делали мне предложение - то ли потому, что думаете, будто скомпрометировали меня, то ли из сострадания, абсолютно излишнего, но иногда вам не чуждого...
     - Право, Фредерика, мне странно слышать от вас подобный вздор! - запротестовал Элверсто-ук. - Я никогда не отличался добротой, я вас не компрометировал, а если бы я считал вас объектом для сострадания, то вы бы мне уже давно успели надоесть! Тем не менее вы мне так и не надоели. - Он взял ее за руки и крепко их сжал. - Вы единственная из всех знакомых мне женщин, которая никогда мне не надоедала! Я не думал, что такая женщина существует, Фредерика!
     Она вся дрожала, ее мысли путались.
     - Но ведь вы... не влюблены в меня! Как такое может быть? Вы просто пытаетесь заставить меня в это поверить!
     - Конечно, я в вас ни капельки не влюблен! - весело заверил ее маркиз. - Просто я обнаружил, что не могу без вас жить, моя обожаемая Фредерика!
     Пальцы девушки напряглись в руках маркиза. Глядя в его смеющиеся глаза, она робко произнесла:
     - Неужели это и есть любовь? Понимаете, я никогда не была влюблена, поэтому не знаю, что это такое. А я уже давно решила, что никогда не выйду замуж, если не полюблю по-настоящему. Мне всегда казалось, что если влюбляешься в какого-нибудь джентльмена, то становишься слепой к его недостаткам - как Кэрис! Но я прекрасно вижу ваши недостатки и не считаю правильным все, что вы говорите или делаете! Только... мне почему-то всегда не по себе, когда вас нет рядом!
     - Тогда, моя дорогая, - сказал его лордство, обнимая ее, - можете не сомневаться, что вы влюблены!
     - Ой! - Фредерика вырвалась из объятий, грозивших ей смертью от удушья. - Теперь я знаю, что это так!
     Младший Мерривилл, ворвавшись в комнату спустя некоторое время, обнаружил их сидящими рядом на диване.
     - Баддл сказал, чтобы я вас не беспокоил, но я знал, что это фигня! - с презрением заявил он. - Кузен Элверстоук, я должен попросить вас о чем-то очень важном!.. - Феликс не договорил, внезапно заметив, что его кузен обнимает Фредерику одной рукой. Возмущенный подобным проявлением "телячьих нежностей", он с неодобрением взглянул на своего кумира и осведомился:
     - Почему это вы тискаете Фредерику, сэр?
     - Потому что мы собираемся пожениться, - спокойно ответил его лордство. - Понимаешь, приходится... э-э... тискать леди, с которой намерен вступить в брак. Это нечто вроде обязанности.
     - Вот как? - Феликс поморщился. - Ну, тогда я никого не попрошу выйти за меня замуж! Должен сказать вам, сэр, я никогда не думал, что вы... - Он снова оборвал фразу, как будто его поразила внезапная мысль. - Значит, она будет... маркизиной? Слышишь, Джессами? Фредерика собирается стать маркизиной!
     - Не маркизиной, а маркизой, ты, невежественная обезьяна! - строго отозвался его брат, закрыв за собой дверь. Он посмотрел па Фредерику и смущенно промолвил:
     - Мы будем скучать по тебе... но я рад!
     Фредерика улыбнулась:
     - Но вам не придется скучать по мне, Джесса-ми! Мы по-прежнему будем вместе! Единственная разница состоит в том, что мы все - ты, Феликс и я - будем жить не в Грейнарде, а с кузеном Элверстоуком, но я знаю, ты не станешь против этого возражать!
     Джессами перевел взгляд на маркиза:
     - Благодарю вас, сэр! Но неужели вы хотите, чтобы вам навязывали нашу компанию?
     - Конечно, это не слишком вдохновляющая перспектива! - согласился его лордство. - Но все дело в том, что я не мог заполучить вашу сестру на более легких условиях.
     Лицо Джессами осветила одна из редких улыбок.
     - Вы... молоток, сэр!
     - Подумаешь! - возразил Феликс. - Чего это ради ему не хотеть с нами жить? Можно подумать, будто мы его беспокоим! Кузен Элверстоук, я хотел попросить вас: нельзя ли мне устроить в Элвере мастерскую для экспериментов? Честное слово, я не взорву дом! Ну, пожалуйста, кузен Элверстоук!..


