только рад оставить девчонку на попечение бабушки. Сам он имел крепкую и благополучную семью, но супруга его, дама весьма сильного характера и расчетливого ума, категорически не желала принять на себя ответственность за племянницу мужа. Когда три года спустя бабушка, миссис Вендовер, тоже почила в бозе, Фанни уже превращалась в настоящую красавицу; к этому моменту ее дядя-опекун, Джеймс Вендовер, обнаружил еще меньше желания принять Фанни в свою семью, где она явно станет затмевать его собственных дочерей и перебивать у них перспективных женихов, не говоря уже о том, что будет показывать девочкам пример легкомыслия.
     Так что Джеймс, будучи распорядителем имущества, переданного в наследство Фанни, написал своим сестрам письмо, в котором уведомлял, что они могут продолжать и дальше опекать Фанни. Кроме того, было бы жаль (этот дипломатический аргумент подсказала Джеймсу его жена Корнелия), если девочке пришлось бы прервать свое образование в частной гимназии Бата. На Джеймса, как единственного мужчину в семье Вендовер, по обычаю ложилась обязанность устроить удачную брачную партию для Фанни; однако он тешил себя мыслью, что Фанни еще слишком мала, чтобы его Корнелии пора было бы обеспокоиться вывозом девочки в свет. При этом он совершенно не желал принимать во внимание тот факт, что, когда Фанни подрастет, у Корнелии будет еще меньше желания таскать чужую племянницу по балам в пику собственным дочерям. Сама Корнелия признавалась, что девчонка ей совершенно не нравится, поскольку представляет собой уменьшенный экземпляр своей покойной матери... Не исключено, что она превратится в одну из этих новомодных вертихвосток, прости Г