руг, говорите вы?
     - Я это сказал? Я должен поправиться: друг моей сестры.
     - Неужели? Да, по-моему, я видел его в ее обществе.
     Трейси загадочно улыбнулся.
     - Осмелюсь предположить, что так и было.
     - А как обстоит дело с вами, Трейси?
     - Со мной? А что, собственно, со мной?
     - Вы сказали мне сегодня утром, что наконец влюбились. Это правда? Вы действительно полюбили?
     - Действительно? Откуда мне знать? Я знаю только, что чувствую эту страсть уже четыре месяца, и сейчас она сильнее, чем когда-либо. Это похоже на любовь.
     - Тогда, если она хорошая женщина, надеюсь она согласится принять вас таким, каков вы есть, и сделать таким, каким сможет!
     - Это очень хитроумно сказано, Фрэнк. Я вас поздравляю. Конечно, она согласится принять меня, а что до остального... думаю, нет.
     - Черт побери! Трейси, если вы возьмете с ней такой тон, она не захочет иметь с вами дела!
     - Я всегда достигал успеха.
     - С вашими обычными девками, не так ли? Но если ваша Диана леди, она отправит вас подальше! Ухаживайте за ней, добивайтесь ее! Забудьте о своем проклятом самомнении и важности. Думаю, что вам понадобится смирить себя, валяться в пыли, если все, что вы мне рассказали о происшедшем между вами, правда!
     Они остановились у двери в карточную комнату. Занавес отделял их от бальной комнаты, положив на него руку, Трейси надменно поглядел сверху вниз на друга.
     - Валяться в пыли? Мне? Бог мой! Вы, должно быть, сошли с ума!
     - Может быть, и сошел, но говорю вам, Трейси, если эта ваша страсть - любовь, то странно, что вы ставите себя на первое место. И я не дам за нее понюшки табака! Вы хотите эту девушку не для ее счастья, а для своего удовольствия. Это не та любовь, о которой я говорил, что она спасет вас от себя самого. Когда она придет, вы не будете считаться с собой. Вы осознаете свою ничтожность и, самое главное, будете готовы принести ради нее любую жертву. Да, даже если это приведет к тому, что вы ее потеряете!
     Губы его милости насмешливо искривились.
     - Ваше красноречие поразительно, - заметил он. - Я с Парижа так не забавлялся.

ГЛАВА 20
Его милость герцог Эпдовер принимает участие в игре

     Когда на следующий день герцог Эндовер обедал на Гросвенор-Сквер, ему удалось очень тонко заставить сестру почувствовать подспудную тревогу. Он позволил себе несколько любезных замечаний по поводу ее дружбы с капитаном Лавлейсом, в которых она прочитала неодобрение и зловещее предостережение. Она боялась его, как не боялась мужа, и знала, что если он поймет всю глубину ее чувств к старому поклоннику, то примет весьма действенные меры, чтобы прекратить их общение. Именно тогда, всецело из-за возвращения герцога, она сказала Лавлейсу, что он не должен так явно ее обожать. И навещать ее так часто тоже не следует. Было утро, они находились в будуаре, и Лавиния выглядела очаровательно и соблазнительно в своем пеньюаре, с ненапудренными золотыми локонами, слегка подвязанными кружевной фестончатой рюшью. Во всяком случае Лавлейс отбросил свою шутливую изящную манеру и схватил ее в объятья, почти задушив своими страстными необузданными ласками.
     Миледи стала вырываться, слегка вскрикнула и расплакалась. Его поцелуи только усилили рыдания, он поднял ее на руки, и отнеся к креслу, бережно опустил на него. Затем, обмахнув платком пол у ее ног, он опустился перед ней на колени и взял ее руки в свои.
     - Лавиния! Богиня! Я вас обожаю!
     Сообразив, что слезы портят цвет лица-, леди Лавиния отобрала у него свои руки и стала промокать глаза.
     - О, Гарольд! - укорила она его.
     - Я вас оскорбил! Какой я негодяй...
     - О, нет, нет! - леди Лавиния снова протянула ему руку. - Но это гадко с вашей стороны, Гарри! Вы не должны больше так делать никогда, никогда!
     Его рука обвила ее талию.
     - Но я люблю вас, милая!
     - О! О! Подумайте о Дикки!
     При этих словах он отпустил руки и вскочил с колен.
     - Почему я должен о нем думать? Я думаю о вас и о себе! Только неделю назад вы признались, что он такой недобрый...
