увидел сестру, на его румяном лице отразилось изумление, и он лихо ей поклонился:
     - Честью клянусь... Лавиния!
     Миледи этого своего брата недолюбливала и ответила на его приветствие легким кивком.
     - Рада видеть тебя, Роберт, - чопорно проговорила она.
     - Простое "рад" не может выразить моих чувств, - отвечал ей полковник, растягивая слова и произнося их довольно неприятным тоном, свойственным и ему, и герцогу. - Ваш слуга, д'Эгмонт. Я-то считал, Лавви, что ты в деревне.
     - Ричард привез меня в Лондон в прошлый вторник, - ответила она.
     - Как неразумно с его стороны, - язвительно проговорил полковник, - или ты не оставила ему выбора? Она сердито вскинула голову:
     - Если ты решил быть неприятным, Роберт, разреши мне не задерживать тебя! - вспыхнула она.
     Д'Эгмонта совершенно не смутил этот обмен колкостями. Он слишком хорошо знал семейство Бель-мануаров, чтобы чувствовать себя неловко при их пикировках.
     - Покинем его? - улыбаясь спросил он Лавинию.
     - Да, - надула губки она. - Он настроен говорить мне гадости.
     - Дорогая моя сестрица! Наоборот, я надеюсь доставить тебе некоторое развлечение. Лавлейс в городе.
     - Капитан Гарольд? - недоверчиво воскликнула она.
     - Он самый.
     - О, Боб! - она порывисто выдернула руку из под руки Джулиана и положила ее на руку полковника. - Я немедленно должна его увидеть! Подумать только, что он вернулся после всех этих лет! Быстрей, Джулиан, дорогой мой... пойдите и найдите его... и скажите ему, что это я, Лавиния, хочу его видеть! Вы ведь знакомы с ним? Да... я так и думала. Пришлите его ко мне немедленно! Немедленно!
     У д'Эгмонта был очень разочарованный вид: его прогулка с богиней так быстро оборвалась, ему пришлось поцеловать ей руку и повиноваться.
     - Да, я так и думал, что ты будешь довольна, - заметил со смешком Роберт. - Разреши мне указать тебе, что вон там стоит стул... два стула... даже, пожалуй несколько стульев... прямо позади тебя.
     Она присела, продолжая возбужденно болтать:
     - Подумать только, прошло почти пять лет с тех пор, как я видела Гарри! Он изменился? Бог мой! Он, наверное, решит, что я старуха! Интересно, долго он пробудет в Лондоне? Смотри, Боб, на двух дам возле того стула!.. Ради всего святого! Что за невероятные прически, ей-Богу! И вишневые ленты впридачу! Скажи мне, Боб, где ты встретил Гарри Лавлейса?
     Полковник, который вместо того, чтобы слушать ее монолог, посылал нежные взгляды явно смущенной девушке, цеплявшейся за руку отца, который беседовал с полной вдовой, неохотно перевел глаза на сестру.
     - Что ты сказала, Лавви?
     - Как это раздражает, что ты меня совсем не слушаешь! Я спросила, где ты встретил Гарольда?
     - Где я его встретил? Дай подумать... где же я его встретил? О, вспомнил. В "Какао-дереве", две недели назад.
     - Он изменился?
     - Никоим образом, дорогая сестрица. Он такой же сумасшедший отчаянный повеса, как и раньше. И не женат.
     - Как чудесно! О, я буду счастлива снова увидеться с ним!
     - Тебе надо представить его Ричарду, - насмешливо проговорил полковник, - как свою старую любовь.
     - Да, пожалуй, надо будет, - согласилась она, не замечая иронии. - О, я вижу его! Смотри! Вон он идет по траве!
     Она поднялась навстречу высокому белокурому гвардейцу, который торопливо направлялся к ней, и присела в реверансе, который умела делать только леди Лавиния: одновременно величественном и кокетливом.
     - Капитан Лавлейс! - она протянула ему обе руки.
     Лавлейс схватил их в свои и склонился над ними, так что мягкие напудренные локоны его свободного парика упали вдоль его лица.
     - Леди Лавиния!.. Чаровница!... У меня нет других слов! Я немею!
     - Я тоже!
     - В этом случае. - протянул полковник, - ваше общество вряд ли будет занимательным. С вашего разрешения, я удаляюсь! - он поклонился и зашагал прочь по дорожке с особенно злорадной улыбкой на губах.
