женится на красивой,  но  бессердечной
женщине, которая будет подавать ему сдобу на завтрак и ужасно обращаться
со своим пасынком. Но когда Адам  застал  ее  врасплох  за  этим  унылым
занятием, ее заботливость совершенно не произвела на  него  впечатления.
Он предал завещание огню и обозвал  ее  дурой,  а  когда  она  высказала
пожелание, чтобы  Лидия  заботилась  о  ее  ребенке,  он  ответил,  что,
поскольку   Лидия,   скорее    всего,    будет    заниматься    ребенком
шиворот-навыворот, он считает, что лучше ей самой  о  нем  позаботиться.
Это рассмешило ее, потому что, когда он был с ней, ее  мрачные  фантазии
бесследно исчезали. Она стыдилась, что  поддается  им,  боялась,  что  у
Адама возникнет отвращение к хворающей жене; и еще, хотя она и  пыталась
скрыть от него свое  недомогание,  когда  он  на  самом  деле  этого  не
замечал, то чувствовала себя заброшенной Она отсылала его от себя -  но,
когда он уезжал, чтобы провести вечер с  кем-то  из  своих  друзей,  она
размышляла: как странно, мужчины никогда не замечают, что ты плохо  себя
чувствуешь, и никогда не скажут  нужную  вещь  в  нужный  момент,  и  не
поймут, насколько ты несчастна оттого, что  все  время  чувствуешь  себя
нездоровой.
   Но Адам, который в свое время  перенес  месяцы  подлинных  страданий,
понимал и глубоко переживал За нее. Он однажды спросил, не хочет ли она,
чтобы кто-то из ее родственников хоть на день составил ей  компанию,  но
оказалось, она не знает никого из своих родственников, сохранив  смутные
воспоминания лишь о тете Элизе Шоли, умершей, когда она  сама  была  еще
маленькой девочкой, и также она не была  знакома  с  кем-либо  из  семьи
своей матери.
   - Им не нравился мамин брак с папой, и была холодность... Да я  и  не
хочу, чтобы кто-то составил мне компанию! - решительно ответила она. - Я
совершенно не понимаю, с чего это тебе в голову пришла такая мысль!
   Больше он ничего не сказал, но когда встретился с  лордом  Оверсли  в
Бруксе и узнал, что тот на несколько недель привез семью  в  Лондон,  то
при первой же возможности заехал на Маунт-стрит и спросил совета у  леди
Оверсли.
   - Ах, бедняжка Дженни! - воскликнула она. - Я прекрасно знаю, что она
чувствует, потому что  мне  тоже  никогда  не  было  хорошо  в  подобном
положении! Я собиралась нанести ей визит, но дел было  так  много...  Ты
можешь не сомневаться, что я немедленно к рей поеду! Мой дорогой Адам, я
убеждена: тебе незачем беспокоиться! Если за ней наблюдает доктор Крофт,
то все будет хорошо!
   - Он тоже мне так говорит, - ответил Адам. - Но  Дженни  на  себя  не
похожа; по-моему, она не такая крепкая, какой  я  привез  ее  в  Лондон.
Крофт сбивает меня с толку своими медицинскими разговорами,  но..,  мэм,
разве это правильно - держать ее на такой скудной диете и  вдобавок  еще
пускать кровь?
   Он  не  получил  никакой  поддержки.  Леди  Оверсли  умоляла  его  не
вмешиваться в дела, в которых он наверняка ничего  не  смыслит.  Лечение
голодом для беременных женщин было одним из последних достижений  науки,
она сожалела лишь, что это не было  в  моде  в  ее  время,  потому  что,
несомненно, извлекла бы из этого огромную пользу.
   - Видишь ли, дорогой Адам, - сказала она, - это ошибка  мужей  -  так
пристально интересоваться подобными вещами.  Оверсли  никогда  этого  не
делал, разве что по поводу моего первенца - это был милый Чарли! - когда
он так действовал мне на нервы, что я бы вконец  извелась,  не  вмешайся
тогда моя дорогая матушка.
