ну...
     - Она приехала с теткой, которая была больна. Они почти не бывают в обществе.
     - Какой ужас! Но она раньше гуляла по павильону - ведь ты ее там встретил?
     - Да, - хладнокровно признался он. - Именно поэтому она теперь его избегает.
     - Ох, Трейси, бедная девочка! - со внезапной жалостью воскликнула его сестра. - Как ты можешь преследовать ее, если ей неприятен?
     - Это не так!
     - Нет! Тогда...
     - Скорее, я ее пугаю. Но при всем том она заинтригована. Я преследую ее (если воспользоваться твоим выражением) для ее и моей пользы. Но через несколько дней они уезжают из Бата и тогда - посмотрим. - Он встал. - Что Достойный Дик?
     - Не зови его таким гадким прозвищем! Я этого не потерплю!
     - Гадким, дорогая? Гадким? Ты была бы права, назови я его Недостойным Диком.
     - Не смей! Не смей! - воскликнула она, зажимая уши.
     Его милость негромко рассмеялся.
     - Ах, Лавиния, тебе пора бы покончить с этими твоими мигренями: поверь мне, ничто так не отталкивает мужчину.
     - Ах, уходи, уходи! - взмолилась она. - Ты меня все дразнишь и дразнишь, пока я не потеряю терпения, а мне ведь совсем не хочется быть сварливой! Пожалуйста, уйди!
     - Я Это и собираюсь сделать, дорогая. Надеюсь, ты немного оправишься, когда мы увидимся в следующий раз. Пожалуйста, передай мой поклон До... Достопочтенному Ричарду.
     Она протянула ему руку.
     - Возвращайся скорее! - попросила она. - Завтра мне будет лучше. Просто сегодня голова разболелась - хоть криком кричи от боли и беспокойства. Возвращайся!
     - К сожалению, я намерен уехать из Бата через день-два. Был бы счастлив исполнить твое желание. - Он обходительно поцеловал ей пальчики и простился. У двери он остановился и обернулся, насмешливо блеснув глазами. - Между прочим... ее имя - Диана.
     Еще раз поклонившись, он удалился, а Лавиния уткнулась лицом в подушки и разрыдалась.
     В этом состоянии ее и обнаружил Ричард двадцать минут спустя, и был настолько встревожен, что это отчасти ее утешило. Они провели тихий (и для него - блаженный) вечер за пикетом.
     В середине партии она вдруг швырнула свои карты на стол и схватила его за запястье.
     - Дикки, Дикки - я поеду домой!
     - Домой? О чем ты? Или...
     - Да, да! В Уинчем! Почему бы нет?
     - Дорогая, правда? - В его голосе дрожало радостное удивление, карты выскользнули из рук.
     - Да, правда! Но увези меня скорее, пока я не передумала! В Уинчеме я могу спать, а здесь я всю ночь лежу без сна, и голова у меня болит. Увези меня домой, и я постараюсь быть хорошей женой. Ах, Дикки, я была противной и капризной, да? Я не хотела! Зачем ты мне это разрешаешь? - Она быстро обошла вокруг стола и опустилась рядом с ним на колени, нисколько не заботясь о своих пышных шелках. - Я была дурная, эгоистичная женщина! - страстно сказала она. - Но я исправлюсь. Ты не должен разрешать мне быть плохой, слышишь, не должен!
     Он обхватил рукой ее пухленькие плечики и крепко прижал к себе.
     - Обещаю, что когда увезу тебя в Уинчем, буду хорошенько тебя бранить, радость моя, - пообещал он, стараясь скрыть под смехом свое глубокое волнение. - Я превращу тебя в примерную хозяюшку!
     - И я научусь сбивать масло, - кивнула она. - Тогда я стану носить батистовое платье с муслиновым передничком и чепец. О, да - батистовое! - Она вскочила и пританцовывая выбежала на середину комнаты. - Я буду очаровательна, правда, Ричард?
     - И даже очень, Лавиния.
     - Конечно! Ах, мы едем домой, сейчас же - сейчас же! Но сначала мне надо заказать у Маргерит несколько новых платьев!
     - Чтобы сбивать масло, дорогая? - запротестовал он, но она не слушала.
     - Батистовое платье... или из шелкового газа с простеганной нижней юбкой? Или и то, и другое? - пропела она. - Дикки, я начну новую моду в туалетах для деревни!
     Дикки вздохнул.

