се нет! Но я действительно думаю, не увезти ли тебя из города на
то время, пока ты чувствуешь себя так скверно.  Возможно,  в  Челтенхем,
или в Уэртинг, или в...
   -  Ах  вот  как?!  -  перебила  она.  -  Ну  конечно,  я  очень   вам
признательна, милорд, но у меня не лежит душа ни к  одному  из  подобных
мест! Что это взбрело тебе в голову,  когда  уже  разосланы  открытки  с
приглашением на наше собственное собрание и на вечеринку в Карлтон-Хаус,
не говоря уже о благодарственном молебне в соборе Святого Павла?..
   - Боже правый, ведь мы не поедем туда, правда? - воскликнул он.
   - Нет, мы поедем, если Броу сумеет достать для нас билеты,  что,  как
он говорит, ему сделать очень просто через милорда Адверсейна. Ну-ну, не
строй такую постную физиономию, Адам!  Мне  хочется  поехать  не  меньше
Лидии! А насчет того, чтобы отправить  ее  обратно  в  Бат  до  большого
представления в парках, то я даже слышать об этом  не  хочу!  А  как  же
поднятие на воздушном шаре  в  Зеленом  парке  и  Трафальгарская  битва,
которая  произойдет  утром  на  Серпентайне  <Серпентайн   -   озеро   в
Гайд-парке.>, не говоря уже о храме Согласия и Китайской  пагоде  и  бог
знает о чем еще! Да у нее бы просто сердце разорвалось, если бы пришлось
это пропустить!
   - Дженни, если  ты  воображаешь,  будто  я  настолько  уступчив,  что
позволю тебе погубить себя, разгуливая по  паркам,  осматривая  собрание
безделиц...
   - О нет, это будете делать вы,  милорд!  -  сказала  она,  неожиданно
хмыкнув. - Или, скорее всего, Броу. Я увижу все, что мне  захочется,  из
кареты, уж это-то я вам обещаю! - Поколебавшись, она сказала:
   - Лидия уедет обратно в Бат, как только все это закончится, а я  была
бы рада, если бы ты увез меня в Фонтли. Чтобы.., чтобы остаться там -  я
это хочу сказать.
   - Конечно, я отвезу тебя туда, - ответил он. -  И  в  Холькхем  тоже,
если ты почувствуешь, что у тебя есть на это силы. Не  думаю,  что  тебе
понравится Линкольншир в зимние месяцы, так что...
   - Если я дам тебе слово не вмешиваться.., не менять ничего - как если
бы я была гостем?
   Он пристально посмотрел на нее, настолько потрясенный этой  сбивчивой
речью, что какое-то время не знал, что ответить. Он был бы рад сбежать в
Фонтли от этой  удушливой  роскоши  дома  Линтонов,  но  он  никогда  не
признавался самому себе, что не хочет видеть, как Дженни там обоснуется.
Тем не менее это было правдой, и она это знала; робкие  интонации  в  ее
голосе, когда она  произносила  свою  просьбу,  и  взгляд,  который  был
красноречивее всяких слов, что она боится отказа, устыдили  его  больше,
чем любой высказанный упрек. И он с ужасом подумал: "Я беру все и не даю
взамен ничего".
   - Я знаю, ты не хочешь,  чтобы  я  была  там,  но  я  не  стану  тебе
докучать, - просто сказала она.
   Он взял себя в руки, с  усилием  придав  своему  голосу  беспечность,
которой совсем не ощущал в этот момент:
   - Ты что, опять пытаешься отплатить  мне  за  то,  что  я  над  тобой
подсмеивался? Ну а если я скажу тебе, что конечно же не нуждаюсь в  тебе
и считаю, что мне будет без тебя гораздо спокойнее? Бледный у тебя тогда
будет вид, да?
   Она улыбнулась, но очень неуверенно, пытаясь за этой  улыбкой  скрыть
истинные чувства.
