счезла  исполинская  горная  цепь,  протянувшаяся  через все Средиземье; он
увидел под собой извивы  Андуина,  Великой  Реки,  а  чуть  поодаль  темнели
бескрайние  просторы  Зеленых  Лесов, бывшего Чернолесья. Его путь лежал еще
дальше -- на восход.
     Под ним протянулся бесконечный лесной ковер, без малейших  просветов  и
прогалин.  Внезапно  он  почувствовал,  что должен свернуть вправо; и сделал
так, и увидел под собой  неожиданно  пустое  место.  Леса  исчезли,  посреди
призрачно-белого,  мерно  колыхающегося  туманного  моря возвышался огромный
голый холм, его подножие  скрывала  мгла.  На  вершине  бесформенной  грудой
громоздились  какие-то  обломки, покрывавшие почти весь холм. Приглядевшись,
он понял, что это развалины какого-то" громадного  здания.  И  посреди  этих
руин,  там,  где  камни  образовывали  подобие  давно обвалившейся башни, он
заметил живой огонь.
     "Внизу бушует ветер,-- вдруг всплыло в его голове,--  почему  же  пламя
такое ровное?"
     Он  понял,  что  это  очень  важно, важно, как ничто другое, но почему?
Мысль вспыхнула и погасла,  и  он  уже  спускался  над  темными  коричневыми
руинами.  Описав  широкий  круг, он оказался на земле. На ней ни травинки --
снова понял он, хотя не смотрел себе под ноги. Он осторожно  двинулся  туда,
где, как он твердо знал, должен гореть неколеблемый ветром огонь.
     Обогнув  остатки  древней  стены,  он  внезапно  замер. Спиной к нему у
костра  под  уцелевшей  стеной  стоял  человек.  Стоял,  крепко  и  уверенно
расставив  ноги;  его  голова была склонена, он смотрел на свои руки, что-то
делавшие у него перед грудью. Рядом смирно стоял черный конь.
     В этом человеке  чувствовалась  исполинская,  древняя  сила,  такая  же
древняя,   как  окружавшие  их  развалины,--  и  ему  сразу  же  вспомнились
Могильники. Он не знал, откуда пришла эта  уверенность,  но  знал,  что  это
именно так.
     Что-то заставило его оглянуться, и он увидел смутное движение в тумане.
Вскоре  из  мглы  выступили  две  темные  фигуры  -- массивная, коренастая и
небольшая, стройная, хоть и не  очень  уступавшая  первой  в  росте.  Вторая
фигура сжимала в руках серебристый лук.
     -- Стреляй!  Стреляй  же! -- раздался громовой голос, шедший, казалось,
сразу со всех сторон и одновременно ниоткуда, и  он  увидел,  что  фигура  с
луком вскинула свое оружие...
     Фолко пришел в себя от ударившего в лицо яркого солнечного луча. Ставни
были распахнуты,  чуть  потрескивая,  горел камин, а за столом у окна сидели
Рогволд  и  гном.  Ловчий  правил  свой  меч,  гном  полировал  топор.  Было
невыразимо   приятно   нежиться   так   под   теплым  одеялом,  давая  отдых
натрудившемуся телу. Хоббит прикрыл глаза. Ловчий и  гном  не  заметили  его
пробуждения и продолжали неторопливую беседу.
     -- И  все  же  скажи, Торин,-- говорил Рогволд.-- Как случилось, что ты
идешь вместе с хоббитом? Странная вы все же команда. Я удивился этому еще  в
Пригорье -- чудно, думаю, драку затеял хоббит, а защищает его гном.
     -- Да  уж  вышло  так,-- отвечал Торин.-- Приглянулся он мне. Не такой,
как все его родичи. Тем главное пузо набить, а он -- нет. Ему многое нужно и
многое дано -- я так чувствую. И он не трус -- вспомни, как он  в  призраков
стрелял,  пока  мы  с  тобой глаза протирали да соображали, что к чему. Да и
вообще, мы, гномы -- народ привязчивый. У нас, если уж. друг,  то  до  самой
смерти. Поэтому у нас так мало друзей.
