браслетов украшали каждое запястье; и брошь  из  рубинов  и  бриллиантов
была приколота к кружевам на груди. Парчовая шаль и отделанные блестками
туфли довершали ансамбль, про который лишь  такой  пристрастный  критик,
как ее отец, мог подумать, что он к лицу молодой девушке.
   Мисс Шоли не унаследовала крупность своего родителя.  Было  известно,
что злые языки недоброжелателей описывали ее  как  маленькую  толстушку.
Адам был невысоким мужчиной, но ее голова доставала ему лишь до плеча. В
ней угадывалась предрасположенность к полноте: девушка уже  была  пухлой
и,  вероятно,  впоследствии  должна  была  раздобреть  еще  более.   Она
определенно не была красавицей,  но  в  ее  наружности  не  было  ничего
отталкивающего. Глаза были не большие, но ясно-серые,  широко  раскрытые
(за исключением тех моментов веселости, когда они сужались до сверкающих
щелочек) и смотрели серьезно и вдумчиво; волосы, тщательно  уложенные  и
завитые, имели пепельный оттенок; у нее был маленький, решительный  рот;
нос пуговкой и цвет лица, который был  бы  хорош,  если  бы  она  изжила
неуместную склонность густо вспыхивать каждый раз, когда смущалась,  Она
была так не похожа на ммсс Оверсли, как только можно себе вообразить! Не
было блеска в ее глазах, не было шарма в улыбке, никакой мелодичности  в
ровном голосе и ни малейшего намека на  воздушность  ни  в  лице,  ни  в
манере держать себя. В то время как Джулия, казалось, плыла  по.воздуху,
эта ступала твердым, энергичным шагом; в то время как Джулия могла  быть
очаровательно игривой, эта  была  неизменно  прозаичной.  Она  умела  по
достоинству оценить шутку, но  не  всегда  улавливала  юмор  и,  похоже,
обладала скорее здравым смыслом, нежели чувствительностью.
   Узнавание вовсе не пронзило Адама ослепительной вспышкой, но он сумел
соотнести ее с той невзрачной девицей, которую слишком часто заставал на
Маунт-стрит годом раньше. Он подошел к мисс Шоли,  проговорив  со  своей
подкупающей улыбкой и непринужденной учтивостью:
   - Нет нужды представлять меня мисс Шоли,  сэр,  поскольку  мы  давние
знакомые. Как много времени, кажется, прошло с нашей последней встречи!
   Она подала ему руку, но ответила лишь  быстрой,  какой-то  судорожной
улыбкой и совсем мимолетным взглядом. Румянец на ее щеках стал еще гуще;
ее смущение вызвало у Адама искреннюю жалость, и он попытался помочь  ей
пережить  неловкий  момент,  отпустив  замечание  по   поводу   размеров
Рассел-сквер, безусловно самой большой улицы в Лондоне.
   К счастью, поскольку девушка продолжала держать  рот  на  замке,  ему
ответил мистер  Шоли,  который  с  удовольствием  рассказал  об  истории
площади,  обстоятельствах,  побудивших  его  переехать  сюда  из  района
Саут-гемптон, и о цене, которую он заплатил за дом здесь.
   - Расхаживать гоголем среди важных шишек в Мэй-фере - это не по  мне,
хотя, признаюсь вам, мы много их перевидали, подъезжающих к  дому  номер
65, теперь, когда здесь поселился этот художник! Они приезжают, чтобы  с
них нарисовали портрет, и хороши же они, с какой  стороны  ни  посмотри!
Ну, да им это на роду написано - вот что я скажу! Вы просто не поверите,
милорд, но он сдирает с вас по восемьдесят или сто  гиней  за  маленькую
картинку, за которую я не дал бы и ста шиллингов!
