это  видение?  Или  же  то  был  просто
предсмертный бред, странным образом вернувший его, Серого... или нет,  его
же звали как-то иначе! - к жизни? Он не знал.
   Но то, что он не всегда звался Серым, - теперь он ведал точно.
   Наконец пожаловал и покупатель. Высокий, высохший, словно жердь, купец,
чьи роскошные зеленые одеяния только оттеняли болезненную  желтизну  лица,
неспешно, с достоинством повернул в  проход,  вдоль  которого  выстроились
невольники Старха. Кликальщики разом утроили усилия,  грозя  сорвать  себе
глотки.
   Мужчины-невольники остались безучастными. Женщины вытянули шеи -  вдруг
это покупщик? Серый же - единственный из рабов - взглянул  купцу  прямо  в
глаза, взглянул тяжело и пронзительно,  так  что  харадрим  споткнулся  на
ровном месте и пробормотал сердитое проклятие. Старх скривил губы - теперь
наверняка не купит... у  этих  южных  варваров  споткнуться  перед  лавкой
значит, что товар оттуда принесет несчастье...
   Однако на сей раз это оказалось не так.  Окинув  взором  кряжистых,  не
обделенных  силой  ховраров,  покупатель  в  задумчивости   вытянул   губы
трубочкой, пошлепал ими и, махнув кликальщику, назвал цену.
   Старх изумленно поднял брови. Ну и дела! Все, оптом, и мужчины  впервые
за много времени дороже женщин! Но он не был бы  таном,  если  бы  уступил
даже такому выгодному предложению без торга.
   -  Сейчас,  сейчас,  -  отмахнулся  харадрим.   Он   вновь   пристально
вглядывался в ряды  невольников,  пока  не  столкнулся  с  горящим  взором
Серого. Купец невольно сглотнул и поспешил отвернуться.
   - Так... я беру. Значит, твоя цена...
   Окончив торг, Старх только и  мог  усмехаться  да  покачивать  головой,
гладя ладонью под легким плащом тугой мешочек с золотом. Удачно!  До  чего
же удачно!.. В ушах все еще звенели последние слова странного покупателя:
   - Вези больше, тан, нам нужны крепкие молодые мужчины, и женщины, чтобы
случать их с мужчинами...
   Это уже  нечто  новенькое!  Но  стоит  ли  благородному  морскому  тану
размышлять над причудами грязных варваров?  Если  у  дурака  много  денег,
сделай так, чтобы они оказались у тебя - ты распорядишься ими разумнее...
   В тот же  день,  едва  успев  запастись  провиантом  и  пресной  водой,
небольшая флотилия Старха покинула Умбар. И не он один. Харадримы  скупили
всех выставленных на продажу рабов и всем продавцам говорили одно - везите
еще. Везите много!..
   Скованные одной длинной цепью невольники пара за парой вытягивались  за
ворота Умбара. Стража привычно смотрела равнодушными взорами: здесь  такое
происходило каждый день. Правда, не в таких  количествах.  С  рассвета  до
заката из города вышло не менее  десяти  тысяч  невольников  -  такого  не
случалось  еще  ни  разу,  ни  во  времена   расцвета   Умбара   Корсаров,
ненавистников Гондора, ни в те недолгие десять лет, что  крепостью  владел
Морской Народ.
   Первый переход. Новые хозяева  заботились  о  купленной  собственности:
караван двигался ночью, днем укрывшись от  палящего  солнца  в  специально
устроенном городке из навесов. Разносили в чашках мутную, чуть солоноватую
воду.
   Тощий купец с двумя  коренастыми  охранниками  оглядывал  толпу.  Чтобы