     -- Да-а-а,-- протянул Рогволд, и снова наступила тишина.
     Фолко  решил,  что  пришла пора просыпаться. Он сел, потянулся, зевнул.
Гном и человек повернулись к нему.
     -- Силен же ты спать, друг хоббит! -- весело сказал Торин.
     -- Диковинный сон мне сегодня снился,-- задумчиво сказал Фолко.
     Приводя себя в порядок и умываясь, он рассказал друзьям, что помнил  из
своего удивительного ночного видения. Его слушали молча, не прерывая.
     -- Привидится  же  такое!  --  Фолко попытался обратить все увиденное в
шутку, однако Торин и Рогволд остались очень серьезны.
     -- Погоди смеяться над своими снами, Фолко.-- На затылок хоббита  легла
широкая бугристая ладонь сотника.-- Бывает, что в них является наше будущее.
Судьба  любит  играть  с  нами,  показывая  иногда отдельные картинки еще не
случившихся событий,  и  мудрый  может  выбрать  правильную  дорогу  или  же
остеречься  от  опрометчивых поступков. Холм, говоришь. Лысый холм в Зеленых
Лесах? А не тот ли это знаменитый холм, на котором стояла какая-то  крепость
Врага? Мне доводилось слышать подобные сказки.
     Торин вопросительно глянул на хоббита.
     -- Если  верить  Красной Книге, в тех краях действительно должен где-то
быть замок Дол-Гулдур, точнее, то, что от него осталось,-- припомнил Фолко.
     -- А что это был за замок? -- спросил Рогволд.
     -- Обитель Назгулов, самых страшных слуг Врага. Орки оттуда  напали  на
Лориэн. Знаешь, что это такое?
     -- Слышал, что так называлась страна эльфов неподалеку от Туманных Гор,
а так ничего толком тоже не знаю,-- отвечал ловчий.
     -- Орки  трижды штурмовали Золотой Лес, но эльфы отбились. А потом сами
пошли вперед, переправились через Андуин и дали бой! Вражьи прислужники были
разбиты, и сама Владычица Галадриэль обрушила в прах стены того  замка.  Так
говорит Красная Книга.
     -- Заладили  -- Дол-Гулдур, замок, Враг! -- буркнул гном.-- Мало ли что
привидится! Сны, конечно, бывает что и  сбываются,  и  отмахиваться  от  них
нельзя, но тут все слишком неопределенно.
     -- Ну  что  ж,  поживем  --  увидим,-- вздохнул Рогволд.-- Давайте-ка в
дорогу, друзья. У меня этот бой под Пригорьем из головы  не  идет.  Как  они
осмелели!  Собирают  полтысячи  копий посреди Королевства, ничего не боясь и
даже особенно не прячась! -- Он озабоченно покачал головой.-- Худые  времена
настают, чует мое сердце.
     -- А  что,  нельзя  было  поднять  на ноги всю округу? -- вдруг спросил
Торин.-- В одном Пригорье тысячи две бойцов наберется! А окрестные  деревни!
Да вы их просто задавили бы, ни один бы не ушел.
     -- Что  ты,  что  ты!  --  отмахнулся Рогволд.-- Подумай сам, куда этим
селянам в бой идти?! Это ж зля них верная смерть, там же никто меча  держать
не  умеет. На это дело дружина есть, она и должна воевать. Она -- воевать, а
пахари -- пахать, кузнецы -- ковать и ткачи --  ткать.  Каждый  должен  свое
дело  как следует делать, а в чужие не вмешиваться. Так есть, так было и так
будет. Нет, людей уже не переделаешь.
     -- Ну, тебе виднее,-- не стал спорить гном.-- Только у  нас  бы,  ежели
кто  такой  вот  завелся и разбой стал бы чинить, все бы работу побросали да
навалились всем миром, пока врага бы не прикончили.