   -  О,  вы  слишком  саркастичны,  мистер  Шоли!  -  возразила  миссис
Кворли-Бикс. - Вы, наверное, знаете,  лорд  Линтон,  что  мы  говорим  о
мистере Лоуренcе . Какой талант! Я  просто  обожаю  его  картины  и  -  да  будет  мне
позволено это сказать, уважаемый мистер Шоли, - часто  лелеяла  мечту  о
том, что вы закажете ему портрет, чтобы запечатлеть  образ  нашей  милой
мисс Шоли.
   - Гм, я действительно подумывал об этом, но  когда  он  как-то  завел
речь о четырехстах гинеях за портрет в полный рост,  -  а  это  то,  что
хотелось бы сделать, потому что если уж я заказываю  какую-то  вещь,  то
мне ее делают как положено, - ну, я и откланялся. Решил, что это  чистое
надувательство! Хотя кто знает - может быть, я еще и надумаю, если  дела
пойдут так, как я этого хочу, - добавил он многозначительно.
   - Наверное, вы, лорд Линтон, были знакомы с этой частью  города,  еще
когда стоял Бедфорд-Хаус? Нельзя не жалеть  о  его  исчезновении!  Такой
великолепный! А сколько воспоминаний  с  ним  связано!  Какую  боль  вы,
должно быть, испытали, видя, как район застраивается заново!
   - О нет! - ответил Адам. - По-моему,  я  наведывался  в  Бедфорд-Хаус
всего лишь раз в жизни и был настолько молод в  ту  пору,  что  сохранил
лишь смутные воспоминания о том случае.
   - Но вы наверняка знакомы с герцогом? Он так сильно напоминает своего
брата, покойного герцога, с которым вы конечно же часто виделись. Он был
одним из друзей  вашего  отца,  не  так  ли?  Знаете,  оба  -  страстные
агрономы. Вы видели статую пятого герцога  на  площади?  Одна  из  работ
Уэстмакотта  , выполненная в  его  лучших
традициях - насколько я разбираюсь в этом деле!
   - Ну, статуя красивая, большая, - признал мистер Шоли, - но никак  не
возьму в толк, зачем графу понадобился плуг, да и агрономия, ведь это  -
занятие для фермеров, а не для герцогов. Каждый должен заниматься  своим
делом - вот мой девиз.
   - О, я  уверяю  вас,  любезный  сэр,  агрономия  сейчас  стала  очень
популярна! - воскликнула миссис  Кворли-Бикс.  -  По-моему,  мистер  Кок
Норфолкский ввел ее в моду, а он, знаете ли...
   - Господи, мэм, что вы такое несете! - нетерпеливо воскликнул  мистер
Шоли. - А вот, наконец, и звонок к  обеду!  Дженни,  дорогая,  веди  нас
вниз, будем надеяться, ты заказала достойный  обед  для  его  светлости,
даже если черепахи нынче нипочем не достать. Впрочем, я вас предупредил,
милорд, - чем богаты, тем и рады! - Он добавил это на тот  случай,  если
Адам поймет его слишком буквально и забеспокоится. -  Просто,  хорошо  и
обильно - вот мое правило, и на стол никогда не  подают  ничего  такого,
что я не стал бы предлагать гостю, если он вдруг заскочит перекусить.  Я
не знаю, что Дженни предложит. нам сегодня, но уверен в  одном:  в  доме
Джонатана Шоли вам'не придется сидеть на бобах!
   Он мог бы не утруждать себя. К этому времени у Адама сложилось  ясное
представление о том, что стоит  перед  ним,  и  он  ничуть  не  удивился
шерен-те кушаний и гарниров, от которых ломился длинный обеденный  стол,
заставленный до самого буфета. Поскольку обед был неофициальным,  подали
только одну смену блюд, чему не мог не порадоваться Адам. Он был не  бог
весть каким едоком и за несколько последних лет привык к  походной  еде,
которая чаще всего состояла  из  заячьего  супа  и  тощего  цыпленка,  и
воздать должное даже одной смене блюд, состоявшей из дюжины  яств,  было
для него сущим наказанием. Мистер Шоли, взмахнув рукой, сказал:
   - Прошу к столу, милорд! - и затем уже-мало участвовал  в  разговоре,
отвлекаясь от столь серьезного дела, как поглощение пищи, лишь на время,
достаточное,  чтобы  извиниться  за  отсутствие  деликатесного  палтуса,
порекомендовать сладкое мясо или потребовать еще соуса.
