енных  и  поспешно
отплывающими  золотистыми  кораблями.  Видел  он  и  себя,  задыхающегося,
прижатого к стене и отчаянно отбивающегося каким-то странным кривым мечом;
и кроваво-красное небо, и  огромную  тучу,  иссиня-черную,  имеющую  облик
исполинского  орла,  облик  слишком  близкий  к  реальности,  чтобы   быть
случайной игрой прихотливого ветра; а как-то  ночью  ему  вдруг  приснился
странный сон...
   В прозрачной воде мелкого залива купали низко склоненные  сочно-зеленые
листья неведомые ему деревья. Листья  тоже  были  странные  -  широкие,  в
ладонь,  и  длинные,  в  локоть.  Высоко-высоко  застыло  жаркое   солнце.
Несколько уже знакомых кораблей Морского Народа с гордо выгнутыми  носами,
украшенными резными мордами волков, медведей и драконов, стояло неподалеку
от берега; и Торин, в броне, но без шлема, с  ужасным  шрамом  (откуда  он
только взялся?) стирал кровь с топора, и его седые борода  и  волосы  были
тоже испачканы чужой кровью. В компании нескольких эльдрингов прошел  мимо
Малыш, что-то возбужденно рассказывая; а  в  самой  пенной  полосе  прибоя
замерло пронзенное многими стрелами и копьями тело морского змея, и вокруг
безобразной  головы  еще  заметно  было  медленно   угасающее   фиолетовое
свечение, странное, пугающее. А  за  недальними  прибрежными  холмами  уже
яростно трубили многочисленные  боевые  рога;  там  строились  дружины,  и
хоббиту надлежало быть там, и как хорошо, что совсем не ноет левая рука, и
почему Хлорар медлит с ударом своих панцирников, и неужто  Фелластр  вновь
выведет своих перьеруких  из  расставленной  ловушки  вместе  с  Адамантом
Хенны?..


   На следующую ночь, когда пропитанный  зловонием  болот  западный  ветер
приутих и на застывшие в смутном ожидании холмы Опустелой Гряды  опустился
мягкий, окутанный колеблющимся серебристым  покрывалом  туманов  вечер,  и
впервые за много дней путники услыхали в густых ветвях пение птиц, хоббиту
явился Гэндальф.
   Фолко лежал на спине,  глядя  широко  раскрытыми  глазами  в  бездонное
черное небо. Удивительные все же выдавались ночи здесь, на краю  Опустелых
Гор! Казалось, ты смотришь в мелкую воду  быстрого  ручейка,  и  звезды  -
всего лишь красивые камешки на дне, а может - игра  быстрых  взблесков  на
чешуе каких-то придонных созданий. Взгляд хоббита отыскал в  небе  Большую
Медведицу, созвездие, излюбленное Светлой  Королевой,  называемое  эльфами
Серп Валаров; и в тот же миг оживший клинок мягко  толкнул  его  в  грудь,
предупреждая о чем-то, а затем хоббит понял, что у костра кто-то сидит.
   Мгновенный страх умер не родившись; эта невысокая, плотно закутанная  в
плащ фигура не могла быть врагом, хотя наполняющая ее  сила  была  такова,
что Фолко ощущал ее почти как жар на лице; глядя  на  обращенное  к  нему,
скупо  озаренное  огнем  молодое  лицо  с  необычайно  глубокими,   совсем
немолодыми глазами, в которых его обострившиеся чувства  читали  громадный
опыт многих и многих жизней, Фолко  не  сразу  узнал  его.  И  лишь  когда
незнакомец заговорил, сомнения хоббита исчезли;  это  был  знакомый  голос
Гэндальфа.
   - Ты растешь замечательно быстро, сын Хэмфаста, - заговорил  сидящий  у
костра. - Вот ты уже и добрался до Наугрима, вот  ты  уже  на  самом  краю
владений новой силы, пришедшей в наш мир.  И  чем  дальше,  тем  больше  я
жалею, что не могу, как встарь, оказаться рядом с тобой.