     - Очень гадко с вашей стороны напоминать мне об этом! Мы оба сердились друг на друга... а потом мы оба об этом пожалели. Я очень привязана к бедному Дикки.
     - Привязана к нему? А, ну, может быть, но вы его не любите! Так, как женщина любит мужчину... Ведь так?
     - Гарольд!
     - Разумеется, нет! Когда-то вы любили меня... нет, не качайте головой, это правда! Вы вышли бы за меня замуж, если бы не Трейси!
     - О, Гарри! Как вы можете так говорить? Какое отношение имел он к этому?
     - Вот именно, какое? Кто был виноват в том, что меня раз за разом отказывались принимать в Эндове-ре? Кто был виноват в том, что вас побудили выйти за Карстерза?
     - Не Трейси! Это было мое собственное желание.
     - Которое он всячески подкреплял?
     - О, нет!
     - Вы никогда не любили Карстерза...
     - Любила! И люблю!
     - Вы можете так думать, но я-то лучше знаю. Он ведь вам решительно ни в чем не подходит! Вы созданы для жизни веселой и азартной! Со мной у вас она будет, с ним же...
     Она поднялась и приблизилась к нему, глаза ее сверкали, но при этих словах она закрыла уши руками и капризно топнула ножкой.
     - Я не буду слушать этого! Говорю вам, не буду! О, вы несносны, раз так меня мучаете!
     Лавлейс снова заключил ее в объятья, и отведя вниз ее руки, целовал ее снова и снова.
     Она сопротивлялась, стараясь оттолкнуть его, но он прижал ее к себе и поцеловал бы еще, если бы их не прервали.
     Раздался стук в дверь, и лакей объявил:
     - Его милость герцог Эндовер, миледи!
     В мгновенье ока они испуганно отпрыгнули друг от друга. Ее щеки ярко пылали, он побледнел, но держался уверенно.
     Его милость остановился в дверях, вопросительно подняв лорнет. Он перевел взгляд с одного на другого и широко открыл глаза, затем отвесил изысканный поклон.
     - Моя дорогая Лавиния! Капитан Лавлейс, ваш слуга!
     Лавлейс ответил поклоном не менее вычурным.
     - Ваша милость!
     - Боже мой, Трейси! - воскликнула Лавиния, делая шаг вперед. - Какой неожиданный визит!
     - Надеюсь, моя дорогая, я не появился в неподходящий момент?
     - О, нет! - уверила она его. - Я очень рада тебя видеть! Но в такой ранний час! Сознаюсь, это меня изумляет! - она подвела его к креслу, продолжая щебетать, как дитя. А у него был такой невинный вид, он так любезно улыбался капитану, что она решила будто он не заметил ее смущенного румянца и ничего не заподозрил.
     Только когда удалился Лавлейс, она поняла, как ошибалась. Его милость пересел на стул напротив нее, и она увидела, что он слегка хмурится.
     - Ты... ты чем-то недоволен, Трейси? - тревожно поинтересовалась она.
     Он нахмурился еще больше.
     - Н-нет. Я не "недоволен". Я всего лишь предвижу скандал.
     - Я... я не понимаю. Что ты имеешь в виду?
     - В настоящее время ничего.
     - Трейси, пожалуйста не будь таким загадочным! Ты, что, собираешься дуться?
     - Надеюсь, что нет, Лавиния.
     - Но тебя что-то раздосадовало?
     Вместо ответа он задал вопрос.
     - Надеюсь, что ты прошлой ночью хорошо развлекалась... моя дорогая сестрица?
     Она вспыхнула. Прошлой ночью был маскарад у леди Девнант, на который ее сопровождал лорд Роберт. Весь вечер она танцевала почти исключительно с Лав-лейсом, но так как оба были в масках, вопрос ее смутил.
     - Я развлекалась вполне сносно, спасибо. Ты там был?
     - Нет, Лавиния. Я там не был.
     - Тогда откуда ты зна... - она в смятении замолчала и прикусила губу: на мгновение она поймала его холодный и пронзительный взгляд.
     - Откуда я знаю? - невозмутимо закончил ее фразу его милость. - О многом приходится слышать, Лавиния. Кроме того... - он обвел комнату глазами, - кое-что приходится видеть.
     - Я... я... тебя не понимаю! - быстро сказала она, теребя и скручивая беспокойными пальцами кружевную оборку пеньюара.
     - Не понимаешь? Должен ли я объяснить подробнее?
     - Да! Да! Буду очень рада!