ГЛАВА 7
Представляющая несколько новых персонажей

     В двадцати минутах ходьбы от дома леди Лавинии на Куин-Стрит жила некая мадам Томпсон, вдова, обитавшая в Бате без малого пятнадцать лет. У нее гостила мисс Элизабет Боули и ее племянница Диана. Мадам Томпсон воспитывалась вместе с мисс Элизабет в пансионе, когда обе были еще девочками, и с тех пор они дружили, изредка навещая друг друга и, по большей части, ограничиваясь длинными посланиями, заполненными пустяковыми новостями. Письма мисс Элизабет были прелюбопытны, письма вдовы - скучны и бессвязны.
     Мадам Томпсон очень обрадовалась, получив от мисс Боули письмо с просьбой пожить у нее в Бате с племянницей недели три. Почтенная дама была в восторге, что ее приглашения увенчались таким образом и сразу же ответила радостным согласием. Она приготовила для мисс Боули лучшую комнату: ведь та приезжала в Бат главным образом для того, чтобы переменить климат после долгой и достаточно тяжелой болезни.
     В назначенный срок появились обе леди: старшая - маленькая, худенькая, порывистая, младшая - Довольно высокая и гибкая, с огромными карими глазами, бесстрашно глядевшими на мир, и трагической складкой губ, противоречащей ее обычной жизнерадостности и намекавшей на склонность видеть в жизни главным образом мрачную сторону.
     Мадам Томпсон, увидевшая Диану впервые, не преминула отметить эту черту в разговоре с мисс Элизабет (или Бетти, как ее обычно называли), когда они вдвоем сидели у огня вечером в день их приезда. Сама Диана уже легла.
     Мисс Бетти мрачно покачала головой и посулила своей драгоценной Ди такую любовь, какой не заслуживает ни один на свете мужчина.
     - Ди будет ужасно переживать, - добавила она, энергично постукивая спицами. - Знаю я этих детей с причудами!
     - У нее такой печальный вид, - робко сказала вдова.
     - А тут ты ошиблась! У нее веселый нрав и добрее ее в целом мире не найдешь. Господь ее благослови! Но не стану спорить, она бывает и несчастной. Еще как бывает! Может все глаза повыплакать из-за какого-нибудь дохлого щенка. Но обычно она веселая.
     - Боюсь, в моем доме ей будет совсем скучно, - с сожалением заметила миссис Томпсон. - Когда бы Джордж, мой милый сынок, был дома и мог ее занять...
     - Милочка, пожалуйста, не бери в голову! Уверяю тебя, Диана будет даже рада спокойной жизни после того, как провела зиму в семье подруги.
     Что бы Диана ни думала о спокойствии, по крайней мере, она не жаловалась и довольно легко приспособилась к новому окружению.
     По утрам они все вместе доходили до помещения Ассамблеи, и мисс Бетти пила воды в старом павильоне с источником, степенно прохаживаясь по нему в обществе подруги и племянницы. У мадам Томпсон в Бате почти не было знакомых, если не считать нескольких дам ее возраста и привычек: в людные аристократические места они не ходили. Так что Диане пришлось удовлетвориться компанией двух пожилых дам, которые увлеченно сплетничали, - но она находила их разговоры на редкость скучными.
     С тайной тоской она наблюдала за светской жизнью. Знаменитый красавчик Нэш рисовался перед дамами, отвешивая галантные поклоны. Он всегда был безупречно одет и, несмотря на стремительно приближавшиеся старость и тучность, оставался безраздельным властителем Бата. Она видела роскошных, ярко разукрашенных дам в чудовищных кринолинах и со столь причудливо завитыми и напудренными прическами, что они были просто смешны, когда семенили рядом со своими кавалерами. Она видела стареющих щеголей в кафтанах, подбитых ватой, скрывающей тщедушные плечи, с заштукатуренными морщинами. Она видела молодых повес, приехавших поправить здоровье, аристократов и простых сельских дворян - все они проходили перед ее глазами.
     Кое-кто из молодых сердцеедов пытался на нее глазеть, но она ответила таким возмущенным взглядом ясных глаз, что ей больше не осмеливались досаждать, да и мало кто обычно обращал внимания на неизвестную и просто одетую девушку.
     Тут-то на сцене и появился его милость герцог Эндоверский.
     Он привлек внимание Дианы, как только вошел в павильон: черный мотылек среди пестрых бабочек. Одним взглядом обведя собравшихся, он сразу заметил ее. Каким-то образом (потом она так и не смогла вспомнить, как именно) он представился тетке и завоевал ее расположение своим любезным обращением и светскостью. Мадам Томпсон, никогда не бывавшая в Ассамблее, не могла признать Дьявола Бельмануара в простом мистере Эверарде, представившемся им.
