щенка!
     Софи довольно усмехнулась. Вставив ключ в замочную скважину и поворачивая его, она сказала:
     - Да, полагаю, что я предпочла бы быть нищенкой, чем пугалом, завернутым в простыню, чтобы нагонять страх на глупых мальчишек!
     - Пугалом? - повторил мистер Голдхангер. -Пугалом?
     Но его нежеланная гостья уже ушла.

XII

     Когда этим вечером Хьюберт поднимался вверх по лестнице, он встретил Софи, спускающуюся из классной. Она сказала:
     - Хьюберт! Ты-то мне и нужен! Подожди, у меня кое-что есть для тебя!
     Она пошла в свою комнату и одну-две минуты спустя с озорным видом вернулась и сказала:
     - Закрой глаза и протяни руку!
     - Софи, это что-то страшное? - подозрительно спросил он.
     - Конечно, нет!
     - У тебя такой вид, будто ты собираешься разыграть меня, - сказал он, но все же послушно закрыл глаза и протянул руку. Софи положила в нее его расписку и кольцо и разрешила ему открыть глаза. Он подчинился, но увидев. что у него в руке, испытал такой сильный шок, что выронил кольцо.
     - Софи!
     - Какой ты неловкий! - заметила она. - Не забудь сжечь эту дурацкую бумажку! Я чуть не сделала это сама, потому что в твоем духе оставить ее в кармане на память, но потом я подумала, что ты сам захочешь увидеть ее, чтобы удостовериться.
     Он нагнулся за кольцом.
     - Н-но, Софи, как... кто... как это попало к тебе?
     - От мистера Голдхангера, конечно же.
     Он судорожно вздохнул.
     - От мистера... Ты ведь не ездила к этому старому дьяволу! Ты не могла так поступить!
     - Нет, ездила. Что должно было остановить меня?
     - О Боже! - воскликнул он.
     Он схватил ее за руку и резко сказал:
     - Почему он отдал тебе это? Ты заплатила ему то, что я задолжал?
     - О, не думай об этом! У меня случайно оказались с собой пятьсот фунтов; полагаю, когда-нибудь ты вернешь их мне. Глупости, не надо возмущаться!
     - Софи, я не могу примириться с этим! - сказал он сдавленным голосом. - Кроме того, он ссудил мне за пятнадцать процентов ежемесячно. А я отлично знаю, что он не отдал бы мою расписку, пока не получил бы сполна все, что ему причитается! Софи, расскажи мне правду!
     - Я уже рассказала тебе. Конечно, он был не в восторге, но был вынужден поступить так, как хотела я, потому что я пообещала, что в противном случае пойду на Боу-Стрит. Мне кажется, ты был прав в отношении его, Хьюберт! Он, вероятно, связан со всеми ворами в Лондоне, потому что как только я произнесла свою угрозу, я заметила, как он встревожился; было очевидно, что он совсем не хотел, чтобы судейские обратили внимание на него.
     - Голдхангер позволил так запугать себя, что отдал это? Голдхангер ? - недоверчиво сказал Хьюберт.
     - Ну, а что он мог сделать? Я сказала ему, что нелепо полагать, будто у тебя будут какие-нибудь большие неприятности, если все станет известно; к тому же он знал, что если бы я пошла на Боу-Стрит, он бы уже не смог вернуть ни пенни своих денег.
     - Ты и этот скользкий негодяй! Тебе разве не было страшно, Софи? - удивленно спросил он.
     - Нет, ничуть. Знаешь, я совсем не эмоциональна! - добавила она извиняющимся голосом. - Сэр Горас говорит, что это поразительно и совсем не по-женски. По правде говоря, мне Голдхангер показался смешным. Эль Моро испугал меня гораздо сильнее! Он был разбойник и страшный негодяй! Однажды ночью, когда сэр Горас был в отъезде, он со своими людьми вломился в наш дом... впрочем, это неважно! Что может быть утомительнее, чем люди, постоянно рассказывающие о своих приключениях!
     - Софи, он мог причинить тебе какой-нибудь вред!
     - Да, но у меня с собой был пистолет, и он очень скоро осознал это! - пояснила она.
     - Софи, Софи, что мне теперь делать? - воскликнул он.
     - Ничего. Больше нечего делать. Мне надо идти, а то я опоздаю к обеду. Не забудь сжечь эту бумагу!
