песенку-частушку:
     -- Глупый хоббит у дороги деловито бреет ноги. Зря старается -- от века
не похож на человека!
     Несколько  человек  в  зале  засмеялись,  а уж компания у стены -- та и
вовсе зашлась от хохота.
     И тут в голове Фолко все внезапно улеглось  и  успокоилось.  Теперь  он
твердо  знал, что ему надо делать. Он с трудом поднялся и заковылял прочь, к
тому концу стойки, где слуга наливал пиво. Никчемный меч волочился по доскам
-- один из ремешков  оборвался...  Затылком  хоббит  безошибочно  чувствовал
устремленные  на  него  насмешливые взгляды -- среди них был и торжествующий
взгляд его обидчика. Фолко дошел до края стойки и резко повернулся.
     -- Эй, ты, недоносок в зеленом! -- выкрикнул он.-- Получай!
     Дубовая пивная кружка с глухим ударом врезалась в голову  не  успевшего
даже   дернуться   юнца.  Фолко  всегда  был  один  из  первых  среди  своих
сверстников, когда дело доходило до метания камней или стрельбы из  лука;  в
этом  искусстве  хоббиты, как известно, лишь незначительно уступают эльфам и
намного превосходят все прочие народы Средиземья.
     Враз обмякшее тело парня тупо  стукнулось  об  пол;  он  рухнул,  точно
подрубленное  дерево,  и  лежал  неподвижно,  лицом  вниз; вокруг его головы
медленно растекалось кровавое пятно.
     Фолко потерянно стоял и  смотрел  на  поверженного  врага.  В  сознание
ворвался  взволнованный  гул  голосов  --  он  не слушал, не воспринимал их,
завороженно глядя на наконец заворочавшегося и  застонавшего  юнца.  К  нему
подскочили двое в зеленом, помогли сесть. Он с трудом повернул разбитое лицо
к  стоящему шагах в десяти от него хоббиту. Кровь моментально смыла с него и
презрение, и браваду; теперь Фолко с непонятным, но сладким чувством видел в
его лице недоумение и животный страх -- тем более что  рука  хоббита  помимо
его воли вновь ухватилась за стоявшую рядом с ним пивную кружку.
     Кто-то  тормошил  хоббита,  кто-то о чем-то спрашивал его -- он молчал,
глядя, как стеной стали надвигаться на него  люди  в  зеленом.  И  тогда  он
обнажил меч.
     Одетые  в  зеленое  глядели  на  него  с  ненавистью: они стояли тесной
группой в полутора десятках шагов от хоббита  и  молчали.  Из-за  их  плотно
сдвинутых спин время от времени доносились слабые стоны и всхлипывания.
     -- Погодите,  погодите!  --  вихрем вылетел откуда-то трактирщик.-- Что
случилось? Что произошло? Сейчас во всем разберемся...
     -- Нечего тут разбираться,-- прервал  его  чей-то  холодный,  скрипучий
голос.
     Фолко вздрогнул -- впервые заговорил кто-то из "зеленых".
     -- Дерзость нуждается в наказании,-- продолжал тот же голос.
     Ряды  чужаков в зеленом раздвинулись, и на пустое пространство неспешно
вышел человек.
     Перед хоббитом стоял невысокий, лишь немногим выше его самого, горбун с
длинными, едва не достигавшими колен узловатыми руками. На треугольном  лице
выделялись  хищный  тонкий нос и блекло-стальные глаза. Встретив его взгляд,
Фолко затрепетал, словно кролик перед удавом. Однако в этом взгляде не  было
ни злобы, ни даже ненависти, лишь сила -- он казался спокойным, чуть усталым
и  даже,  как  показалось  хоббиту,  в  нем  промелькнуло  нечто  похожее на
сочувствие. Горбун смотрел на хоббита без гнева и злости -- так  смотрят  на
ничего  не  подозревающую  муху,  когда  собираются  прихлопнуть ее ладонью.
