его смысле, конечно, на некоего богатого арнорского купца. И вот
однажды к ним приехал младший сын этого достойнейшего, как выразился карлик,
человека  и  предложил  им  выгодное  дельце  --  за  хорошую  плату  узнать
кратчайшие пути в Форлиндон в обход Хоббитании, закрытой для  других  указом
короля
     Элессара.  По  его  словам, они сбились с дороги и заблудились в Старом
Лесу, откуда с трудом выбрались...
     -- Верится с трудом,--  повел  плечами  Фолко.--  В  Форлиндон,  как  я
слышал, есть хорошая дорога, обходящая Хоббитанию с запада...
     -- С трудом верится! -- фыркнул гном.-- Лжет он все, причем не краснея,
это у них не принято... А что с ним сделаешь? Не убивать же, в самом деле...
И он это  тоже  понимает!  Попробуй  прикончи  его  -- это будет убийство, а
карлики, я слышал, такого не прощают. Так что  его  скорбящие  родственнички
тут  же  бросятся  в  ноги  Наместнику,  умоляя  о  защите... Король Элессар
старался быть справедливым, в его королевстве закон один для всех:  что  для
гномов  и  людей,  что  для  карликов... Однако устал я его тащить! -- вдруг
перебил сам себя гном.-- Может, все-таки прикончить его? Место тут глухое...
     С этими словами он сбросил мешок на землю и пнул  его  ногой.  В  мешке
жалобно пискнуло.
     -- Ишь  ты, понял! -- довольно сказал гном. Из мешка внезапно донеслось
длинное,  но  довольно  связное  бормотание.--  А  ну-ка  стой!   --   вдруг
насторожился Торин.-- Это уже совсем другая песня...
     Гном  развязал  мешок  и  вытащил порядком помятого карлика наружу, тот
шлепнулся на землю, точно мягкий куль, но при этом не переставал лопотать.
     -- Не так быстро! -- приказал Торин, вновь слегка пиная его.
     Карлик  несколько  приподнялся  на  скрученных  за  спиной  локтях   и,
испуганно  глядя  на  гнома,  залопотал  немного медленнее, время от времени
всхлипывая.
     Фолко не понимал ни слова, но в голосе карлика он  уловил  неподдельный
страх.  Тот  бормотал примерно с четверть часа, а потом замолк, скорчился на
земле, всем видом своим показывая полную покорность судьбе.
     -- Что он говорит, что он  говорит?  --  тормошил  гнома  сгоравший  от
нетерпения Фолко.
     Торин вдруг присел на оказавшуюся рядом корягу, лицо его потемнело.
     -- Плохо  дело,  друг хоббит,-- со вздохом произнес гном. -- Он сказал,
что однажды к старейшинам его рода приехал ночью неизвестный ему всадник  --
человек.  Кто  он  и  откуда, этот карлик, естественно, не знает. Старейшины
совещались о чем-то всю ночь, а наутро вызвали его и  еще  четверых  из  его
рода  и  велели им скрытно пробираться на юг. Куда бы ты думал? К Исенгарду.
Им поручили разыскать остатки тех, кто повиновался Белой Руке! Не знаю,  что
значит "Белая Рука", но карлик сказал, что им было приказано найти уцелевших
орков!
     -- Что...  что же это значит, Торин? -- пролепетал хоббит, уже сам зная
ответ, но боясь себе признаться в этом и по-детски надеясь, что  все,  может
быть, еще и обойдется...
     -- Это  значит,--  поднимая глаза на Фолко, медленно и раздельно сказал
гном,-- что кто-то собирает остатки тех, кто служил Тьме... Неужели  кому-то
снова захотелось власти над Средиземьем?
     Фолко  схватился  за  голову и стал медленно раскачиваться из стороны в
сторону, твердя про себя только одно: "Что же теперь будет?"
     На плечо охваченного отчаянием хоббита легла ладонь гнома.