поддерживать порядок, не хватит и сотни воинов, если сами рабы  не  начнут
смотреть друг за другом. Давно известен  испытанный  прием  -  разделяй  и
властвуй...  Наметанный  взгляд  торговца  мгновенно  заметил   немолодого
невольника, отличавшегося гордой осанкой, - он не казался ни  забитым,  ни
подавленным.
   Серый выделялся из толпы рабов, как выделяется волк среди дворняг.
   - Ты!.. - Палец купца уперся в  грудь  Серому.  -  Будешь  старшим  над
караваном. Смотри, если эта падаль начнет помирать раньше, чем  мы  дойдем
до Хриссаады, я оставлю тебя в пустыне  одного,  связанного,  чтобы  тобой
полакомились песчанники!
   Серый молча кивнул. И  вновь  купец  отвернулся,  не  в  силах  вынести
взгляда презренного, только что купленного им невольника...
   Серый взялся за дело.
   - Эй, парень! - Его негромкий голос отчего-то заставлял всех  остальных
немедленно смолкать. - Оставь воду. Ты уже получил свое.
   Невольник - самый, пожалуй, крепкий из пленных - глумливо оскалился:
   - Ба, Серый! А я-то все гадал, отчего это твоя рожа мне знакома?
   Этот раб раньше жил в соседней деревне с Серым. И сейчас, как и принято
у ему подобных, намеревался отобрать чашку с водой у какой-то женщины.
   - Оставь воду, - повторил  Серый,  и  все  окружающие  стали  отчего-то
поспешно отползать в стороны, насколько позволяла длина цепей.
   Соперник выпрямился:
   - Ты еще будешь тут распоряжаться!..
   Серый  и  не  подумал  уклоняться.  Только  весь  напрягся  -  и  кулак
невольника, вместо того чтобы врезаться ему в скулу, безвольно  опустился.
Мужик взвыл, схватившись за кисть, - ему показалось, он словно  ударил  по
каменной стене. Серый даже  не  шелохнулся,  и  глаза  его  горели  черным
пламенем.
   - Оставь воду, - в третий раз негромко сказал он, и на сей раз ослушник
уже не возражал.
   Рабы смотрели на Серого с ужасом. А потом у какой-то женщины вырвалось:
"Серый, Серый, спаси нас, Серый!.."
   По  охваченному  отчаянием  людскому  муравейнику   прошла   мгновенная
судорога. Звеня цепями, люди  качнулись  к  Серому,  протягивая  руки,  из
глоток рвался не то стон, не то звериный хрип...
   Рыбак остался стоять неподвижно, только глаза разгорались все  ярче,  и
окружавшим невольникам  казалось:  скажи  он  сейчас  их  оковам:  "Падите
прочь!" - и железные браслеты исчезнут, как наваждение...
   Но надсмотрщики тоже не зря ели свой хлеб. Засвистели бичи,  замелькали
дубинки,  несколько  лучников  наложили  стрелы,  и  дрожащее   многотелое
существо, многорукое и многоногое, замерло, скорчилось,  в  ужасе  завывая
под ударами...
   Серый не дрогнул, когда вокруг его плеч обвился кнут.
   - Эй, почтенные! - крикнул он (охрана  караванов  в  большинстве  своем
знала Западное Наречие). - Этого больше не повторится! Уймите свой гнев!..
   Трепещущее и скулящее  скопище  невольников  прильнуло  к  нему,  точно
птенцы к матери.
   Несколькими словами Серый навел  порядок.  И  всем  уже  казалось:  что
такого  увидели  они  в  этом  немолодом  рабе,  таком  же  точно,  как  и
остальные?..
   Дальше караван двигался в образцовом порядке.  Жадные  демоны  пустыни,
всегда  собиравшие  щедрую  дань  со  скорбных  процессий,  на   сей   раз
довольствовались подачками...