     Как он признался сестре, Диана осталась холодна. В герцоге было что-то отталкивающее, несмотря на гипнотические свойства его личности. Он не ошибся, сказав, что Диана его боится; она нервничала, страх родил любопытство. Заинтригованная, она уже ждала его ежедневного появления в павильоне со смесью волнения и тревоги. Она часто наблюдала, как он идет по комнате, кланяясь направо и налево с присущей ему дерзостью, и ликовала, зная, что он направляется прямо к ней и что размалеванные красотки, строившие ему глазки и приглашавшие подойти к ним, не могут изменить этого направления. Она наслаждалась ощущением власти и улыбалась мистеру Эверарду, подавая руку для поцелуя, и благосклонно разрешая сесть рядом с собой. Он указывал ей всех городских знаменитостей и рассказывал о каждом тщательно подобранные и еще более тщательно отредактированные истории. Обнаружив, что мистер Эверард интересный и достаточно безобидный собеседник, она несколько раскрылась, позволив ему разглядеть свою причудливую натуру, в которой смех соседствовал со слезами.
     Его милость герцог Эндоверский увидел достаточно, чтобы угадать нетронутые глубины ее души, и стал вести себя как влюбленный. Диана инстинктивно отпрянула, воздвигнув между ними стену сдержанности. Ее встревожили не слова герцога, а его манера: было что-то неуловимое в его мурлыкающем, отчего-то пугающем голосе, что заставляло ее сердце тревожно колотиться, а виски - болеть. Сначала она тяготилась утренними прогулками, а потом стала их избегать. То у нее разболелась голова, то сбилась нога, то ей хотелось закончить сложную вышивку... Наконец тетка, прекрасно знавшая, насколько Диана не любит рукоделье и как редко болеет, открыто спросила, почему она больше не хочет идти гулять.
     В это время они находились в комнате Дианы: девушка сидела перед зеркалом, расчесывая волосы на ночь. Услышав прямой вопрос тетки, она замешкалась, сделав вид, что запутала гребешок в волосах и теперь поглощена его высвобождением. Облако волнистых волос почти скрыло лицо, но мисс Бетти заметила, как дрожат ее пальцы, и повторила вопрос. И Диана призналась во всем: мистер Эверард несносен, его ухаживания противны, его присутствие отвратительно мистрис Ди. Она боится его, боится его гадких зеленых глаз и тихого голоса. Она жалеет, что приехала в Бат, а еще сильнее - что встретилась с ним. Он смотрит на нее так, словно... словно... Ах, она просто его ненавидит!
     Мисс Бетти ужаснулась.
     - Не может быть! Я-то думала, он - приятный джентльмен, а он тем временем досаждает моей бедняжке Ди, негодник! Знаю я таких, милочка, и скажу ему все, что по этому поводу думаю!
     - Ах, нет, нет! - взмолилась Диана. - Не надо, тетушка! Он не сказал ничего, на что я могла бы обидеться... дело только в его манере держаться и... и так смотреть на меня! Право, право, не надо!
     - Успокойся, девочка. Конечно, я ничего не скажу. Но меня страшно разозлило, что моя бедная овечка так из-за него страдает. Я просто готова глаза ему выцарапать! Да, милочка, готова! Слава Богу, на следующей неделе мы уезжаем!
     - Да, - вздохнула Диана, - и я очень рада, хотя мадам Томпсон такая милая! Но все-таки не по себе, когда рядом нет мужчины.
     - Ты совершенно права, душенька. Нам следовало настоять, чтобы твой отец остался с нами, - а мы позволили ему вернуться к его затхлым старым томам. Обещаю тебе, в другой раз я так не сглуплю. Но мы можем больше не ходить в Ассамблею.
     - Я могу не ходить, - мягко поправила ее Диана, - но вы с мадам Томпсон, конечно, будете ходить туда и дальше.
     - Сказать по правде, милочка, - призналась мисс Бетти, - я буду рада предлогу остаться дома. Конечно, это нехорошо с моей стороны, но Эстер так изменилась, пока мы не виделись. Она вечно толкует о проповедях и благотворительности.
     Заплетая роскошные волосы в длинную косу, Диана заразительно расхохоталась.