     -- Возьми себя в руки, Фолко! -- негромко произнес  Торин.--  Надеяться
нам  не  на  кого.  Мы  узнали сейчас известия столь важные, что действовать
нужно немедленно. Ни я, ни ты пока не знаем, что  делать,  но,  быть  может,
если  мы посоветуемся с другими, кто способен не терять мужества при грозных
известиях, то сможем  вместе  придумать  какой-нибудь  план...  А  теперь  в
дорогу! Поищем еще пару часов -- и назад.
     -- А  что  сделаем  с  пленником?  --  спросил Фолко, глядя перед собой
остановившимся взглядом.
     Хоббит не мог отрешиться от ощущения,  что  весь  его  уютный  мирок  в
несколько  мгновений  рухнул,  что  его  родине грозит новая опасность и что
бороться с нею теперь должен он, маленький, не очень ловкий хоббит, которому
не  приходится  рассчитывать  на  помощь  каких-нибудь  всеведущих  и  почти
всемогущих волшебников.
     -- Отпускать  его  сейчас никак нельзя,-- задумчиво проговорил Торин.--
Нужно будет добраться до  старейшин,  выяснить,  кто  был  тот  таинственный
всадник... Завтра я ухожу, Фолко. Карлика возьму с собой... Идем! Следы пони
видишь?
     Они не прошли и сотни шагов, как Торин внезапно остановился.
     -- Что это за частокол?
     Между  деревьями виднелись высокие, вбитые в землю и заостренные сверху
бревна. Сплошная изгородь спускалась с одного из склонов, перешагивала через
ручей с опущенной в русло частой решеткой и вновь  уходила  наверх,  теряясь
между  бесчисленными  стволами. Они подошли ближе, и Фолко вдруг увидел, что
Отпорная Городьба, надежная, возведенная далекими предками защита Хоббитании
от тревог внешнего мира, перестала быть  таковой.  Замшелые  бревна  тына  в
нескольких   местах  подгнили  и  рухнули;  перегораживающая  ручей  решетка
оказалась отломанной с одной стороны; видно было трухлявое нутро ее  боковых
опор. Сплошной непреодолимой преграды больше не существовало.
     Слишком  много  пришлось  пережить  сегодня Фолко, не знавшему до этого
настоящих потрясений,-- поэтому сломанная Городьба его не слишком возмутила.
Он  только  досадливо  плюнул,  обругав  про  себя  последними  словами  тех
нерадивых хоббитов, что присматривали за ней. Вслед за Торином он перешагнул
через  поваленные бревна -- и... впервые в жизни оказался вне пределов своей
страны, милой, уютной, ласковой.
     Некогда пустое пространство перед Городьбой ныне густо  заросло,  ручей
расширился,  его  берега покрывал мелкий ольшаник. Овраг заметно раздался --
он постепенно переходил в ту ровную, похожую на громадную тарелку котловину,
где угрюмо темнели кроны столетних дубов и ясеней Старого Леса,
     -- Хороши же вы, хоббиты,-- ворчливо сказал  вдруг  Торин,--  совсем  о
границе забыли... Вот и карлики к вам повадились.
     Друзья  продрались через густой кустарник и запрыгали по рыжим болотным
кочкам, между которых стояла черная, прозрачная, точно зеркало,  вода.  След
пони  исчез,  и  теперь  им  оставалось  лишь наугад брести к синеющему краю
Старого Леса, в надежде, если не найти беглеца,  то  хотя  бы  выбраться  на
сухое  место.  Легкий  Фолко прыгал впереди; гном брел осторожно, всякий раз
прощупывая дно выломанной жердью. Вокруг все стихло; в застоявшемся  воздухе
не ощущалось ни малейшего дуновения.
     На пони они натолкнулись совершенно случайно. Краем глаза Фолко заметил
какое-то  трепыхание  в  кустах.  Он  остановился  и,  приглядевшись, увидел
запутавшегося сбруей беглеца. Пони, очевидно, тоже заметил их, он  дернулся,
пытаясь освободиться, и призывно заржал.