   Мисс  Шоли  спокойно  объяснила.  -  что  недавние   штормы   сделали
невозможным промысел палтуса, и Адам, лишь бы что-нибудь  ответить,  дал
ей юмористическое описание одной из наименее аппетитных трапез,  которой
его как-то потчевали в Испании.
   Она улыбнулась в ответ:
   - Но на одной  из  ваших  квартир  для  постоя  -  я  помню,  что  вы
рассказывали нам об этом, - всегда  была  пенелла,  и  весьма  отменного
вкуса. Я правильно произнесла это слово?
   - Да, абсолютно верно, и она была хороша! Что-то вроде тушеного рагу,
которое никогда не снимали с огня у меня на глазах, но что туда клали, я
так и не узнал - всего понемногу, как я подозреваю!
   - Я не любитель тушеного рагу, - заметил мистер Шоли. - Объедки - вот
что это такое, и соответственно едят их на кухне. Позвольте мне угостить
вас кусочком ветчины, милорд!
   Адам отказался; и миссис Кворли-Бикс, возможно из благого  побуждения
поддержать разговор, принялась перечислять  всех  отпрысков  благородных
семейств,  служивших  в  те  времена  на  Пиренейском  полуострове,  чьи
родители были ее давними  знакомыми  или  дальними  родственниками.  Она
нисколько  не  сомневалась,  что  все  они  были  хорошо  известны   его
светлости, но, поскольку тех, кто не  состоял  в  кавалерийских  полках,
следовало искать в  1-м  полку  гвардейской  пехоты,  он  не  смог  дать
удовлетворительного ответа и был  благодарен  хозяину  за  то,  что  тот
перевел разговор на другую тему, хотя и мог бы упрекнуть его  за  то,  в
какой манере это было сделано.
   - А ну их к лешему - лорда Такого, достопочтенного Сякого!  -  сказал
мистер Шоли. - Отведайте лучше кусочек утенка, милорд!
   Адам согласился на утенка и, пока хозяин вырезал несколько ломтиков с
грудки, поспешил предупредить любые  дальнейшие  расспросы  относительно
его армейских знакомств, спросив мисс  Шоли,  читала  ли  она  последнее
стихотворение Байрона. Ее ответ удивил  его,  потому  что,  вместо  того
чтобы немедленно разразиться восторгами, она быстро покачала  головой  и
сказала:
   - Нет. И не собираюсь,  потому,  сдается  мне,  оно  -  об  очередном
варварском восточном персонаже и так же изобилует окровавленными мечами,
как и "Гяур", который показался мне ужасным.
   - Ах, перестаньте,  мисс  Шоли!  -  воскликнула  миссис  Кворли-Бикс,
всплескивая руками с нарочитым испугом. - Божественный  Байрон!  Как  вы
можете так говорить? "Абидосская невеста"! Первые строки! "Знаешь ли  ты
землю, где кипарисы и мирты - символы деяний, которые совершаются  в  их
краях..."
   - Да, это очень хорошо, но следующие  строки  кажутся  мне  нелепыми.
Ярость стервятника может переплавиться в грусть, хотя это кажется  очень
маловероятным,  но  почему  любовь  дикого  голубя  должна  привести   к
помешательству и преступлению, я не могу себе представить. И к тому  же,
- добавила она решительно, - я в это не верю!
   -  Конечно  же!  -  согласился  Адам,   весьма   позабавленный   этой
новаторской точкой зрения.