   - Но ведь тебе спокойнее со мной, разве нет?
   - Нет, ничуть! А теперь шутки в сторону, давай серьезно,  Дженни!  Ты
действительно этого хочешь? И говоришь  это  не  потому,  что  считаешь:
"Хочу, и все тут"?
   - О нет! - воскликнула она, и ее лицо просветлело.  -  Я  хочу  этого
больше всего! Ведь ты знаешь, как мне понравилось жить в Рашли!
   - То было весной, и в Гемпшире. А  вот  понравятся  ли  тебя  топи  в
зимнюю пору - это другой вопрос. Ну а если нет, обязательно скажи мне об
этом, а также если тебе все наскучит вдруг до слез, а я боюсь, что такое
может случиться. Когда состоится это дурацкое большое представление?
   - Первого августа.
   - Августа? Моя милая девочка, мы окажемся в самой гуще...
   - Простых горожан? - подсказала она, когда он внезапно умолк.
   Легкий румянец выдал его, но он быстро пришел в себя:
   - Это бы еще куда ни шло! Шутов и скоморохов! А твой  отец  знает  об
этой твоей затее?
   Ее глаза лукаво сощурились от внезапной улыбки.
   -  Это  ловкий  ход,  -  сказала  она,  приведя  его  тем   самым   в
замешательство. - Господи, ты думаешь, я не знаю, что у  тебя  на  языке
вертелось "простые горожане"? Да, папа знает, и он нисколько не  намерен
возражать. Но если тебе не нравится, что Лидия поедет...
   - Мне не нравится,  что  ты  выбиваешься  из  сил  ради  того,  чтобы
доставить удовольствие Лидии, - возразил он.
   - Не выбиваюсь, поверь!
   - Посмотрим, что на этот счет скажет Марта. Однако мисс Пинхой, когда
он посоветовался с ней, устроила ему жестокий разнос,  дав  понять,  что
его забота направлена не туда, куда следует, и что любая попытка  начать
сдувать пылинки с Дженни получит решительный отпор.
   - Мы еще насытимся этим по горло, когда хозяин узнает, - сказала  она
мрачно. - Предоставьте моим заботам мисс Дженни, милорд!
   Он был бы рад так поступить, но считал, что  этот  секрет  не  утаишь
надолго от мистера Шоли. Мало что ускользало от проницательных глаз отца
Дженни, и стоит ему только заметить, что дочь выглядит больной,  как  он
непременно станет докапываться до причины этого.
   Но глаза мистера Шоли были затуманены видом чужого великолепия, и он,
хотя  и  замечал,  что  Дженни  выглядит   не   лучшим   образом,   лишь
порекомендовал ей не изматывать себя, разъезжая повсюду.
   - Не хватало еще, моя девочка, чтобы ты выбилась из сил до  приема  в
Карлтон-Хаус, - сказал он.
   Мистер Шоли не мог и  помыслить  об  этом  торжестве  без  радостного
потираний рук; как и всякий  раз,  навещая  дочь,  он  не  мог  побороть
искушение взять в руки пригласительную открытку и  упиваться  ею,  часто
зачитывая вслух.
   - Подумать только, как я был близок к  тому,  чтобы  сказать  милорду
Оверсли, что вы мне совершенно не подходите! - сказал он как-то Адаму  в
порыве откровенности. - О, даже маркиз не смог бы  вести  себя  лучше  с
Дженни! Да, это был поистине великий день для меня, когда я увидел,  как
она выезжает, чтобы быть представленной ко двору, ко,  в  конце  концов,
именно об этом я и договаривался. Но это!.. Лорду Чемберлену вверено его
королевским  величеством  пригласить  вас  и  Дженни  на  званый   вечер
удостоиться чести встретиться  с  ее  величеством  королевой!  Не  стану
скрывать, что никогда и не мечтал о подобном шике, милорд!