   Она продолжала объяснять ему очень разумные вещи, которые  говаривала
ее дорогая матушка, но он  слушал  вполуха.  Ее  безмятежный  рассказ  о
матери, сестрах, бесчисленных тетушках  и  кузинах  послужил  тому,  что
выявил разницу между положением ее и Дженни: у нее за  спиной  был  сонм
любящих родственников - у Дженни не было никого, кроме отца и мужа.
   Он нередко думал о том, что совершенно невозможно уклониться от  этой
тяжкой неизбежности. Так было и на  этот  раз,  когда  в  комнату  вошла
Джулия. Она поспешила к нему,  протянув  руку  и  воскликнув  с  нотками
радостного удивления в голосе:
   - Ах, Адам!
   Он тут же поднялся и взял ее руку, но, хотя он улыбнулся и ответил на
ее приветствие, в глазах его застыла  мрачная  сосредоточенность,  и  он
почти тотчас же повернулся обратно к леди  Оверсли  -  Надеюсь,  что  вы
правы, мэм. Я не знаю -  впрочем,  я,  как  вы  сказали,  совершеннейший
невежда в этих делах. - Он протянул руку для прощания. - Я должен  идти.
Возможно, когда вы увидитесь с Дженни... В любом случае ваш визит  пошел
бы ей на пользу, уверен А вы потом скажете мне, каково ваше мнение.
   Она согласилась, сердечно пожав его руку и ободряюще похлопав по ней.
   - Конечно скажу! Но я убеждена, что у  тебя  не  может  быть  никакой
причины для тревоги.
   - Что такое? - спросила Джулия, пытливо вглядываясь в лицо Адама. - У
тебя неприятности?
   - Вовсе нет! - ответил он улыбаясь. - Просто  немного  беспокоюсь  за
Дженни, вот и приехал спросить совета у твоей мамы. -  Он  посмотрел  на
часы. - Мне пора ехать! Нет, не стоит звонить,  мэм!  Я  выйду  сам.  До
свидания, Джулия. Я рад, что повидался с тобой, - и не спрашиваю, как  у
тебя  дела,  потому  что  вижу,  что  ты  Прекрасно  выглядишь   и   эти
отвратительные туманы тебе нипочем!
   Короткое  рукопожатие  -  и  он  ушел,  оставив   Джулию   обратившей
озадаченный взгляд на леди Оверсли.
   - Как странно он разговаривал! Беспокоится за Дженни?  Почему,  мама?
Она больна?
   - О нет, дорогая! Просто она в положении, и ей немного  нездоровится.
Думаю, это пустяки. Я и сама часто прескверно  себя  чувствовала  в  это
время.
   - В положении! - безучастно повторила Джулия. -  Ты  ведь  не  хочешь
сказать... Ах, мама, нет! Леди Оверсли тревожно смотрела на дочь.
   - Ну, милая, умоляю, не принимай это близко к сердцу! Этого следовало
ожидать, и знаешь, это очень хорошо для них обоих!
   Джулию сотрясала дрожь; она подошла к окну.
   - Этого следовало  ожидать.  Как..,  как  глупо  с  моей  стороны!  -
произнесла она странным голосом.
   Леди Оверсли не пришло в голову, что на это ответить. Через некоторое
время Джулия с усилием проговорила:
   - Дженни скверно себя чувствует, и Адам беспокоится. У  него  на  уме
одна только Дженни.
   - Ну естественно, любовь моя - Естественно, мама? Естественно?  Когда
совсем еще недавно... - Голос  Джулии  пресекся;  она  быстро  вышла  из
комнаты.