     -- Уф,  наконец-то!  --  Торин  вытер  рукавом пот со лба.-- Откровенно
говоря, уходили меня эти леса.
     Они  двинулись  в  обратный  путь,  взвалив  карлика  на  спину   пони.
Обернувшись,  Фолко  с  каким-то  неясным  сожалением кинул взгляд на темные
рубежи Старого Леса. День тускнел, с юга наползали низкие тучи. В постепенно
сгущающемся сумраке чуть слышно журчал ручей да изредка раздавались  далекие
птичьи голоса. Хоббит шел впереди, ведя в поводу пони, Торин шагал следом.
     -- Хотел  бы  я  знать,  кому  это  пришло  в  голову  собирать остатки
недобитых орков?! -- спросил гном, обращаясь неизвестно к кому.
     Хоббит только пожал плечами, и гном продолжил:
     -- Много ли их может там быть, на самом-то  деле?  Сколько  уж  лет  мы
ходим к Агларондским пещерам мимо тех мест, и никогда ничего не случалось...
А,   ладно,   сдадим   в  Аннуминасе  карлика  куда  следует,  пусть  там  и
разбираются...
     Над Брендивином уже давно догорели последние лучи вечерней зари,  когда
усталые путники наконец дотащились до усадьбы Брендибэков.
     По  дороге гном так надоел хоббиту своими бесконечными рассуждениями на
тему о бессмысленности борьбы за власть в  Средиземье  сейчас,  при  сильной
королевской власти, что
     Фолко  был  несказанно  рад,  когда  они наконец очутились в его уютной
комнате, предварительно сдав пони с рук на руки  дядюшке  Паладину,  впервые
пробормотавшему, что Фолко, быть может, еще не совсем безнадежен, и улеглись
спать,  устроив  тщательно  связанного карлика в углу и бросив ему подушку и
пару одеял.
     Выбившийся из сил хоббит уснул сразу же, как только оказался в постели.



        Глава третья. ЗА ПОВОРОТОМ
     Гном проснулся на заре и сразу же разбудил Фолко.
     -- Мне пора собираться, друг хоббит. Сегодня  хорошо  бы  добраться  до
Пригорья,  там  заночевать,  а  оттуда  до  Аннуминаса еще пять дней пути...
Послушай, а не продаст ли мне твой дядюшка какого-нибудь захудалого пони? Он
и так изрядно погрел руки, может, удовлетворится этим?
     -- Пони на продажу у нас были,-- ответил  Фолко,  шумно  плескаясь  под
умывальником,--  Поговори  с  ним. Он наверняка торчит в кухне, пока тетушка
занята в курятнике... Я тебе соберу еды в дорогу.
     Хлопоты  ненадолго  отвлекли  Фолко  от  грустных  мыслей.   Гному   не
потребовалось много времени, чтобы уговорить дядюшку. С горестными воплями и
причитаниями,  до  небес  превознося  достоинства проданной лошадки, дядюшка
ухитрился получить с  гнома  вдвое  больше  рыночной  цены.  Торин  еще  раз
тщательно  упаковал  карлика в свой мешок, привесил топор к поясу, застегнул
плащ на левом плече узорной кованой фибулой.
     Провожать гостя из далеких гор выбежало все население усадьбы.
     -- Вот мы встретились  и  расстаемся,  Фолко,  сын  Хэмфаста,--  сказал
Торин.-- Спасибо тебе за все! За ночлег, за тепло, за еду и беседу. Спасибо,
что  ты вытащил меня в поход за пропавшим пони, иначе мы не столкнулись бы с
карликом. Спасибо за твой меткий глаз и верную руку -- иначе мы  не  поймали
бы  его.  Жаль,  что я не сумел как следует прочесть Красную Книгу, но жизнь
длинна, и я уверен, мы еще встретимся с тобою. Когда -- никто не  знает,  но
будем  надеяться!  Не унывай! Вы славный народ, и я сразу же полюбил тебя...