     - Тогда позволь мне просить тебя, дорогая моя Лавиния, не вести себя нескромно.
     Щеки ее запылали.
     - Ты имеешь в виду...
     - Я имею в виду, что ты стала слишком дружна с Гарольдом Лавлейсом.
     - Ну и что из этого?
     Его милость несколько удивленно поднял на нее лорнет.
     - Что из этого? Прошу тебя, Лавиния, на мгновенье задуматься.
     - Не думаю, что это я обесчещу наше имя, Трейси.
     - Искренне надеюсь, что нет. Даю тебе слово, я сделаю все, что в моих силах, чтобы предотвратить любой твой сумасбродный поступок. Молю тебя не забывать об этом.
     Она молча кусала губы.
     - Очень неразумно, дитя мое, играть с огнем. Обожжешься раньше или позже. И не забывай, что твой галантный капитан не обладает и половиной богатства Ричарда.
     Она вскочила, пинком отбросив пышные юбки, как делала всегда, когда злилась.
     - Деньги! Деньги... вечно эти деньги! - воскликнула она. - Мне они совершенно безразличны! И Ричард вовсе не богат!
     - Ричард - наследник большого богатства, - спокойно ответил его милость. - И если ты к этому совершенно равнодушна, дорогая моя, то я - нет. Ричард мне крайне полезен. Я молю тебя не покидать его ради какого-то сумасшедшего повесы вроде Лав-лейса, который будет тебе верен месяца три, не больше. Это несомненно.
     - Трейси, я не потерплю, чтобы ты со мной так разговаривал! Как смеешь ты так меня оскорблять! Я не дала тебе никакого повода! Я не говорила, что хочу бежать с ним... А он будет мне верен! Он был мне верен все эти три года!
     Его милость вызывающе усмехнулся:
     - Моя дорогая!..
     - О, я знаю, были кое-какие эпизоды... несдержанности. Ты думаешь, я из-за этого стану хуже к нему относиться?
     - Очевидно, нет.
     - Но другой серьезной любви у него не было! Я тебя ненавижу!
     - Тебя чересчур переполняют чувства, моя дорогая. Так что, ты действительно обдумываешь, не сбежать ли с ним?
     - Нет, нет, нет! И не собираюсь! Я очень привязана к Дикки!
     - Бог мой!
     - Конечно, я его не оставлю!
     - Что ж, тогда я удовлетворен, - ответил он и поднялся на ноги. - Я надеюсь меньше видеть капитана Лавлейса в твоем обществе, - взяв шляпу и трость, он остановился прямо перед ней. Мертвенно белой рукой, на которой пылал огромный рубин кольца-печатки, он крепко взял ее за подбородок и поднял ее лицо, так что она была вынуждена посмотреть ему в глаза. Он глядел не мигая испытующим взглядом.
     - Ты меня поняла? - резко произнес он. Глаза Лавинии наполнились слезами, и нежная нижняя губка задрожала.
     - Да, - пролепетала она и всхлипнула. - О, да, Трейси!
     Угрожающий блеск его глаз несколько смягчился, он улыбнулся, на этот раз без издевки, и, отпустив подбородок, благодушно потрепал ее по щеке:
     - Не забывай, дитя, что я на пятнадцать лет тебя старше, и в моем мизинце больше мудрости и опыта, чем во всей твоей головке. Я не хочу быть свидетелем твоей гибели.
     Не в силах больше сдерживать слезы, она выхватила у него носовой платок, и стала промокать глаза пышным кружевным концом.
     - Ты меня любишь, Трейси?
     - Полагаю, что в глубине души я лелею некоторое теплое чувство к тебе, - хладнокровно ответил он, спасая свой платок. - Я привык думать, что ты ничем не отличаешься от своих беспутных братьев, но теперь полагаю, что, возможно, ошибался.
     Она истерически засмеялась.
     - Трейси, ну как ты можешь быть таким нелюбезным. Господи! Я жалею эту Диану, если она выйдет за тебя замуж.
     К ее удивлению, он слегка покраснел.
     - Диана - а она выйдет за меня замуж - будет иметь все, что только ее душа пожелает, - торжественно ответил он и распрощался.
