ва,  вот  я  и  решила  не  мучить  себя  ею,  за
неимением какого-либо богатства для распределения.
   - А разве знающая мисс Кекуик не учила тебя экономно  вести  домашнее
хозяйство?
   - Нет, ее мышление - высшего порядка. Кроме того, все знают, что  это
означает! Это - съедать только одно блюдо за обедом, иметь  недостаточно
лакеев и самой шить себе платья, что совершенно бесполезно,  потому  что
если у тебя нет  денег,  чтобы  за  что-либо  заплатить,  то  это  самая
идиотская трата времени - учиться, как их сберечь! Мама не станет  этого
делать - но я думала не о ней, я  думала  о  тебе  и  о  Фонтли.  -  Она
устремила на него серьезный взгляд. - Мама  говорит,  что  Фонтли  будет
потеряно для нас. Это правда? Пожалуйста, скажи мне, Адам! - Она  прочла
ответ на  его  лице  и  потупила  взгляд.  Тщательно  расправив  складки
муслинового платья на коленях, она сказала:
   - Я нахожу эту мысль просто отвратительной.
   - И я тоже, - грустно согласился он. - Слишком отвратительной,  чтобы
о ней говорить, до тех пор, пока я с ней не свыкнусь.
   Она подняла глаза;
   - Я знаю, что для тебя это гораздо хуже, и не собиралась говорить  об
этом так жалостливо. Дело в том, что я убеждена: нам следует предпринять
усилия, чтобы спасти Фонтли. Я много думала об этом и понимаю,  что  это
теперь и мой долг - подыскать блестящую партию. Как ты думаешь - у  меня
получилось бы, если бы я задалась такой целью?
   - Нет, конечно нет! Моя дорогая Лидия...
   - О, я смогу! - сказала она решительно. - Я, конечно, понимаю, что на
этом пути, может быть, встретится загвоздка-другая,  особенно  важно  то
обстоятельство, что я еще не выезжаю в свет. Мама, знаешь ли, собиралась
выезжать со мной в этом сезоне, но она не может этого сделать, пока мы в
трауре, и я понимаю, что если я не появляюсь в обществе...
   - Кто втемяшил тебе в голову всю эту чепуху? - перебил Адам сестру.
   Она посмотрела удивленно:
   - Это не чепуха! Неужели ты не знаешь, как, мама надеялась на то, что
Шарлотта подыщет блестящую партию? Она почти это сделала, но не  приняла
предложения из-за  Ламберта  Райда.  И  я  должна  сказать,  что  это  в
значительной степени лишило ее моей благосклонности! Разве что, дура, не
знала, что из этого получится. Так оно и  случилось!  Мама  неделями  не
говорит ни о чем, кроме как  о  Марии  и  о  том,  что  она  никогда  не
пренебрегла бы своим долгом, как бедная Шарлотта!
   - Райд? - проговорил Адам, пропустив мимо ушей  последнюю,  и  весьма
примечательную часть этой речи.
   - Да, разве ты его не помнишь?
   - Конечно помню, но я не видел его с тех пор, как приехал домой и...
   - О нет! Он в отъезде. Ему пришлось уехать  в  Эдинбург,  потому  что
одна из его шотландских тетушек умерла, а он был опекуном, или что-то  в
этом роде. Адам, ты не станешь запрещать Шарлотте выйти за  него  замуж,
правда?
   - Боже правый, мне нечего сказать по этому  поводу!  Они  по-прежнему
этого хотят?
   - Да, и ты должен что-то сказать! Шарлотта пока - несовершеннолетняя,
и я знаю, что ты - наш опекун.
   - Да, но...
   - Если ты считаешь, что было бы неподобающе  разрешать  нечто  такое,
что не нравилось папе, так я скажу тебе - это все не он,  а  мама,  -  с
готовностью поведала Лидия. - Он сказал, что она должна  поступить,  как
ей нравится, но ему совершенно все равно. -  На  мгновение  задумавшись,
она добавила:
   - Я не удивлюсь, если тебе удастся внушить  маме  эту  мысль  теперь,
когда мы разорены. Ей, конечно, это совершенно не понравится, и я должна
признать, что  это  действительно  выглядит  потрясающим  мотовством  со
стороны Шарлотты - транжирить себя на Ламберта Райда! Однако отчаиваться
совсем не нужно! У меня не так много знакомых молодых джентльменов, но я
знаю, что очень хорошо уживаюсь с пожилыми, потому что всякий раз, когда
папа принимал здесь кого-нибудь из своих друзей, я замечательно  с  ними
ладила! И, как я обнаружила, именно у пожилых джентльменов самые крупные
состояния. Не понимаю, что я такого сказала, чтобы ты так смеялся!