Мы  могли  бы  постранствовать  вместе...  Жаль,   что   вы   стали   такими
домоседами...
     Гном   ободряюще  улыбнулся  Фолко,  почтительно  поклонился  молчаливо
глазеющему на них обществу и вывел навьюченного пони за ворота. Там еще  раз
обернулся, прощально поднял руку, сел в седло и вскоре исчез за поворотом..
     Собравшиеся  во  дворе  усадьбы  хоббиты  стали  понемногу расходиться,
бросая настороженные взгляды на потерянно топчущегося у  ворот  Фолко.  Двор
совсем  опустел,  когда  и он, съежившись и повесив голову, поплелся к себе.
Дядюшка Паладин что-то крикнул ему с другого конца  коридора,  но  Фолко  не
обратил на него ни малейшего внимания.
     В воздухе его комнаты еще ощущался запах крепкого, забористого гномьего
самосада, отодвинутое кресло еще хранило очертания его могучей фигуры, более
привыкшей к жестким доскам постоялых дворов, чем к комфорту и уюту хоббичьих
жилищ.  Фолко  вздохнул  и взял в руки лежавший на постели клинок Мериадока,
чтобы  повесить  его  на  обычное  место  над  камином.  И   тут   произошло
неожиданное.
     Стоило   пальцам   хоббита   взяться   за   древнюю  костяную  рукоять,
отполированную пальцами стольких поколений гондорских воителей, как в глазах
у него помутилось, и он наяву представил себе гнома, скачущего по бескрайним
просторам. Плащ вился за плечами Торина, за  поясом  сверкал  отполированный
боевой  топор,  а со всех сторон, из-за каждого куста, пригорка или камня, в
него направляли небольшие, но бьющие без  промаха  луки  стрелки-карлики,  и
некому было предупредить гнома, остеречь его, спасти! Фолко помотал головой,
отгоняя  странное  видение. Оно поблекло, но не исчезло, и тогда он нарочито
шумно стал придвигать к стене стул, чтобы водрузить на место клинок.
     -- Фолко, ты почему не отзываешься, когда  тебя  зовут?  --  На  пороге
выросла  фигура дядюшки.-- Я тебе что сказал? Собирайся, вместе с Многорадом
репу на торг повезешь. Давай, давай, шевелись, лентяй, думаешь, возы за тебя
тоже я грузить буду? -- Дядюшка при этом  продолжал  что-то  жевать,  крошки
падали ему на грудь, он заботливо подбирал их и отправлял в рот.
     "Жаль, что вы стали такими домоседами..." Прощальный взмах руки Торина.
И его  взгляд,  обращенный  уже  не  к  остающимся в своем теплом и покойном
гнездышке хоббитам, а к убегающей вдаль  дороге,  к  неблизкому  и  опасному
пути...  Что  ему,  вольно  живущему  гному, до его, Фолко, сородичей, давно
забывших  терпкий  вкус  дальних  странствий?  И  что  остается  ему,  Фолко
Брендибэку?  Возить  на торжище знаменитую на всю Хоббитанию брендибэковскую
репу?! И слушать этого толстого глупого дядюшку Паладина?!
     "Жаль, что вы  стали  такими  домоседами..."  Фолко  наполняла  веселая
бесшабашная  злость.  Порывшись  в  углу,  он  достал  оттуда  видавший виды
заплечный мешок с двумя лямками, разложил его на постели и спокойно принялся
собираться. Некоторое время  дядюшка  ошарашенно  следил  за  ним,  а  потом
побагровел и заорал, брызгая слюной:
     -- Ты  почему  меня  не  слушаешься, а?! Бездельник, дармоед, чтоб тебя
приподняло да шлепнуло! Как ты смеешь?! Почему не отвечаешь,  когда  к  тебе
обращается  старший  в  роде  Брендибэков?!  Истинный  Брендибэк обязан быть
почтительным  к  старшим  и  беспрекословно   выполнять   их   распоряжения!