     Она ушла в свою комнату, не слушая его сбивчивые благодарности и протесты, а так как он не видел ее одну в этот вечер, ему не удалось повторить их. После обеда он отправился на вечеринку, но друзья нашли его очень задумчивым. Его мысли были печальны, и хотя вначале чувство освобождения от гнетущего долга Голдхангеру было всепо-давляющим, вскоре оно сменилось, как только он тщательно обдумал все дело, очень неудобным ощущением вины. То, что Софи - обычная женщина (к тому же младше его) - не только выплатила его долг, но из-за него побывала у такого человека, как Голдхангер, заставляло его корчиться на стуле. "Блю Руин" мало способствовало прояснению его разума, и когда ранним утром он вернулся на Беркли-Сквер, он был так же далек от решения этой новой проблемы, как и минувшим вечером. В его голове засела одна мысль, что каким-нибудь, неизвестным пока, образом он должен немедленно вернуть кузине пятьсот фунтов.
     На следующее утро мистер Ривенхол вернулся из Лейчестершира и появился на Беркли-Сквер в самый неподходящий момент. Джейн Сторридж, чью бдительность не учла Софи, не только обнаружила исчезновение бриллиантовых капелек из шкатулки своей госпожи, но подняла такой шум и крик в помещении для слуг, что экономка миссис Ладсток сочла нужным пойти к леди Омберсли и заявить ей, что хотя она ничего не знает о слугах, которые были наняты во время бала, она смертью клянется, что ни одна из горничных под ее началом не трогала серьги мисс Софи. И, кроме того, заметила она, нельзя никого осуждать за замечание, что мисс Сторридж более тщательно будет следить за драгоценностями своей достойнейшей госпожи. Дассет знал о подозрениях Джейн Сторридж и всем своим видом выражал такую обиду, что леди Омберсли встревожилась, поняв, что стоит на краю домашней катастрофы. Она послала за Джейн Сторридж, и мистер Ривенхол успел как раз к концу разговора между тремя слугами; разговора столь холодно-любезного и столь полного завуалированными намеками, что бедная леди Омберсли пришла в ужас. Прежде чем мистер Ривенхол успел потребовать разъяснений, вошла Софи в платье для прогулок: они с Сили уезжают за покупками и не будет ли у тети каких-либо поручений. Леди Омберсли с облегчением приветствовала ее и немедленно поинтересовалась, почему она не рассказала о пропаже своих сережек.
     Софи не вздрогнула, но на ее щеках появился слабый румянец. С полным самообладанием она ответила:
     - Но, дорогая сударыня, у меня не пропадали серьги. С чего вы это взяли?
     - О, любовь моя, твоя горничная говорит, что бриллиантовые капельки исчезли из твоей шкатулки, а я не позволю, чтобы такое происходило в этом доме!
     Софи наклонилась поцеловать ее в щеку.
     - Тетушка Лиззи, простите меня! Я виновата. По забывчивости я не предупредила Джейн! Они не исчезли. Я отвезла их к ювелиру, чтобы их почистили и вновь вставили в оправу. Одна из застежек сломалась. Как глупо с твоей стороны беспокоить ее светлость, Джейн, не спросив прежде у меня, не знаю ли я, где серьги!
     - Почистить? - вскричала мисс Сторридж. - Но зачем, мисс Софи, ведь я возила все ваши драгоценности к Ранделлу и Бриджу для чистки, как только мы приехали в Лондон!
     - Да. но на балу эти сережки показались мне очень тусклыми, - ответила Софи. - Джейн, а теперь уходи; ты уже достаточно надоела ее светлости.
     Софи чувствовала взгляд кузена на своем лице и, украдкой посмотрев в его сторону, заметила в его глазах нежелательное для себя любопытство. Однако он ничего не сказал, так что избавившись от своей горничной и удостоверившись, что у ее тети нет никаких поручений, она вышла, искренне надеясь, что ни ее кузен, ни его мать не заметят продолжительного отсутствия бриллиантовых сережек.
     Но на следующее утро, когда она с леди Омберсли, Сесилией, Селиной и Хьюбертом садилась завтракать, мистер Ривенхол вошел в комнату и протянул ей небольшой сверток.
     - Твои серьги, кузина, - коротко сказал он. - Полагаю, ты останешься довольна тем, как их почистили.
     Единственный раз в жизни Софи утратила способность говорить. К счастью, он не ждал никакого ответа, отвернулся, чтобы отрезать себе кусок ветчины, и заговорил с матерью, интересуясь, не собирается ли она пожить этим летом в Брайтоне. Леди Омберсли переадресовала этот вопрос Софи. Сама она не очень хорошо чувствовала себя в Брайтоне, но Регент сделал этот курорт таким модным, и если бы Софи захотела, они бы наняли на некоторое время там дом.