   Джорджетт ХЕЙЕР
   ЧЕРНЫЙ МОТЫЛЕК

Перевод с английского Е. Левиной и Т. Черезовой. OCR AngelBooks


Анонс

     Преданный братом и отверженный обществом, молодой граф становится разбойником. На большой дороге он встречается с теми, кто обрек его на скитания и грабежи, и с тою, ради которой он хотел бы порвать с такой жизнью.

ПРОЛОГ

     Одетый как всегда в черное с серебром, с замысловато уложенными ненапудренными иссиня-черными волосами, поблескивая бриллиантами перстней и булавки для галстука. Хью Трейси Клэр Бельмануар герцог Эндоверский сидел в библиотеке своего лондонского дома за секретером и что-то писал.
     Он не имел привычки румяниться и едва ли не специально подчеркивал почти неестественную бледность мушкой под правым глазом. Ресницы его были черны и уголки столь же черных бровей чуть приподнимались к вискам. Взгляд зеленых глаз под тяжелыми веками казался пронзительным. Пока белая рука скользила по бумаге, на тонких губах змеилась усмешка.

     "...но оказывается, у прелестницы есть брат, который, обнаружив мое увлечение, бросил мне перчатку. Я как следует отхлестал самонадеянного ребенка - и так закончилась очередная любовная история. Поскольку Вы, дорогой мой Фрэнк, также испытывали некоторый интерес к этой даме, пишу Вам специально, чтобы сообщить, что не причинял ей вреда - и не собираюсь этого делать Отчасти я сообщаю Вам это для того, чтобы Вы не сочли за долг чести посылать мне вызов, каковое намерение, если не ошибаюсь, я прочел вчера в Ваших глазах. Я предпочел бы не повторять того урока, который был вынужден преподать Вам однажды. Право, я не испытываю такого желания, учитывая ту симпатию, которую к Вам питаю.
     Поэтому дружески прошу считать меня, Фрэнк,
     Вашим покорным слугой. Дьявол".

     Его милость герцог Эндоверский помедлил, держа перо над бумагой. В глазах его блеснула насмешливая улыбка, и он приписал:

     "В случае, если Вы желаете попробовать удачи у моей прежней возлюбленной, позвольте предостеречь. Вас от петушка-братца, настоящего бретера, который пожелает проглотить Вас - как и меня. Буду надеяться увидеть Вас в четверг на рауте Куинсберри, и там Вы снова можете попытаться направить мои непослушные стопы на тернистый путь добродетели".

     Его милость перечитал постскриптум с еще одной удовлетворенной сардонической улыбкой. Потом сложил письмо, наклеил облатку и резко встряхнул стоявшим под рукой колокольчиком, А полчаса спустя достопочтенный Фрэнк Форте-скью, читая постскриптум, тоже улыбнулся - но иначе. И, бросая письмо в огонь, вздохнул.
     - И так закончилась еще одна любовная история... Неужели ты так дерзко и пройдешь всю свою жизнь? - негромко проговорил он, наблюдая, как коробится и вспыхивает бумага. - Молю Бога, чтобы ты по-настоящему влюбился - и чтобы эта леди спасла тебя от тебя самого... бедный мой Дьявол!

