елах, так что меня бесполезно спрашивать, но, мне кажется, Чарльз убедил отца... ну... позволить ему самостоятельно управлять имуществом.
     - Лучше скажи, вынудил его! - мрачно произнес сэр Горас. - В странное время мы живем! Я понимаю мальчика, но Боже мой, мне вас жаль!
     - О, пожалуйста, поверь, это не так! - горестно вскричала леди Омберсли. - Я не хочу, чтобы ты думал... Чтобы ты считал Чарльза неприятным, ведь он не такой, если его не выводить из себя; а надо признать, это мало кому удавалось! Вот почему я думаю, дорогой Горас, что если он не захочет, чтобы я позаботилась о Софи, мне не следует противоречить ему!
     - Вздор! - сказал сэр Горас. - Почему он не должен захотеть?
     - Мы... мы решили не устраивать приемов в этом сезоне, за исключением неизбежных. Самое неприятное, что пришлось перенести свадьбу Чарльза из-за тяжелой утраты, которую понесла мисс Рекстон. Ее семья еще шесть месяцев не снимет черные перчатки по одной из сестер леди Бринклоу. Ты знаешь, все Бринклоу тщательно соблюдают правила поведения. Эжени посещает лишь очень тихие приемы, и естественно ожидать от Чарльза, что он разделит ее скорбь!
     - Боже, Элизабет, мужчина не должен носить черные перчатки по тетке той, на ком он еще не женат!
     - Да, конечно, но Чарльз ей сочувствует, а, кроме того, еще и Чарльбери!
     - А с ним-то, черт возьми, что?
     - Свинка, - трагически ответила леди Омберсли.
     - Что? - сэр Горас расхохотался. - Да, видать это еще тот парень, если умудрился заболеть свинкой, когда надо было жениться на Сесилии.
     - Послушай, Горас. Я должна тебе сказать, что ты несправедлив к нему. Он-то чем виноват? Это и так для него унизительно! И более того, чрезвычайно не вовремя, так как если бы он сейчас был здоров, то, благодаря своей любезности, не говоря уж о превосходных манерах и обходительности, непременно расположил бы Сесилию к себе! Но эти девчонки так глупы и забивают головы романтическими бреднями, не говоря уж о капризах. Как бы там ни было, я рада, что Сесилия не похожа на этих ужасных современных мисс, и, конечно же, она послушается своих родителей! Однако что может быть несвоевременнее свинки лорда Чарльбери!
     Сэр Горас, вновь доставая табакерку, весело и понимающе взглянул на сестру.
     - И какой же каприз у мисс Сесилии? - спросил он.
     Леди Омберсли, зная, что старший сын посоветовал бы ей благоразумно промолчать, не смогла устоять перед искушением выложить все брату.
     - Ты ведь никому не расскажешь, правда, Горас? - попросила она. - Глупышка думает, что она влюблена в Огэстеса Фонхоупа!
     - Это один из выводка Латтервортов? - спросил сэр Горас. - Да ведь он ей не пара!
     - Боже мой, и не говори об этом! Ведь он младший сын и без малейшей надежды на наследство! К тому же еще и поэт.
     - Это очень опасно, - согласился сэр Горас. - Может быть, я его видел. Каков он из себя?
     - Довольно красивый! - в отчаянии сказала леди Омберсли.
     - Как, в стиле лорда Байрона? Он слишком много на, себя берет!
     - Н-нет. Он такой же белокурый, как и Сесилия, совсем не хромает и, хотя его произведения, написанные белым стихом, очень милы, вряд ли они будут иметь успех. Я хочу сказать, им далеко до поэзии лорда Байрона. Это очень досадно, так как публикации стоят дорого, а расходы несет он... или, скорее, леди Латтерворт, насколько я знаю.
     - Я, кажется, вспомнил его, - сказал сэр Горас, подумав. - В прошлом году он был в Брюсселе со Стюартом. Послушай моего совета, выдай дочь за Чарльбери как можно скорее!
     - Ну, я так и сделаю, если... сказать по правде, я не смогу, если он ей противен! Ты же видишь, Горас, что пока он лежит больной, я ничего не могу сделать!
     Сэр Горас кивнул.
     - Тогда она выйдет за поэта.