     Сесилия, у которой были свои причины не уезжать из города, сказала:
     - О мама, ты ведь всегда себя плохо чувствуешь в Брайтоне! Пожалуйста, не заставляй нас ехать туда! По-моему, нет ничего глупее, чем эти вечера в Павильоне, а эта ужасная изматывающая жара в комнатах!
     У Софи тут же пропало всякое желание ехать туда; в оставшееся время прошло в обсуждении других вариантов поездки в Омберсли, в Торп или в Скарборо. Леди Омберсли рассказала, как она провела лето в Рамсгейте еще до того, как предпочтение Регентом Брайтона задвинуло этот курорт в тень.
     Когда все встали из-за стола, Хьюберт, некоторое время безуспешно пытавшийся застать кузину в одиночестве, выпалил:
     - Ты сейчас занята, Софи? Не хочешь ли немного прогуляться по саду?
     - Спасибо! Немного позже, возможно! Чарльз, не уделишь ли ты мне минутку внимания, когда тебе будет удобно?
     Он серьезно встретил ее прямой взгляд.
     - Конечно! Прямо сейчас, если хочешь.
     Леди Омберсли немного удивилась; а Селина воскликнула:
     - Секреты! Интересно, уж не замышляете ли вы заговор? Одобрим ли мы его?
     - Ничего столь захватывающего, - небрежно ответила Софи. - Просто Чарльз выполнял одну мою просьбу.
     Они прошли через холл в библиотеку. Софи была не из гех, кто ходит вокруг да около, поэтому как только он закрыл дверь, она без предисловий сказала:
     - Теперь будь добр, объясни мне, что это значит! Как ты узнал, что я продала свои серьги, и почему ты - как я предполагаю - выкупил их для меня?
     - Я выкупил их, потому что смог придумать лишь две причины, которые могли бы заставить тебя расстаться с ними.
     - Неужели! И что же это за причины, кузен Чарльз?
     - Я не видел счетов за бал, но у меня есть некоторый опыт в этих делах, и я могу более-менее точно предположть общую сумму. Если это и есть причина, то я ничем не буду помогать тебе. Ты ведь знаешь, что приготовления к балy не нравились мне с самого начала.
     - Дорогой мой Чарльз, у меня много расходов, о которых ты даже не подозреваешь. Знаешь, ты абсурден!
     - Не думаю, что у тебя есть какие-нибудь расходы, которые твой отец не сможет оплатить.
     Она немного помолчала, а затем сказала:
     - Ты еще не назвал мне вторую причину.
     Он, нахмурив брови, посмотрел на нее.
     - Боюсь, что ты одолжила деньги Хьюберту.
     - Боже милосердный! Выбрось это из головы! - воскликнула она, смеясь. - Ради Бога, зачем мне это делать?
     - Надеюсь, что так. Этот молодой глупец был с друзьями, по которым плачет тюрьма, в Ньюмаркете. Он проиграл там много денег?
     - Если бы это случилось, он бы скорее рассказал тебе чем мне!
     Он подошел к своему столу и рассеянно стал перекладывать бумажки, лежащие на нем.
     - Быть может, он побоялся рассказать мне, - сказал он.
     А затем, подняв глаза, спросил:
     - Так ведь?
     - Мне нужны были деньги по причинам, которые тебя не касаются, - ответила она. - Должна заметить тебе, Чарльз, что ты не ответил еще на мой вопрос. Как ты догадался, что я продала серьги?
     - Это была не догадка, я знал.
     - Откуда? Полагаю, ты не прятался в магазине?
     - Нет, не прятался. Вчера по дороге домой я заехал на Брук-Стрит и увиделся с мисс Рекстон, - он помедлил и снова взглянул на кузину. - Ты должна понять, что мисс Рекстон посчитала своим долгом рассказать мне о своем опасении, что у тебя какие-то затруднения! Когда ты заключала сделку, она с леди Бринклоу была в магазине Ранделлз и Бриджа. Бридж не очень плотно закрыл дверь своего кабинета; мисс Рекстон узнала твой голос и не смогла удержаться от соблазна послушать, что ты говоришь Бриджу.
     Ее рука, лежавшая на спинке кресла, сжалась в кулак на полированном дереве, но мгновение спустя снова расслабилась. Голосом, лишенным всяких эмоций, она сказала:
     - Заботливость мисс Рекстон безгранична. Как мило с ее стороны интересоваться моими делами! Полагаю, лишь деликатность заставила ее говорить не со мной, а с тобой.