   - Но раньше ты был совсем другой, - пробормотал  Фолко,  в  душе  кляня
себя за тупость.
   Ему вдруг пришло в голову, что в  общем-то  у  Гэндальфа  почти  нечего
спрашивать - только разве что о природе Валаров, о Великой Лестнице и тому
подобных вещах, ибо его путь ясен - вперед,  за  Олмером,  к  самому  краю
горизонта!
   - Потому что перед тобой не тот Гэндальф, которого ты знал по книгам  и
нашей первой встрече в твоем сне,  -  серьезно  ответил  тот,  внимательно
глядя на хоббита. - Ибо я снова - Олорин, один из Майаров, вступивший в Эа
прежде, чем Арда приняла свои формы. От многого, что влачилось за мной  из
прошлого, я излечился, многое забыл и многому научился снова, но вот голос
- он остался со мной.
   Наступило молчание. Гэндальф, очевидно, ждал вопросов хоббита,  а  тому
вдруг совершенно расхотелось их задавать. С необычайной остротой ему вдруг
привиделась огромная, острая, смертоносная стрела, что по-настоящему живет
лишь краткое мгновение перед тем, как поразить цель; и этой  стрелой  были
они - Фолко Брендибэк и мирно храпящие бок о бок гномы. Они  сами  выбрали
свою  долю,  и  что  толку  теперь  вести  многоразумные   и   многоважные
разговоры?! Что толку говорить с этим посланцем Валаров, если в  ответ  он
все равно будет слышать только одно - Весы... Весы... Весы!
   - Зачем ты пришел? - медленно начиная закипать, заговорил хоббит. - Что
ты, великий, мудрый и всесильный, в сравнении со мной, маленькой песчинкой
в море Смертных, что ты можешь сказать мне? И если ты так  могуч,  и  если
знаешь смысл нашего похода  -  почему  бы  тебе  не  сделать  кое-что  для
Средиземья? Почему бы вашим хваленым Валарам не показать свою силу и  свое
могущество, обратив его на благие дела?! Почему бы вам самим не прикончить
Олмера,  золотоискателя  из  Дэйла,  зачинателя  новых  кровавых  смут   в
Средиземье? Для чего вы тогда вообще?! Вы,  Великие  и  Сильные,  убрались
куда-то за горизонт, предоставив право копаться в этой  жуткой  каше  нам,
мало что понимающим, почти ничего не умеющим, кроме как отдать свои ничего
не значащие жизни?!
   Он выкрикнул это единым духом,  сжимая  кулаки  и  покрываясь  холодной
испариной; злые слезы некстати навернулись на глаза.
   Олорин сидел, не меняя позы, да и зачем ему было ее менять  -  духи  не
устают; с замиранием сердца Фолко ждал ответа.
   - Ты прав в том, что я не могу пойти против Закона Весов,  -  заговорил
Олорин, и хоббит удивился бесцветности голоса гостя - словно и не было его
вспышки,  словно  вообще  ничего  не  случилось.  -  Но  в  остальном   ты
заблуждаешься, и опасно заблуждаешься! Примерно такие же  рассуждения  мне
уже доводилось слышать.
   - Знаю! В Нуменоре, незадолго до его Падения!
   Казалось, Олорин был удивлен, недвижное доселе лицо, а точнее -  маска,
вздрогнуло, глаза впились в хоббита.
   - Как это стало тебе известно?
   - Нетрудно было догадаться, - буркнул хоббит. - Уж тебе-то должно  быть
известно, что  голова  у  нас,  невысокликов,  порой  соображает,  и  даже
неплохо! _Что же еще могли там говорить_?
   - Но я все же закончу, - овладев собой, невозмутимо продолжил Олорин. -
Ты говоришь - где же эти Валары, почему не покончат со Злом. Да знаешь  ли
ты, что такое Зло?