Немедленно  прекрати  заниматься этой ерундой и иди грузить телеги! Без...--
Дядюшка вдруг осекся.
     Фолко разогнулся и смотрел на него спокойно, без страха и почтения, а с
какой-то кривой улыбкой.
     -- Не надо кричать на меня, дядюшка,-- тихо проговорил Фолко.-- Я этого
очень не люблю... и никакие телеги я  грузить  не  пойду.  Грузи  сам,  если
хочется... А я занят.
     Казалось,  дядюшка  Паладин  потерял  рассудок.  Он зарычал, захрипел и
бросился вперед, на ходу занося руку для оплеухи.
     -- Я тебя, негодяй!..
     Фолко отступил на шаг и выхватил меч из ножен. Юный хоббит стоял  молча
и  не  шевелясь, но клинок был недвусмысленно направлен в живот дядюшки. Тот
замер и  только  слабо  булькал  от  полноты  чувств,  слушая  необыкновенно
спокойную речь Фолко:
     -- Больше ты не будешь драть меня за уши, дядюшка. И не будешь гнать на
работу,  и не будешь изводить нравоучениями, перестанешь рыться в моих вещах
и не сможешь помыкать мною.  Я  ухожу,  и  пеняй  на  себя,  если  вздумаешь
помешать мне! А теперь прощай.
     Фолко  закинул  за  плечи  торбу,  пристегнул  меч к поясу, невозмутимо
обошел остолбеневшего дядюшку и зашагал  по  коридору  к  кухне.  Взял  себе
сухарей,  вяленого  мяса  --  запас  на  несколько дней. За спиной раздалось
какое-то шевеление -- Фолко обернулся, увидел медленно вдвигающегося в кухню
бледного дядюшку, усмехнулся и вышел во двор. Не торопясь  он  пересек  его,
выбрал  и  оседлал  лучшего  в  конюшне  пони.  Выйдя  к  воротам, он увидел
высыпавший из всех дверей народ и торопящегося к нему  дядюшку,  утратившего
свой обычный величественный вид.
     -- Держите его! -- не своим голосом завопил дядюшка.
     С  полдюжины хоббитов посмелее двинулись было к замершему посреди двора
Фолко, но их порыв тотчас иссяк, стоило ему распахнуть  плащ  и  взяться  за
эфес.  В  странном  ослеплении  он  готов  был  сейчас  рубить  всякого, кто
осмелился бы встать у него на пути,-- только  не  знал,  как  это  делается.
Никто  не  дерзнул  остановить его. Фолко гордо вскочил в седло, ударил пони
пятками по бокам и выехал за ворота усадьбы.
     Порыв свежего ветра ударил в лицо хоббита. Пони его старался  изо  всех
сил,  пути  назад  уже не было, и хоббиту следовало торопиться -- ведь гном,
наверное, успел отъехать довольно далеко...
     За спиной вдруг послышался знакомый звук -- кто то из Брендибэков сдуру
принялся трубить в сигнальный рожок. "Воры!  Пожар!  Враги!  Вставайте  все!
Воры!   Пожар!   Враги!"   --  старинный  сигнал  тревоги  в  Бэкланде.  Ему
откликнулось несколько рожков  на  соседних  фермах  Фолко  увидел,  как  из
стоявших  в отдалении от дороги домов стали выбегать их перепуганные, ничего
не понимающие обитатели. Фолко усмехнулся В эту  минуту  он  очень  нравился
себе.  Что  ему  до  всех этих суетящихся хоббитов? Как сидели посреди своей
репы три ста лет, так и еще столько же сидеть будут. А ему -- неизвестность,
дальняя дорога, меч на боку, холодные ночи под тонким плащом. Фолко невольно
поежился, но тут же успокоился, вспомнив, что он предусмотрительно  захватил
с собою теплый плащ, подбитый птичьим пухом..