     Лавиния и Лавлейс нашли два стула, стоявших несколько в стороне от остальных, и сели, продолжая пылко разговаривать.
     - По-моему, вы забыли меня, капитан Лавлейс? - поддразнивала она его.
     - Никогда! - не кривляясь, ответил он. - Хотя вы почти разбили мое сердце!
     - Нет, нет. Я не делала этого. Я никогда не хотела ранить вас.
     Он недоверчиво покачал головой.
     - Вы отвергли меня, чтобы выйти замуж за другого! Вы хотите сказать, что не собирались этим меня ранить?
     - Вы гадкий Гарри!.. Вы так и не женились?
     - Я? - на его тонком лице отразился болезненный ужас. - Я? Женился? Нет! Я всегда оставался верен моей первой любви.
     Она развернула веер, и он затрепетал в ее руках от испытываемого ею удовольствия.
     - О! О! Всегда, Гарольд? А теперь говорите правду!
     - Почти всегда, - поправился он.
     - Ужасный человек! Значит, признаетесь, что у вас были прегрешения?
     - Но такие мелкие, дорогая моя, - извинялся он. - И клянусь, первым моим шагом по прибытии в Лондон был визит в Уинчем Хаус. Вообразите мое разочарование... мое несказанное огорчение (это сверх того, что я проиграл тысячу в фараон), когда я нашел раковину пустой, а Венера...
     Она остановила его, ее веер укоризненно замер в воздухе.
     - Сэр! Вы сказали, что вашим первым шагом был визит ко мне!
     Он улыбнулся, откинув локоны.
     - Я должен был сказать первым существенным шагом.
     - Вы считаете потерю тысячи гиней несущественной? - задумчиво спросила она.
     - Ну... едва ли. Жизнью надо наслаждаться, и, в конце концов, что такое тысяча гиней? Я получил от этого удовольствие.
     - Да! - выдохнула она, глаза ее сверкнули. - И я так считаю! Какие удовольствия у человека, если он не азартен и не тратит денег? О, ладно! - она пожала плечиком, закончив разговор на эту тему. - Видели вы последнее время Трейси?
     - Он был на придворном балу в Версале, где я тоже присутствовал, но не имел возможности поговорить с ним. Я слышал, что он очень популярен в Париже.
     - Да! - гордо заявила она. - У него французские манеры... Я так хочу увидеть его, но боюсь, он и не думает возвращаться. Я знаю, что он месяцы назад обещал герцогине Девонширской быть на ее рауте... даже до того, как был назначен день. Она обожает Трейси... но я не надеюсь увидеть его там, - она вздохнула и постучала по земле туфелькой с алмазной пряжкой. - Гарри, я замерзла! Отведите меня в Павильон! Не сомневаюсь, там танцуют... там должен быть Дикки.
     - Дикки? - повторил он, - Дикки! Лавиния, только не говорите мне, что это еще один претендент на ваше сердце?
     - Какой вы гадкий, неделикатный! Это мой муж!
     - Ваш муж! Неужели...!
     Она искоса бросила на него взгляд, кокетливый и укоризненный.
     - Теперь, полагаю, ваша душа успокоилась?
     - Конечно! Всего лишь муж! Пустяк, не более того!
     - Мой муж вовсе не пустяк! - рассмеялась она. - Я очень к нему привязана.
     - Это становится серьезным, - нахмурился он. - Но ведь это, безусловно, не модно?
     Она встретила его поддразнивающий взгляд и опустила ресницы.
     - Капитан Лавлейс, вы можете проводить меня в Павильон.
     - Милая мучительница, только после того, как вы перестанете называть меня так.
     - Гарольд, я правда, замерзла, - жалобно промолвила она и вырвала у него руку, которую он начал подносить к губам. - Нет, нет! Люди смотрят... Глядите, вот возвращается мой противный братец! Заявляю, что не останусь выслушивать его гадкие издевательские замечания!.. Пойдемте!
     Они вместе пересекли лужайку, перебрасываясь легкими остротами, перемежаемыми с его стороны комплиментами, полными классических сравнений, более или менее ошибочных, а с ее - довольными смешками и шутливыми упреками. И так они подошли к Павильону, где музыканты играли на скрипках для тех, кто хотел танцевать, и где собралась к этому времени большая часть посетителей, так как снаружи очень похолодало. В одном конце зала были расставлены карточные столы, за которыми представители обоих полов играли в кости и карты, пили бургундское или негус, мужчины поднимали тосты за дам и очень часто дамы возвращали тосты с большим кокетством и низкими приседаниями.