   - Что касается меня, то я ничего не знаю о любви черепах, да и  никто
этого не знает, но готовить их лучше всею западноиндийским  способом,  с
добрыми полутора пинтами мадеры, разложив сверху  дюжину  крутых  яиц  и
покрыв раскаленной формой, - сказал мистер Шоли.
   - Любезный мистер Шоли, это недоразумение! Поэт пишет о диком голубе!
   - А! Так бы и сказали! Я не знаю, ел ли я диких голубей,  но,  скорее
всего, они почти такие  же,  как  обычные.  Я  не  питаю  к  ним  особой
склонности, -  задумчиво  произнес  мистер  Шоли,  -  но,  когда  я  был
мальчишкой, мы, бывало, готовили их в сливочном  масле.  Называлось  это
"голуби в ямке".
   - Как "жаба в ямке"? - осведомилась мисс. Шоли.
   - Дорогая мисс Шоли, как вы можете  так  говорить?  -  запротестовала
миссис Кворли-Бикс. - Лорд Линтон, судя по его виду, просто потрясен!
   -  Неужели?  В  таком  случае  мой  вид   дает   обо   мне   неверное
представление. - Адам  обратился  к  хозяйке,  сказав  с  едва  заметной
улыбкой:
   - Вы не представляете, как это занятно - встретить  женщину,  которая
не впадает в экстаз от одного лишь упоминания имени Байрона!
   - Вы насмехаетесь надо мной? - спросила Джен-ни Шали напрямик.
   - Конечно нет! Я не большой знаток поэзии, но действительно ли  стихи
лорда Байрона настолько переоценивают?
   - Ну, я так считаю, - ответила она. - И давно поняла, что, как бы  ни
старалась, вообще не могу оценить поэзию должным образом. Тем не менее я
все-таки предприняла  величайшие  усилия,  чтобы  прочитать  "Абидосскую
невесту".
   - Тщетные, насколько я понимаю?
   Она кивнула, выглядя слегка пристыженной:
   - Да, хотя, пожалуй, я бы с упорством продолжала, если бы  библиотека
не прислала мне сверток с двумя книгами, которые мне очень  уж  хотелось
прочитать. Но я обнаружила, что больше не в состоянии сосредоточиться, и
потому оставила попытки. А одна из книг была вполне достойной! - сказала
девушка, словно оправдываясь, и добавила:
   - "Жизнь Нельсона" мистера  Саути   - она вам не попадалась?
   - О да!  Это  действительно  замечательный  труд!  Стоящий  всех  его
"Талабасов", "Мэдоков" и "Проклятий"! Но, мисс  Шоли,  что  это  был  за
другой труд - не такой достойный! - который отвлек вас  от  "Аби-досской
невесты"?
   - Ну, это был роман, - призналась она.
   - Предпочесть роман  лорду  Байрону!  Ах,  мисс  Шоли!  -  насмешливо
воскликнула миссис Кворли-Бикс.
   - Да, я действительно его предпочла. Более того, я взялась за него  с
величайшим облегчением, потому что он о вполне обычных, реальных людях и
в нем никто никого не убивает. Кроме  того,  он  оказался  исключительно
занятным, как я и догадывалась. - Она застенчиво посмотрела на  Адама  и
спросила, слегка запинаясь:
   -  Он  написан  автором  "Разума  и   чувствительности"   , который - н-но,  вы,  возможно,
не помните! - понравился  мне,  но  м-мисс  Оверсли  сочла  его  слишком
скучным. Я помню, что мы поспорили о нем однажды в вашем присутствии.
   - Нет, я не припомню этого случая, - ответил он, чуть покраснев, - но
знаю, что мисс Оверсли предпочитает  романтику  будничности.  Она  также
очень увлекается поэзией.