     -- Наверное, поэтому вы, гномы, и не создали Соединенное Королевство,--
усмехнулся Рогволд.-- Не обижайся, конечно, но каждому все-таки свое.
     -- Чего ж. обижаться,-- проворчал гном.-- Королевства мы  и  впрямь  со
времен Дьюрина сколотить не можем.
     -- Ну  так  в  дорогу?  -- поднялся Рогволд.-- Ты готов, Фолко? Карлика
своего покормили?
     -- Кормил я его, кормил,-- отмахнулся гном, вставая.-- Лопает,  прорва,
куда только лезет!
     Они  ехали  почти  весь  день;  наконец  Тракт нырнул вниз, в очередную
долину между цепями холмов, протянувшихся  с  юго-запада  на  северо-восток.
Дорога пересекала котловину в широком ее месте, справа и слева, в отдалении,
гряды  вновь  сближались.  Плоское  дно  долины  покрывали поля и сады, чуть
дальше влево виднелась еще одна деревня и луга вокруг нее, а еще за  ней  --
новые  поля,  новые  сады.  Повсюду стояли многочисленные сараи и сарайчики,
долину  в  разных  направлениях  пересекали  десятки  дорожек  и   тропинок.
Предвкушая отдых и славный обед, друзья пришпорили коней.
     Однако деревня встретила их неожиданной пустотой. Ворота многих домов и
постоялого  двора  были  распахнуты  настежь,  но  людей видно не было, лишь
дворовые псы, верно исполняя свой долг, встретили приехавших дружным лаем.
     -- Куда они все провалились? -- недоуменно пробормотал  Рогволд,  когда
они подъехали к широким дверям трактира.
     Внутри  просторного зала было пусто, столы повалены, стулья опрокинуты,
под ногами хрустели черепки разбитой посуды.  На  стойке  сидел  здоровенный
котище, неторопливо пирующий подле расколотой крынки со сметаной.
     -- Похоже, все куда-то сбежали,-- пожал плечами гном.
     -- Но  куда?  И  почему? Нет, тут что-то неладное. Давайте еще по улице
пройдемся, может, кто и остался.
     Ведя коней в поводу, они запетляли по  деревенским  улочкам.  Всюду  их
встречала  одна и та же картина -- все настежь и все пусто. Они не заметили,
как оказались на околице. За  огородами  тянулась  неширокая  полоса  садов,
дальше   снова   должны   были   начаться   поля.   Друзья   остановились  в
нерешительности, и тут порыв  ветра  донес  до  них  какие-то  ожесточенные,
гневные крики. Они раздавались как раз за садами.
     -- Туда! Скорее! -- крикнул ловчий и вскочил в седло.
     Гном и хоббит поспешили последовать его примеру.
     Продравшись  по  узкой тропе сквозь яблоневые посадки, они очутились на
длинном, узком поле. На нем-то и отыскались "пропавшие" жители деревни.
     Там шла драка, отчаянная и беспорядочная. Невозможно было  понять,  кто
на  какой  стороне,-- все смешалось в общей свалке. Вздымалась пыль, трещала
одежда, в воздухе мелькали колья.
     Масла в огонь подливали женщины: сперва истошным визгом, а потом две их
довольно большие  группы,  осыпавшие  до  этого  друг  друга  проклятиями  и
ругательствами, перешли от слов к делу и вцепились друг другу в волосы.
     -- Клянусь бородой Дьюрина...-- оторопело пробормотал гном.