   Адам, который начинал привыкать к  откровенным  высказываниям  тестя,
засмеялся, но тут же открестился от ответственности:
   - Это вовсе не моя заслуга, сэр! Мы обязаны приглашением моему  отцу,
который, видите ли, был одним из  друзей  принца.  Надеюсь,  Дженни  там
понравится.
   - Понравится! Даю голову на отсечение, ей понравится! Да, а мне, могу
вам сказать, понравится услышать об этом все и думать, как горда была бы
ее мать, если бы дожила и увидела исполнение своей мечты.
   - Возможно, она видит, - предположил Адам.
   - Ну, мне хотелось бы так думать,  -  признался  мистер  Шоли,  -  но
нельзя сказать наверняка.
   - Так-то оно так,  однако  вы  напомнили  мне,  что  у  меня  с  вами
отдельный разговор, сэр. Дженни говорит мне, что вы не собираетесь  идти
на наш прием.
   - Нет, не собираюсь, и я ей устроил хорошую взбучку за  то,  что  она
отправила мне пригласительную открытку, хотя, считаю, это очень  любезно
с вашей стороны - пригласить меня! Хорошо бы  я  смотрелся,  втираясь  в
компанию важных персон! И ехать с вами в со-, бор Святого Павла  я  тоже
не собираюсь, так что, сэр, не  будем  больше  об  этом!  -  Он  утробно
рассмеялся. - Слышали бы вы,  как  она  рассказывала  мне,  что  получит
билеты от милорда Адверсейна! Отца Броу - как она  называла  его,  будто
привыкла к этому с пеленок!
   Адам, будучи слегка  заинтригован,  оставил  это  без  ответа,  вновь
обратившись  к  теме  предстоящего  раута.  Но  мистер  Шоли   оставался
непоколебим  перед  всеми  уговорами  зятя,  сказав  с   обезоруживающей
прямотой, что если милорд начнет проталкивать его  на  свои  приемы,  то
вскоре обнаружит, что его обширные знакомства пошли на убыль.
   Вскоре стало очевидным, что хотя мистер Шоли не будет  присутствовать
на приеме, но имеет твердое намерение сделать свое  присутствие  на  нем
ощутимым,  настолько  жгучий  интерес  проявил  он  к  приготовлениям  и
настолько был уверен, что прием этот должен превзойти своим великолепием
все прочие, устраиваемые в этом сезоне.
   - Заказывайте все самое лучшее! - уговаривал он дочь. -  Не  бойтесь,
раскошеливаться буду я! Вам понадобится дюжина лакеев - я  пришлю  своих
людей. И не беспокойтесь насчет шампанского, потому что я позабочусь  об
этом, и, ручаюсь, вы не услышите никаких жалоб от своих гостей!
   - Спасибо,  мы  очень  вам  признательны,  сэр,  но  я  уже  об  этом
позаботился, - сказал Адам, стараясь говорить сердечно, но это ему  явно
не вполне удавалось.
   - Тогда, бьюсь об заклад, вы выбросили деньги  на  ветер,  милорд!  -
раздраженно  ответил  мистер  Шоли.  -  Бестолковость  -  вот  как   это
называется, не в обиду вам будет сказано! Вы могли бы  понимать,  что  я
могу купить это дешевле и лучшего качества, чем вы!
   Наткнувшись на препятствие здесь, он сделал заход с  другой  стороны,
предлагая  добавить  к  серебру  Линтонов  свою  внушительную  коллекцию
тарелок,  чтобы,  как  он  объяснил,  вид  был  побогаче.  После   этого
предложения Адам вышел из комнаты, даже не  извинившись,  настолько  был
взбешен последним предложением.