   - Ну, о вкусах не спорят, - сказал мистер Шоли, который приближался к
завершению своей трапезы. - Но, должен  сказать,  я  не  понимаю,  какая
польза в написании стихов, разве что для детей, чтобы учить их  этому  в
школе, хотя какую пользу они им принесут, тоже не знаю. И  все-таки  это
было замечательно - слушать, как  ты  декламируешь,  Дженни,  а  ты  так
прекрасно запоминала свои отрывки.
   Миссис Кворли-Бикс бросила многозначительный взгляд на Адама, но тот,
уклонившись  от  него,   ухватился   за   возможность,   предоставленную
замечанием хозяина, вовлечь мисс Шоли в  череду  воспоминаний  о  разных
стихах, которые их детьми заставляли учить  наизусть.  Мисс  Шоли  стала
заметно  менее  застенчивой  в  этой  игре,  связанной   с   неуместными
сравнениями, - обстоятельство, которое побудило  ее  родителя  мимоходом
заметить, когда дамы покинули обеденный зал, что она  и  гость  понимают
друг друга с полуслова.
   Адам  почувствовал,  что  весь  сжался,   и   постарался   преодолеть
отвращение. Ему это не вполне удалось, но мистер-Шоли не стал  развивать
эту тему, посчитав  гораздо  более  важным  убедиться  сперва,  что  его
портвейн оценен должным образом, а потом узнать, созвучно ли мнение  его
благородного гостя относительно  миссис  Кворли-Бикс  его  собственному.
Адам ответил уклончиво. Хотя он не был  в  восторге  от  этой  дамы,  но
считал ее положение нелегким и испытывал к ней глубокую жалость, кау,  к
любому человеку, вынужденному жить с мистером Шоли.
   - Ну, по моему разумению, она просто-напросто ломака, -  сказал  этот
достойный муж. - Я надеялся, что вы поставите ее на  место,  потому  что
чего  я  не  выношу,  так  это  притворства!  Да,  и  я  тоже  не  люблю
смитфилдские сделки, и у меня сильное подозрение, что как раз  это  я  и
получил, когда нанял эту даму  компаньонкой  к  Дженни.  Поймите,  я  не
скряга, но я хочу получить за свои деньги стоящую вещь, и  не  жалею  ни
пенни, когда получаю ее, можете не сомневаться!  Наверное,  вы  заметили
жемчуга, которые носит моя Дженни? Я купил их у "Ранделл энд Бридж" и не
моргнув глазом выложил за них восемнадцать тысяч - хотя,  конечно,  сбил
цену на пару тысяч, прежде чем сказал "По рукам!"
   Вызвать мистера Шоли на разговор  о  его  имуществе  не  представляло
особой  трудности.  Прежде   чем   он   объявил,   что   настало   время
присоединиться к дамам, Адам подвел его к  описанию  обстоятельств,  при
ко-,  торых  он  приобрел  массивную  многоярусную  вазу  для   середины
обеденного стола;  того,  сколько  он  заплатил  за  различные  картины,
которые украшали  стены;  как  заполучил,  прямо  с  таможни,  обеденный
сервиз, которым Адам искренне восхищался, и  множество  других  сведений
того   же   рода.   В   душе   презирая   себя,   виконт   поощрял   его
разглагольствования на любимую тему. Это было  плохо,  но  гораздо  хуже
было подвергнуться расспросам, достаточно ли  ему  нравится  мисс  Шоли,
чтобы жениться на ней, а именно этот вопрос, как он понимал,  все  время
вертелся на языке мистера Шоли.
   Войдя в гостиную, мужчины обнаружили, что дамы , сидят у камина, мисс
Шоли была занята вышиванием. Миссис Кворли-Бикс тут же обратила внимание
на Адама, призывая его полюбоваться вместе с ней изящным узором, который
дорогая  мисс  Шоли  сама  нарисовала,  и  интересуясь,  видел   ли   он
когда-нибудь еще такую красоту.