     Он  изумленно  смотрел  на Рогволда, но и лицо старого сотника выражало
лишь безмерное удивление. И тогда Торин больше мешкать  не  стал.  В  десяти
шагах  от  них  на  землю  рухнул молодой парень с раскроенной ударом лопаты
головой; это и вывело друзей из полного  оцепенения.  Торин  взревел,  точно
тридцать  три  медведя  сразу,  он  выхватил свой топор и устремился в самую
гущу,  щедро  раздавая  тычки  и  пинки,  от  которых  сцепившиеся   драчуны
разлетались  в разные стороны. Рукоятью топора гном вышибал из рук дерущихся
колья, самым неугомонным добавлял еще и слегка  по  ребрам.  Он  шел  сквозь
воющую,  рычащую толпу, словно нож сквозь масло, оставляя за собой настоящую
просеку;  его  огромные   кулачищи   так   и   мелькали.   Появление   гнома
ознаменовалось было новым взрывом негодования, но за Торином в просвет между
людьми  бросился  Рогволд  с  обнаженным  мечом,  а  потом и Фолко. Внутри у
хоббита все заледенело от страха, сердце билось где-то в пятках, но лук  был
у  него  в  руках, и, когда какой-то могучий бородач с воплем занес было над
гномом увесистую дубину, Фолко аккуратно всадил стрелу,  точно  в  дерево  у
него между кистями. Бородач ошалело уставился на вонзившуюся стрелу, и в тот
же миг Торин обезоружил его.
     Драка еще шла, но быстро затихала. Уже многие с криками "Братцы, да что
ж это  мы!"  принялись  помогать  гному и Рогволду растаскивать дерущихся. И
постепенно все стихло. Люди стояли потные, тяжело дыша;  почти  все  были  в
равной  мере  попятнаны  --  у  одного разбит нос, у другого -- глаз, третий
охал, держась за бок, четвертый зажимал рассеченный лоб. Лежали  на  поле  и
четверо  тяжелораненых  --  один молодой парень и трое крепких мужиков -- их
отделали кольями. Прекратившие потасовку женщины бросились к раненым, кто-то
побежал в деревню за водой и холстиной. Теперь стало  видно,  что  дравшиеся
разделились  на две примерно равные группы, одна из которых отошла подальше,
другая же, напротив, подалась ближе к Тракту. В середине поля, на небольшой,
едва заметной меже остались  стоять  только  трое  путешественников  да  два
здоровенных  мужика  -- один тот самый бородач, в дубину которого так удачно
вонзилась стрела Фолко, широкоплечий, круглолицый, чем-то похожий на  Торина
своей  коренастой  фигурой,  и  второй  --  без  бороды,  зато  с  длинными,
спускавшимися до груди, усищами. Второй был много выше  гнома.  Эти  двое  с
неприязнью  глядели  друг  на  друга, ожесточенно сопя и утирая пот. Бородач
поминутно сплевывал кровью из разбитой  губы,  усатый  не  отрывал  от  носа
оторванный кусок рубахи.
     -- Что  тут  у  вас  происходит? -- спросил Рогволд, удивленно глядя на
них.
     -- А ты кто такой? -- неприветливо  осведомился  бородач.--  Шериф  или
дружинник?
     -- Я  Рогволд,  сын  Мстара,  пятисотник  арнорской  дружины!  -- резко
ответил ловчий, благоразумно пропуская слово "бывший".
     Оба мужика раскрыли рты и изумленно уставились на него. Однако провести
их было не так-то просто.
     -- Вот что... уважаемый. Ты иди  своей  дорогой.  Мы  тут  и  без  тебя
разберемся,-- процедил бородач и повернулся к стоявшим ближе к Тракту людям,
сделав им какой-то знак.
     Толпа  заволновалась  и придвинулась; Рогволд опустил ладонь на рукоять
меча, а Фолко как бы между прочим наложил стрелу на тетиву и зажал  в  зубах
запасную.
     -- Верно,   без  тебя  управимся,--  поддержал  бородача  его  недавний
противник, в свою очередь делая знак своим.