   - Зло - оно очень разное, и нелепо пытаться  истребить  его  на  вечные
времена. - Злость снова прорезалась в голосе хоббита; казалось, не  он,  а
кто-то другой, сильный и знающий, говорит сейчас его голосом;  только  что
произнесенное им было изречением Элронда, записанное Бильбо в Ривенделле и
переведенное им на  Всеобщий  Язык.  -  Не  надо  говорить  мне,  что  Зло
многолико и неистребимо,  что  Добро  для  одних  оборачивается  Злом  для
других, и так далее. Каждый встает на ту сторону, которая заставит молчать
его совесть - если, конечно, у него есть выбор и есть совесть.
   - Тогда я скажу тебе по-другому, - сказал Олорин. - Разве вы. Смертные,
бессильные тряпичные куклы, какими забавляются ваши дети? Разве вы  лишены
разума, воли и тяги к свободе? Разве  могут  Валары  распоряжаться  вашими
жизнями, разве могут направлять  ваши  пути  против  ваших  же  желаний  и
устремлений?! Один лишь раз Валары воззвали к Единому - когда был повержен
Нуменор,  стремившийся  в  безрассудной  гордыне  своей   опрокинуть   наш
миропорядок. Поверь мне, все обитатели Благословенной Земли по сей день не
перестают оплакивать те ужасные времена и гибель Великого  Народа.  И  все
Валары сожалеют и скорбят об этом. Кто же вы будете, если мы станем за вас
расправляться со всяким, кто  посягнет  на  мир  и  покой  Запада?  Пойми,
невысоклик, Валары, о которых ты так страстно хотел узнать хоть что-нибудь
- это лишь Силы Арды, Стихии, и не  в  их  власти  пасти  народы  железным
посохом.
   - Но в их  власти  -  вздымать  и  рушить  горы,  изменять  русла  рек,
покрывать лесами безжизненные пустыни, - возразил Фолко. - Что перед  этой
силой человек, гном или хоббит, что перед этой силой страны и королевства,
крепости и армии, отвага и доблесть?
   - Валары не властны  над  путями  и  судьбами  Детей  Единственного,  -
казалось, в голосе Олорина зазвучала усталость. - Именно потому,  что  Зло
многолико и никто, даже Валары, не смеет судить о то, что есть Зло, а  что
- Добро.
   - Так почему же ты три тысячи лет был Врагом Саурона?!
   - Это другое. Саурон Великий  -  он  прост,  понятен.  Всевластие  ради
всевластия - вот что было его целью. Ничего не нес он людям, кроме рабства
и горя. Но на чью  сторону  прикажешь  становиться  мне  в  споре  тех  же
басканов с дорвагами?
   - Тот, кто первый напал! Тот и виновен, что тут думать?
   - А если он лишь упредил нападение другого? Можно сказать, что  виноват
тот, кто первым замыслил... Короче, мы очень  хорошо  можем  сказать,  что
Зло, когда говорим о насилии, убийстве, грабеже, обмане,  лжесвидетельстве
и так далее, но  когда  речь  заходит  о  народах  и  государствах  -  тут
бессильны даже Валары. Силы Арды лишь поддерживают равновесие в мире. И  я
пришел к тебе помочь в твоем пути.
   - Ты знаешь, как убить Олмера?
   - Почему эти слова Радагаста так засели у тебя  в  голове?  Да,  я  сам
советовал тебе держаться его, но никогда не думал, что он даст тебе  такой
прямой совет, более смахивающий на приказ. Я виделся с ним, мы говорили  о
многом. Он не знает, откуда сила Олмера, но я,  кажется,  догадываюсь.  Не
зря же  я  провел  в  Средиземье  всю  Третью  Эпоху!  К  Олмеру  медленно
перетекает Сила Тьмы, но почему именно к нему и каким образом - кто знает?
Это предстоит решить тебе.