     - Не говори так! Чарльз думает, что будет разумно не ездить туда, где Сесилия может его встретить, вот еще одна причина, по которой мы сейчас живем очень замкнуто. Это чрезвычайно неприятно. Я думаю, было бы намного проще, если бы этот бедняга был низкого происхождения - искатель счастья, купеческий сын или что-нибудь в том же роде! Тогда можно было бы отказать ему от дома и запретить Сесилии общаться с ним на балах без крайней необходимости, и мы бы никогда не встречались с ним в свете. Но Фонхоупов можно встретить везде! Что может быть досаднее! Чарльз терпеть его не может, даже зная, что такой неприятие может оскорбить его семью. Альмерия Латтерворт - одна из моих старинных подруг!
     Сэр Горас, которому уже надоел этот разговор, зевнул и лениво произнес.
     - Думаю, тебе не о чем беспокоиться. Все Фонхоупы бедны как церковные крысы, скорее всего леди Латтерворт так же мало желает этой свадьбы, как и ты.
     - Ничего подобного! - сердито возразила она. - Леди Латтерворт предельно безрассудна, Горас! Огэстес получает все, что пожелает! Она делает такие недвусмысленные намеки... Я не знала, что думать, еще меньше знала, что отвечать. Пришлось сказать, что лорд Чарльбери просил позволения поговорить с Сесилией и что он ей, я думаю, небезразличен! Мне и в голову не могло прийти, что Огэстес столь невоспитан, и посмеет обратиться к Сесилии, не испросив прежде разрешения у Омберсли, а именно это он и сделал!
     - Ну, хорошо! - сказал сэр Горас. - Если она так привязана к нему, будет лучше, если вы разрешите ей принимать его. Ведь он ей ровня, а если она захочет выйти замуж за младшего сына без гроша в кармане, что ж, это ее дело.
     - Если бы дело касалось Софии, ты бы так не говорил! - заметила его сестра.
     - Софи не так глупа.
     - Сесилия тоже не глупа! - оскорбленно заявила леди Омберсли. - Если ты видел Огэстеса, то ты не должен удивляться! К нему нельзя не почувствовать расположения! Так было и со мной. Но Чарльз прав, и я с ним полностью согласна, нельзя этого допускать!
     - Ладно, компания кузины отвлечет ее внимание и, возможно, направит ее мысли в другое русло, - примирительно произнес сэр Горас.
     Леди Омберсли очень поразила эта мысль. Ее лицо просветлело, и она сказала:
     - Неужели? Знаешь, она немного застенчива и с трудом сходится с людьми; с тех пор, как ее лучшая подруга мисс Фристон вышла замуж и переехала жить в центральные графства Англии, у нее не было подруги, которой можно доверить самое сокровенное. А теперь, если дорогая София будет жить с нами...
     Она замолчала, продолжив мысль в уме. Она была все еще поглощена этим, когда дверь салона открылась и вошел старший сын.
     Благородному Чарльзу Ривенхолу было двадцать шесть лет, но довольно резкие черты лица вкупе с самоуверенными манерами создавали впечатление, что он на несколько лет старше. Это был высокий, сильный молодой человек, казалось, что обмену любезностями в гостиной матери он предпочитал объезд земель отца. Он почти всегда был одет в костюм для верховой езды, а не в модные панталоны, свободным стилем повязывал галстуки, признавал лишь минимум крахмала на своих рубашках, абсолютно пренебрегая такими признаками щегольства, как брелки, кармашки для часов, чудаковатые очки, и оскорблял своего портного требованием кроить пиджаки таким образом, чтобы в них можно было облачиться без помощи камердинера. Говорят, что слышали, как он просил небеса о том, чтобы его никогда не принимали за денди, на что его друг, мистер Киприан Вичболд, резонно заметил, что для этого не надо небесного вмешательства. Настоящих денди, строго добавил мистер Вичболд, отличают как утонченное обращение, так и изысканное платье, что вместе делает их желанными посетителями любой гостиной, тогда как понятия мистера Ривенхола о любезности проявлялись в холодной учтивости по отношению к тем, к кому он не питал особого расположения, а его манеры, включая привычку, не мигая, глядеть в лицо тому, против чьей претенциозности он возражал, и произносить вслух уничижительные замечания, навсегда закрывающие доступ в свет, были далеки от притягательных. Что вместе создавало опасность (как выразился мистер Вичболд) быть принятым скорее за грязную скотину.
     Пока Чарльз закрывал за собой дверь, его мать подняла голову, слегка вздрогнула и, явно волнуясь, что задело ее брата, произнесла:
     - О! Чарльз! Это ты! Подумать только! Твой дядя Горас!