     Трое путешественников  оказались  между  двух  огней;  с  обеих  сторон
подступали мрачные, распаленные дракой люди, в эти мгновения селяне забыли о
собственных  распрях.  Однако  трое  Друзей все же были не одиноки. Из обеих
групп на межу вышло несколько человек, в основном крепкие, кряжистые мужчины
поопытнее. Теперь враждующие лагеря разделяло уже не только трое друзей,  но
бородач  слева  и  усатый  справа  --  похоже,  они  и были заводилами -- не
торопились увести своих.
     -- Эй вы, там, на меже! -- глумливо крикнул усатый.-- Убирайтесь,  пока
вас  не  растоптали!  Мы  должны  отплатить  за  обиды  этим  вонючкам, и мы
отплатим! А тот, кто осмелится помешать нам, тому мы намнем бока! Поняли?  А
вы,  Граст,  Хрунт,  Вирдир  и  Исунг,  вы  подлые трусы, опозорившие родную
деревню!
     -- Суттунг, хватит мутить народ! -- крикнул один из вышедших к Рогволду
селян; он был высок, широкоплеч, лицо обрамляла  полуседая  борода,  серебро
виднелось  и на висках, но глаза были ясны, а руки, казалось, могли запросто
гнуть подковы.-- Мало  тебе  Эла  и  Троста?  Или  вы  с  Бородатым  Эйриком
добиваетесь  того, чтобы мы каждую ночь пускали друг другу красных петухов?!
-- Лицо говорившего побагровело, огромные кулачищи сжались.--  Нет!  Хватит!
Скажем  спасибо  почтенному  Рогволду  и  его  спутникам, с наших глаз сошел
туман. Так что ничего мы не опозорили. Это говорю я, Исунг, сын Ангара!
     -- Верно! -- подхватил другой.
     Ростом он был пониже Исунга, но еще  шире  в  плечах.  Его  левую  щеку
рассекал  свежий  рубец,  из раны сочилась кровь. Он говорил отрывисто, зло,
рубя ладонью воздух.
     -- Чего ради мы ломаем друг другу ребра, а?! Гляньте,-- и он ткнул себе
в щеку,-- это мне досталось на память от Хелдина, вон он стоит, с которым мы
на соседних полях уже лет пятнадцать  рядом  работаем!  Эй,  Хелдин!  Можешь
толком сказать, из-за чего мы с тобой сцепились, а? Молчишь... Ну то-то!
     -- Он  молчит  --  я  отвечу!  --  яростно  завопил  тот,  кого назвали
Суттунгом.-- Нечего было совать нам палки в  колеса  и  указывать,  что  нам
сеять и как! Наша очередь -- что хотим, то и делаем! Вы нам не указ! Верно я
говорю, ребята?!
     Окружавшие  его  люди  ответили  дружным  ревом,  и лишь мужик по имени
Хелдин пытался  что-то  возразить.  Бородатый  Эйрик  о  чем-то  шептался  в
небольшом  кружке  своих  приверженцев, остальные же люди его группы стояли,
угрюмо уставясь в землю. Товарищи  Суттунга  заорали  и  заулюлюкали.  Вновь
мелькнули  поднятые  с  земли  колья  и топоры, и толпа в несколько десятков
человек дружно повалила на замерших в центре  поля  Рогволда  с  друзьями  и
присоединившихся  к  ним  селян.  Делать  было  нечего,  и они схватились за
оружие. За их спинами по-прежнему царило молчание.
     Фолко не было страшно, было отчаянное боевое веселье, азарт; он  словно
воспарял  над  пыльным  полем,  уподобляя  себя  героям  древности,  и  даже
усмехнулся, когда Суттунг повел своих вперед,-- представлялся удобный случай
показать себя.
     В воздухе сверкнула серебристая молния, и Суттунг с воплем повалился на
землю, пытаясь вырвать пробившую бедро стрелу. В последний миг Фолко  понял,
что  не  в  силах  вот  так,  в  общем-то ни за что убить человека, и снизил
прицел. Он видел безумные глаза Суттунга, его разинутый  в  отчаянном  вопле
рот;  он  успел  заметить  даже  протянувшуюся с губ человека тонкую ниточку
слюны. "Нет, это не призрак  Могильников,  это  живой  человек,  что  же  ты
делаешь?!"  --  словно  закричал  кто-то  внутри  Фолко  --  и  рука хоббита
дрогнула.