     - Ах, тетечка, - правда, скучно? А я все удивлялась, как это вы терпите? Она так серьезна, бедняжка!
     - Ну, - терпимо заметила мисс Бетти, - Эстер Томпсон приходилось в жизни нелегко, очень нелегко. И у меня серьезные сомнения относительно этого ее Джорджа. Никчемный юнец, судя по всему. Может, нехорошо так говорить, но до чего же я буду рада снова оказаться дома!
     Она встала и взяла свечу.
     - Право же, в Бате совсем не так весело, как обещали.
     Диана проводила ее до двери.
     - Совсем не весело, если не имеешь друзей. Но в прошлом году, когда с нами были мои кузены и папа снял на сезон дом на Северном променаде, все было очень приятно. Жаль, что с нами были не вы, а эта противная тетка Дженнифер!
     Она тепло поцеловала тетку и посветила ей, пока та шла по коридору в свою комнату. Потом вернулась к себе и закрыла дверь, устало зевнув.
     Примерно в это же время его милость герцог Эн-доверский входил в уже переполненную комнату для карт в доме милорда Эйвона на Катарин-Плейс, и был встречен фамильярными возгласами.
     - Ого, Бельмануар!
     - Где же дама, Дьявол?
     Он хладнокровно прошел в круг света огромной люстры и встал под ней. Бриллиантовый орден на его груди горел и мигал, как живой. Бриллианты в галстуке и перстнях искрились при каждом движении, так что казалось, будто он припудрен радужными камнями. Как обычно, герцог был в черном, но среди присутствующих не удалось бы найти более роскошного и внушительного наряда, чем его соболиный атлас, густо расшитый серебром, и сверкающий жилет. Серебряное кружево окружало его шею и пышными манжетами падало на кисти рук. Вопреки моде, предписывавшей лишь черный бант в волосах, на нем были серебряные ленты, резко выделявшиеся на фоне ненапудренных волос.
     Подняв лорнет, он осмотрел комнату с высокомерным удивлением. Лорд Эйвон, откинувшийся на спинку кресла, погрозил ему пальцем:
     - Бельмануар, Бельмануар, мы ее видели и заявляем, что она слишком хороша для тебя.
     - Да, мы решили, что и нам причитаетша доля улыбок шимпатичной ошобы, - произнес шепелявый голос, и его милость обернулся к женоподобному щеголю, виконту Фодерингему, подошедшему сзади. На том был атлас цвета само и желтый бархат. Но широкие полы кафтана топорщились, и на высоких каблуках можно было только семенить.
     Трейси отвесил глубокий поклон.
     - Ну вам, конечно, достанется ваша доля ее улыбок, если она этого пожелает, - промурлыкал он, и поднявшийся хохот заставил повесу покраснеть до ушей и поспешно стушеваться.
     Именно он в свое время пытался заговорить с Дианой, и присутствовавший при этом заядлый сплетник Уилл Стапли поведал историю этой неудачи по крайней мере шестерым, а те немедленно пересказали ее другим, наслаждаясь тем, что виконт получил решительный отпор.
     - Как это сказал Селвин? - протянул сэр Грегори Маркем, тасовавший карты за столом лорда Эйвона. Девнант бросил на него вопросительный взгляд:
     - Джордж? О Бельмануаре? Когда?
     - А, как-то в клубе Уайта... Точно не помню. Там был Джек Чомли, он должен знать, и Горри Уолпол. Он говорил о Дьяволе и его возлюбленных - в целом, довольно точно.
     Чомли поднял взгляд:
     - Кто-то назвал мое имя?
     - Да. Что Джордж говорил о Бельмануаре, тогда, у Уайта?
     - Тогда?.. А, помню. Да просто кусочек старого гекзаметра, обыгравший его имя: Est bellum bellis bellum bellare puellis . Он решил, что это был бы подходящий девиз для герцогского дома.
     Тут снова поднялся общий смех. Среди шума Маркем спросил:
     - Кто она, Трейси?
     Его милость повернулся:
     - Кто? - лениво спросил он.
     Лорд Эйвон расхохотался:
     - А, бросьте, Бельмануар, это не пройдет! Право, не пройдет! Кто она, выкладывайте!
     - Да, Бельмануар, кто эта черноволосая красавица и где вы ее откопали? - воскликнул Том Уайлдинг, пробиваясь вперед с рюмкой в одной руке и бутылкой портвейна - в другой. - Я-то думал, что вы очарованы Синтией Ивенс!