Казалось, горбун вышел не столько для  того,  чтобы  проучить  именно  этого
хоббита,  именно за этот поступок, а потому, что представился удобный случай
дать волю своей силе.
     Все это в одно мгновение промелькнуло в голове  прижавшегося  к  стойке
хоббита. В эти секунды его ум обрел необычайную ясность, схватывая малейшие,
даже самые незначительные детали и превращая их в бесспорные выводы.
     Взлетел  и  тотчас  угас  встревоженный говор в рядах зрителей при виде
обнаженного клинка  в  руках  хоббита.  Угас,  потому  что  горбун,  холодно
усмехаясь  уголками рта, вытащил из складок одежды коричневатую палку длиной
в полтора локтя и спокойно повернулся к людям:
     -- Крови не будет, не беспокойтесь, почтенные! Вы видите,--  он  бросил
на  пол тяжелый кожаный пояс с висевшим на них кинжалом в черных ножнах,-- я
сталь не обнажаю. Ты,-- он впервые  обратился  прямо  к  Фолко,  у  которого
моментально  язык  присох  к  небу,--  ты первым пролил кровь. Защищайся или
нападай -- мне все равно. Но для начала...
     Он внезапно сделал движение и  сразу  же  оказался  рядом  с  опешившим
хоббитом.   Холодные   крючковатые   пальцы  рванули  его  снизу  вверх  под
подбородок, зубы Фолко клацнули, и вдобавок он больно прикусил себе язык.  В
следующее  мгновение  он получил удар по ногам и вторично покатился по полу.
Окружающие рассмеялись, раздались выкрики:
     -- А ну, малыш, покажи ему! Кружку, кружку не забудь!
     -- Эй, ставлю двадцать монет на хоббита!
     -- Пятьдесят на горбуна!
     -- Врежь ему, врежь, давай смелее!
     В центре кривляющегося и насмехающегося мира стоял равнодушно-спокойный
горбун, держа в опущенной руке свою нелепую палку. И все отчаяние Фолко, вся
его обида и злость заставили его оторваться от стойки и двинуться вперед.  В
мирном,  редко  когда  дравшемся  даже в детстве хоббите проснулась какая-то
дремучая, неистовая ненависть, обращенная на незнакомого горбуна с  короткой
и тонкой -- в полтора пальца -- палкой вместо оружия.
     Зрители  приветствовали движение хоббита дружным ревом. Откуда-то из-за
спин до Фолко донеслись возмущенные возгласы Барлимана. Тот, похоже, все еще
пытался развести ссорящихся и не допустить схватки. Его никто не слушал.
     Фолко шел прямо на горбуна,  с  губ  которого  по-прежнему  не  сходила
холодная  усмешка. В странном ослеплении, словно в полусне, хоббит преодолел
разделявшие их полтора десятка шагов и, когда до  противника  оставалось  не
больше  двух  саженей,  резко  бросился  вперед,  выставив  перед собой меч,
нацеленный в грудь горбуну.
     Горбун вновь сделал какое-то неуловимое движение, его палка с  шипением
рассекла  воздух,  и  Фолко едва не выронил отбитый со страшной силой меч. А
горбун уже оказался где-то сбоку, и  хоббит  получил  обжигающий  удар  чуть
пониже  спины, заставивший его тонко взвизгнуть от острой боли. Вокруг вновь
раздался хохот.
     Ослепленный болью и яростью, но все же  не  утративший  свою  природную
ловкость,  хоббит  быстро  развернулся  лицом к противнику. Ненавистное лицо
горбуна маячило совсем рядом, он явно не ожидал  такой  прыти  от  Фолко,  и
хоббит  изо  всех  сил,  как  будто рубил дрова, нанес удар сверху, целясь в
высокий бледный лоб, покрытый рыжеватыми завитками редких волос.