     Он вспыхнул.
     - Не забывай, что я помолвлен с мисс Рекстон. При данных обстоятельствах она сочла своим долгом обо всем рассказать мне. Она подумала, что состоит с тобой не в таких отношениях, чтобы спросить у тебя разъяснения.
     - Да, это абсолютно верно, - согласилась Софи. - Никто из вас, мой дорогой кузен, не состоит со мной в таких отношениях! И если ты собираешься спрашивать у меня объяснений моих поступков, позволь мне послать тебя к черту!
     Он улыбнулся.
     - В таком случае, наверно, к лучшему, что Эжени сама не рискнула обратиться к тебе, потому что ее бы очень шокировало, если бы ее послали к черту! А ты всегда говоришь как твой отец, когда выходишь из себя, Софи?
     - Нет, не всегда. Прошу прощения! Но это было просто невыносимо!
     - Да, наверное, но я бы ни о чем не спросил тебя, если бы ты сама не искала этого разговора.
     - Оставь в покое мисс Рекстон! Что же касается выкупа моих сережек, Боже мой, в какое затруднительное положение ты меня поставил!
     Пока она говорила, позади нее открылась дверь, и Хьюберт вошел в комнату. Он был неестественно бледен, но полон решимости. Он отрывисто произнес:
     - Прошу прощения, но я целый день хотел поговорить с тобой, Софи, и... и с тобой, Чарльз! Поэтому я пришел!
     Мистер Ривенхол не сказал ни слова и даже не посмотрел на него своим пронзительным взглядом, но Софи обернулась и протянула руку.
     - Да, пожалуйста, входи, Хьюберт! - сказала она, улыбнувшись ему.
     Он взял ее за руку и судорожно сжал ее.
     - Сесилия рассказала мне про твои серьги и про суматоху... Софи, что это значит? Если то, что я думаю!.. Я не могу и не буду мириться с этим! Я лучше во всем признаюсь Чарльзу!
     Прежде чем забрать руку, она вернула ему пожатие. Затем мягко сказала:
     - Ты же знаешь, Хьюберт, я всегда считала, что ты совершаешь ошибку, скрывая это от Чарльза. Однажды мистер Вичболд сказал мне, что если попадет в беду, то первым, к кому он обратится, будет Чарльз. И если он может доверять ему, насколько больше у тебя оснований поступать так же! Убеждена, что вы успешно справитесь без меня, поэтому я оставлю вас.
     Она не посмотрела на мистера Ривенхола, чтобы узнать, какой эффект ее слова произвели на него, и быстро вышла из комнаты.
     А эффект был; мистер Ривенхол тихо сказал:
     - Думаю, что я догадываюсь, но все же скажи мне! Ньюмаркет?
     - Хуже! О да, я проигрался в Ньюмаркете, но это лишь малая часть всего! - ответил Хьюберт.
     Мистер Ривенхол кивнул на стул.
     - Садись. Рассказывай, что хуже?
     Хьюберт не последовал этому приглашению. Страх заставил его прибегнуть к воинственному тону, который, однако, ничуть не выражал его чувств.
     - Ты, вероятно, знаешь, что в прошлом году я рассказал тебе не о всех своих долгах!
     - Глупец! - бесстрастно прокомментировал его брат.
     - Знаю, но ты сказал... Да ладно, не имеет смысла говорить об этом сейчас!
     - Ты бы должен знать, что когда я в гневе, я не всегда говорю то, что думаю. Как бы там ни было, во всем виноват мой язык, я очень сожалею. Продолжай!
     - Я знаю, что должен был рассказать тебе, - пробормотал Хьюберт. - И если бы ты знал, как я жалею, что не сделал этого... - Он замолчал, глубоко вздохнул и продолжал. - Я думал, что смогу выпутаться. Я... тебе это не понравится! Не надо говорить мне, что это плохо, я и сам знаю! Но другие ребята...
     - Ну ладно! В таком случае, я не буду говорить тебе, что это плохо. Позволь мне, однако, узнать, что произошло, так как я по-прежнему нахожусь в неведении!
     - Я поехал с... одним знакомым... в... в одно место на Пэл Мэл. А потом на улицу Святого Джеймса. Рулетка и французские азартные игры! Я проиграл дьявольскую сумму!