   - Конечно не понимаешь, пожалуйста, прости меня! - взмолился Адам.  -
Думаю, что ты, наверное, поговорила с Уиммерингом?
   - Нет! А что? - спросила она, удивившись.
   - Это именно тот совет, который он дал и мне: найти блестящую партию!
   - Ага!  -  глубокомысленно  проговорила  Лидия,  подвергая  сказанное
осмыслению, и покачала головой. - Нет, только не ты!  Шарлотта  говорит,
что, если отношения уже сложились, сама мысль о браке  с  кем-то  другим
отвратительна.
   Адам, обнаруживший, что его сестра так же  способна  смутить,  как  и
позабавить, ответил с похвальным хладнокровием:
   - Так и сказала? Ну, наверное, она знает лучше меня, так что не стану
спорить на сей счет.
   - Ты виделся с Джулией,  когда  был  в  Лондоне?  -  поинтересовалась
Лидия, не заметив колкости. - Знаешь, Оверсли переехали из Бекенхерста в
начале месяца. - Она заметила некоторую  напряженность  в  его  лице  и,
обеспокоенная, спросила:
   - Мне не следовало этого говорить? Но она сама сказала мне об этом!
   - Понимая, что лишь откровенность пойдет ему на пользу, Адам сказал:
   - Не знаю, что она могла тебе сказать, Лидия,  но  ты  обяжешь  меня,
если забудешь об этом. Между нами действительно возникла  привязанность,
но мы никогда не были помолвлены. Я еще не наведывался  на  Маунт-стрит,
но, конечно, должен это сделать, когда вернусь в город. Вот, собственно,
и все, что можно сказать!
   - Ты имеешь в виду, что лорд Оверсли не позволит Джулии выйти за тебя
теперь, когда ты разорен? - спросила она.
   - Он был бы очень плохим  отцом,  если  бы  позволил,  -  ответил  он
настолько бодро, насколько мог.
   - Ну, я думаю, это ужасно несправедливо! - заявила Лидия. - Мало того
что ты обязан  выплатить  долги  папы,  к  которым  не  имеешь  никакого
отношения, так ты еще и должен отказаться от Джулии!  Все  свалилось  на
тебя, а ты виноват меньше, чем любой из нас! Мама  считает,  что  жалеть
нужно ее, но это вздор, - и ты можешь глядеть как угодно неодобрительно,
Адам, но это вздор! На самом  деле,  ты  -  единственный  из  нас,  кого
нисколько не жалеют! Мама получит свою вдовью долю  имущества,  Шарлотта
выйдет замуж за Ламберта, а я теперь вполне утвердилась  в  мысли  выйти
замуж  за  человека  с  состоянием.  -  Она  тепло  улыбнулась  ему.   -
Естественно, такой шаг был бы в высшей степени неприятен  для  тебя  или
для Шарлотты, если бы вам пришлось это сделать, но  я  буду  не  против,
уверяю тебя! Ты должен знать, что мне.., мне  неведомы  нежные  чувства.
Разве что, - добавила она менее возвышенным  стилем,  -  я  влюбилась  в
одного лакея, когда мне было двенадцать, но это  была  непродолжительная
страсть, не говоря уже о том, что совсем нежелательная, так что  нам  не
нужно принимать ее в расчет. Кстати,  Адам,  ты  знаком  с  каким-нибудь
богатым пожилым джентльменом?
   - Боюсь, что нет. А если бы и был знаком, то скрыл бы его от тебя!  Я
скорее предпочел бы лишиться Фонтли, чем смотрел бы,  как  ты  жертвуешь
собой  ради  его  спасения,  и,  хотя  ты  еще  не  любила,  само  собой
разумеется, что однажды ты можешь полюбить,  и  какой  тогда  это  будет
тоской для тебя - быть связанной с богатым старым джентльменом!
   - Да, - согласилась она, - но, я считаю, нужно быть готовой на жертвы
ради своей семьи. И в конце концов, он может умереть к тому времени!
   - Совершенно верно! А если доживет -  хотя  я  вовсе  не  думаю,  что
доживет!  -  мы  всегда  сможем  прикончить  его  с   помощью   пузырька
какого-нибудь медленно действующего яда.
   Эта мысль настолько пришлась по душе Лидии, что она расхохоталась; но
в этот неподходящий момент дверь открылась и,  опершись  на  руку  своей
старшей дочери, вошла леди Линтон,  волоча  за  собой  ярды  отделанного
черными кружевами траурного крепа. Она помедлила на  пороге,  проговорив
слабым дрожащим голосом:
   - Смеетесь, мои дорогие? Шарлотта, которая была столь же добра, сколь
и красива, сказала:
   -  До  чего  радостно  было  это  слышать!  Лидии  всегда   удавалось
рассмешить дорогого Адама, даже когда ему было больно, правда, мама?