     - Дассет уже сообщил мне, - отозвался мистер Ривенхол. - Здравствуйте, сэр.
     Он пожал дяде руку, подвинул стул и сел, вежливо вовлекая сэра Гораса в разговор. Его мать, нервно теребившая в руках сначала бахрому шали, а потом свой носовой платок, прервала этот обмен любезностями:
     - Чарльз, ты помнишь Софи? Твою маленькую кузину!
     Мистер Ривенхол не был похож на того, кто помнит свою маленькую кузину, тем не менее он невозмутимо сказал:
     - Ну, конечно. Надеюсь, она здорова, сэр?
     - Да она никогда ничем не болела за исключением кори, - ответил сэр Горас. - Ты скоро сам ее увидишь, твоя мама согласилась позаботиться о ней, пока я буду в Бразилии, Было очевидно, что такой способ сообщать новости не понравился леди Омберсли, поэтому она поспешила вмешаться:
     - Это еще не решено окончательно, хотя я бы с радостью приютила дорогую девочку моего брата у себя. Я также подумала, Чарльз: как приятно было бы Сесилии! Ты знаешь, они с Софией почти ровесницы.
     - В Бразилии? - переспросил мистер Ривенхол. - Это должно быть очень интересно. Вы долго намерены там пробыть, сэр?
     - О нет, - неопределенно ответил сэр Горас. - Вероятно, нет. Это зависит от обстоятельств. Я уже говорил твоей матери, что буду ей чрезвычайно обязан, если она найдет подходящего мужа для моей Софи. В этом возрасте она сама вышла замуж, и насколько я слышал, она в этом деле знаток. Кажется, тебя следует поздравить, мой мальчик?
     - Да, спасибо, - мистер Ривенхол слегка поклонился.
     - Если ты не возражаешь, Чарльз, я была бы счастлива принять Софию, - умиротворенно сказала леди Омберсли.
     Он раздраженно взглянул на нее и ответил:
     - Прошу вас, поступайте, как вам угодно, сударыня. Не понимаю, при чем здесь я.
     - Я, конечно, объяснила твоему дяде, что мы живем очень тихо.
     - Софи на это наплевать, - благодушно произнес сэр Горас. - Она молодая, всегда найдет для себя занятие, ей одинаково хорошо и в испанской деревне, и в Вене, и в Брюсселе.
     Услышав это, леди Омберсли резко выпрямилась.
     - Только не говори мне, что в прошлом году ты таскал ребенка в Брюссель!
     - Конечно же, она была в Брюсселе! А где, черт возьми, ей надо было быть? - запальчиво ответил сэр Горас. - Не хотела же ты, чтобы я оставил ее в Вене, а? Кроме того, ей понравилось в Брюсселе. Мы встретили там множество друзей.
     - Но опасность!
     - Фу! Чепуха! Какая же опасность, если командовал Веллингтон!
     - Когда, сэр, мы будем иметь удовольствие видеть мою кузину? - вставил мистер Ривенхол. - Будем надеяться, что после превосходных развлечений на Континенте жизнь в Лондоне не покажется ей очень скучной.
     - Только не ей! - произнес сэр Горас. - Никогда не видел Софи, сидящей без дела. Предоставьте ее самой себе! Я всегда так поступаю, и это никогда не приносило вреда. Я точно не знаю, когда она прибудет. Вероятно, она захочет увидеться со мной до моего отъезда, но вряд ли она успеет приехать в Лондон до моего отплытия.
     - Вряд ли успеет до... Горас, ты сам должен привезти ее ко мне! - воскликнула его сестра, явно скандализованная. - В ее возрасте - и путешествовать в одиночку! Никогда о таком не слышала!
     - Она не одна. С ней будут горничная - дракон, а не женщина, проехала с нами по всей Европе, - а также Джон Поттон.
     Увидев, что его племянник приподнял брови, он счел нужным пояснить:
     - Это грум, курьер, мастер на все руки! Он присматривает за Софи с ее детских лет.
     Он вытащил часы и взглянул на стрелки.
     - Теперь, когда мы все уладили, мне надо идти, Лиззи. Позаботься о Софи и найди ей хорошего жениха, я на тебя надеюсь. Это очень важно, потому что... У меня нет времени объяснять. Думаю, она расскажет сама.
     - Но, Горас, мы не все уладили! - запротестовала его сестра. - И Омберсли расстроится, если не увидит тебя! Я надеялась, что ты пообедаешь с нами!