     Ни один мускул не дрогнул на лице горбуна. Рука с палочкой  взметнулась
вверх,  описывая круг в воздухе, и Фолко почувствовал, как его отбрасывает в
сторону и его клинок бессильно  рассекает  пустоту.  Горбун  вновь  оказался
позади  хоббита,  и  уже ничто не могло помешать ему -- он сбил Фолко с ног,
тот повалился на пол, а  его  противник,  оседлав  его,  принялся  методично
наносить  удары  --  по  плечам, по ногам, по заду. Никто никогда так не бил
хоббита, его сознание начало гаснуть от боли, он уже ничего не слышал  и  не
видел...
     Над  ним  раздался  какой-то  особенно  сильный  шум, и град обжигающих
ударов внезапно прекратился. Последним усилием воли Фолко судорожно рванулся
в сторону, пытаясь отползти, и  глянул  вверх.  Он  увидел  искаженное  лицо
горбуна,  отчаянно пытавшегося вырвать свою руку с палкой из чьей-то другой,
судя по всему, перехватившей  кисть  горбуна  в  воздухе.  Хоббит  напрягся,
пытаясь  разглядеть  лицо своего спасителя, однако все его сомнения разрешил
знакомый низкий голос.
     -- Убийца! -- зарычал Торин.-- А ну, попробуй-ка со мной!
     Пальцы гнома крепче стального  зажима  сдавливали  руку  горбуна;  лицо
противника  Фолко  утратило  все  свое  спокойствие;  на полуобнаженной руке
Торина вздулись толстые, точно веревки, жилы, однако  все  старания  горбуна
были  тщетны.  Он  попытался перехватить палку свободной рукой; тогда Торин,
отбросив тянущуюся кисть горбуна, сам  схватился  за  противоположный  конец
палки  и  резко  рванул  ее  вниз;  раздался  треск, обломки выскользнули из
обмякшей руки горбуна.
     -- Я тебе покажу, как маленьких лупцевать, падаль! --  рявкнул  гном  в
лицо горбуну.-- Клянусь бородой Дьюрина!
     Тот зашипел, точно кошка, которой наступили на хвост, ловко извернулся,
подпрыгнул  и ударил гнома ногой в бедро; Торин покачнулся, и его противнику
удалось вырваться. В следующее мгновение топор уже был в руках  разъяренного
гнома.
     -- Меч! -- отпрыгнув назад, резко крикнул горбун.
     Откуда-то  из-за  его  спины ему сунули длинный меч в черных ножнах. На
лице горбуна появилась злорадная усмешка, словно говорившая всем:  "Ну  вот,
наконец-то мы добрались и до сути".
     И тут на них навалились. Зрители поняли, что шутки и забавы кончились и
сейчас начнется настоящая схватка; человек пять повисли на плечах горбуна, к
Торину подскочили четыре гнома.
     С  непостижимой ловкостью горбун моментально освободился от вцепившихся
в  него  рук;  державшие  его  люди  разлетелись  по  полу,  не  успев  даже
сообразить,  что  же с ними происходит; горбун стремительно двинулся вперед,
его меч был уже обнажен.
     Фолко в ужасе зажмурился. И тут из-за спин раздался  чей-то  спокойный,
сдержанный  голос,  сразу же заставивший всех умолкнуть. В нем чувствовалась
скрытая сила и властность, право приказывать и карать. Все замерли, застыл и
горбун, не успев опустить ногу.
     -- Прекрати, Санделло! Это недостойно тебя. К тому же нам пора. Заплати
хозяину за беспокойство и помирись с почтенным гномом.
     Горбуну по  имени  Санделло  кто-то  из  его  товарищей  сунул  в  руку
позвякивающий кожаный мешочек.
     Фолко  и  Торин,  да  и все собравшиеся с удивлением наблюдали, как при
первых же словах разом изменилось лицо Санделло: исчезли злоба и  ненависть,
не  было  видно  даже  тени  недовольства. На тонких губах появилось подобие
улыбки, он повернулся лицом  в  ту  сторону,  откуда  шел  голос,  и  низко,
почтительно поклонился.