   ИЮНЬ, 28, ПРЕДМЕСТЬЕ ХРИССААДЫ

   Две недели шел караван через  мертвую  пустыню,  где  властвовали  лишь
песок, жара да ветер. Дорога вытягивалась серым удавом, от одного оазиса -
зелеНик Перумов. Адамант ХенныОцените этот текст:Не читал10987654321 Прогноз
Ник Перумов. Адамант Хенны


   ---------------------------------------------------------------
   © Copyright Ник Перумов, 1987
   Home page: http://www.fantasy.ru/perumov/
   Кольцо Тьмы. Книга третья.
   М., "ЭКСМО-Пресс", 1998.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 22 March 2001
   -----------------------------------------------------------------------

                                      Сноп огня в кулаке эта жизнь нажила,
                                      Возжелавшая боли и брани,
                                      И горят вдалеке полевые костры,
                                      И остры адамантовы грани.


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. 1732 ГОД. НАЧАЛО ЛЕТА


ПРОЛОГ

   Всласть натешившись, волны швырнули на береговой  песок  бесчувственное
человеческое  тело.  Слугам  Ульмо  быстро  наскучила  скверная   игрушка,
бросившая  даже  и  бороться  за  жизнь.  Пока  она   билась,   дергалась,
извивалась, отчаянно пытаясь вырваться из  зеленоватой  пучины  наверх,  к
живительному  свету  и  аэру,  -  они  с  удовольствием  забавлялись   ею,
опрокидывая в последний момент, когда несчастному  уже  казалось,  что  он
вот-вот сможет глотнуть воздуха. Волны внезапно и коварно  обрушивались  с
разных сторон,  загоняя  тонущего  в  глубину,  погребая  его  под  своими
прозрачно-голубыми телами. Он избавился от тянущей ко дну одежды и  сапог,
но все напрасно. Его неумолимо затягивало все глубже.
   Тонущий сопротивлялся до последнего. Однако с каждым мигом силы  таяли,
и вот наконец руки  бессильно  повисли,  голова  запрокинулась  -  человек
оказался в полной власти бессердечных волн. Они забавлялись с утопленником
еще некоторое время, но, видя, что он вот-вот  пойдет  ко  дну,  мгновенно
оставили его в покое, устремившись на поиски новой игрушки. И тут внизу, в
темной и холодной глубине моря, где-то в мрачных придонных впадинах,  куда
редко заглядывает  сам  Оссе,  внезапно  родилось  некое  движение:  вверх
устремилась размытая темная тень, не имевшая  четких  очертаний.  Волны  в
ужасе шарахнулись от нее, поспешно уступая дорогу.  Тень  на  миг  замерла
прямо под идущим вниз  телом  несчастного  -  и  тотчас  же  растворилась,
исчезла, словно ее тут никогда и не было. Однако появление ее не  осталось
без последствий.  Раскинув  руки,  тело  начало  медленно  подниматься  из
глубины вод. И едва на поверхности появилось бледное,  уже  заострившееся,
словно в посмертии, лицо, как с запада примчал еще один, новый вал,  легко
подхвативший ничтожную капельку  живой  плоти,  что  оскверняла  свободную
стихию моря, и брезгливо, точно мусорщик падаль, погнал к берегу.  Швырнул
в нерастраченной злобе на песок - и отступил, весь в белой пенной крови.
   Некоторое  время   тело   оставалось   недвижным.   Потом   с   хриплым
выдохом-проклятием спасшийся  приподнялся  на  локтях  -  изо  рта  тотчас
хлынула вода. Застонав, он вновь рухнул; однако миг  спустя  вновь  поднял
голову, словно встревожившись. И верно - с запада, поднимаясь все  выше  и
выше, катилась исполинская зеленоватая волна, которую  издали  можно  было
принять за облаченного в доспех воина, с пенным плюмажем на шлеме.
   Взор человека вспыхнул. Судорожным рывком он вскочил на  ноги,  нелепым
подпрыгивающим бегом устремившись прочь от ненавистного моря. Перевалил за
гребень песчаной дюны и рухнул, скатившись в неглубокую,  поросшую  мягкой
травой впадину.
   Зеленая волна на горизонте разочарованно разгладилась.
   Спасшийся постепенно приходил в себя. Силы мало-помалу  возвращались  к
нему; несмотря на  царивший  вокруг  холод  поздней  осени  и  собственную
наготу, человек, казалось, совсем не мерз. Он  медленно  сел;  мозолистые,
крепкие ладони бывалого воина и морехода обхватили голову. Человек  словно
бы пытался вспомнить нечто очень важное, пытался - и не мог.
   - Не помню... - прошептали посиневшие губы. - Ничего не  помню...  Имя?
Нет... Слова... одни только слова...


   Стояло звонкое и жаркое лето.
   По узкой лесной тропке  ехал  всадник  -  горбун  в  немудреной  черной
одежде.  Ему  то  и  дело  приходилось  низко  нагибать  голову,  кланяясь
протянувшимся поперек тропы ветвям. В правой  руке  он  сжимал  обнаженный
меч; лезвие покрывала какая-то зеленоватая слизь. Капли медленно  катились
по ложбинке кровостока к опущенному острию и падали наземь.
   Меж деревьями открылся просвет. Перед всадником  расстилался  роскошный
луг, а в дальнем конце его над зеленым разнотравьем  медленно  поднималась
зыбкая серая тень.
   - Все, как и рассказывали,  -  прошептал  всадник.  Конь  захрапел,  не
слушаясь повода; наездник спешился. Привязал коня, поправил меч и двинулся
вперед. Зыбкая тень уже  успела  сложиться  в  чудовищное  подобие  самого
пришельца; длинный меч вытянулся едва ли не на шесть футов.
   - Я не отступлю, - холодно и скрипуче проговорил  горбун,  обращаясь  к
фигуре. - Я и так уложил многих твоих собратьев, не  миновать  того  же  и
тебе!..
   Подняв клинок, горбун спокойно шагнул  навстречу  призраку,  за  спиной
которого маячило разверстое устье пещеры...
   ...А когда горбун Санделло  возвращался  назад,  лицо  его,  костистое,
исчерченное морщинами, казалось, светится от счастья.