   - Ну, а если я  ошибусь?  И  вообще,  почему  я?  Никаких  колец  я  не
подбирал, ни за каким драконьим золотом не гонялся - почему  я?  И  правда
ли, что, если нам посчастливится убить Олмера, Тьма отступит?
   -  Отступит,  -  серьезно  кивнул  Олорин.  -  Олмер  -  ее  знамя,  ее
средоточие, он - острие ее копья. Но вот почему он стал таким и почему его
сила возрастает все время, я не знаю.
   - Тогда скажи, как относиться к  словам  Наугрима,  и  вообще,  кто  он
такой? Я спросил его, но он почему-то не ответил.
   - Разве ты не догадался? Он из рода Черных Гномов, той загадочной силы,
перед которой я вынужден был отступить в  свое  время,  не  найдя  с  ними
общего языка. А  словам  его  нужно  верить.  Ты  и  впрямь  вытащил  себе
удивительный жребий, и Олмер невольно сам помог тебе  -  подарил  чудо  из
чудес, клинок Отрины, или Белег Анка по-эльфийски, Когти Мощи. Вот уж  ума
не приложу, зачем он это сделал! Из Благословенной Земли тоже видно далеко
не все, так что не рассчитывай на мое всезнание.
   - И я снова спрашиваю тебя, - устало понижая голос, сказал Фолко, - чем
ты можешь помочь мне? Не можешь - так  прощай,  а  можешь  -  помоги.  Так
говорят у нас. Не пойму я тебя, Гэндальф. Ничего по сути ты не сказал. Как
шел я убивать Олмера, так и иду. Как не знал, что делать с Ночной Хозяйкой
и прочими прелестями, что поджидают меня на Востоке, так и не знаю. К чему
же вся наша беседа? Помощи я жду от тебя, помощи дельным советом! Что  нам
делать с Пожирателями Скал, которые ползут  на  Запад?  Как  противостоять
внушаемому ими страху? Что делать, если мы погибнем и не  выполним  долга?
Собирать ли силы, просить  ли  помощи?  Где,  как,  у  кого?  Перед  тобой
открывались ворота сильнейших крепостей Средиземья, и  те,  что  были  под
твоей защитой, могли запросто говорить с королями и  властителями.  У  них
было Кольцо - зримое и ужасное доказательство, и они шли не вслепую,  пока
ты был с ними, и ты успел указать им  верную  дорогу.  А  что  можем  мы?!
Помоги нам, пойдем вместе с нами! А самое лучшее - если  Валары  не  могут
уничтожить одного-единственного Олмера, не духа,  человека,  ставшего,  по
твоим словам, острием Копья Тьмы, почему этого не сделать тебе? Ведь ты же
в один миг можешь оказаться возле него...
   - Я провел в Средиземье всю Третью Эпоху, - тихо сказал Олорин. - И  за
все это время не убил ни одного человека, даже если он служил Врагу.
   - Понятно! Грязную работу должны делать другие?!
   Фолко поднял глаза - и замер: у костра было пусто.
   "Привиделось мне все это, что ли? - в недоумении ломал он себе  голову,
беспокойно  ворочаясь  на  жесткой  подстилке.  -  Что  это   было?   Если
Гэндальф... Нет, не похоже. Наверное, и впрямь Олорин, хотя, вразуми меня,
Дьюрин, как сказали бы гномы, если я знаю, кто это такой  на  самом  деле.
Нет, Гэндальф - _тот Гэндальф_ - он бы  не  исчез.  Он  стал  бы  спорить,
браниться и в конце концов просто взял бы за руку и повел -  до  тех  пор,
пока я бы не понял, куда надо идти самому. Наверное, Гэндальф - это все же
не весь Олорин... а может, и нет, кто его знает.  Гэндальф  был,  судя  по
Красной Книге, почти человеком... Только больше мог и знал больше - раз  в
сто. А потом ушел... И, наверное, это был все-таки Олорин,  то  есть  -  и
хотел бы помочь, да не очень понимает как, а может, и я, глупый, не  понял
его... Помочь-то он хочет - это от Гэндальфа, да и Олорин сам всегда жалел
обитателей Средиземья... Но вот Весы и всякие темные слова  -  что  можно,
чего нельзя - это от Олорина, как пить дать..."