     -- Повинуюсь!  --  истово  выдохнул он и огляделся, по всей вероятности
отыскивая трактирщика.
     Из-за спин вылез спавший с лица Барлиман, недоверчиво  и  с  неприязнью
глядевший на Санделло. Тот протянул ему деньги.
     -- Просим прощения, почтеннейший хозяин, за причиненные вам неудобства.
Клянусь Великой Лестницей, все вышло как-то само по себе и не так, как мы бы
хотели. Прими же это в качестве возмещения!
     Барлиман  хотел  что-то  сказать, но потом только махнул рукой и принял
мешочек. -- Вот и отлично,-- продолжал горбун.
     -- Теперь я хочу помириться с почтенным гномом.
     Он направился к Торину, которого по-прежнему удерживали четверо молодых
дюжих гномов. Сам Торин только  бешено  вращал  налитыми  кровью  глазами  и
изрыгал неразборчивые проклятья на своем языке. Санделло протянул ему руку.
     -- Я  предлагаю  расстаться  с  миром,  почтенный  гном, не знаю твоего
имени. Я понимаю тебя, ты защищал друга, но и я делал то же самое!  Полагаю,
мы квиты?
     -- Никогда  мы  с  тобою  не  будем  квиты!  -- хрипло ответил Торин.--
Настанет  день,  мы  еще  встретимся,  и  я  отплачу  тебе  за  сегодняшнее.
Посмотрим,  что еще ты умеешь, кроме избиения слабых! Убирайся, не о чем мне
с тобой разговаривать!
     Санделло с показным разочарованием развел руками и повернулся к  двери,
в  которую уже выходили его товарищи. Вскоре со двора раздался стук копыт --
от трактира отъезжало  с  десяток  всадников.  Гномы  со  вздохом  отпустили
Торина, и он сразу же бросился к по-прежнему распростертому на полу хоббиту.
     -- Фолко! Как же это тебя угораздило? Где болит, скажи? -- беспорядочно
забормотал  гном, торопливо ощупывая плечи и спину хоббита; почти каждое его
движение сопровождалось жалобными стонами хоббита.--  Хозяин,  горячей  воды
нам  в комнату,-- бросил гном Барлиману, бережно подхватывая Фолко на руки и
направляясь к выходу.
     За их  спинами  вновь  раздался  гул  возбужденных  голосов,  оживленно
обсуждавших  происшедшее. Гном осторожно нес хоббита к их комнате. В сильных
и жестких руках Торина было необыкновенно удобно, боль слегка отступила -- и
Фолко только и смог заскрипеть зубами от  жгучего,  нестерпимого  стыда.  Он
чувствовал, как запылали его щеки и уши. Какой позор! Так получить на виду у
всех  будучи  с  мечом  против  какой-то  палки!  Хорош  он  был,  доблестно
рассекающий пустоту воитель, когда его противник  заходил  ему  за  спину  и
делал,  что  хотел!  В  настоящей  схватке Фолко был бы убит через несколько
секунд. А он-то развоображался! Опытный, бывалый мечник! Тебе только дядюшке
грозить...-- При мысли о дядюшке мысли Фолко  приняли  иное  направление.  И
зачем  только  он  увязался  за  этим гномом, так некстати подвернувшимся на
дороге? Понесся -- куда, зачем? За два дня пути  он  уже  получил  колотушек
больше,  чем за всю предшествующую жизнь, и никакие дядюшки не сравнились бы
по  силе  с  этим  проклятым  горбуном...  Фолко  застонал  --  боль   снова
подступала,  но  тут  гном  пинком  распахнул дверь в их комнату и осторожно
уложил хоббита  на  постель:  Торин  принялся  снимать  одежду  с  поминутно
охающего и ахающего Фолко; осмотрев его спину, гном присвистнул.