     Лавиния откинула капюшон, расправила свои перья, отряхнула юбки и разгладила оборки. Затем она величественно прошествовала вперед, с поднятой головой, раскрытым веером, опустив руку в перчатке на бархатный рукав кафтана Лавлейса. Ричард, заметив движение у входа, поднял глаза и увидел ее. Он не узнал ее спутника, но блеска в ее глазах и счастливого изгиба полных губ ему было достаточно, чтобы понять, что с ней кто-то, кого она с удовольствием встретила. Он мог хорошенько разглядеть Лавлейса, пока эта красивая пара приближалась, и не мог не восхититься изящным породистым лицом со смеющимися серыми глазами, четко очерченными жизнелюбивым ртом и решительным подбородком. Он не был сюсюкающим нарумяненным комнатным песиком, очевидно, что у этого мужчины был характер, воля и, помимо всего, огромное обаяние. Он увидел, что Лавиния покраснела и хлопнула капитана веером по руке в ответ на какое-то замечание, и сердце его упало. Он поднялся и пошел им навстречу.
     Леди Лавиния, мило улыбнувшись, похлопала его по руке с несколько хозяйским видом.
     - Дикки, дорогой, я нашла старого друга... очень старого друга! Разве это не прелестно! Капитан Лавлейс - мистер Карстерз.
     Мужчины поклонились друг другу, Ричард неохотно, капитан с веселой bonhomie .
     - Сэр, хочу признаться, что я один из молящихся в храме, где вы первосвященник! - дерзко объявил он, снова кланяясь, на этот раз миледи.
     - Вы один из многих, сэр, - улыбнулся Ричард.
     К ним спотыкающейся походкой подошла леди Деверу и поцеловала Лавинию с демонстративной нежностью.
     - Жизнь моя, дражайшая! Моя милая Лавиния! Леди Лавиния подставила ей напудренную щеку.
     - Дорогая Фанни, как чудесно снова видеть вас! - заворковала она. Сквозь полуопущенные ресницы она поглядывала на огромнейшую прическу подруги, с ее валиками, напудренных локонов и искусственными цветами, водруженными на верхушку этого, сооружения.
     - Но, ангел мой! - воскликнула леди Фанни, отступая на шаг, чтобы окинуть ее взглядом. - Вы, наверное, болели?
     - Как странно, моя дорогая! - улыбнулась Лавиния. - Я как раз хотела задать вам тот же вопрос! Я целый век вас не видела. Неужели мы обе выглядим такими жуткими клячами? - она обратила свое очаровательное лицо к мужчинам и умоляюще улыбнулась им.
     Комплименты посыпались на нее, и леди Деверу, прекрасно осознавая, что ее болезненно желтоватый цвет лица, несмотря на пудру и румяна, должен был казаться еще желтее рядом с бело-розовой Лавинией, вспыхнув от раздражения, отвернулась, умоляя свою дражайшую Лавинию пойти с ней вместе поиграть в фараон. Но, как выяснилось, Лавиния собиралась посмотреть на игру в кости за столом Ричарда: она клялась, что принесет ему невероятную удачу.
     - Не сомневаюсь, дорогая моя, - отвечал ей муж. - Но я сегодня не играю. Может быть, ты пойдешь и принесешь удачу Бобу? - он кивнул в сторону полковника, который, откинувшись за столом, сидел со стаканчиком костей в руках.
     Лавиния надула губки.
     - Нет. Я хочу, чтобы играл ты!
     - Не поможет, леди Лавиния! - протянул сэр Грегори. - У Ричарда сегодня дьявольское настроение.
     Селвин встряхнул стаканчиком с костями и оглянулся на Маркема с невинно удивленным видом. Затем он медленно повернулся и уставился на серьезное, почти суровое лицо Карстерза с еще большим удивлением. Он начал снова трясти кости и, поджав губы, перевел взгляд на своего противника.
     - Неужели? - процедил он с нарочитой грустью.
     Даже Лавиния присоединилась к общему смеху, не столько из-за слов остроумца, сколько из-за комического выражения лица и преувеличенной медлительности, с которой он разыграл эту сценку.
     Кто-то выкрикнул пари Лавлейсу, который тут же его принял, и глаза Лавинии снова засверкали, когда она проводила капитана к столу.