   - Ты почти прав, невысоклик, - вдруг раздался чей-то едва слышный вздох
в  окружающих  зарослях  -  словно  легкий  ветерок  пробежал  по  кронам.
Беспокойство как-то сразу унялось, и хоббит спокойно уснул.


   Наутро они обсуждали планы. Разведчики-дорваги говорили, что припасы  у
них не бесконечны и  что,  если  они  хотят  хоть  что-то  выяснить,  надо
поворачивать на восток и переваливать через Опустелую Гряду - Келаст  знал
здесь тайные тропы. Эрлону было все равно, лишь бы поближе к врагам, чтобы
поскорее  посчитаться  за  все,   однако   гномы   и   хоббит   сидели   в
нерешительности.
   В самом деле, мешки с провизией через неделю-другую  начнут  показывать
дно; дорога же к Дому Высокого и Тропе Соцветий займет несколько  месяцев.
Они рассчитывали на охоту, но дичи в этих краях совсем  не  было.  Наконец
решено было рискнуть и  приблизиться  к  становищам  олмеровского  войска,
чтобы раздобыть пропитание,  после  чего  уже  пытать  счастья  в  поисках
Небесного Огня. У хоббита душа не лежала  к  этому,  смутное  и  нехорошее
предчувствие  не  давало  покоя;  но  своих  тревог  он  не  сумел  никому
объяснить, даже Торину, и  ему  пришлось  подчиниться.  Они  повернули  на
восход.



6. СЕРЫЙ ВИХРЬ

   - Опять подковы, - мрачно изрек Келаст,  склонившись  над  пересекающим
едва заметную тропку ручьем.
   Третий день шли они в глубь гор, вокруг  становилось  все  сумрачнее  и
угрюмее. Леса исчезли; склоны покрывал густой кустарник, и Келасту  стоило
немалых  трудов  отыскать  свою  заветную  тропу.   Однако   очень   скоро
выяснилось, что она облюбована не им одним: встреченные ими отпечатки были
уже четвертыми. Остерегаясь засад, они, тем  не  менее,  не  могли  никуда
свернуть - кусты стояли стеной, оставалось надеяться  на  слух  хоббита  и
опыт Келаста.
   Они тронули поводья. Глубокое и узкое ущелье, по  которому  они  ехали,
плавно  заворачивало  на   юго-восток,   постепенно   расширяясь;   хоббит
приободрился при виде чистого неба над  головой,  но  радоваться  пришлось
недолго - ветер, дувший им в лицо, неожиданно донес звуки конского ржанья.
Кто-то еще был в этом ущелье - и двигался им навстречу.
   Быстро, но без спешки, они свернули  с  тропы,  укрываясь  в  зарослях.
Приученные, легли на землю  боевые  кони  дорвагов;  хоббит  натянул  лук,
остальные обнажили мечи,  Торин  вытащил  из-за  пояса  топор.  Потянулись
минуты  ожидания...  Еще  два  или  три  раза  до  их   слуха   доносились
приглушенные голоса, даже смех, скрипели камни под чьими-то  сапогами,  но
мимо них так никто и не прошел. Постепенно все вновь стихло.
   Шло время, они недвижно лежали в кустах, и никто ничего не мог  понять.
Были здесь люди или  не  были?  Чьи  это  были  голоса?  Хоббит  и  Келаст
проползли сколько могли вперед вдоль тропы - ничего. Ни людей,  ни  коней,
ни следов, ни голосов.
   - Что толку сидеть сиднем?! - зло плюнул Торин, когда они вернулись.  -
Идем вперед!
   Осторожно, поминутно оглядываясь и прислушиваясь, они продолжили  путь.