     -- Вот  это  да... Крепко он тебя отделал. Скажи все же, как дело было?
Превозмогая  боль  и  нестерпимый  стыд,   Фолко   пересказал   гному   суть
происшедшего. Торин помрачнел:
     -- Жаль,  не  убил  ты  этого  гада...  И жаль, мне не дали как следует
разобраться с ним, как  его,  Санделло?  Ну  ничего,  я  его  на  всю  жизнь
запомнил.
     Раздался  осторожный  стук  в дверь. Торин толкнул створку, и в комнату
вступил Барлиман, держа в руках деревянный ушат, полный горячей воды.
     -- Спасибо, хозяин,-- кивнул ему гном.
     -- Может,  еще  чего-нибудь  нужно?   --   как-то   робко   осведомился
трактирщик.
     -- Нет, благодарю, у нас все есть,-- отказался Торин.
     На   спину   страдающего   хоббита   осторожно  легла  горячая  тряпка,
пропитанная каким-то гномьим снадобьем. Фолко с трудом подавил крик -- рубцы
вспыхнули, точно посыпанные солью, но боль  быстро  утихла,  по  телу  стало
расползаться приятное тепло...
     -- Да,  лежать  тебе  сегодня  весь день,-- подытожил Торин, озабоченно
качая головой.
     Фолко блаженствовал, дав отдых всему своему избитому телу. Нет,  ни  за
какие  коврижки  не  пойдет  он  дальше!  Завтра  он  скажет гному последнее
"прости"  и  отправится  назад,  в  родную  Хоббитанию.  Дядюшка,   конечно,
посердится,  но  в  конце концов простит, и все снова будет хорошо... Хоббит
совсем размяк, но тут в дверь кто-то сильно постучал.


        Глава пятая. РОГВОЛД
     Кого там опять несет? -- сквозь зубы проворчал Торин, но дверь все-таки
открыл..
     -- Прошу прощения, если помешал...-- раздался негромкий голос с  хорошо
слышимыми металлическими нотками.
     В  комнату  осторожно вошел высокий седой человек, уже очень немолодой,
но  сухой,  подтянутый;  на  загорелом  лице  под  густыми  седыми   бровями
выделялись  ярко-голубые  глаза  такой редкостной чистоты, что гном невольно
залюбовался -- как  любовался  бы  драгоценными  самоцветами.  Гладкая  кожа
обтягивала  чуть  выступающие  скулы, от крыльев носа к уголкам рта пролегли
глубокие складки, мелкая сеть морщинок залегла  в  уголках  глаз;  низ  лица
скрывала  аккуратная белоснежная бородка, ровной лентой тянувшаяся от одного
уха до другого. На нем была простая  коричневая  куртка  и  высокие  кожаные
сапоги;  на  поясе,  с  каждого боку, висело два коротких ножа. Длинные свои
волосы он перехватил кожаным же шнурком, чтобы не закрывали глаз.
     Фолко приподнялся на локте,  стараясь  получше  разглядеть  незнакомца,
Торин  же удостоил его весьма недружелюбным взглядом и в ответ на его первую
фразу пробурчал себе под нос нечто вроде: "Еще как помешал!"
     -- Я только что вошел в трактир,-- продолжал незнакомец-- и первое, что
услышал, был рассказ о вашей стычке с чужаками. Я поспешил узнать,  не  могу
ли я быть чем-нибудь вам полезен...
     Устремленный   на  незнакомца  взгляд  гнома,  казалось,  яснее  ясного
говорил:  "Можешь  быть  очень  полезен,  если  избавишь   нас   от   своего
присутствия". Вошедший посмотрел на покрытую синяками спину хоббита, порылся
в  висевшей  у  пояса небольшой кожаной сумочке и протянул гному пачку сухих
листьев с сильным пряным запахом.