   - Я всегда  говорю,  что  она  служит  мне  немым  укором,  заставляя
краснеть, своей  энергичностью  и  своими  достоинствами.  Я  льщу  себе
мыслью, что я не ,га-кая уж посредственная швея, но  ее  стежки  ложатся
так ровно, что мне просто стыдно показывать свою собственную  работу.  А
ее музыка! Милая мисс  Шоли,  надеюсь,  вы  доставите  нам  удовольствие
сегодня  вечером?  Позвольте  мне  позвонить  лакею,  чтобы  он   открыл
инструмент! Я знаю, что вам, лорд Линтоп, понравится ее  игра,  которая,
осмелюсь заметить, просто великолепна.
   Адам сразу  же  откликнулся,  сказав,  что  с  большим  удовольствием
послушает игру мисс Шоли, но та отказалась с такой категоричностью,  что
не было смысла настаивать. Миссис Кворли-Бикс обратилась за поддержкой к
мистеру Шоли, но и это оказалось тщетным.
   - Да, она играет очень хорошо, не отрицаю, и  я  временами  не  прочь
послушать хорошую мелодию, но сейчас нам не нужна музыка, - сказал он. -
Любовь моя, я пообещал его  светлости  показать  свой  фарфор,  так  что
подойди к моему шкафу и покажи лучшие  экземпляры,  потому  что,  как  я
сказал ему, ты знаешь об этом больше меня.
   Она повиновалась, но, поскольку Адам слишком  мало  знал  о  фарфоре,
чтобы  суметь  ее  разговорить,  эта  попытка   способствовать   лучшему
взаимопониманию между ними была не слишком  удачной.  Мисс  Шоли,  может
быть,  и  обладала  немалыми  знаниями,  но  она  явно   не   испытывала
воодушевления. Адам, вспоминая, как ее отец говорил ему, что  она  ничем
не уступает справочнику, подумал,  что  учебник  был  бы  более  удачным
сравнением. Она могла восполнить  пробелы  в  его  знаниях  относительно
мягкой глины и  жесткой;  объяснись,  что  винсенская  лазурь  на  вазе,
которой он восхищался, нанесена кистью; рассказать, что пара великолепно
глазурованных тварей, сидящих на пьедестале,  -  это  килины  ;  но
когда она Обратила  его  внимание  на  прекрасную  текстуру  чернильницы
фарфора Сен-Клод, она сделала это ровным,  бесстрастным  голосом,  и  ее
руки, когда она демонстрировала тарелку династии Юнчжен с красным  дном,
были осторожными, но не любящими. Адам  вдруг  осознал  -  с  проблеском
удивления, - что не она, с ее превосходным знанием, по-настоящему любила
все эти вазы, чаши и сервизы, а отец, который мог  лишь  сказать,  нежно
поглаживая вазу famille noire :
   - Ее нужно чувствовать, милорд, - и вы всегда отличите!
   Казалось странным, что человек, судивший о  ценности  картины  по  ее
размерам и обставивший свой дом с вульгарной роскошью, не только собирал
китайский фарфор, но интуитивно различал  хорошее  и  плохое.  Это-то  и
привлекло интерес Адама. Он старался подбить мистера Шолй на разговор  о
его хобби, но как только этот  джентльмен  почувствовал,  что  его  дочь
отошла на задний план, он прервался и сказал, убирая в шкаф великолепный
сервиз:
   - Ну, не знаю, почему мне нравятся эти вещи, но это факт! Вам следует
поговорить с моей Дженни, если вы хотите  узнать  о  них:  она  получила
книжное образование; которого у меня никогда не было.
   - Я думаю, мисс Шоли не обидится, сэр, если я рискну сказать,  что  у
вас есть нечто более ценное, чем книжные знания.
   - Нет, потому что это очень верно, - тут же сказала дочь. - Я  узнала
про  фарфор,  чтобы  сделать  приятное