Тучи разошлись, солнце палило, в  долине  не  чувствовалось  ни  малейшего
дуновения, и путники обливались потом, не решаясь расстаться с  доспехами.
Среди зелени все чаще попадались голые серые куски скальных  стен;  склоны
становились все круче, окружающие горы все  выше.  Наконец  зеленые  волны
кустов разошлись; исполинские серо-синие склоны  взметнули  ввысь  острые,
точно мечи, вершины, и Келаст неожиданно остановился.
   - Ничего не понимаю, - он утер пот, - этого раньше не  было!  Слышите?!
Не было раньше таких круч! Или я окончательно выжил из ума?
   - Как не было? - медленно проговорил Торин. - Ты что,  хочешь  сказать,
что не знаешь, куда нас завел?!
   - Знал - до этой минуты. - Келаст угрюмо озирался.
   Снова что-то горячее тревожно шевельнулось в груди хоббита. Он  вытащил
Клык, как он стал называть про себя чудесный кинжал,  -  по  краям  клинка
горел мрачный багровый огонь,  синие  цветы  казались  окруженными  темным
пламенем.
   - Враг близок, - едва выдавил он и облизнул пересохшие губы.
   - Повернем или пойдем дальше? - обвел остальных тяжелым взглядом Торин.
   Дорваги молчали, потупясь, один  Эрлон  с  лязгом  вогнал  в  ножны  до
половины обнаженный клинок и заявил, что он лично назад не повернет, когда
до становища его кровного врага осталось всего ничего.
   - Но нас могут перестрелять в этой ловушке, как куропаток,  -  скрипнул
зубами один из дорвагов.
   Фолко заметил, что все они смотрят на  Келаста,  очевидно,  ожидая  его
решения.
   - Нечего лезть на рожон, когда не знаешь даже,  где  он,  -  проговорил
наконец Келаст.
   Его товарищи поспешно закивали. Теперь настала очередь скрипнуть зубами
Торину.
   - Ты знаешь другую тропу за Гряду?
   - Знаю, но до нее - дней пять ходу.
   - Тогда поворачивайте назад, если хотите, - выдохнул Торин.
   Фолко заметил, что бывалого тангара бьет мелкая  дрожь.  Хоббит  и  сам
чувствовал, что лучше бы, конечно, повернуть, но что-то заставило их в тот
день отбросить все страхи и, несмотря ни на что, упрямо лезть на тот самый
рожон...


   Весь день они шли, хоронясь в зарослях, хватаясь за оружие  при  каждом
подозрительном шорохе. Но в долине все было тихо - только  шмели  деловито
жужжали среди цветов, нимало не заботясь о всяких там  войнах.  Постепенно
долина стала расширяться, по склонам замелькали  сосны,  и  к  вечеру  они
ехали уже в густом красноствольном бору. Но от хоббита не ускользнуло, что
и тут  почти  не  было  птиц;  и  вновь  им  встретились  покинутые  малым
хлопотливым народом муравьев их высокие жилища. Среди  деревьев  все  чаще
стали попадаться мертвые, торчащие, точно обглоданные  кости,  стволы;  на
тропе то и дело встречались завалы; серо-зеленый мох уже глубоко въелся  в
кору павших деревьев; кроны над головой смыкались все плотнее и плотнее, в
ряды сосен все чаще вонзались копья седых елей, лес становился  гуще  -  и
все больше и больше стояло и валялось в нем  мертвых  деревьев.  Наступила
странная, точно ватная тишина, которую страшно  было  потревожить  звуком;
они ехали в молчании. Небо вновь заволокли  серые  тучи,  откуда-то  слева
потянуло знакомым  запахом  болота;  незамедлили,  явили  себя  и  полчища
комаров.
   Тропа продолжала услужливо разворачивать перед ними свои изгибы,  но  у
хоббита уже не  оставалось  сомнений,  что  она  ведет  в  ловушк