   Тем не менее, к  большому  облегчению  леди  Оверсли,  дочь  казалась
совершенно спокойной, когда спустилась  к  обеду.  Она  даже  предложила
поехать с матерью навестить Дженни на следующий день;  но  ее  светлость
отказалась под тем предлогом, что хочет поговорить с Дженни по поводу ее
самочувствия с глазу на глаз.
   Дженни была рада увидеть ее,  но  говорила  мало.  Она  сказала,  что
чувствует себя прекрасно; и в самом деле казалась настолько обычной, что
леди Оверсли сказала Адаму, что она не находит повода для беспокойства.
   - Конечно, она  выглядит  немного  раздраженной,  но  тебе  не  стоит
слишком об этом задумываться, - посоветовала она. - По-моему, твоя  жена
хандрит, и, неудивительно - такая отвратительная погода! Жаль, что у нее
нет сестры, чтобы составить ей компанию. Не сомневайся, все дело в этом:
ей слишком уж одиноко, вот она и предается грустным  раздумьям,  которые
Гибельны даже для человека крепкого, потому  что  от  этого  так  сильно
падаешь духом!
   Адаму пришлось довольствоваться этим объяснением;  но,  когда  Дженни
устроила ему яростный разнос за то, что он обсуждал ее положение с  леди
Оверсли, он подумал, что, какой бы бодрой с виду она ни предстала  перед
леди, она очень далека от обычного своего состояния. Ей  было  настолько
несвойственно приходить в ярость по пустякам, что он  встревожился  даже
сильнее, чем Показал ей. Как всегда мягкий и обаятельный, он сумел унять
ее раздражение, но, обещая самому  себе  воздержаться  в  дальнейшем  от
переживаний по поводу ее, в то  же  время  прокручивал  в  голове  самые
разные планы, имеющие целью ее благополучие.
   Три дня спустя Адам сказал ей, что собирается  уехать  из  города  по
делам, и его не будет два дня. Она спросила довольно уныло, не в  Фонтли
ли он едет, но он только покачал головой:
   - Нет, не в Фонтли. Вряд ли я не  буду  ночевать  дома  больше  одной
ночи, дорогая, но могу немного задержаться, так что ты,  добрая  Дженни,
будешь  иметь  возможность   приготовить   для   меня   один   из   свои
восхитительных ужинов в среду.
   Она не могла удержаться от улыбки, но это было помимо ее воли,  и  ее
голос явно был обиженным, когда она сказала:
   - Не нужно торопиться домой из-за меня!  Пожалуйста,  не  приезжай  в
среду, если для тебя это неудобно!
   - Не приеду, - пообещал он, добавив негромким голосом:
   - Вот скандалистка-то!
   - Я не скандалистка! И если ты предпочитаешь  не  говорить,  куда  ты
едешь, мне, конечно, все равно!
   - Меня это не особенно радует, - сказал он серьезно, - потому  что  я
предпочитаю не говорить тебе, пока мое дело не выгорит, - вот тогда я  и
выложу все начистоту.
   Ее лицо сморщилось, она отвернулась, сказав охрипшим голосом:
   - Прости! Не обращай на меня внимания! Ты, должно быть, думаешь,  что
женился на сущей мегере!
   - Нет, всего лишь на колючке! - заверил он ее, чтобы утешить.
   Она утихомирилась и даже смогла, как обычно, рассмеяться; но, когда в
среду вечером пробило десять, она оставила всякую надежду, поняв, что он
бессердечно воспользовался  ее  разрешением  не  возвращаться  домой,  и
погрузилась в печаль. То соображение, что  столь  удручающим  положением
вещей она обязана лишь собственному скверному  характеру,  нисколько  не
ослабило ее горя, но прежде, чем ей удалось убедить себя,  что  он  ищет
утешения в  объятиях  какой-нибудь  ослепительной  райской  пташки,  она
услышала, как с улицы подъезжает экипаж, и стала  жадно  вслушиваться  в
звуки, разрываясь между надеждой и комичным желанием не  утратить  своей
скорби. Но это был Адам. Она услышала его голос и поспешила в  гостиную,
чтобы заглянуть вниз в лестничный проем. И, увидев его, воскликнула:
   - Это ты!