     Ричард пошел за каким-нибудь освежающим напитком для нее, а по возвращении нашел ее, склонившейся над стулом Лавлейса. Положив руку на его плечи, она бросала кости на стол. Он появился как раз во время, чтобы увидеть, как она захлопала в ладоши и услышать ее крик:
     - Мне повезло! Мне везет! Я брошу еще!
     Оглянувшись назад, она увидела лицо мужа, и лицо ее изменилось.
     - Ты не возражаешь, Дикки? - молящим голосом произнесла она.
     Он возражал, но не мог показаться неумолимым рядом со всеми этими мужчинами. Так что он рассмеялся и подошел к ней поближе, чтобы понаблюдать за ее игрой.
     Когда в конце концов она бросила игру, удача ей уже изменила, и она проиграла свою драгоценную рубиновую серьгу мистеру Селвину, который осторожно положил ее в карман жилета и поклялся, что будет вечно носить у сердца. Затем, и только затем, она согласилась покинуть игорные столы ради танцевального зала, и еще час Ричард имел счастье наблюдать, как она отплясывает менуэт с различными молодыми красавцами, но чаще всего с новообретенным Гарри Лавлейсом.

ГЛАВА 19
Новое появление его милости герцога Эндовера

     В последующие дни Ричарду стало казаться, что капитан Лавлейс не выходит из их дома. Он шел в будуар к жене, там уже был Лавлейс, склонившийся к ней в то время, как она играла на спинете или пролистывала "Бродягу". Если Лавиния отправлялась на бал или в маскарад, капитан всегда был среди тех избранных, кто допускался в ее комнаты для одной цели: любоваться, как она надевает платье и рассуждает, куда прилепить мушку. Как-то утром Карстерз попросил ее уделить ему время, но она с сожалением сообщила, что вот-вот приедет Гарри, который везет ее не то в Воксхолл, не то в Весенние Сады.
     Когда он возвращался домой, первое на что падал его взгляд, были принадлежавшие капитану трость с янтарным набалдашником и остроугольная шляпа, а когда он выглядывал в окно, то чаще всего видел, как у дома останавливается портшез, откуда выходил Лавлейс. Терпеливо выдержав неделю его постоянного присутствия, Карстерз попенял жене: она не должна поощрять своего друга проводить все свое время на Гросвенор-Сквер. Сначала она с упреком поглядела на него, а затем осведомилась о причине его слов. Он неохотно ответил, что это выглядит неподобающе. Тогда, широко открыв глаза, она потребовала объяснить ей, что может быть неподобающего в визитах такого старого друга? Со смехом в глазах Ричард ответил, что его возражения вызывают не старость капитана Гарольда, а наоборот его молодость. Она обвинила его в ревности. Это было правдой, но он возмущенно отверг такое предположение. Прекрасно, тогда это просто глупо! Он не должен злиться: Гарри просто ее хороший друг, и разве Ричарду не нравится ее новая прическа? Но Ричард не дал себя отвлечь: ясно ли представляет она себе, что визиты Лавлейса должны прекратиться? Она понимает только одно, что Дик-ки сегодня в жутко плохом настроении, и это просто нелепо. Он не должен терзать ее пустяками! Да, она будет очень хорошей, но и он должен быть таким! - А теперь она отправляется по магазинам, и ей потребуется по меньшей мере двадцать гиней.
     Несмотря на свое обещание "быть хорошей", она не сделала никаких попыток осадить Лавлейса, постоянно пленительно ему улыбаясь и подзывая к себе.
     Карстерз снова заговорил об этом в утро раута у герцогини Девонширской. Миледи лежала в постели, ее белокурые волосы не были напудрены и рассыпались по плечам, на маленьком столике рядом с постелью стоял шоколад, а одеяло было усеяно бесчисленными billets doux  ее поклонников. В руке она держала букет белых роз со свисающей карточкой, на которой смелым размашистым почерком было написано "Г. Л.". Возможно, гнев Ричарда воспламенил вид этих записок. Во всяком случае, с яростью, совершенно непохожей на его всегдашнюю нежную вежливость, он выхватил эти цветы из ее руки и с силой швырнул их в угол.
     - Эту глупую причуду надо прекратить! - вскричал он.
     Изумленная Лавиния приподнялась на локте.
     - К-как ты смеешь? - ахнула она.
     - А, дошло даже до этого? - отвечал он. - Как смею я, твой муж, указывать тебе некоторые рамки? Говорю тебе, Лавиния, с меня хватит твоих фокусов, и я их больше не потерплю!