     Мгновение у Трейси был недоумевающий вид, потом его будто осенило:
     - Ивенс? А, да! Бойкая вдовушка из Кенсингтона, так ведь? Вспомнил.
     - Он забыл! - воскликнул Эйвон, разражаясь хохотом, заслышав который мистер Нэш не раз содрогался и закрывал свои высочайшие очи. - Вы меня в гроб вгоните, Дьявол. Клянусь, вгоните!
     - О, надеюсь, что нет. Благодарю вас, Уайлдинг.
     Он принял протянутую Томом рюмку и пригубил ее.
     - Но вы не ответили! - напомнил Фортескью от другого стола, ловко сдавая карты. - Надо думать, "руки прочь"?
     - Конечно, - ответил герцог. - Так всегда бывает, Фрэнк, вы ведь знаете.
     - К моему прискорбию! - со смехом отозвался тот и потер правую руку, словно припоминая какую-то рану. - Неплохо вы меня проткнули, Трейси.
     - Неловко, Фрэнк, неловко. Можно было и не затягивать.
     Виконт, бывший на поединке секундантом, добродушно хихикнул.
     - Шмотреть было приятно, клянушь чештью. Жа-кончили жа пару щекунд, Эйвон! Даю шлово.
     - Вы что же-бились с Дьяволом, Фрэнк? Чго это на вас нашло?
     - Наверное, сбрендил больше обычного, - отозвался Фортескью своим негромким, мечтательным голосом, - и встрял между Трейси и француженкой-певичкой. Он возразил - очень вежливо, - и мы выяснили отношения в Гайд-парке.
     - Именно так, черт возьми! - воскликнул его партнер, лорд Фолмут. - Да ведь я же и был секундантом Дьявола! Но этому уж сколько лет!
     - Два года, - кивнул Фортескью, - но я, как видите, не забыл.
     - Боже, а я забыл! А ведь ничего смешнее не видал: вы были разъярены, а Дьявол - абсолютно спокоен. Вы никогда не были хорошим фехтовальщиком, Фрэнк, но в то утро парировали так плохо, что я думал - Дьявол вас продырявит. А он вместо этого аккуратненько так поцарапал вам правую руку и, провалиться мне на этом месте, - вы чуть не лопнули от смеха! А потом мы все отправились завтракать, Фрэнк, и какие довольные! Боже, да! Вот это был поединок!
     - Да, забавный, - признал Трейси, стоя рядом с Фортескью. - Бросьте играть, Фрэнк.
     Фортескью кинул карты на стол рубашкой вверх.
     - Черт вас побери, Трейси, вы принесли мне неудачу, - сказал он без всякой досады. - Пока вы не появились, шли вполне приличные карты.
     - Бельмануар, штавлю швою гнедую против вашего нового шерого, - прошепелявил виконт, подходя к столу со стаканчиком с костями.
     - Чтоб я лопнул, так не годится! - крикнул Уайлдинг. - Не соглашайтесь, Дьявол! Вы видели это животное?
     Партия закончилась, и картежники были готовы перейти на кости.
     - Положитесь на удачу, Бельмануар, и соглашайтесь! - посоветовал Притчард, обожавший рисковать чужим имуществом, но крепко державшийся за свое.
     - Да, соглашайтесь, - поддержал его Фолмут.
     - Не надо, - сказал Фортескью.
     - Конечно, соглашусь, - безмятежно ответил его милость. - Мой серый против вашей гнедой. Считаем лучший из трех бросков. Вы начинаете?
     Виконт небрежно тряхнул стаканчик. Выпали две тройки и двойка.
     Положив руку на плечо Фортескью и поставив ногу на перекладину стула, Трейси наклонился и кинул на стол кости. Он опередил виконта на пять очков. Следующий кон выиграл Фодерингем, но последний - опять его милость.
     - Черт побери! - громко, жизнерадостно сказал виконт. - Поштавьте твоего шерого против моего Ужаша!
     - Гром и молния, Фодерингем! Вы и его проиграете! - предостерегающе воскликнул Неттлфолд. - Не ставьте Ужас.
     - Чушь! Принимаете штавку, Бельмануар?
     - Конечно, - ответил герцог и бросил кости.
     - О, если у вас настроение играть, я сражусь с вами на право попытать счастье с темноволосой красавицей! - крикнул ему через комнату Маркем.
     - А что поставите вы? - спросил Фортескью.
     - О, что он пожелает!
     Виконт бросил и проиграл. Его милость выиграл и второй кон.
     -