   - Я рада узнать, что в Фонтли есть кто-то, способный смеяться в  этот
момент, - сказала леди Линтон.
   Ничто  ни  в  ее  голосе,  ни  в  выражении   лица   не   подтвердило
достоверности этого утверждения, но никто из ее  дорогих  не  рискнул  к
этому придраться. Завершив разгром виновной стороны  горестным  вздохом,
она позволила Шарлотте подвести себе к  дивану  и  опустилась  на  него.
Шарлотта приладила подушку у матери за головой, поставила  табуретку  ей
под ноги и  вернулась  к  креслу  по  другую  сторону  широкого  камина,
устремив, пока она усаживалась, тревожно-вопросительный взгляд на своего
брата. Между ними было заметно сильное  сходство.  Оба  напоминали  свою
мать, в отличие от более крупной и темноволосой Лидии, которая  пошла  в
отца. Леди Линтон  часто  повторяла,  что  Шарлотта  -  копия  ее  Самой
прежней. Хотя тонкая красота вдовы и поблекла со  временем,  а  домашние
невзгоды придали брюзгливое выражение ее классическим  чертам,  она  все
еще была привлекательной женщиной.
   - Насколько я понимаю, -  проговорила  она,  -  этот  человек  уехал.
Наверное, я могла бы надеяться, что он сочтет необходимым попрощаться со
мной. Но, как вижу, без сомнения, я должна привыкать к тому, что со мной
обращаются как с человеком совершенно незначительным.
   - Боюсь, должен взять вину за этот промах на  себя,  мама,  -  сказал
Адам. - Уиммеринг жаждал засвидетельствовать тебе  свое  почтение  перед
отъездом, но я не позволил, зная, что ты лежишь в постели.  Он  попросил
меня передать его извинения.
   - Я только рада, что  была  избавлена  от  необходимости  видеть  его
снова, - заявила ее светлость несколько невпопад. - Он  никогда  мне  не
нравился, никогда! И ничто не разубедит меня в том, что  наши  несчастья
вызваны тем, как он вел дела вашего бедного отца!
   Снова вмешалась Шарлотта;
   - Можно нам узнать, как обстоят дела, Адам? Нам кажется, что  они  не
могут быть хуже, чем мы это предполагаем,  правда,  мама?  Едва  ли  это
способно стать для нас шоком, даже если мы совершенно разорены!
   - Ничто не  может  стать  шоком  для  меня,  -  сказала  спокойно  ее
родительница. - После всего, что я пережила, я привыкла к катастрофам. И
лишь желаю знать, когда мне  готовиться  к  тому  моменту,  когда  будет
продана крыша над моей головой.
   - Я не сделаю этого, обещаю тебе, мама, - ответил Адам.  -  На  самом
деле я надеюсь, что ты по крайней мере сможешь жить в сносных  условиях,
даже если никто из нас не сможет остаться в Фонтли.
   Шарлотта спросила запинающимся голосом:
   - Фонтли должно быть продано? И уже ничего нельзя сделать, чтобы  его
спасти? . Адам смотрел потупившись на тлеющие поленья в камине и ответил
лишь слабым покачиванием головы. Слезы навернулись на глаза  сестры,  но
прежде, чем они успели  пролиться,  Лидия  отвлекла  внимание  Шарлотты,
бесстрастно сообщив, что, похоже, у мамы случилась судорога.
   Вид вдовы определенно  внушал  тревогу.  Когда  смоченная  нашатырным
спиртом вата была принесена ее младшей дочерью и поднесена  к  ее  носу,
она смогла приподнять голову от подушки и  произнести  мужественным,  но
слабеющим голосом;
   - Спасибо, мои дорогие! Прошу вас, не придавайте этому значения!  Это
пустяк - просто волнение, вызванное столь ужасными  известиями,  сразило
меня настолько!.. Ты так долго был гостем в своем  доме,  дорогой  Адам,
что просто не мог знать, как ужасно истрепаны мои бедные нервы!
   - Ты должна простить меня, мама, я действительно вовсе не намеревался
тебя расстраивать, - сожалел Адам. - Мне казалось жестоким  скрывать  от
тебя то, что ты рано или поздно все равно узнала бы.