     -- Это целема,-- сказал седоволосый.-- Я вижу, почтенный гном,  ты  уже
применил  свои  средства...  так,  подкаменец  кислый,  болтень  двуглавый и
пещерный  мох  --  все  правильно.  Но  будет  весьма  неплохо  для   твоего
пострадавшего друга,
     если ты последуешь моему совету и заваришь еще и целому.
     -- Откуда вы... ты знаешь наши снадобья? -- недоуменно спросил гном.
     -- Я долго живу и много странствую,-- улыбнулся незнакомец.-- Бывал я и
у вас,  на  юге  Лунных  Гор,  и  даже водил дружбу с Хортом, одним из ваших
старейшин.
     -- Как ты догадался, что я с юга Лунных Гор? -- окончательно растерялся
Торин.
     -- Только на  юге  Лунных  Гор  делают  пятислойные  кованые  топоры  с
шипом,--  усмехнувшись,  ответил  незнакомец.-- На Севере они трехслойные, в
Мории на лезвии характерный волнистый узор,  в  Одинокой  Горе  вместо  шипа
небольшая  наковаленка  с  изображением  горы, к тому же сам топор округлен.
Железные  Холмы  отличаются  двусторонними  топорами  также  в  пять  слоев,
одинарные  же  топоры  у  них  скорее  напоминают  секиры. Ну что ж.,
давайте знакомиться?  --  Он  широко,  приветливо  улыбнулся.--  Меня  зовут
Рогволд,  сын  Мстара,  а по-местному -- Рогволд Дуб. Так пригоряне прозвали
меня за выносливость и за то, что я все никак не поддаюсь старости.
     Торин и Фолко назвали себя. Рогволд покивал, а потом принялся вместе  с
гномом  хлопотать  вокруг распростертого на ложе Фолко. Он расспрашивал их о
происшедшем, время от времени задавая короткие вопросы, загадочно  усмехаясь
и кивая в разных местах их рассказа.
     -- Значит,   все   они   были  в  зеленом?  Сидели  отдельно  от  всех?
Парнишка-шут? Интересно...
     Постепенно гном  и  хоббит  воодушевлялись  все  больше,  у  Торина  не
осталось   и  малейшего  следа  неприязни,  столь  явственно  выказанной  им
несколькими минутами раньше. Когда хоббит
     довел рассказ до своего меткого  броска,  на  лице  Рогволда  появилось
явное неодобрение, однако он подумал, вздохнул и покачал головой.
     -- Нет,  я  все  же  ошибаюсь,--  сказал  он.--  Ты поступил как
должно, хотя и не все поняли это. Продолжай!
     Хоббит заговорил о появлении горбуна. Рогволд внезапно  встрепенулся  и
посмотрел на него очень внимательно.
     -- Ты  сказал,  его  звали Санделло? Горбун Санделло? -- Он откинулся с
видом величайшего изумления.-- Тебе сильно  повезло,  Фолко,  сын  Хэмфаста.
Тебя могли убить голыми руками, не вставая из-за стола!
     Фолко   поперхнулся,  гном  вытаращил  глаза.  Оба  молча  смотрели  на
Рогволда.
     -- Я знавал его,-- медленно произнес тот, словно  с  трудом  припоминая
какие-то  давнишние  события.--  Несколько  раз  я  видел  его на турнирах в
Аннуминасе. Несмотря на свой рост, он три раза подряд брал  первые  призы  в
состязании  на  мечах.  Мне  всегда  казалось, что он живет только для того,
чтобы доказать всем на этих турнирах, что он  такой  же,  как  все,  и  даже
лучше.  Но  Наместнику  он не понравился, и тот не пригласил Санделло в свою
гвардию, не знаю уж почему. Впрочем, Наместник хорошо разбирается в людях...
Не знаю, чем и как жил Санделло все эти годы -- он лет  на  двадцать  моложе
меня. Я слышал, что он подался не то в охотники, не то в золотоискатели...--
Рогволд  вновь  покачал головой.-- Прихотлива Судьба! Хотел бы я зна