     Выйдя на площадь, он поискал глазами портшез и, не увидев его, пошел пешком в сторону Одли-Стрит. Он шел быстро, но его продвижение несколько замедлили две дамы, которые проезжали вдоль по улице в своих портшезах, заметили и подозвали его к себе. Сбежав от них в конце концов, он свернул на Керзон-Стрит, а оттуда на Хаф Мун-Стрит, где попал буквально в руки Тома Уайлдинга, которому было что порассказать о последнем пари Марча с Эджекомом. Его милость, изобразив интерес, вежливо отклонил предложение Уайлдинга проводить его и поспешил вдоль Пиккадилли в сторону Джеймс-Сквер, где находился городской дом Эндоверов. Однако ему суждено было снова задержаться, так как, когда он проходил по Арлингтон-Стрит, по ступеням дома № 5 как раз спускался мистер Уолпол. Ему также надо было многое сообщить его милости. Он понятия не имел, что Бельмануар уже вернулся из Парижа. Он приехал неделю назад? Что ж, его, Уолпола, всю неделю не было в городе... он был в Туикнеме. Он надеется, что Бел составит ему компанию в маленькой карточной вечеринке, которую он дает в четверг. Придет Джордж и Дик Эджеком, он пригласил Марча и Джилла Уильямса, но один Бог знает, появятся ли они! Слыхал ли Бел о нелепой ревности Джилли? Обещал быть Уайлдинг, и Маркем, и еще несколько других, чьих ответов он ожидает.
     Эндовер любезно принял приглашение и расстался с мистером Уолполом. Остаток пути он проделал в безмятежном спокойствии и, по прибытии в дом, прошел прямо в библиотеку, где уже сидел прилизанный, почтенного вида тип, одетый конюхом. При появлении его милости он встал и поклонился. Бельмануар коротко кивнул и сел за бюро.
     - У меня для вас работа, Харпер.
     - Да, сэр... ваша милость, я хотел сказать.
     - Знаете ли вы Суссекс?
     - Ну, ваша милость, конечно, я знаю его не так, как...
     - Вы знаете Суссекс?
     - Нет, ваша милость... э-э... да, ваша милость! Я должен был бы сказать - не очень хорошо, ваша милость!
     - Слышали вы когда-нибудь о мрстечке, называемом Литтлдин?
     - Нет, сэ... ваша милость.
     - А Мидхерст?
     - О, да, ваша милость.
     - Хорошо. Литтлдин в семи милях от него. Вы его отыщете... там есть гостиница, под названием, по-моему... "Указующий перст". В ней вы поселитесь.
     - Да, ваша милость, разумеется.
     - На небольшом расстоянии оттуда находится дом... усадьба Хортон, где живет некий мистер Боули, с сестрой и дочерью. Вы должны наблюдать за всеми приездами и отъездами этих людей с величайшей тщательностью. Со временем вам надо стать конюхом у мистера Боули.
     - Н-но, ваша милость! - слабо запротестовал удивленный Харпер.
     - Вы познакомитесь с их нынешним конюхом и намекнете ему, что я, Эндовер, нуждаюсь во втором конюхе. Вы скажете ему, что я хорошо плачу... втрое против того, что платит ему мистер Боули. Если я знаю человеческую натуру, он придет ко мне наниматься. А вы займете его место. Если мистер Боули спросит у вас рекомендацию, вы отошлете его к сэру Хью Грандисону, кофейня "Уайтс", на Сент-Джеймс-Стрит. Когда вы будете наняты, я пришлю вам дальнейшие инструкции.
     Человек, разинув рот, уставился на него, потом судорожно закрыл рот, потом снова попытался что-то сказать.
     - Вы меня вполне поняли? - невозмутимо спросил Бельмануар.
     - Э-э... да, ваша милость.
     - Тогда повторите то, что я велел.
     Харпер, запинаясь, повторил и растерянно вытер платком лоб.
     - Хорошо. Добавлю, что буду платить вам вдвое по сравнению с тем, что даст мистер Боули, а в конце, если вы мне хорошо послужите, получите пятьдесят гиней. Довольны?
     Харпер значительно повеселел.
     - Да, ваша милость. Благодарю вас, сэр!
     Трейси положил перед ним двадцать гиней.
     - Это вам на расходы. Запомните, чем скорее все будет сделано, тем увереннее вы можете быть в пятидесяти гинеях. Это все. Вопросы есть?
     Харпер попытался сообразить, но не найдя вопросов, покачал головой.
     - Нет, ваша милость.
     - Тогда можете идти.
     Человек поклонился и вышел, зажав в руке гинеи. Он сравнительно недавно поступил на службу к его милости и еще не привык к молниеносным решениям и поступкам герцога, поэтому не был уверен, нравится ему это или нет. Но пятьдесят гиней - это пятьдесят гиней!