   - Без сомнения, ты поступил так, как считал правильным,  мой  дорогой
сын. Мой первенец! - сказала вдова, протягивая к нему тонкую руку. -  Но
если бы твой брат был жив, он бы понял, какой  это  сокрушительный  удар
для  меня!  Ах,  бедный  мой  Стивен!   Всегда   такой   рассудительный,
чувствующий все в точности так же, как я!
   Поскольку жизнь ее второго ребенка, оборвавшаяся, когда он еще был  в
Оксфорде, была  отмечена  высокомерным  пренебрежением  к  любым  другим
соображениям,  кроме  непосредственно   касающихся   его   самого,   это
восклицание  заставило  ее   оставшихся   в   живых   детей   обменяться
красноречивыми взглядами.
   Как раз в тот момент, когда Адам старался убедить мать, что ее вдовья
доля имущества и страшнейшая нужда вовсе  не  синонимы,  Лидия  внезапно
воскликнула:
   - Так, значит, Дауэс был прав! Я совсем  так  не  думала,  но  теперь
вижу! Адам, эти отвратительные торговцы присылают счета за вещи, которые
папа никогда не покупал!
   Он быстро повернул голову  и  обнаружил,  что  она  занята  изучением
бумаг, которые он оставил  на  письменном  столе,  И  прежде  чем  успел
вмешаться, она продемонстрировала озадачивающий пробел в своей житейской
мудрости:
   - Ведь папа никогда не дарил тебе ожерелье с изумрудами  и  алмазами,
правда, мама? А тут "Ранделл  энд  Бридж"  требуют  за  него  совершенно
чудовищную сумму! До чего гнусные мошенники!
   Открытие  это  произвело  на  вдовствующую  даму  действие,  подобное
электрическому  заряду...  Доведенная   до   полуобморочного   состояния
усилиями двух дочерей обрисовать в привлекательных тонах  ее  дальнейшее
существование, она села, прямая, как палка, и резко спросила:
   - Что?
   - Лидия, положи эти бумаги обратно  на  мой  стол!  -  приказал  Адам
раздраженно.
   - Но, Адам...
   - Щеголяла прямо перед моим носом! - проговорила  тем  временем  леди
Линтон. - Ну как же я не догадалась! В опере - я еще подумала,  до  чего
вульгарное! Как раз то, чего можно ожидать от такой твари! Да, тут  одно
другому под стать! Мы могли  ходить  в  лохмотьях,  но  он  предоставлял
карт-бланш любой распутнице, которая ему приглянулась!
   - Боже милостивый! - воскликнула Лидия с округлившимися от  удивления
глазами. - Не хочешь же ты сказать, что у папы - папы! - была...
   - Попридержи язык! - коротко проговорил Адам,  забирая  счет  из  рук
сестры и засовывая его в один из ящиков письменного стола.
   Поняв, что брат рассержен не на шутку, она тут же попросила прощения.
Лидию заботила не собственная нескромность, а то, что  какая-то  женщина
может  благосклонно  принимать  знаки  внимания  от  джентльмена   столь
преклонных лет, как ее отец, которому было никак не меньше чем пятьдесят
два.  Шарлотта,  у  которой,   при   всех   ее   достоинствах,   напрочь
отсутствовало чувство юмора, позже  сочла  должным  указать  Адаму,  что
нераскаяние дорогой Лидии  свидетельствовало  скорее  о  ее  невинности,
нежели о порочности.
   Леди Линтон годами терпела шалости своего супруга с аристократическим
безразличием, но изумрудное ожерелье по  какой-то  причине,  которую  ее
дети так никогда и не открыли, оказало на нее  шоковое  воздействие.  От
возмущения щеки ее вспыхнули, и  она  настолько  забылась,  что  тут  же
припомнила  и  несколько  прежних  прегрешений  его  светлости,  заявив,
правда, что те она смогла простить.  Ожерелье,  стоимость  которого  она
представляла не иначе как хлеб, выхваченный изо ртов его  детей,  с  тем
чтобы повесить на шею падшей женщине, - это уж слишком, как она заявила.
Это определенно было слишком и  для  Лидии,  которая,  издав  сдавленный
смешок, напомнила таким образом потрясенной родительнице  о  собственном
присутствии. Та была, по ее словам, огорчена, что  кто-то  из  ее  детей
может быть начисто лишен деликатности и чувства приличия.  Она,  похоже,
нашла некоторое утешение в мысли, что Лидия всегда была в точности такой
же, как ее отец, но эти девические несовершенства  естественным  образом
потребовали сравнения с детскими достоинствами ушедшей в мир иной Мэри и
побудили вдову сетовать на  жестокость  судьбы,  отнявшей  у  нее  двоих
детей, которые поддержали  бы  ее  и  утешили  в  трудную  минуту.  Одно
повлекло за собой другое: прошло немного времени, и Адам обнаружил,  что
его обвиняют  в  величайшей  бесчувственности;  что  касалось  Шарлотты,
которая изо всех сил старалась успокоить свою бедную мать,  леди  Линтон
удивлялась, как та может смотреть ей в глаза, своенравно отказавшись  от
предоставленной ей возможности поправить пришедшие в упадок дела  своего
семейства.