     - О Боже! - пронзительно воскликнул мистер Ривенхол. - Разве у нас в семье этого еще недостаточно?
     Горечь в его голосе, который внезапно стал резким, заставила Хьюберта вздрогнуть и спрятаться за завесу угрюмости.
     - Я знал, что ты придешь в ярость, но я не понимаю, чем это было так уж плохо! Очень жаль, что мне столь сильно не везло, но в конце концов, все ведь играют!
     Одно мгновение казалось, что его брат съязвит, но тот сдержал себя; вместо этого он подошел к окну и, хмурясь, стал смотреть на улицу. После паузы он отрывисто сказал:
     - Ты знаешь полную сумму карточных долгов отца?
     Хьюберт удивился, так как эта тема никогда не обсуждалась между ними. Он ответил:
     - Нет. То есть, я, конечно, знаю, что она довольно значительна, но я никогда не слышал точной цифры.
     Мистер Ривенхол сказал ему.
     Хьюберт ошеломленно молчал, но потом произнес:
     - Но... но... Боже, Чарльз! Ты... ты не разыгрываешь меня?
     Мистер Ривенхол издал короткий смешок.
     - Но... Чарльз, ты ведь не заплатил это?
     - С трудом. Я погасил часть долга, но имущество все еще заложено. Мне не стоит посвящать тебя в это. Теперь, когда отец передал управление мне, я надеюсь, что смогу вытащить семью из реки Тик. Но улаживание дел с кредитами, поиск путей и способов выкрутиться делают мою жизнь дьявольски трудной!
     - О Боже, я думаю! Послушай, Чарльз, мне чертовски жаль, что я еще добавил к твоим проблемам!
     Мистер Ривенхол вернулся к столу.
     - Да, я знаю. Твой долг не играет особой роли, но если страсть к игре у тебя в крови...
     - Нет! Не бойся этого, карты не привлекают меня и, уверяю тебя, у меня нет ни малейшего желания снова идти в эти проклятые игорные дома!
     Хьюберт прошелся по комнате, постепенно морщины прочертили его лоб. Он внезапно остановился и воскликнул:
     - Почему ты мне не сказал раньше? Черт возьми! Я не ребенок! Ты должен был сказать мне!
     Мистер Ривенхол, чуть улыбнувшись, посмотрел на него.
     - Да, наверно, я должен был это сделать, - мягко сказал он. - Но чем меньше людей знает, тем лучше. Даже маме известно не все.
     - Маме! Нет, конечно! Я думаю! Но я имел право знать, а вместо этого вел себя, как... Это так похоже на тебя, Чарльз взваливать все на свои плечи и думать, что никто, кром! тебя, не сможет справиться! Есть ведь не меньше дюжины способов, как я могу помочь тебе! Я думаю, что должен бросить Оксфорд и найти какую-нибудь приличную работу, или вступить в армию... нет, это не подходит, а то тебе придется покупать мне звание, и даже, если я завербуюсь не в кавалерию и не в гвардию...
     - Нет, конечно, это не подходит! - прервал его брат, очень тронутый. - Ты сделаешь мне одолжение, если останешься там, где ты сейчас! Мы еще не дошли до края пропасти. К чему же, по-твоему, юный идиот с куриными мозгами, я стремлюсь, как не к тому, чтобы избавить тебя, Теодора и девочек от последствий отцовского безрассудства? Если ты хочешь помочь мне управлять имуществом, я не имею ничего против и буду очень благодарен тебе, так как Экингтон уже не справляется. Я не могу отказаться от его услуг, так как он провел с нами столько лет, что это разобьет ему сердце, но от него мало пользы, а в юном Бэдсее я еще не очень уверен. Ты разбираешься в делах.
     - Нет пока, но скоро научусь! - решительно ответил Хьюберт. - Когда я приеду на длинные каникулы, ты научишь меня. И учти, Чарльз! Ничего не скрывать от меня!
     - Хорошо. Но, видишь ли, ты еще кое-что скрываешь от меня. Куда ты дел все эти деньги? Вероятно, довольно давно?
     - На рождество. Мне, наверно, лучше открыть тебе все! Я пошел к негодяю-ростовщику и занял у него на шесть месяцев пятьсот фунтов. Я думал, что выигрыш в Ньюмаркете покроет эту сумму и даже больше. Но проклятая кляча осталась без места!
     Он увидел лицо брата и сказал:
     - Не надо так смотреть! Я поклялся, что больше ни разу в жизни не буду играть! Конечно, мне следовало в первую очередь прийти к тебе