ГЛАВА ПЕРВАЯ

   ИЮНЬ, 3, ХОРНБУРГ, РОХАНСКАЯ МАРКА

   Усталое войско возвращалось домой. Позади  остались  привольные  степи;
Белые Горы, поднявшись, закрыли полнеба. Миновав Врата  Рохана  и  перейдя
Исену, ратники расположились на отдых в Хелмском Ущелье.
   Эти места совсем недавно вновь  вернулись  под  твердую  руку  Эдораса.
Минуло всего два года, как молодой король Эодрейд отчаянным натиском  взял
главный  оплот  закрепившихся  в  Вестфольде  ховраров.  Штурм  тогда  был
тяжелым, страшным, кровавым; если бы  не  помощь  гномов,  что  вновь,  во
исполнение давней клятвы, ударили в спину защитникам крепости, Хорнбург бы
устоял. После победы  Эодрейд  опустошил  казну,  остатками  золота  купив
искусство Подгорного Племени, и те  за  истекшее  время  сделали  цитадель
Холма совершенно неприступной.
   Крепость стала опорой для роханского натиска на запад.  Та,  двухлетней
давности война провела по Исене закатный рубеж Марки - кровью провела! - а
теперь, после нынешнего похода, граница отодвинулась еще дальше  в  степи,
на три дня доброй  скачки,  как  записано  в  грамотах  "вечного  мира"  с
хазгами, ховрарами и дунландцами. Нынешний поход считался победоносным,  -
во всяком случае, именно так повелел возглашать герольдам король Эодрейд.
   Встречать войско вышло немало народа -  почти  все  нынешние  обитатели
Вестфольда,  все,  кто  остался  за  чертой  Сбора.  Женщины,  старики  да
ребятишки - мужчин забрала война, а подростки в это время  несли  охранную
службу  на  границах.  Несмотря  на  военное  лихолетье,  встречу   воинам
подготовили пышную - на зеленом ковре долины ждали накрытые столы. Старики
качали головами - мол, не те яства, что раньше, куда как не те;  но  Рохан
только-только начал оправляться от истребительного кошмара Исенской  Дуги,
и на глаза воинов навертывались слезы - они-то знали, чего стоило их женам
собрать угощение...
   Но праздник начинался с иного. Торжественным маршем один  за  другим  в
крепость входили роханские полки.
   - Скажи мне, скажи, когда будет Холбутла!  -  теребила  старшую  сестру
совсем юная девчушка лет  четырнадцати,  с  длинной  золотистой  косой.  -
Скажи, ну скажи, а?!
   - Да зачем тебе это? - поджала губы та. - Он на тебя и  смотреть-то  не
станет! Даром ты по нему сохнешь, глупая!
   Вокруг засмеялись.
   - Сама ты глупая! Знаю, Фалда своего ждешь не дождешься! Не терпится?..
- тотчас огрызнулась младшая. - А мне уже про мастера Холбутлу и  спросить
нельзя!
   Смех усиливался.
   - Ишь какая бойкая! Самого маленького выбирает! Чтоб,  значит,  удобнее
было...  (послышалось  двусмысленное  хихиканье).  А  не  рано  ли   тебе,
красотка? Подросла бы сначала, а?
   - Маленького, да удаленького! - ухмыльнувшись, прошамкал беззубый  дед.
Годы согнули его спину, но не стерли с лица многочисленных шрамов  -  этот
бывалый воин стоял в свое время на Исене... - Он у короля Эодрейда мало не
лучший!
   - Вот и я говорю, - подхватила  какая-то  женщина,  -  Эовин  всегда  о
героях мечтала!
   Но смутить девушку оказалось не так-то просто.
   - О ком хочу, о том и мечтаю, и  спрашивать  ни  у  кого  не  стану!  -
сердито выпалила она, резко откидывая назад тяжелую косу. - А  Холбутла  -
герой, это все знают! Мама мне про него рассказывала - он еще на  Исенской
Дуге отличился! И в Эдорас первым ворвался!
   - Верно, верно, - кивнул старик. - Храбрости он  непомерной!  И  откуда
только берется... Так взглянешь - одним взмахом зашибешь! Ан не  тут-то  и
было...
   - А говорят, у сородичей его, которых гондорцы  "половинчиками"  зовут,
свое волшебство имеется, говорят, они исчезать умеют, а еще такое заклятье
знают, что стрелы у них завсегда в цель летят! - затараторила женщина.
   - Будет болтать-то!  -  неодобрительно  покачал  головой  дед.  -  Тоже
выдумала - волшебство какое-то! Нет в них никакого волшебства и никогда не
было. А разговоры все эти пошли,  потому  как  лучше  мастера  Холбутлы  и
впрямь никто стрелы бросать  не  умеет!..  Э...  э,  погодите,  балаболки!
Эовин! Ты спрашивала - вот он, твой Холбутла!
   В широко распахнутые врата Хорнбурга входил  бравым  шагом  полк  пеших
лучников. Война безжалостно проредила их строй, во всем полку осталось  не
более трех сотен воинов. Маршировали они тем не  менее  бодро,  а  впереди
всех нешироко, но быстро шагал низкорослый командир. Несмотря на жару,  он
не расстался ни  со  шлемом,  ни  с  доспехами  -  похоже,  для  него  они
превратились в подобие второй кожи. На широком поясе воина висел недлинный
меч, по обычным людским меркам -  просто  кинжал,  лишь  более  широкий  и
толстый. За спиной начальника стрелков виднелся колчан со странным, белого
цвета луком. Оружие это уже успело прославиться от Пригорья до  Исены,  от
Эдораса до Мордора - знаменитый лук Холбутлы, из  которого  он  попадал  в
брошенную изо всех сил вверх монету или  пробивал  птичий  глаз  в  полной
темноте.
   За командиром Холбутлой двигались шеренги воинов - по шести в ряд. Полк
снискал большую славу: благодаря меткости  его  стрелков  роханская  армия
смогла с налету взять сильно укрепленный Тарбад -  важнейший  южный  оплот
захвативших Арнор истерлингов. Ни один из защитников не смог высунуться из
бойницы: воздух заполнила колючая свистящая  туча,  и,  касаясь  тел,  она
волшебным образом оборачивалась торчащими из окровавленной плоти  простыми
деревянными древками. Казалось невозможным, что Смертные, не эльфы,  могут
стрелять так быстро и метко, но все знали, что мастер  Холбутла  не  даром
ест свой хлеб и не зря гоняет новобранцев до седьмого пота. В  полку  были
собраны лучшие стрелки роханских земель,  они  могли  запросто  остановить
любую атаку. В  тяжелой  Тарбадской  битве,  когда  удача  отвернулась  от
Эодрейда, полк Холбутлы уперся насмерть,  перекрыв  дорогу  уже  набравшей
разбег истерлингской коннице, защитив оголенный бок войска, и  продержался
до тех пор, пока не подоспел хирд Дори Славного... Полк стоял по колено  в
крови,  а  перед  его  строем  громоздился  скользкий  вал  из  конских  и
человеческих  тел,  весь  утыканный   длинными   серооперенными   стрелами
роханских удальцов... Об этом знали и об этом помнили.
   Полк мастера Холбутлы миновал ворота крепости. Там,  на  зеленой  траве
Хелмского Ущелья, толпились те, кто пришел встретить ратников. Все кричали
разом - кто-то надеялся увидеть в строю родное  лицо,  выкликая  по  имени
мужа, брата или сына, кто-то просто орал "Наши!" или "Победа!"; визжали  и
вопили дети.
   - Мастер Холбутла-а!  -  подпрыгивая,  закричала  девчонка  со  звонким
именем Эовин, названная так в честь  знаменитой  Эовин,  девы-воительницы,
сокрушившей   вдвоем   с   далеким   предком   мастера   Холбутлы   самого
Короля-Призрака на Пелленорских Полях.
   Низенький  командир  лучников  услышал  переливающийся  серебром  голос
девушки и, улыбаясь, повернулся. Когда-то он, верно, был румян,  круглощек
и русоволос; а теперь почти  все  волосы  стали  снежно-белыми  от  ранней
седины, щеки ввалились, над  переносицей  пролег  застарелый  шрам.  Серые
глаза потеплели; давно застывший в них холод, свойственный бывалым воинам,
на время отступил.
   - Привет и спасибо за встречу! - крикнул в ответ командир лучников.
   - Слышала?! Слышала?! Он ответил мне! А ты говорила - и не посмотрит! -
Эовин показала язык недовольно отвернувшейся старшей сестре. - Спорим, что
я станцую с ним после сегодняшнего пира!
   - Совсем в уме повредилась девка, - лицемерно вздохнула женщина  рядом,
та самая, что утверждала, будто сородичи Холбутлы владеют  магией,  но  ее
желчь пропала даром - дерзкая девчонка скорчила ей  рожу  и  ловко,  точно
ящерка, скользнула прочь сквозь толпу.
   За полком лучников шла тяжелая панцирная пехота. Ее  с  большим  трудом
возродили в Рохане совсем недавно, переняв частью у  гномов,  а  частью  у
истерлингов;  Вестфольд,  чья  фаланга  каменной  плотиной  запирала  путь
бурному половодью ангм