ГЛАВА 1
На постоялом дворе "Шашки" в Фаллоуфилде

     Хозяина звали Чадбер: был он краснолиц и тучен, вид имел важный, а характер любезный и обходительный. Весь его мир заключался в стенах "Шашек", - этот постоялый двор приобрел его прадед еще в 1667 году, когда на английском престоле восседал веселый монарх из рода Стюартов, а о ганноверских курфюрстах никто еще и слыхом не слыхивал.
     Мистер Чадбер был тори до мозга костей. Никто не был так настроен против крошечного немца, как он, и, конечно, никто так не жаждал появления храброго Карла Эдуарда. А если его патриотизм и ограничивался тостами за успех кампании принца Чарли, то кто бы стал порицать его за это? И если какие-нибудь случайные виги, остановившись на пути к побережью в "Шашках", заказывали бутылку рейнского и приглашали его опрокинуть рюмочку за здоровье Его Величества, разве бы кто осудил мистера Чадбера за повиновение? Тостом больше - тостом меньше: какое это имеет значение, если вы оказывали настоящие услуги сторонникам его высочества принца Стюарта?
     Мистер Чадбер хвастал - правда, только перед своими восхищенными соседями-тори, что, рискуя жизнью, дал приют двум джентльменам, спасавшимся после разгрома в сорок пятом году, когда судьба их занесла в мирный Фаллоуфилд. И пусть даже этих двоих никто не видел, честному хозяину гостиницы не было основания не верить. Да никому и в голову не пришло бы подвергать сомнению что-либо сказанное мистером Чадбером. Хозяин "Шашек" был в городе важной персоной: ведь он умел читать и писать, а когда-то в юности ездил на север до самого Лондона, провел там десять дней и видел знаменитого герцога Мальборо, когда тот ехал верхом по Странду, направляясь в Сент-Джеймсский дворец.
     К тому же нельзя забывать, что эль, который варили у мистера Чадбера, был намного лучше, чем тот, что продавался на постоялом дворе у другого конца деревни.
     В целом, он был весьма важной фигурой, и никто не знал этого лучше его самого.
     С "прирожденными джентльменами", которых по его словам, он узнавал с первого взгляда, он был почти подобострастно вежлив, но на клерков, и слуг, и прочих людей, не отмеченных печатью богатства, он своей почтительности не тратил.
     По этой именно причине, когда однажды невысокий судейский в зеленом, покинув почтовую карету, вошел в кофейню "Шашек", его приняли надменно и с плохо скрываемой снисходительностью.
     Похоже, посетитель был озабочен и немало встревожен. Он сразу же оскорбил мистера Чадбера, намекнув, что приехал встретиться с джентльменом, который, возможно, несколько бедно одет, имеет тощий кошелек и даже несколько неприятную репутацию. Мистер Чадбер очень сурово дал ему понять, что подобного сорта постояльцы в "Шашках" не попадаются.
     Судейский вел себя таинственно, и казалось даже, что он пытается что-то выведать у хозяина гостиницы. Мистер Чадбер возмутился и заковал себя в броню холодности и высокомерия.
     Когда же судейский осмелился открыто спросить, не имел ли хозяин в последнее время дел с грабителями, тот вполне справедливо глубоко оскорбился.
     Судейский же успокоился совершенно. Он оценивающе взглянул на мистера Чадбера, поднеся щепотку табаку к узкой ноздре.
     - Возможно, у вас остановился некий... э-э... сэр... Энтони... Ферндейл? - предположил он.
     Мистера Чадбера как подменили, и он мгновенно отбросил свое благородное негодование. Конечно, остановился - он приехал только вчера, чтобы встретиться со своим поверенным.
     Судейский кивнул.
     - Это я и есть. Будьте любезны сообщить сэру Энтони о моем приезде.
     Мистер Чадбер чрезвычайно низко поклонился и попросил адвоката не оставаться в кофейной на сквозняке. Сэр Энтони никогда ему не простит, если он позволит его поверенному дожидаться здесь. Не пройдет ли он в частную приемную сэра Энтони?
     На худом лице судейского появилась тень улыбки, пока он шел по коридору следом за мистером Чадбером.
     Его провели в уютное помещение с невысоким потолком и оставили дожидаться, пока мистер Чадбер отправился на поиски сэра Энтони.
     Стены и потолок комнаты были обшиты дубом, на окнах висели синие занавески, а на диванчике у огня - лежали синие подушки. В центре комнаты стоял стол, застеленный белой скатертью, стул и табуретка.
     Адвокат молча осматривался, невесело размышляя о внезапной перемене в хозяине. По всему было видно, что сэр Энтони пользуется в "Шашках" уважением.