   Он отправился в  свою  библиотеку,  там  Дженни  и  нашла  его  через
какое-то время. Он  посмотрел  на  нее  отрешенным  взглядом,  но  резко
проговорил:
   - Дженни, я вовсе не хочу обидеть твоего отца, но  буду  тебе  весьма
признателен, если ты растолкуешь ему, что мне не нужны ни его лакеи,  ни
его тарелки, и, позволю себе заметить, я не желаю,  чтобы  он  оплачивал
мои расходы!
   Она спокойно, как ни в чем не бывало, ответила:
   - Как будто я этого не знала! Но зачем  ты  сердишься?  Только  держи
язык за зубами, прошу, дорогой, и предоставь мне все уладить с  папой  -
уверяю тебя, у меня получится! Не будет сделано ничего такого, что  тебе
не понравилось бы, и мне не больше твоего хочется, чтобы  он  освобождал
нас от расходов. Это я и пришла тебе сказать,  потому  что  видела,  как
папа просто довел тебя до белого каления.
   Смягчившись, он сказал:
   - Надеюсь, ему это не удалось!
   - Ну конечно, не удалось, но это не важно. Он из тех,  кому  нравится
делать одолжения. Я объяснила ему, как обстоят дела, так что  ты  можешь
не беспокоиться.
   - Мне вовсе не так спокойно, - признался он.  -  Считаю,  что  должен
извиниться перед ним за то, что вел себя так бестактно и грубо.
   - Вовсе нет! Я не говорю,  что  он  разделяет  твои  чувства,  но  ты
нравишься ему ничуть не меньше из-за того, что не желаешь висеть у  него
на шее. Не думай больше об этом!
   Если он и не  мог  последовать  этому  совету,  то  по  крайней  мере
старался скрыть от Дженни, что  последующая  деятельность  мистера  Шоли
внушила ему еще большее беспокойство. Мистер Шоли, которому не позволили
устроить прием дочери на должной высоте, сосредоточил свое  внимание  на
ее внешности. Поражение, которое он потерпел от леди Нассингтон, все еще
терзало ему душу, и теперь вся его энергия  была  направлена  на  задачу
сделать из Дженни то, что он называл высшим шиком и что, с содроганием и
не без тревоги думал Адам, превратит  ее  в  ходячую  рекламу  ювелирной
лавки. Он так никогда и не узнал, каким образом  ей  удалось  отговорить
отца от покупки для  нее  тиары  с  рубинами  и  алмазами,  которая  ему
приглянулась; и, поскольку мистер Шоли согласился со всеми предложениями
относительно украшений, в вечер приема  Адам  был  приятно  удивлен  тем
открытием, что на жене было всего лишь тонкое ожерелье, одобренное  леди
Нассингтон, алмазная эгретка, которую он сам подарил ей на свадьбу, одно
кольцо и всего два из ее многочисленных браслетов.
   Была  еще  одна  деталь,  которой  он  был   обязан   своей   сестре.
Просматривая в журнале странички моды, Лидия вдруг воскликнула:
   - Дженни, тебе бы это пошло!
   Поглядев поверх ее плеча  на  изображение  тонкой  гибкой  женщины  в
бальном платье из белого атласа с голубой  мантильей  до  колен,  Дженни
прямодушно сказала:
   - Нет, не пошло бы. Глупенькая, оно сделало бы меня еще шире и меньше
ростом, чем я есть на самом деле!
   - Да нет же, я не о платье! -  сказала  Лидия.  -  Прическа!  Видишь,
никаких завитков,  никакой  укладки,  которая,  по-моему,  страшна,  как
траурная вуаль мамы! Так что, если ты сделаешь такую прическу,  уверена,
это тебе пойдет и придаст шар"? своеобразия, потому что, как говорит моя
тетя Брайдстоу, это самой важное  в  женщине,  если,  конечно,  тебе  не
выпало счастье родиться красавицей.
   Дженни с большим сомнением глядела на  эскиз.  Почти  гладкие  волосы
тоненькой леди производили  очень  странное  впечатление  на  того,  кто
привык к эффекту, производимому папильотками и горячими щипцами.