   Он посмотрел вверх, посмеиваясь над ней.
   - Да, и мне вовсе незачем рассказывать тебе, что у меня было за дело!
Лучше вы мне скажите, мэм, ну разве не приятный сюрприз я вам привез?
   В следующий миг его  грубо  отпихнули  в  сторону,  и  Лидия  стрелой
помчалась вверх по лестнице с криком:
   - Дженни, ну разве не замечательно? О, до чего я счастлива снова быть
здесь у вас! Правда, замечательная идея пришла Адаму в голову?  Ты  рада
меня видеть? Пожалуйста, скажи, что рада!
   - Лидия! - ахнула Дженни, заливаясь слезами. - Ах, Лидия!
   Она  очень  быстро  пришла  в  себя  после  этого  в  высшей  степени
необычного проявления чувств, вынырнув из объятий Лидии  с  изменившимся
лицом и несвязно бормоча:
   - Ах, я еще никогда ничему так не радовалась! Как любезно со  стороны
леди Линтон! Ах, Адам, подумать только: ты предпринял такую вещь и  даже
ни словом  мне  не  обмолвился!  Я  бы  немедленно  позаботилась,  чтобы
подготовили твою комнату, дорогая! Если  бы  я  только  знала!..  Скорее
заходи в тепло - ты, должно быть, замерзла!..
   Она, вне всякого сомнения, была в восторге; приезд Лидии подействовал
на нее как живительное средство, и в течение каких-то  нескольких  минут
ее усталости как не бывало: они посмеивалась с Лидией над  ее  жизнью  в
Бате  и  ее  описанием  некоего  сэра  Торкуила  Трегони,  которого   та
настойчиво  называла  своим  "трофеем"  Дженни,  с   округлившимися   от
изумления глазами, поняла из предоставленного  ей  красочного  описания,
что этот неизвестный баронет был  настолько  преклонного  возраста,  что
стоял одной ногой в могиле; но  Адам,  знающий  свою  фантазерку-сестру,
заключил (и вполне правильно!), что "старому дураку" где-то около сорока
лет и что он слегка подвержен ревматизму.
   - Сказочно богат! - объявила Лидия, кладя себе  на  тарелку  третьего
омара в тесте. - Ах, Дженни, ты не  представляешь,  какое  это  истинное
блаженство - снова быть здесь с вами и есть такие роскошные вещи!  А  ты
не собираешься попробовать хоть одного из этих вкусных омаров? Ты ничего
не съешь?
   - Пожалуй, нет, тем более что я пообедала всего пару часов назад!
   - Кусочком цыпленка и печеным яблоком, - вставил Адам.
   -  Боже  правый,  неужели,  если  ждешь  ребенка,  непременно   нужно
голодать? - с ужасом спросила Лидия. - Я никогда этого не знала И должна
сказать...
   - Конечно же я не голодаю! - сказала Дженни - Да что мы все  обо  мне
да обо мне! Расскажи нам про этого своего сэра Торкуила!
   - Ах, про него Ну, мама считает его вполне подходящей партией.  Более
того, она всячески потворствует его ухаживаниям! Отчасти потому,  что  у
него очень хорошие связи, но в основном из-за его богатства. Конечно,  я
понимаю, что если выйду за него замуж, то  смогу  есть  омаров  в  тесте
каждый день, но омары в тесте, в конце концов, это еще не  все.  Не  так
ли?
   - Совершенно верно! - согласился Адам. - Есть  еще  холодные  фазаны,
хотя даже состояние сэра Торкуила не позволит тебе питаться  ими  каждый
день. На вот тебе, обжора! Если я мало  для  тебя  порезал,  говори,  не
стесняйся! Между прочим, дозволь тебе заметить, что, по словам мамы,  ты
и сама склонна поощрять ухаживания сэра Торкуила!