     Явно обеспокоенный, он принялся расхаживать по комнате, опустив голову и заложив руки за спину. Он рассчитывал встретить иной прием - он приехал к опозоренному графскому сыну, и его ожидания были самыми тревожными.
     Шесть лет тому назад лорд Джон Карстерз, старший сын графа Уинчема, отправился с братом, достопочтенным Ричардом, поиграть в карты - и вернулся обесчещенным.
     Джон Карстерз мог сжульничать? Невероятно, смешно, - и поначалу никто не верил быстро распространявшейся сплетне. Но он сам не стал отрекаться, вел себя вызывающе, бесстыдно - а потом уехал (говорили, будто бы во Францию и другие заморские страны). Брат Ричард остался, чтобы жениться на леди, в которую были влюблены они оба. О лорде Джоне больше ничего не было слышно, и возмущенный граф запретил упоминать о нем, обещая лишить блудного сына наследства. Ричард взял в супруги прекрасную леди Ла-винию и привез жить в огромное поместье, странно опустевшее без притягательного лорда Джона. Но он не был похож на счастливого новобрачного: наоборот, казалось, из свадебного путешествия он привез тоску - таким он был молчаливым и удрученным.
     Пять лет прошли медленно, не принося вестей о лорде Джоне - и наконец двенадцать месяцев тому назад по дороге из Лондона в Уинчем карету Ричарда остановили - грабителем оказался никто иной, как наш непутевый пэр.
     Можно вообразить себе чувства Ричарда. Что же до лорда Джона, то он оказался на удивление нечувствителен ко всему, кроме комичности происшедшего. Она произвела на него столь сильное действие, что он разразился хохотом, от которого к горлу Ричарда подступил ком, а сердце защемило новой болью.
     Уступая настояниям брата, Джон дал ему адрес гостиницы "на крайний случай" и велел справляться о сэре Энтоне Ферндейле, если в том будет нужда, а потом, сердечно пожав Ричарду руку, ускакал в темноту...
     Адвокат перестал беспокойно шагать по комнате и прислушался. По деревянному полу коридора застучали каблуки и послышалось шуршание плотного шелка.
     Ожидавший судорожно оттянул галстук. А что если... что если добродушный лорд Джон уже не столь добродушен? А что если... но он не осмелился продолжать. Нервно вытащив из кармана пергаментный свиток, он стоял, вертя его в руках.
     На дверную ручку легла уверенная рука и повернула ее. Открывшаяся дверь впустила подобие некоего видения и снова звучно затворилась.
     Перед судейским стоял стройный высокий джентльмен, который отвесил глубокий поклон, изящно помахав модной треуголкой. Другою рукой он держал трость и надушенный носовой платок. Он был одет по последней моде Версаля: в широкополый кафтан бледно-сиреневого цвета, расшитый серебром, белые чулки, короткие узкие панталоны и атласный жилет в цветочек. Обутый в туфли с серебряными пряжками на высоких красных каблуках, голову он украсил новейшего фасона париком, чудесно напудренным, завитым и несомненно доставленным из Парижа. В водопаде кружев его галстука поблескивала бриллиантовая булавка, а на изящной руке, полуприкрытой ниспадающим кружевом манжет, поблескивал гигантский изумруд.
     Адвокат смотрел не в силах пошевелиться - и только когда пара темно-синих глаз взглянула на него с чуть грустной насмешливостью, он, наконец, обрел дар речи. Тогда на лице его отразилось изумление, и он робко подался вперед.
     - Мастер Джек! - ахнул он. - Мастер Джек!
     Элегантный джентльмен шагнул навстречу, укоризненно приподняв руку. Мушка в углу его рта дрожала, синие глаза искрились смехом.
     - Вижу, что вы не знакомы со мной, мистер Уорбертон, - проговорил он, и в его приятном, чуть ленивом голосе слышалась улыбка. - Позвольте представиться: сэр Энтони Ферндейл.
     Теперь в глазах адвоката вспыхнула насмешка, и он сжал протянутую руку.
     - Полагаю, что вы и сами с собой, возможно, незнакомы, ваша светлость, - суховато заметил он.
     Лорд Джон положил шляпу и трость на столик. Казалось, он немного заинтригован.
     - Так что вы хотели, мистер Уорбертон?
     - Я приехал сообщить вам, ваша светлость, что граф, ваш отец, скончался месяц тому назад.
     Синие глаза широко раскрылись, вдруг посуровели и снова сощурились.
     - Неужели? Ну, ну! От апоплексии, полагаю?
     Губы адвоката растянулись в невольную улыбку.
     - Нет, мастер Джек: милорд умер от сердечного приступа.
     - Да что вы говорите? Боже мой! Но не присядете ли, сэр? Через секунду мой слуга заставит повара подать обед. Я надеюсь, вы окажете честь отобедать со мной?