     Пони  резво  рысил  по  ухоженной дороге, вившейся среди многочисленных
полей и ферм. Она вела на север, к Воротам Бэкланда,  где  у  самого  берега
кончалась  Отпорная  Городьба.  Фолко  довелось побывать там всего один раз,
когда  их,  младших  хоббитов,  впервые  взяли  на  большую  ярмарку   возле
Хоббитона.  Фолко  успел  тогда  бросить  лишь  недолгий  взгляд  на Великий
Восточный Тракт, убегавший в  таинственную,  подернутую  голубоватой  дымкой
даль.  Широкий,  раза  в три шире скромного хоббитанского проселка, он гордо
раздвигал навалившиеся было лесные стены и уходил на восток,  прямой,  точно
древко  копья  Где-то  там,  за  лесом  -- Фолко знал это -- лежали не давно
заселенные хоббитами новые земли, не так далеко было и до Пригорья, но тогда
ему показалось, что он стоит на самом краю обитаемых земель и что за густыми
лесными за весами до самых Туманных Гор не сыщешь ни одного живого существа.
Обоз тогда долго и со скрипом заворачивал  на  Брендивинский  Мост,  дядюшка
Паладин  визгливо  ругался  с повозными, скупо отсчитывая плату за проезд по
мосту, а он, Фолко, забыв обо всем, стоял во весь рост на мешках, не в силах
оторвать взгляда от устремлявшейся к горизонту  и  постепенно  сходящейся  в
тонкую  нить Большой Дороги Опомнился он только от сильного подзатыльника --
зачем,  мол,  репу  ногами  давишь,  дармоед!  Фолко  передернуло,  на  лице
появилось  жесткое  и недоброе выражение, рука чуть картинно легла на черные
ножны.
     День выдался ясный, солнечный, ехать было -- одно удовольствие, и Фолко
вскоре позабыл обо всем, включая и то, что он теперь  --  бездомный  бродяга
Дорога  звала  его,  и каждый поворот, казалось, скрывает от него до времени
совершенно особый мир..
     На дороге Фолко попадалось немало народу, с любопытством глазевшего  на
едущего  верхом неизвестно куда молодого Брендибэка Фолко с усмешкой следил,
как  изумленно  открывались  рты  встречных  хоббитов,  стоило  им  заметить
оттопыренный слева плащ!
     Он  не  заметил,  как  вдали  вдруг зачернела Отпорная Городьба. Как-то
сразу придвинулись и синевшие до этого где-то далеко  справа  кроны  Старого
Леса.  Фолко  подъезжал  к Воротам Бэкланда; вскоре показались и они. Дорога
сделала очередной поворот,  и  хоббит  увидел  широкие,  распахнутые  сейчас
створки,  невысокие  сторожевые  башенки  по бокам и уходящий вдаль сплошной
частокол Городьбы. Почти все хоббиты из Бэкланда, выйдя за  Ворота,  тут  же
сворачивали  влево,  через  Брендивинский Мост. Фолко невольно поежился: его
путь лежал направо.
     Он беспрепятственно миновал Ворота,  выехал  на  середину  перекрестка,
встал так, чтобы не мешать едущим в коренную Хоббитанию, и осмотрелся.
     К западу от него, по левую руку, через широкий Брендивин был переброшен
древний,  почерневший  от  времени  бревенчатый  мост,  целиком сложенный из
исполинских дубовых стволов. Он был достаточно широк -- по нему в ряд  могли
ехать  сразу  три  телеги.  А  перед  мостом,  на  глубоко вкопанных в землю
столбах, бь1л намертво укреплен деревянный щит с вырезанными на нем  словами
на  Всеобщем и староэльфийском языках: "Земля свободного народа хоббитов под
защитой  Северной  Короны.  Приказыва