ГЛАВА 21
Миссис Фаншо разжигает огонь, а О'Хара раздувает пламя

     Ричард Карстерз очень скоро воспользовался разрешением миссис Фаншо посетить ее и нанес визит в дом № 16 по Маунт-Стрит. Он нашел обстановку его весьма элегантной, а старшую сестру, тоже вдову, доброжелательной и гостеприимной хозяйкой.
     В первый раз он оказался не единственным гостем: кроме него были две дамы, которых он не знал, и юная кузина, а позднее появился еще мистер Стандиш, с которым он обычно лишь раскланивался. Увидев, что у него не будет возможности поговорить с вдовушкой о своем брате, он вскоре распрощался, пообещав вновь навестить ее в недалеком будущем. Когда спустя три дня он снова назвал свое имя и был приглашен войти, то нашел эту даму в одиночестве и с благодарностью услышал, как она приказала слуге больше никого не принимать.
     Склонившись над ее рукой, он высказал надежду, что она здорова.
     Миссис Фаншо усадила его рядом с собою на диванчике.
     - Я совершенно здорова, мистер Карстерз. А вы?
     - Тоже, - улыбнулся он, но вид его не соответствовал этим словам.
     Она, засмеявшись, так ему и сказала, и он пожаловался на хлопотливую неделю.
     - Что ж, сэр. Я полагаю, что вы пришли поговорить со мной не о своем здоровье, а о моем друге... не так ли?
     - Уверяю вас...
     - Помните, никаких пустых комплиментов! - умоляюще проговорила она.
     - Тогда, сударыня, да. Я хочу услышать о... Ферн-дейле. Видите ли, я... как и вы... испытываю к нему большой интерес.
     Она бросила на него острый взгляд и кивнула.
     - Конечно, я расскажу вам все, что знаю, мистер Карстерз, но это очень немного, и вы, возможно, разочаруетесь. Я знала его лишь то короткое время, когда мы оказались в Вене, и... он был не слишком общителен.
     - Ах!.. он не делился с вами, сударыня?
     - Нет. Если кто-либо пытался вызвать его на откровенность, он становился вежливым айсбергом.
     - Тем не менее, сударыня, пожалуйста, расскажите мне все, что вы знаете.
     - Боюсь, это не займет много времени. Я встретила его в Вене в 48 году, на Прейтере, где я прогуливалась со своим мужем, который поехал в Вену поправить здоровье. Я случайно обронила свой ридикюль как раз, когда сэр Энтони проходил мимо. Он подобрал его и заговорил с нами на ужасном немецком, - она слегка улыбнулась при этом воспоминании. - Мистер Фаншо, испытывая глубочайшую неприязнь ко всем иностранцам, был безмерно рад услышать его английский акцент. Он уговорил сэра Энтони продолжить прогулку с нами, а затем пригласил посетить нас, что тот и сделал. По-моему, он тоже был счастлив встретить соотечественников, потому что приходил часто. Однажды, когда я ним разговаривала, он на мгновенье отбросил... как бы это сказать... свою настороженность... и рассказал мне, что не говорил на родном языке почти четыре года. Но тут же, кажется, пожалел о том, что сказал так много, и переменил тему, - она замолчала и подняла глаза, чтобы посмотреть, интересно ли это ее слушателю.
     - Да, да? - поторопил ее Ричард. - А потом?
     - Не помню. Как я уже сказала, он приходил часто, в основном поболтать с моим мужем, который был инвалидом, и иногда со мной. Он почти никогда не говорил об Англии... думаю, не доверял своей выдержке. Никогда он не упоминал ни родных, ни английских друзей, а когда я заговаривала о доме, он очень крепко сжимал губы, и вид у него становился чрезвычайно печальный. Я видела, что по какой-то причине для него это больной предмет, так что я перестала об этом говорить.
     Он был очень интересным собеседником, мистер Карстерз, и часто рассказывал мужу истории, заставлявшие того смеяться, как не смеялся тот многие месяцы. Он был очень живой, остроумный и всегда тщательно и щегольски одетый, но чем занимался, я сказать не могу. Он говорил, что он праздный джентльмен, но не думаю, что был очень богат. Он часто посещал игорные дома, и я слышала рассказы о его фантастическом везении, так что как-то даже поддразнила его этим. Он только засмеялся и сказал, что живет Случаем... он имел в виду кости. И в то же время я знаю из разговора,