     Вид  упавшего,  испачканного  кровью  Суттунга  как-то  сразу  отрезвил
нападавших.  Они  остановились,  столпившись  вокруг  своего предводителя, и
тогда Фолко, в  который  уже  раз  внутренне  удивляясь  себе  за  последние
несколько дней, громко и отчаянно крикнул, вновь натягивая тетиву и поднимая
оружие:
     -- Еще  шаг  --  и  буду  бить  в  горло! Первому! Из губ испугавшегося
собственной смелости хоббита рвался пронзительный крик, срывающийся на  визг
-- но   угроза   возымела   действие.  Хелдин  высоко  поднял  руки,  словно
останавливая своих товарищей, и громко крикнул:
     -- Все, хватит! Суттунг получил по заслугам -- сколько же можно ссорить
нас с соседями! Расходитесь, братья, расходитесь по домам!  Я  уверен,  люди
Бородатого Эйрика последуют нашему примеру.
     Странно приутихший при виде раненого Суттунга Эйрик тоже вышел на межу,
по-прежнему разделявшую две враждебные толпы.
     -- По-моему,  мы все здесь просто с ума сошли! -- заговорил он.-- Какая
пелена застлала наши глаза? Зачем  наши  соседи  послушали  этого  Храудуна?
Почему  мы  не  можем  разобраться спокойно, без драки? Я, конечно, виноват,
каюсь, на меня нашло какое-то затмение. Но теперь все миновало, я  предлагаю
мириться!
     -- Жалкий  трус!  --  простонал  сидевший  на  земле  Суттунг.  Ему уже
вырезали стрелу Фолко и перебинтовали рану.-- Люди! Чего вы стоите!
     Бейте их, бейте! Он ведь оскорбил того, от которого  нам  было  столько
добра!
     -- Мы его об этом не просили,-- угрюмо ответил один из стоявших рядом с
Суттунгом мужчин.-- Пропади он пропадом!
     И  тут  людей  словно  прорвало.  Они обнимались, жали друг другу руки,
хлопали по плечам; нанесшие друг другу раны просили у пострадавших прощения.
Сам Бородатый Эйрик последовательно обнялся с добрым десятком своих недавних
противников, и тут спор едва не разгорелся снова. Каждая  сторона  заявляла,
что именно она лучше другой примет и окажет почет прекратившим драку гостям.
Всех  примирил  Торин,  заявивший,  что  он  проголодался  и с удовольствием
отобедает сначала в одной деревне, а  потом  в  другой.  Бросили  жребий,  и
оказалось,   что   сначала   надо   идти  к  сородичам  Суттунга.  Вслед  за
путешественниками повалила и добрая половина товарищей Эйрика во главе с ним
самим.
     Горница Исунга была велика, но все же с трудом  вместила  в  себя  всех
пришедших.  На  середину  вынесли длинный, тут же сложенный из досок и щитов
стол, накрыли несколькими  скатертями  и,  пока  женщины  готовили  горячее,
подали  несколько  пузатых  жбанов  пива  для препровождения времени. Фолко.
Торина и Рогволда посадили на почетные места. Рядом с  ними  сели  Хелдин  и
Исунг,  Эйрик  и  Грает,  и  прочие,  всего  десятка три. Не поместившиеся в
горнице  ушли  готовить  совместный  вечерний   пир   в   знак   прекращения
междоусобицы.
     -- Так  все-таки  из-за  чего  весь  сыр-бор?  -- спросил гном Эйрика и
Исунга, сидевших рядом с ним, и сделал добрый глоток из  высокой  деревянной
кружки,  где  пенилось  недавно  сваренное  пиво.-- Я немало странствовал по
Арнору, но такое, признаться, вижу впер