     - Нет, не могу, - ответил он. - Я обедаю в Карлтон-Хауз. Передавай привет Омберсли; думаю, что на днях снова увижу его!
     Затем он небрежно поцеловал сестру, сердечно похлопал ее по плечу и вышел в сопровождении племянника.
     - Можно подумать, именно этого я хотела! - возмущенно произнесла леди Омберсли, когда Чарльз вернулся в комнату. - И я не имею ни малейшего представления, когда девочка приедет!
     - Это неважно, - сказал Чарльз с равнодушием, рассердившим ее. - Ты распорядишься, чтобы ей приготовили комнату, и она может приехать, когда захочет. Будем надеяться, она понравится Сесилии, когда та узнает ее получше.
     - Бедняжка! - вздохнула леди Омберсли. - Знаешь, я страстно хочу заменить ей мать, Чарльз! Должно быть, она ведет очень странную и одинокую жизнь!
     - Без сомнения странную, но едва ли одинокую, если она ведет хозяйство у моего дяди. Я предполагаю, что с ней живет какая-нибудь женщина постарше - гувернантка или что-то в этом роде!
     - Конечно, так должно было бы быть, но твой дядя ясно мне сказал, что гувернантка умерла, когда они жили в Вене! Мне бы не хотелось так говорить о единственном брате, но создается впечатление, что Горас не способен позаботиться о дочери!
     - Совершенно не способен, - сухо согласился он. - Полагаю, тебе не придется жалеть о своей доброте, мама.
     - О нет, конечно, нет! - воскликнула она. - Твой дядя так говорил о девочке, что мне страшно захотелось ее увидеть! Бедняжка, я думаю, с ее желаниями и удобствами никогда не считались! Я бы рассердилась на Гораса, если бы он еще хоть один раз повторил, что она умница и не поставляла ему хлопот. Думаю, он никому не позволит доставить ему хлопоты - вряд ли найдется более эгоистичный человек! София, наверное, унаследовала приятный характер своей матери. Не сомневаюсь, что она будет прекрасной компанией Сесилии.
     - Надеюсь, так и будет, - сказал Чарльз. - Это напомнило мне кое о чем, мама! Я только что перехватил одно из цветочных подношений этого молокососа сестре. Эта записка была вложена в букет.
     Леди Омберсли взяла послание и в испуге посмотрела на него.
     - Что мне с этим делать? - спросила она.
     - Брось его в огонь, - посоветовал он.
     - О нет, Чарльз, я не могу! По-моему, это недопустимо! Кроме того, может, эта записка адресована мне от его матери!
     - Очень маловероятно, но если ты так думаешь, тебе нужно прочесть се.
     - Конечно, так поступить - это мой долг, - согласилась она с несчастным видом.
     Он сделал презрительное лицо, но промолчал, и после минутного замешательства она сломала печать и развернула листок.
     - О, посмотри, это стихи! - воскликнула она. - Причем очень милые. Чарльз, послушай:
     Когда, о Нимфа, луч из синих глаз
     Мятущуюся душу мне пронзает...
     - Благодарю, я не разбираюсь в стихах, - резко прервал мистер Ривенхол. - Бросьте их в огонь, сударыня, и скажите Сесилии, чтобы она впредь не получала писем без вашего позволения!
     - Да, но ты действительно считаешь, что это надо сжечь Чарльз? А если это окажется единственным экземпляром Может быть, он хочет их напечатать!
     - Он не посмеет печатать такое ни об одной из моих сестер! - мрачно произнес мистер Ривенхол, повелительно протянув руку.
     Леди Омберсли, всегда покорявшаяся сильной воле, уже готова была отдать ему письмо, когда дрожащий голосок и дверях заставил ее остановиться:
     - Мама! Не отдавай ему!

II

     Леди Омберсли опустила руку. Мистер Ривенхол, нахмурив брови, резко обернулся. Его сестра, взглянув на него со жгучим укором, подбежала к матери и выкрикнула:
     - Дай мне это, мама! Кто позволил Чарльзу жечь мои письма?
     Леди Омберсли беспомощно смотрела на сына, но он молчал Сесилия выдернула развернутый листок бумаги из рук матери и прижала его к трепещущей груди. Этот жест заставил мистера Ривенхола заговорить:
     - Ради Бога, Сесилия, не надо устраивать представлений! - сказал он.