     Адвокат пробормотал слова благодарности и уселся на диванчик, озадаченно наблюдая за "сэром Энтони".
     Граф пододвинул стул и сел, протянув ноги к огню.
     - Шесть лет, а? Ну, право же, так приятно снова видеть ваше лицо, мистер Уорбертон!.. Так я - граф? Граф и разбойник с большой дороги - черт побери! - И он негромко рассмеялся.
     - У меня с собой документы, милорд...
     Карстерз взглянул на свиток в лорнет.
     - Вижу. Будьте любезны убрать их в карман, мистер Уорбертон.
     - Но имеются определенные юридические формальности, милорд...
     - Вот именно. Давайте не станем о них упоминать!
     - Но, сэр!..
     Тут граф улыбнулся, улыбка у него была удивительно приятная и заразительная.
     - По крайней мере, до конца обеда, Уорбертон. Скажите лучше, как вы меня нашли?
     - Мистер Ричард сказал мне, куда ехать, сэр.
     - А, конечно! Я забыл, что назвал ему мое... pied-a-terre , когда остановил на дороге.
     Адвоката чуть не передернуло при этом благодушном и прямом упоминании позорной профессии его светлости.
     - Э-э... именно так, сэр. Мистер Ричард очень хотел бы, чтобы вы вернулись.
     Молодое красивое лицо графа затуманилось. Он покачал головой.
     - Невозможно, мой дорогой Уорбертон. Я убежден, что Дик никогда не говорил столь глупых вещей. Ну-ка, признавайтесь: это вы сами придумали?
     Уорбертон оставил без внимания насмешливый тон и медленно проговорил:
     - По крайней мере, милорд, я полагаю, что он стремится... к искуплению.
     Карстерз кинул на него настороженный, подозрительный взгляд:
     - А!
     - Да, сэр. К искуплению.
     Прикрыв глаза, милорд рассматривал свой изумруд.
     - К какому еще искуплению, Уорбертон? - спросил он.
     - Разве это не подходящее слово, сэр?
     - Признаюсь, оно кажется мне неуместным. Несомненно, я не слишком сообразителен.
     - Такого за вами не водилось, милорд.
     - Да? Но за шесть лет человек меняется, Уорбертон. Скажите, мистер Карстерз здоров?
     - Полагаю, что да, сэр, - хмуро ответил адвокат, чувствуя, что упустил нить.
     - А леди Лавиния?
     - Да.
     Мистер Уорбертон пытливо всмотрелся в милорда. Тот заметил это, и глаза его вновь наполнились озорством.
     - Я счастлив это слышать. Будьте любезны передать мистеру Карстерзу мой привет и просьбу пользоваться Уинчемом по его усмотрению.
     - Сэр! Мастер Джек! Умоляю вас! - вырвалось у адвоката. Он вскочил и взволнованно отошел в сторону: руки его дергались, лицо посерело.
     Милорд напряженно застыл на стуле. Он тревожно наблюдал за порывистыми движениями собеседника, но когда отозвался, голос его звучал ровно и сухо.
     - Да, сэр?
     Мистер Уорбертон резко повернулся и возвратился к камину, жадно вглядываясь в невозмутимое лицо милорда. Сделав над собой огромное усилие, он наконец взял себя в руки.
     - Мастер Джек, мне следует сказать вам то, о чем вы уже догадались. Я знаю.
     Одна бровь высокомерно приподнялась:
     - Знаете - что, мистер Уорбертон?
     - Что вы невиновны!
     - В чем, мистер Уорбертон?
     - В шулерстве, сэр!
     Милорд расслабился, смахнув пылинку с широкого обшлага кафтана.
     - Я сожалею о необходимости разочаровать вас, мистер Уорбертон.
     - Милорд, умоляю вас, не играйте со мной. Вы ведь доверяете мне?
     - Конечно, сэр.
     - Тогда отбросьте это притворство, - нет, и хмуриться тоже не надо! Я вас с колыбели знаю, и мастера Дика тоже, и вижу вас обоих насквозь. Я прекрасно знаю, что вы не мошенничали у полковника Дэра - да и вообще нигде! Я тогда мог бы в этом поклясться - да! А когда я увидел лицо мастера Дика, я сразу понял, что это он сжульничал, а вы взяли его вину на себя!
     - Нет!
     - Я все прекрасно знаю! Мастер Джек, вы могли бы, глядя мне в глаза, повторить, что это не так! Могли бы? Могли бы?
     Милорд молчал.
     Со вздохом Уорбертон снова сел на диванчик. Он покраснел, глаза у него блестели, но он снова говорил спокойно:
     - Конечно, не могли бы. Я еще не слышал от вас лжи. Вам не надо опасаться, что я вас выдам. Все это время я хранил молчание ради его светлости - и теперь ничего не скажу, пока вы мне не разрешите заговорить.
     - А я никогда не разрешу.
     - Мастер Джек, умоляю вас, одумайтесь! Теперь, когда милорд умер...
     - Это ничего не меняет.
     - Не меняет? Разве это было не ради него? Не пото