   - Ну да! - признала Лидия - Но лишь потому, что сидеть  каждый  вечер
дома,  наблюдая,  как  миссис  Папуорт  лебезит   перед   мамой,   стало
невыносимо! Видишь ли, сэр Торкуил хотел сопровождать нас в  свет,  и  я
знала, что мама поедет, если он нас  пригласит  -  Ах,  Лидия,  негодная
девчонка -  воскликнула  Дженни,  очень  позабавленная  -  Нашла  с  кем
флиртовать! А балы тебе понравились - балы в Бате?
   - Вовсе нет! Все насмешники Бата сидят  вдоль  стенок  и  глазеют  на
меня; Броу говорит, что все они - , сборище старомодных старых дев и что
Бат - скучнейшее место на земле.
   - Броу? - удивился Адам. - Он был в Бате? И почему-то ничего  мне  об
этом не сказал!
   - Да, он гостил  у  родственников  по  соседству.  Ну,  не  то  чтобы
по-настоящему гостил, потому что остановился в "Кристофере",  но  это  и
привело его в Бат.
   - Родственники, живущие по соседству? Интересно, кто это может  быть?
Я думал, что знаком с большинством  его  родственников,  но  никогда  не
слышал, чтобы кто-то из них жил в Сомерсете.
   - Не знаю, он нам не говорил, просто я думаю, что ему у них не  очень
нравилось, поэтому, кажется, он нечасто к ним ездил.
   К этому моменту  Дженни  удалось  наконец  привлечь  внимание  Адама,
устремив на него настолько  проницательный  взгляд,  что  тот  заморгал,
когда встретился с ее глазами.
   - Понятно, - сказала она, переключая свое внимание на Лидию. - И  как
долго леди Линтон может позволить тебе пробыть со мной? Нужно  написать,
как глубоко я ей признательна.
   - Она говорит, что я могу оставаться до  тех  пор,  пока  Шарлотта  и
Ламберт не поедут на Рождество в Бат. Знаешь,  они  собираются  провести
ночь в городе и тогда смогут забрать меня. Представляете, Шарлотта  тоже
в положений!
   - Да что ты!
   - В самом деле! Мама получила от нее письмо  не  далее  как  на  этой
неделе.
   - Вот уж она, наверное, радуется!
   - Да, вот только у мамы предчувствие, что ребенок Шарлотты  пойдет  в
Ламберта. Но я должна сказать  тебе,  Дженни,  про  твоего  ребенка  она
ничего подобного не говорила.  Она,  кажется,  считает,  что  это  будет
вылитый Стивен, хотя почему - я понятия не имею. Тем не  менее  весть  о
твоем ребенке вызвала у мамы такой душевный подъем, что я  старалась  не
высказывать никаких сомнений на сей счет. Так что  я,  -  гордо  сказала
Лидия, - скоро буду дважды тетей!
   Дженни узнала от Адама, что  Вдовствующую  вовсе  не  пришлось  долго
уговаривать отправить свою любимую младшенькую к ней.  Известие  о  том,
что Дженни скоро подарит Фонтли  наследника,  оказало  на  нее  поистине
ошеломляющее  впечатление.  Она  так  же  мало,  как  и   сама   Дженни,
сомневалась в том, что родится мальчик, и была  в  таком  восторге,  что
передала великое множество заботливых пожеланий дорогой малышке Дженни и
даже воздержалась от критических замечаний по поводу ее нездоровья. Адам
передал их столько, сколько смог вспомнить, когда зашел в комнату Дженни
пожелать ей спокойной ночи; и, как только Марта  ушла,  захотел  узнать,
почему она так свирепо смотрела на него во время ужина.
   - Ведь не думаешь же ты, что Броу ухаживает за Лидией? -  недоверчиво
спросил он.