     - Как ты посмел прочитать мое письмо?! - воскликнула она.
     - Я не читал твоего письма! Я отдал его маме, а уж у нее-то есть право читать его!
     Ее нежные голубые глаза наполнились слезами, она громко сказала:
     - Только ты виноват! Мама никогда бы... Я тебя ненавижу, Чарльз! Ненавижу!
     Он пожал плечами и отвернулся.
     - Ты не должна так говорить, Сесилия! - слабо укорила Дочь леди Омберсли. - С твоей стороны очень нехорошо получать письма без моего разрешения! Даже не представляю, что сказал бы твой папа, если бы узнал об этом.
     - Папа! - презрительно воскликнула Сесилия - Нет! Это Чарльзу хочется сделать меня несчастной!
     Чарльз из-за плеча взглянул на сестру.
     - Думаю, бесполезно говорить, что я искренне хочу, чтобы ты не была несчастной.
     Вместо ответа она дрожащими руками сложила письма и спрятала его на груди, вызывающе глядя на брата. А он, прислонившись к каминной полке и глубоко засунув руки в карманы бриджей, ждал, что за этим последует.
     Продолжая тихо всхлипывать, Сесилия вытерла глаза. Она была премиленькой; ее прелестно очерченное лицо обрамляли светлые, золотистого оттенка локоны, и ей очень шел гневный румянец, заливший ее нежные щеки. Обычно она выглядела задумчивой, но сейчас возбуждение зажгло воинственную искру у нее в глазах, а закушенная губа создавала иллюзию злости. Брат, окинув ее циничным взглядом, заметил, что ей надо почаще выходить из себя, ибо это очень красило ее, придавая живость обычно несколько вялым чертам.
     Злое замечание не тронуло Сесилию. Она не могла не видеть восхищенных взглядов, которые бросали на нее, но, будучи очень скромной, недооценивала свою красоту и, будь у нее выбор, предпочла бы волосы модного темного цвета. Она вздохнула, выпустила закушенную губу и присела на низкий стульчик возле софы.
     - Не отрицай, Чарльз, это из-за тебя мама не любит... недолюбливает Огэстеса! - успокаиваясь, сказала она.
     - Но, моя дорогая, - серьезно возразила леди Омберсли, - с чего ты взяла, что я недолюбливаю его? Я просто не считаю его подходящим для тебя мужем!
     - Мне все равно! - объявила Сесилия. - Он единственный мужчина, к которому я могу почувствовать привязанность. Короче, я прошу вас отказаться от мысли, что я приму крайне лестное предложение лорда Чарльбери! Никогда!
     Леди Омберсли что-то горестно, но бессвязно возразила, а мистер Ривенхол мрачно заметил:
     - Насколько я помню, раньше ты так не думала.
     Сесилия обратила к нему свой лучистый взгляд и ответила:
     - Раньше я не знала Огэстеса.
     Леди Омберсли поразила логичность этого заявления, но ее сын был менее впечатлителен.
     - Я тебя умоляю, - сказал он. - Не трать на нас свое красноречие! Ты знакома с младшим Фонхоупом с рождения!
     - Теперь все по-другому, - просто сказала Сесилия.
     - Это правда, Чарльз, - рассудительно заметила леди Омберсли. - Он был обычнейшим ребенком, а когда учился в Оксфорде, был ужасно прыщавый, никто и подумать не мог, что он станет таким красавцем! Ему удивительно пошло на пользу время, проведенное с сэром Чарльзом Стюартом в Брюсселе! Я была просто поражена, вновь увидев его!
     - Интересно, - резко сказал мистер Ривенхол, - а был ли поражен сэр Чарльз? Я не знаю, как леди Латтерворт удалось всучить государственному деятелю дурачка в секретари! Что ж, пусть это останется на ее совести! Все мы с радостью сознаем, что теперь он не занимает эту должность! И никакую другую! - добавил он язвительно.
     - Огэстес - поэт, - выспренно произнесла Сесилия. - Он не способен выполнять унылые обязанности секретаря посла.
     - Я этого не отрицаю, - согласился мистер Ривенхол. - Моя дорогая сестрица, он также неспособен содержать жену. И не обольщайся тем, что тебе удастся получить согласие отца на столь неблагоразумный брак, поскольку до тех пор, пока мое мнение имеет вес, этому не бывать!
     - Я знаю, что только твое мнение и имеет вес в этом доме! - вскрикнула Сесилия. По ее щекам катились крупн