   - Ни слова осуждения никогда не сорвется с моих  губ,  -  великодушно
простила она. - Я просто дивлюсь на тебя, потому что все эгоистичное  по
своей природе совершенно мне чуждо. Бедное дитя! Я хотела бы, чтобы тебе
не пришлось пожалеть о  поступке  того  дня,  но,  увы,  боюсь,  что  ты
обнаружишь в скором времени, как внимание к  тебе  со  стороны  молодого
Райда печальным образом пойдет на убыль теперь,  когда  мы  оказались  в
нищете.
   Но в этом она ошибалась. Не прошло и двадцати  четырех  часов  с  тех
пор, как она изрекла зловещее пророчество, а мистер Райд уже  тряс  руку
Адама, приговаривая:
   - Ей-богу, это  замечательно  -  видеть  тебя  снова,  да  еще  таким
крепким! Но ты знаешь, как я  огорчен  причиной,  по  которой  ты  здесь
оказался! Каким человеком ты, должно быть,  меня  считал!  Но  наверное,
Шарлотта рассказала тебе, как все случилось: я был в отъезде -  одна  из
моих старых тетушек отдала концы, и мне пришлось  спешно  отправиться  в
Шотландию, в сопровождении еще двух тетушек, цеплявшихся за мои фалды. Я
уже и не чаял освободиться!  Но  было  бесполезно  сбегать  прежде,  чем
уладится дело: мне пришлось бы вернуться назад, знаешь ли, а я  этого  и
не собираюсь делать, если только не возьму туда Шарлотту на наш  медовый
месяц! - Молодой человек ухмыльнулся и добавил:
   - Ты ведь не станешь запрещать наш брак, не так ли?  Лучше  не  надо,
старина, скажу я тебе!
   Адам засмеялся и покачал головой:
   - Я бы не осмелился. Но думаю, тебе следует знать, что  дела  наши  в
очень плохом состоянии, Ламберт. Я сделаю, что смогу,  чтобы  обеспечить
Шарлотту по крайней мере какой-то частью ее приданого, но это  будет  не
то, что ей  полагалось  получить  и  на  что  ты  мог  более  или  менее
рассчитывать.
   - Нет? - резко спросил Ламберт. - Даешь мне шанс пойти  на  попятную?
Очень мило с твоей стороны - нет, в самом  деле!  А  теперь  довольно  -
шутки  прочь!  Я  очень  сожалею,  но   это   не   является   для   меня
неожиданностью. Я без всякого колебания сознаюсь,  что,  когда  Шарлотта
послала мне это сообщение, первой мыслью, что пришла в голову, было  то,
что теперь, наконец, мы можем соединиться. Поместье Мембери не сравнится
с Фонтли, и, хотя состояние мое невелико, оно дает мне возможность вести
дела достаточно удачно, чтобы обеспечить своей жене жизнь с комфортом  -
да и Лидии тоже, если она решит поселиться с нами.
   Он спросил Адама, придется ли тому продавать  Фонтли.  И  когда  Адам
ответил, что, к сожалению, скорее всего да, он помрачнел и  сказал,  что
это плохо и что Шарлотта будет очень переживать.
   - Знаешь ли, жить так близко и видеть здесь чужих людей... Я рад  был
бы тебе помочь, но это не в моих силах. Разве что, - добавил он со своим
неизменным смешком, - освобожу тебя от Шарлотты.
   Не приходилось рассчитывать, что леди Линтон с готовностью смирится с
тем, что ее  дочь  выйдет  замуж  за  какого-то  сельского  сквайра,  но
альтернатива, состоявшая в том, чтобы обеспечивать дочь  из  собственной
вдовьей доли имущества, заставила ее скрепя сердце дать согласие. Хотя и
оставляя за собой право сокрушаться по  поводу  этого  союза,  она  была
вынуждена  признать,  что  это  не  позорно:  Ламберт  не  знатного,  но
достойного происхождения, и его состояние, прежде казавшееся  ничтожным,
превратилось, в свете  ее  собственного  жалкого  положения,  в  немалый
достаток. Ей бы никогда не пришелся по вкусу этот брак, но  она  сказала
сыну, что вынуждена признать: