слышался смех, стук кружек и веселое пение. Старый дом был полон народу и не
вспоминал о своем возрасте.
     Барлиман остановился возле неприметной двери в дальнем конце коридора и
вежливо постучал. Из-за прочных створок откликнулся низкий голос Торина:
     -- Войдите!
     Дверь распахнулась, и Фолко очутился на пороге небольшой, очень  уютной
комнаты  с  низким потолком и округлым окном, закрытым тяжелыми ставнями. По
бревенчатым стенам бегали алые отблески пылавшего в камине огня,  в  кованых
шандалах  горели  свечи.  В  дальнем  углу помещалось широкое ложе, у камина
стояли два деревянных стула, и небольшой стол,  покрытый  темным  сукном.  В
углу  подле  камина были сложены их вещи, а на стуле перед огнем сидел гном,
сбросивший плащ. По комнате уже плавал знакомый аромат его крепкого табака.
     -- Привел, господин мой  Торин,--  наклонил  голову  трактирщик.--  Все
устроено в лучшем виде. Вот ключ от погреба.-- Он выложил из кармана тяжелый
ключ  с  затейливой  бородкой.--  Ужин  будет  с  минуты на минуту. Все ли в
порядке? Может, еще чего-нибудь подать?
     -- Нет,  благодарю,   господин   Барлиман,--   ответил   Торин.--   Все
замечательно. Мы вот сейчас закусим да на боковую.
     -- А, ну хорошо, хорошо, -- закивал трактирщик.-- А ежели пожелаете, то
выходите  в общую залу, там народу много, шумно, весело... А не захотите, то
отдыхайте, спите спокойно, нужно  что  будет  --  звоните.--  Он  указал  на
привешенный  возле  двери  шнурок,  уходящий  в отверстие над косяком.-- Ну,
приятного отдыха.-- Барлиман поклонился и повернулся, столкнувшись в  дверях
с  молодым  хоббитом, принесшим поднос, уставленный горшками и плошками.-- А
вот и ужин ваш! Ну, спокойной вам ночи!
     Тем временем вошедший  юный  хоббит-слуга  ловко  расставлял  на  столе
кушанья.   Из-под   крышек   потянуло   разнообразными,  но  в  равной  мере
соблазнительными запахами; Фолко непроизвольно облизнулся.
     -- Как дорога, легка ли? -- осведомился  слуга,  окончив  свой  труд  и
подойдя  к  двери.-- Меня зовут Ноб, сын Брег, но называйте меня просто Ноб.
Если что понадобится -- звоните, я мигом появлюсь.
     -- Дорога ничего,-- рассеянно ответил  Торчи,  поднося  ко  рту  первую
ложку  тушеных  грибов  со  сложной  приправой.--  А  как у вас дела? Все ли
спокойно?
     -- Да как вам сказать,-- задумался вдруг Ноб, осторожно присаживаясь на
высокий порог.-- В трактире-то дела лучше не придумаешь, и поля пригорянские
хорошо родят... Да вот только на дорогах неспокойно стало...
     Видно было, что Ноб весьма расположен поговорить.
     Фолко приглашающе помахал рукой.
     -- Друг, что ты на пороге-то сидишь?  Заходи,  дверь  прикрой  и  давай
побеседуем! Мы-то редко куда выбираемся, ничего почти и не знаем.
     Он налил пива в свою кружку и протянул ее Нобу.
     -- Благодарствую,--  степенно поклонился тот и, сделав изрядный глоток,
продолжал, утерев губы: -- Слухи разные ползут, нехорошие... Будто  завелись
у  нас  такие  люди,  что  одним разбоем живут, грабят, жгут и убивают... Не
знаю, а вот деревеньку Аддорн в сорока милях к северу -- дотла сожгли! Месяц
назад... На рассвете, я слышал,  напали,  стали  дома  поджигать,  тех,  кто
выскакивал  --  кого  зарубили,  кого из арбалетов постреляли, а кого в плен
увели -- а куда, кто знает? -- Он глубоко вздохнул.-- Только трое  оттуда  и
уцелело. Отсиделись в кустах, чудом их не нашли.
     Ложка  так  и  застыла  в  руке  Торина, он слушал Ноба, раскрыв рот от
удивления. Фолко тотчас же вспомнил мертвого хоббита у дороги и,  когда  Ноб
приумолк, негромко сказал:
     -- Знаешь, а ведь я тоже кое-что по дороге видел. Хоббита кто-то убил и
в канаве придорожной бросил...
     Ноб ойкнул, непроизвольно схватившись за голову, Фолко продолжал:
     -- Это  милях  в  семи  к  западу по Тракту. Может, соберешь наших, кто
здесь живет?.. Я там на обочине треугольник сложил...
     -- Да, да,-- торопливо закивал Ноб.-- Ах, ты, горе-то какое... Да когда
ж это кончится?! И что мы им сделали?..
     Он горестно покачал  головой.  Фолко  отвернулся.  Ноб  шмыгнул  носом,
провел по глазам ладонью и продолжал заметно дрогнувшим голосом:
     -- Конечно,   сударь   мой,   соберу   поутру   кого  смогу.  Похороним
по-честному, поминки справим... И вы, конечно же, поедете?
     -- Не знаю,-- кинув быстрый взгляд  на  незаметно  покачавшего  головой
Торина,  ответил хоббит.-- Видишь ли, мы очень спешим в Аннуминас, у нас там
крайне важное дело. Но завтра мы пойдем к вашему шерифу и расскажем ему  все
-- пусть он тоже подумает! И часто у вас здесь такое случается?
     -- Да  нет,  не  очень,--  слабым  голосом  ответил Ноб.-- Не часто, но
бывает. Года три назад на Тракте кто-то шуровал, мы тогда вместе с хоббитами
Белых Холмов в Аннуминас отписали. Оттуда пришла  дружина,  ловили  кого-то,
били... Спокойней стало...
     -- А ваши, что ж, не ходили?
     -- Не...   Куда   нам!  Люди  здесь  мирные,  рассудительные.  Кто  тут
воевать-то умеет? Да и зачем? На то дружина есть.
     -- А как же с деревней этой, как ее, Аддорн? -- встрял  гном.--  Тех-то
разбойников поймали?
     -- Слышал,  гнали  их  до  самой  границы, до Ангмарских Гор,-- ответил
Ноб.-- Кого-то поймали, судили... Я слышал, даже повесили.
     -- Кто гнал-то? И что за люди напали? -- не унимался Торин.
     -- Гнали кто? Из  столицы  отряд  пришел,  перехватил  их,  Глемлесская
дружина сразу за ними пошла. А что за люди были -- толком не знаю. Говорили,
с  Ангмара.  Там  народу  немало  поселилось,  живут вольно, власть ничью не
признают.
     -- Ну хорошо, а вы-то как же? У вас под боком  деревню  сожгли,  а  вам
хоть  бы  что?  -- недоумевал Торин.-- Да случись такое у нас, у гномов, так
все Лунные Горы бы поднялись! Знаешь, на столичную дружину надейся...
     -- А что мы? -- чуть обиженно сказал Ноб.--  Наше  дело  сторона.  Люди
пусть  уж  сами  разбираются... Деревня та, кстати, на отшибе, она ведь даже
огорожи не имела! И народу там -- сотни полторы... А до нас  так  просто  не
доберешься -- всюду живут. Частокол вокруг Пригорья крепкий, народу много --
попробуй возьми нас* И дружина у нас теперь стоит -- две сотни конных! Не, у
нас-то все спокойно...
     -- Ладно,  чего  так голову ломать,-- сказал Торин. Он уже успел набить
себе рот тушеными грибами, и слова звучали невнятно.-- Интересно ты говорил,
спасибо тебе. Но если мы так же продолжать будем, то до зари  просидим.  Так
что спасибо, любезный, ты уж иди, а мы тут спать укладываться станем.
     И гном протянул Нобу серебряную монетку.
     -- Спасибо,  спасибо,  доброй  вам  ночи,-- почтительно поклонился Ноб,
пряча монетку  в  карман  широких  и  коротких  --  до  колен  --  штанов.--
Извиняйте, если заговорил я вас. Доброй ночи, доброй ночи!
     И он исчез за дверью.
     Хоббит  и  гном  молча  ели.  Еда  оказалась  необычайно  вкусной, пиво
превосходным, так  что  некоторое  время  слышалось  только  сосредоточенное
сопение  ни в чем не уступавших друг другу едоков. Наконец, горшки и тарелки
опустели, и друзья разожгли трубочки.
     -- Нда-а, дела,-- неопределенно протянул  Торин.--  Только  не  вздумай
сейчас  что-нибудь  обсуждать!  Спать  надо,  я  себе  на этом пони весь зад
отбил... Ночь пройдет, утро присоветует -- так ведь  говорилось  в  старину?
Давай-ка   последуем  этому  мудрому  правилу!  А  завтра  ты  прежде  всего
расскажешь мне, как тебе удалось вырваться самому и вырвать  себя  из  вашей
замечательно  уютной  и  сонной  страны. Все прочие новости обсудим после. У
меня глаза слипаются.
     Гном широко зевнул.
     Они застелили постели свежайшим  льняным  бельем,  лежавшим  в  головах
аккуратной  стопкой.  Фолко  чувствовал, что ему словно кто-то насыпал песка
под веки -- так вдруг сильно захотелось спать.
     -- А все же здорово, что ты теки со "инею, друг хоббит! --  пробормотал
Торин, укладываясь.-- Одному мне было бы очень тоскливо.
     -- Только  тоскливо? -- усмехнулся Фолко.-- Я могу оказаться полезным и
еще кое в чем.-- Он направился к сложенным в углу мешкам, порылся в своем  и
извлек  укрытый  на  самом дне толстый, обмотанный мешковиной сверток,-- Мне
помнится, ты обещал не пожалеть золота  за  некую  услугу?  --  Он  протянул
сверток гному.-- Когда я... уезжал, скажем так, я подумал, что неплохо будет
захватить с собой Красную Книгу.
     -- О,  благороднейший  из когда-либо живших хоббитов! Хвала Дьюрину, не
иначе, как он сам вложил в тебя эту прекраснейшую мысль! --  завопил  Торин,
подскакивая  на  постели  и  отбрасывая  одеяло.-- Скорее давай ее сюда! Сон
отменяется! То есть ты, конечно, спи, а я лучше почитаю!
     Торин торопливо стал одеваться.
     -- Так темно же! -- попытался возразить Фолко.-- Свечи догорают...
     -- Ерунда, лучину засветим.-- Гном уже  отщипывал  от  сложенных  перед
камином дров узкие и длинные щепочки.-- А вот и подставец есть!
     -- Ну как знаешь.
     И  Фолко  улегся,  с  головой  укутавшись  в одеяло. Слышно было легкое
потрескивание  лучины,  изредка  шелест  переворачиваемых  страниц,   мерное
дыхание  гнома.  Усталость  быстро  взяла  свое, и Фолко вскоре погрузился в
мягкий, спокойный сон.

     Наутро, пока гном еще  спал,  к  ним  в  комнату  постучал  трактирщик,
принесший завтрак. Поев, Фолко решил прогуляться.
     Коридор  вывел  его  в  обширную  залу, в главное помещение трактира. В
широко распахнутые окна лился яркий  солнечный  свет.  Прямо  напротив  окна
находилась  двустворчатая  входная дверь, по левую руку -- стойка, за ней --
темно-коричневые тела древних исполинских бочек; там же помещался  небольшой
камин.  Вдоль длинной стойки выстроились высокие деревянные табуреты, сейчас
занятые народом, неторопливо  попивавшим  пиво,  что-то  жующим  или  просто
покуривавшим  трубки.  Справа  в  стене  имелся второй камин, намного больше
первого; каминов такой величины Фолко раньше никогда не видел -- он  имел  в
поперечнике  не  менее  полутора  саженей. Перед этим камином стояли длинные
столы, занимавшие  середину  помещения;  вдоль  стен  и  между  окнами  были
расставлены  столики  поменьше,  на два-три места. За стойкой и в зале ловко
управлялось двое слуг -- один наливал пиво, другой разносил кушанья.
     Никто не обращал внимания на замершего в проеме хоббита,  и  Фолко  мог
спокойно  рассматривать  заполнявших  залу  посетителей.  Здесь собралось на
удивление пестрое общество -- забежавшие в короткий час  полдневного  отдыха
пригоряне  в рабочих одеждах соседствовали с важными купцами, с королевскими
чиновниками -- последних  легко  было  узнать  по  вышитому  на  рукавах  их
камзолов  гербу  Соединенного  Королевства  Арнора и Гондора -- Семь Звезд и
Белое Древо на фоне крепостных стен: а в ночном небе над  стенами  --  яркая
Восьмая  Звезда,  Звезда  Эарендила.  Потягивали пиво и озабоченные компании
гномов в коричневых одеяниях; из брошенных возле их  столов  мешков  торчали
кирки -- их хозяева направлялись в какие-то дальние копи...
     У стойки сидело несколько дружинников Наместника из размещенных недавно
в Пригорье  конных  сотен  --  под  гербом Королевства у них были изображены
лошадиная голова и две скрещенные сабли. Все  эти  когда-то  вычитанные  или
услышанные  от  иноземцев сведения тотчас же всплыли в голове Фолко, и он, к
своему удивлению, подумал, что не так уж плохо разбирается в этом новом  для
него мире. Однако в дальнем углу он заметил довольно многочисленную компанию
крепких,   здоровых   мужчин   зрелого   возраста  в  темно-зеленой  одежде,
отличавшейся по покрою от надетого на прочих гостях. Их куртки  не  украшало
никаких  эмблем;  под  столом и на лавках вокруг них было небрежно разложено
разнообразное оружие -- мечи, копья, луки  --  луков  было  особенно  много;
Фолио  заметил  и  несколько  круглых  щитов,  повернутых лицевой стороной к
стене.
     Он вскарабкался на высокий табурет неподалеку от хлопотавшего по другую
сторону стойки слуги и спросил пива.
     Не успел он отпить и трети своей кружки, как из темного нутра  трактира
вынырнул   Барлиман.   Он   казался   каким-то   успокоенным   и  словно  бы
просветленным; в руках он держал  стеклянный  бокал,  полный  темно-багровой
жидкостью.
     "Наверное, вино",-- подумалось хоббиту.
     Барлиман  вышел  на  середину  залы  и  высоко  поднял правую руку. Все
умолкли. Хозяин трактира  заговорил  необычно  серьезным  и  даже  несколько
торжественным тоном:
     -- Оставьте  на время вашу беседу, дорогие гости. Настал тот час, когда
мы каждый день поминаем Великого короля Элессара!
     Раздалось  слитное  скрипение  отодвигаемых  стульев   и   лавок.   Все
поднялись,  лица  людей  и гномов были серьезны и задумчивы. Каждый держал в
руке бокал вина или кружку пива. Трактирщик продолжал: -- Он  не  раз  бывал
здесь,  оказывая  нам  высокую  честь  своим  присутствием. В те годы, когда
немногие герои вели неравный бой с Завесой Тьмы, трактир моих предков не раз
предоставлял ему и кров, и пишу.
     Рука хозяина указала куда-то в угол. Фолко скосил глаза, но  за  плотно
стоящими людьми не смог ничего рассмотреть.
     -- Он  был  велик  и  светел,--  продолжал  хозяин,-- его мудрость была
глубока и всепроникающа. Пусть же помнят о нем люди  и  рассказывают  о  нем
добрые  сказки  своим  детям!  Пусть  будет легок каждый его шаг там, в иной
жизни, за Гремящими Морями!
     Трактирщик прослезился. Фолко  оглядел  залу  и,  к  своему  удивлению,
заметил,  что  многие  отводят  взгляды  и  тяжко  вздыхают.  Однако хоббита
озадачили старательно прикрытые насмешливые полуулыбки, которыми  обменялись
вставшие вместе со всеми люди в зеленом.
     -- Выпьем,  друзья!  --  поднял  бокал Барлиман.-- Пусть вечно зеленеет
трава на его могиле, на могиле Великого короля Элессара!
     Все дружно повторили его последнюю фразу и поднесли к  губам  бокалы  и
кружки, осушая их до дна. Фолко поймал себя на том, что и у него запершило в
горле, и он поспешил сделать хороший глоток в память Великого Короля.
     Трактирщик  постоял  немного посреди залы, затем вздохнул и вышел через
ведущую в глубь дома дверь. Гости неспешно расселись, и вскоре вновь потекла
неторопливая, добропорядочная беседа...
     Только теперь Фолко смог увидеть то место,  на  которое  в  продолжение
своей  верноподданнической  речи  указывал трактирщик. Возле камина, у стены
примостился небольшой стол, покрытый белой скатертью и огороженный невысокой
чугунной решеткой тонкой  работы.  Возле  стола  стоял  чуть  отодвинутый  в
сторону  стул с небрежно брошенным на спинку поношенным серо-зеленым плащом.
К столу был прислонен резной деревянный посох с костяной ручкой, а на  белой
скатерти  подле  высокой  кружки  лежали  потертый кожаный кисет и небольшая
кривая трубочка. Казалось, что хозяин этих вещей на минуту отошел в сторонку
и вот-вот покажется. Заинтересованный хоббит подошел поближе.
     Над столом в пышной  раме,  под  стеклом,  висел  старинный  пергамент,
написанный,  как  и  многие  другие  документы  времени  Великого Короля, на
Всеобщем и Староэльфийском языках. Текст пергамента гласил:
     "За услуги, за честь и мужество  дарую  владельцу  трактира  "Гарцующий
Пони"  Барлиману  и  всем  потомкам  его  право  торговать  и жить безданно,
беспошлинно, и да  будет  так,  пока  стоит  Белое  Древо.  Настоящим  также
подтверждаю,  что подарил хозяину трактира свои плащ, кисет, трубку и посох,
дабы никто не усомнился в их  подлинности.  Дано  в  год  восьмой  Четвертой
Эпохи.  Пригорье,  собственноручно  --  Элессар  Эльфийский. Король Арнора и
Гондора".
     Фолко  ошарашенно  почесал  в  затылке  и,  благоговейно  посмотрев  на
разложенные  драгоценные  реликвии, вернулся к наблюдению за группой воинов,
одетых в зеленое.
     Среди них, как вскоре увидел хоббит, были  не  только  зрелые,  сильные
мужчины,  но  и  юноши,  и  даже  несколько  мальчишек. Один из них, тощий и
длинный юнец, все время вертелся и скакал перед сидящими мужчинами, время от
времени изображая и передразнивая кого-нибудь  из  них.  Парень  моментально
схватывал  малейшие неправильности лица или фигуры и тотчас представлял их в
таком нелепо-преувеличенном виде, что каждая его  гримаса  вызывала  дружный
хохот.   Приплясывая,  он  выпаливал  какой-нибудь  смешной  куплет,  героем
которого становился кто-нибудь из присутствующих, потом оглядывал зал и, под
хохот старших товарищей, передразнивал кого-нибудь из  гостей.  Сначала  это
показалось  забавным  любившему  посмеяться хоббиту, однако вскоре он понял,
что этот юнец не просто веселит своих, но зло, презрительно высмеивает  тех,
кто  не  принадлежал  к  их  компании;  Фолко  это  очень не понравилось. Он
нагнулся, чтобы почесать  укушенное  комаром  колено,  поднял  голову  --  и
увидел,  что юнец передразнивает на сей раз его, причем нимало не скрываясь,
глядя хоббиту прямо в глаза, злорадно и  нагло.  У  парня  получилось  очень
похоже  --  он мастерски изобразил удивленно-испуганного маленького хоббита,
страшно озабоченного тем, чтобы кто-нибудь не поднял его на смех;  насмешник
в  точности  показал,  как  тянется и украдкой чешет себе колено хоббит, как
оглядывается, с важным видом поправляет меч у пояса...  Получилось  донельзя
похоже и оттого особенно обидно. Фолко почувствовал, что краснеет, тем более
что  зеленые  глядели  на  него  с неприкрытой насмешкой -- что теперь, мол,
сделаешь, воитель?
     Хоббит судорожно сглотнул. Ему казалось, что  на  него  смотрит  сейчас
весь  трактир,  что  смолчать  нельзя,  надо  что-то делать -- но что? Фолко
никогда не отличался хорошо подвешенным языком... Что делать?!
     Он  затравленно  огляделся  --   и   к   своему   ужасу   увидел,   что
передразнивавший  его  парень идет через залу прямо к нему. Его длинное лицо
было изрыто оспинами,  редкие  волосы  не  могли  скрыть  оттопыренные  уши,
зеленоватые  кошачьи  глаза  были  презрительно  сощурены... Он шел прямо на
Фолко, и внутри у хоббита все упало.
     -- Эй, ты, мохнолапый! Чего это ты на моем месте  расселся?  --  Парень
стоял,  подбоченясь,  и  презрительно  цедил  слова  сквозь зубы.-- Уматывай
давай, я дважды повторять не люблю. Ты че, оглох, что ли?
     Фолко не двигался,  и  только  его  правая  рука  судорожно  стискивала
рукоять бесполезного сейчас меча.
     -- Место  было свободно,-- с трудом выдавил из себя хоббит.-- Мне никто
ничего не сказал... -- Чего? Че это ты там пищишь? -- Юнец  пренебрежительно
скривился.--  Не слышу! Раз с людьми говоришь, мелочь мохнатая, так уж чтобы
тебя слышно было!
     -- Место было свободно,-- упрямо  повторил  Фолко.--  Я  занял  его,  и
теперь оно мое. Поищи себе другое.
     Он  отвернулся,  делая  вид,  что считает разговор законченным. В то же
мгновение его схватили за нос и повернули лицом в прежнюю сторону.
     -- Кто это тебе нос-то воротить  разрешил?  Сюда  смотри,  уродина!  Ты
сперва  шерсть на лапах выведи, а уж потом в приличное общество лезь! Понял?
Повтори!
     -- Убирайся! -- тихо и с ненавистью сказал Фолко.-- Убирайся, не то...
     Он до половины выдвинул клинок из ножен. Однако его мучитель  и  бровью
не повел.
     -- Ой,   как  страшно!  Ой,  сейчас  под  стол  спрячусь!  А  сам  туда
прогуляться не желаешь?!
     Парень с неожиданной силой ударил по табурету, на котором сидел хоббит.
Фолко покатился по полу, пребольно стукнувшись коленками и локтями, не успев
даже понять, что произошло. Парень действовал так быстро и ловко, что  никто
ничего  не  заметил;  люди  с  удивлением  взглянули  на ни с того ни с сего
грохнувшегося на пол хоббита и вернулись к прерванным занятиям.
     Острый и твердый носок сапога врезался  в  бок  упавшему  хоббиту.  Его
отбросило  к  стойке,  левая  сторона  тела  вспыхнула от острой боли. Фолко
скорчился, прикрывая  голову  руками.  А  его  обидчик,  гордо  усевшись  на
отвоеванный табурет, вдруг запел издевательскую