     - Ты... ты... Что, ради всего святого, тебя расстроило, Ричард?
     - Вот это! Мне надоело, что этот щенок захватывает мой дом! - он яростно ткнул в потрепанный букет. - И я не позволю тебе быть из-за него предметом пересудов всего Лондона!
     - Меня? Я делаю себя предметом пересудов всего Лондона? Как ты смеешь? О, как ты смеешь!!
     - Я прошу тебя прекратить эту глупость. Вопрос не в том, что я смею или не смею. Как смеешь ты меня не слушаться? Ты это делала всю последнюю неделю!
     Она сжалась в постели.
     - Дикки!
     - Очень мило восклицать "Дикки" и улыбаться. Но я это уже видел и слышал. Иногда я думаю, что ты абсолютно бессердечна! Что ты тщеславна, эгоистична и расточительна!
     Губы ее по-детски задрожали, и леди Лавиния, уткнувшись лицом в подушки, зарыдала.
     Выражение лица Карстерза смягчилось.
     - Прости меня, дорогая. Возможно, я был несправедлив.
     - И жесток! И жесток!
     - И жесток. Прости меня.
     Она обвила его шею белыми атласными руками.
     - Ты ведь не имел в виду всего того, что сказал?
     - Нет. Но я имел в виду, что не позволю Лавлейсу волочиться за тобой.
     Она отшатнулась от него.
     - Ты не имеешь права говорить так. Я была знакома с Гарри еще когда тебя в глаза не видела!
     Он сморщился.
     - Ты намекаешь на то, что он для тебя значит больше, чем я?
     - Нет! Хотя ты и стараешься, чтоб я тебя возненавидела. Нет! Я больше люблю тебя. Но я не отошлю Гарри!
     - Даже если я прикажу это?
     - Прикажешь? Прикажешь это? Нет! Нет! И тысячу раз нет!
     - Я это приказываю!
     - А я отказываюсь тебя слушать!
     - Бог свидетель, сударыня, вам необходим урок! - вскипел он. - Я намерен забрать вас в Уинчем сегодня же! И обещаю вам, что если вы не подчинитесь мне в этом, то обязательно поедете в Уинчем! - с этими словами он решительным шагом вышел из комнаты, а она, побледневшая и дрожащая от ярости, опустилась на подушки.
     Поспешив одеться, она спустилась вниз в намерении закончить ссору. Но Карстерз к тому времени успел уже уехать и должен был вернуться не скоро. На мгновение Лавиния разозлилась, но своевременное прибытие коробки от портнихи прогнало все огорчения, и лицо ее озарилось улыбкой.
     Ричард вернулся лишь тогда, когда уже надо было одеваться к рауту, а войдя в дом, сразу прошел в свои комнаты и отдался в руки камердинера. Он вытерпел легкое подцвечивание ногтей, опрыскивание белья розовой водой и подрисовывание бровей... Затем он был наряжен в серо-коричневый с золотом кафтан, на пальцы были надеты кольца, а на ноги натянуты чулки с изумительными стрелками. Бриллиантовая пряжка была приколота на черный бант, стягивающий сзади его парик. Затем напудренный, накрашенный, с мушкой на щеке он медленно направился в комнату жены. Лавиния, которая к тому времени совершенно забыла их утреннюю contretemps , встретила его улыбкой. Она сидела перед зеркалом в нижней юбке, свободный пеньюар был наброшен ей на плечи. Coiffeur  уже уехал, и ее волосы, густо напудренные, были зачесаны высоко вверх на валики, и витыми локонами приспущены на уши и плечи. К макушке этого сооружения были прикреплены страусовые перья, алое и белое. На шее сверкало роскошное бриллиантовое ожерелье. Комната была насыщена сильным ароматом духов, на полу валялись отброшенные ленты, кружева, туфли и перчатки. Со спинки стула свисало ярко-алое домино, а на постели было бережно разложено ее платье: масса белого атласа и парчи, с пышными оборками на юбке и волнами кружев, сбегающих с корсажа и коротких рукавов. Веер, нежные, кружевные перчатки, маска и крошечная сумочка, лежали рядом. Карстерз осторожно присел на самый краешек стула и стал наблюдать, как горничная слегка подкрашивает и без того безупречные щеки жены.
     - Сегодня я буду разбивать сердца, правда? - весело бросила она через плечо.
     -