   - Я буду выглядеть безвкусно, - решила она.
   - Да ты только попробуй! - уговаривала Лидия. -  Знаешь,  тебе  перед
приемом должны помыть и заново слегка  завить  волосы;  так  вот,  когда
Марта их помоет, давай я их уложу! Я часто делала это Шарлотте,  и  даже
мама признает, что у меня получается лучше, чем у мисс Пулсток.  А  если
тебе не понравится, то тогда уже опять Марта займется твоими волосами.
   Дженни не без опасений поддалась на уговоры. Но когда умелые пальчики
Лидии выполнили работу и Дженни рассмотрела свое отражение в зеркале, то
не была разочарована. После долгого созерцания она сказала:
   - Это кажется странным, что у меня нет завитков над ушами, но  нельзя
отрицать: мое лицо выглядит не таким широким - правда?
   - Именно! - сказала Лидия. - Больше не делай эти свои пучки завитков,
а всегда укладывай волосы  гладко  по  бокам  и  вплетай  их  в  диадему
наверху. А ты, Марта, перестань фыркать! Не  видишь  разве,  как  хорошо
выглядит ее светлость?
   - Это никуда не годится,  мисс,  -  упрямо  заявила  мисс  Пинхой.  -
Завитки - это красота, и ничто не заставит меня думать по-другому! А что
скажет его светлость, когда увидит то,  что  вы  сделали  с  головой  ее
светлости, я просто не знаю!
   - О, надеюсь, он не подумает, что я выставила себя  на  посмешище!  -
сказала Дженни с опаской. - Ну а если ему не понравится,  тебе  придется
снова меня завить, только и всего.
   - Через десять минут щипцы  нагреются,  миледи,  -  мрачно  пообещала
Марта.
   Но они не пригодились, так как Адам,  посмотрев  удивленно  и  оценив
новую прическу, с радостью одобрил изменения к лучшему.
   - Тебе это очень идет, Дженни! - сказал он. -  Вот  увидишь,  с  тебя
начнется новая мода!
   - Это Лидия мне сделала. Тебе нравится? Пожалуйста, скажи правду!
   -  Да,   нравится.   По-квакерски,   но   элегантно.   Ты   выглядишь
очаровательно!
   Она не поверила в его откровенность, но тем не  менее  комплимент  ей
был приятен,  и  такое  испытание,  как  прием  примерно  шестидесяти  -
семидесяти гостей из высшего общества, уже показалось ей менее страшным.
Всем  оставшимся  сомнениям  тут  же  положила  конец  леди  Нассингтон,
которая, окинув Дженни придирчивым взглядом, вынесла вердикт:
   - Очень хорошо! Ты начинаешь походить на светскую даму!
   Хотя и не вошедшее в число  самых  модных  вечеринок  сезона,  первое
собрание Линтонов прошло весьма удачно. Мистер Шоли, конечно, назвал  бы
его убогим мероприятием, но Дженни, предупрежденная леди Нассингтон,  не
подала гостям никаких экстравагантных угощений и не дала никакого повода
недоброжелателям заклеймить ее  прием  как  претенциозный.  Она  сделала
ставку на великолепные закуски, поскольку,  как  мудро  заметила  Лидия,
гости, которых покормили на славу, редко жалуются,  что  скучно  провели
вечер.
   Еще одно обстоятельство способствовало тому, чтобы прием удался: было
о чем поговорить, поскольку  принцесса  Шарлотта  вновь  дала  пищу  для
сплетен, сбежав из Уорвик-Хаус в резиденцию своей матери в Коннот-Плейс.
Все  соглашались,  что  в  ее  бегстве  повинен  регент.   Кажется,   не
приходилось сомневаться, что он винил ближайшее  окружение  принцессы  в
разрыве помолвки и соответственно воспользовался своим отцовским правом,
чтобы уволить ее приближенных и набрать  новых  фрейлин.  Никто  не  мог
осуждать его за это, но все считали, что такое поведение -  нагрянуть  в
Уорвик-Хаус в шесть часов вечера и тут  же,  на  месте,  произвести  эти
грандиозные  перемены  -  должно  было  вызвать  протест  у  вспыльчивой
девушки. Очевидно, так оно и случилось, и каким бы прискорбным  ни  было
это происшествие,  оно  стало  даром  Божьим  для  хозяйки,  опасавшейся
увидеть, как ее гости подавляют зевки, перед тем как улизнуть на другие,
более  веселые,  приемы.  Леди  Линтон  угодила  в  яблочко,   поскольку
отправила пригласительную открытку мисс Мерсер Элфинстоун, а мисс Мерсер
Элфинстоун  была  не  только  близкой  подругой  принцессы,   она   даже
находилась в Уорвик-Хаус, когда происходили  эти  волнующие  события,  и
была одной из нескольких особ, которых регент в течение вечера посылал к
дочери, убеждая ее вернуться домой. Присутствие мисс  Мерсер  Элфинстоун
сделало прием более  престижным.  Все  хотели  знать,  действительно  ли
принцесса и ее мать не пустили к себе канцлера Элдона; действительно  ли
герцога  Йоркского  и  епископа  Солсберийского  заставили  томиться   в
ожидании,  пока  принцесса  предавалась  размышлениям   в   гостиной   с
советчиками ее матери; увезли  ли  ее  обратно  к  отцу  силой  или  она
последовала рекомендациям Броуэма и своего дяди Суссекса. И чем все  это
закончится?..
   Мисс Мерсер Элфинстоун не могла удовлетворить любопытство  гостей  на
этот счет,  но  через  несколько  дней  стало  известно,  что  принцесса
удалилась в Кранборн-Лодж, небольшой домик в Виндзорском парке, где жила
примерно  в  тех  же  условиях,  которые   считались   подходящими   для
государственного преступника.
   - Что же, очень сожалею, что все это случилось перед  празднеством  в
Карлтон-Хаус, - сказала Дженни, - потому что  это  означает,  что  я  не
увижу ее, а я на это надеялась.
   - Почему ты сожалеешь? - спросила Лидия удивленно.
   - Ну, она однажды станет королевой,  ведь  так?  Поэтому  само  собой
разумеется, что каждый хотел бы ее увидеть на своем приеме.
   Как она и ожидала, на сей раз ей было отказано в  этом  удовольствии,
но празднество было столь великолепным, что, вместо того чтобы  сожалеть
об отсутствии принцессы,  Дженни  начисто  об  этом  в  какой-то  момент
забыла.
   Прием устроили в честь герцога Веллингтона, чей  мраморный  бюст  был
помещен в часовню, воздвигнутую  в  конце  крытой  галереи,  ведущей  из
огромной многоугольной комнаты, которую Нэш выстроил в  саду  специально
по такому случаю. Дженни была несколько разочарована,  увидев  из  всего
Карлтон-Хаус лишь Большой зал  с  его  потолком  и  желтыми  порфировыми
колоннами, но  это  разочарование  было  забыто,  когда  она  прошла  по
вестибюлю в многоугольную комнату,  задрапированную  белым  муслином,  с
бесчисленными зеркалами, отражавшими свет сотен свечей. Она  ахнула  при
виде этого зрелища и сказала Адаму, что в жизни не видала такой красоты.
   В половине одиннадцатого королевская свита вошла  в  комнату,  регент
возглавлял процессию, держа под руку пожилую королеву; и после обильного
ужина принцесса. Мэри открыла бал с  герцогом  Девонширским  в  качестве
кавалера. Поскольку ей было  около  сорока  лет,  а  ему  -  всего  лишь
двадцать четыре, их могли  бы  счесть  негармоничной  парой,  но  только
непочтительный человек позволил бы себе  подобное  зам