   - Боже правый, Адам, конечно думаю! - воскликнула она. - Это ясно как
Божий день!
   - Но она ведь еще ребенок!
   - Чепуха! . - Боже милостивый! Дженни, клянусь, ей никогда такое и  в
голову не приходило!
   - Нет, пока еще, - согласилась она. - Но не будешь же ты  утверждать,
что она не отдает ему решительного  предпочтения!  А  что  касается  его
самого, полагаю, не можешь же ты считать, что это ради  моего  приятного
общества он приезжал сюда всякий раз, когда Лидия была с нами, и повсюду
сопровождал нас! Более того, стоит тебе теперь только  дать  знать,  что
она здесь, и я буду не я, если  он  тотчас  не  примчится  в  Лондон,  -
наверное, чтобы навестить кого-нибудь из своих родственников!
   Он рассмеялся, но посмотрел на жену с некоторым сомнений:
   - Я не дам ему знать. Если ты права, не думаю, что  нам  следует  это
поощрять - до тех пор, пока она не выезжает в свет! Я уверен:  маме  это
не понравится.
   - Да, совершенно верно, но,  думаю,  он  знает  об  этом  и  пока  не
собирается делать ей предложение. Однажды он сказал мне нечто такое, что
вселяет в меня уверенность: он знает, что ты и миледи скажете на  это  -
еще слишком рано. Если  дело  дойдет  до  предложения,  надеюсь,  ты  не
отнесешься к этому плохо, правда, Адам?
   - Боже правый, конечно нет! Я буду в восторге.
   - А твоя мама? - спросила она.
   - Да, думаю, и она не будет против. Хотя, конечно,  Адверсейны  бедны
как церковные крысы, и,  похоже,  мысли  мамы  заняты  сказочно  богатым
"трофеем", но...
   - Уж не собираешься ли ты Оказать мне, что она  действительно  хочет,
чтобы Лидия вышла  за  сэра  Торкуила  замуж?  Я  думала,  Лидия  просто
дурачится! Ну, надеюсь,  вы  решительно  этому  воспротивитесь,  милорд!
Подумать только! Жених! Да еще с таким именем!
   - Не беспокойся! У меня не будет такой необходимости,  -  сказал  он,
смеясь. Он наклонился к ней, чтобы поцеловать в щеку. - Нужно идти, а не
то Марта устроит мне нагоняй за то, что я не даю  тебе  спать  до  самых
петухов, как она выражается. Доброй ночи, дорогая, спи крепко!
   - Я знаю, что буду. До чего приятно, что Лидия снова с нами!  Спасибо
тебе, что привез ее, ты так добр ко мне!
   - Неужели? Ну а ты очень добра ко мне, - ответил он.
   Он оставил ее более счастливой, чем она была на протяжении последнего
времени. Это было чудесно - то, что Лидия снова была с ними, Но  главным
поводом для радости стал визит Адама к ней в комнату. Он всегда проявлял
пунктуальность в том, чтобы пожелать ей спокойной  ночи,  но  прежде  ни
разу не приходил, чтобы поболтать с ней наедине. Эта была какая-то новая
степень их интимных отношений, которая, казалось, приближает ее  к  нему
больше, чем когда-либо Он не был ее возлюбленным, но,  возможно,  думала
она, уже погружаясь в сон, она сможет  стать  его  другом.  Может  быть,
дружбе и не отведено никакого места в девичьих мечтах, но  мечты  всегда
иллюзорны - бегство из  реальности  в  чудесное  небытие.  Размышлять  о
вероятном будущем - не значит мечтать, это значит смотреть вперед,  суть
мечты в том, чтобы игнорировать вероятное, и ты знаешь об этом  даже  на
самом гребне фантазии, когда представляешь себя  возлюбленной  стройного
молодого офицера,  в  чьих  глазах,  измученных  страданием,  так  много
доброты и чья улыбка так обаятельна Н