мановением  руки  она  стерла  охранный  знак,  и  тени
Мордорских  Стен  с  радостными  воплями,  предвкушая   кровавую   потеху,
устремились в ворота.
   Сознание хоббита словно раздваивалось. Он  слышал  далекий  зов  многих
печальных голосов, но не разбирал обращенных к нему слов;  зато  с  каждой
секундой все четче и четче вставало перед  ним  жуткое  видение  -  черная
высокая фигура,  окутанная  Тьмой,  в  которой  под  внешне  человеческими
формами не осталось уже ничего человеческого, спокойно шагающая среди  туч
голубого огня, поспешно расступающегося перед своим Повелителем.  И  Фолко
понял, что фигуру эту больше нельзя называть Королем-без-Королевства,  ибо
королевством его становилось все Средиземье.
   И уже не думая, способен или нет он остановить эту силу, Фолко бросился
сквозь хаос пылающих и рушащихся построек, увлекая за собой  товарищей,  -
наперерез главному Врагу.
   Под ногами земля уже  не  дрожала  -  ходила  ходуном,  кое-где  начали
появляться змеящиеся трещины - Пожиратели Скал близились.
   Сумасшедшая гонка через горящий, гибнущий город, когда хоббит вел своих
спутников одним  чудесным  наитием,  короткие  сшибки  с  орками;  выбитые
плечами гномов двери  -  все  это  окончилось  на  краю  большой  площади,
когда-то окруженной садами и дворцами с  куполами  и  шпилями.  В  дальнем
конце  площади,  за  огненной  круговертью,  Фолко  безошибочно   угадывал
приближение Вождя - язык не поворачивался назвать его человеческим именем,
но путь преградила какая-то незримая стена, на  которую  Фолко  налетел  с
разгону и едва удержался на ногах.
   И тогда не только он, а и все его спутники услышали голос,  исполненный
скорби и боли, произнесший слова:
   - Остановитесь, Смертные и Бессмертные! Не от вашей руки суждено  пасть
вашему врагу. Остановитесь и ждите!
   Все замерли, а Фолко зажмурился, вновь призывая себе на помощь все свои
способности; и,  словно  наяву,  увидел  он  бухту,  и  великое  множество
кораблей Кэрдана, уже  поднявших  паруса  и  выбирающих  якоря,  и  самого
Кэрдана, недвижно застывшего на высокой резной корме, молча смотрящего  на
высокие башни своего города, охваченные  огнем,  и  последних  защитников,
умирающих на залитых своей и вражьей  кровью  пирсах.  С  кораблей  летели
меткие стрелы, падали орки и тролли, а Барахир  уже  собирал  вокруг  себя
кулак из последних бойцов, готовясь прорваться прочь из  города...  И  тут
Кэрдан, словно  дождавшись  некоего  знака,  внезапно  сорвался  с  места,
пробежал по сходням, одним взмахом рассек сдерживающие корабль  канаты  и,
не слушая отчаянных возгласов своих спутников, с клинком наперевес  быстро
зашагал в глубь огненного хаоса. Как и Фолко, его вело верное чувство, ибо
он шел навстречу Королю.
   Они появились почти одновременно с  противоположных  концов  площади  -
светлая и темная фигуры, каждая облеченная Силами и  властью.  Вождь  шел,
как обычно, чтобы победить, но вот Кэрдан... Корабел уже точно  знал  свою
судьбу - он шел умереть.
   - Наконец-то! Как давно я ждал встречи с тобой! - пронесся над  камнями
брусчатки нечеловеческий низкий рык.
   Кэрдан не ответил. Легкими шагами он шел через площадь,  и  клинок  его
ярко сиял ослепительным белым пламенем.
   Вождь рассмеялся; его собственный меч полыхал грозным багровым  светом;
им он сразил Наугрима, великого бойца в несравненной мифрильной  броне,  -
что ему бояться какого-то эльфа, вышедшего вдобавок против него без всяких
доспехов?
   Свет и  Тьма  сошлись  в  центре  окруженной  огнем  площади.  Багровым
размахом, неистовой подземной молнией  прянуло  в  страшном  выпаде  Пламя
Удуна; и в ответ вынеслось, холодно блистая. Пламя Анора. Фолко  казалось,
что фигуры бойцов  расплываются,  вырастают,  их  мечи  становятся  просто
огнистыми полосами и что бьются уже не два воина, а два Начала,  куда  как
превосходящие  по  силам  тех,  что  были  сейчас   их   Носителями.   Над
сражающимися стал  расти,  скручиваясь  и  свиваясь,  сверкающий  огненный
столп; багровая и серебристая полосы все взлетали и опадали,  скрещивались
и сталкивались, отлетали и вновь  сшибались.  Из  волн  голубого  пламени,
пожиравшего город, вынеслись острые темные стрелы -  точно  клинья  мрака,
они вливались в противостоящую Свету фигуру, и Фолко  чувствовал,  как  от
каждой такой стрелы  возрастают  силы  Врага.  Кэрдан,  однако,  назад  не
сдвигался ни на  шаг.  Каждый  выпад  Тьмы  наталкивался  на  несокрушимую
преграду.
   А противник Кардана все рос и рос, жадно впитывая льющуюся в него из-за
пределов Мира Силу. Все быстрее и быстрее мелькал его меч; все с большим и
большим трудом Кэрдан отбивал атаки.
   Тонко-тонко звенела до предела натянутая струна.  И  Фолко  чувствовал,
как нарастает и нарастает мощь Тьмы, и понимал, чего ждет  сейчас  Кэрдан.
Когда наступит предел, когда Мрак опустошит себя, вложив все, что может, в
свое оружие, только тогда, не раньше и не позже, должен был ответить  эльф
одной-единственной атакой, не погибнув  до  этого  и  выдержав  чудовищный
всевозрастающий напор Тьмы. И эта единственная  атака  должна  была  стать
последней.
   Словно тяжкий вздох прокатился по площади, словно  лопнула  наконец  та
далекая струна, и по чувству дикого освобождения  хоббит  понял,  что  миг
настал, все преграды сняты и Свету пришел черед ответить.
   Багряный клинок обрушился, казалось, неотразимым ударом - но его  никто
и не отражал. С не меньшей быстротой серебристый  меч  проскользнул  между
сплетений мрака и наискось, широчайшим размахом, рассек средоточие, сердце
Тьмы, что таилось под покровами его противника.
   Крик, какого не слыхали на  Земле  с  дней  Последнего  Союза  людей  и
эльфов, сокрушивших Саурона, крик, исторгнутый из самых глубоких  обиталищ
Мрака, с ужасающей силой ударился о небесный свод, словно проверяя его  на
прочность, и умер, погашенный.
   Но и сам Кэрдан не уцелел.  Уже  тускнея.  Пламя  Удуна  пронзило  его.
Облаченная  в  светло-сияющие  покровы  фигура  Корабела  еще  миг  стояла
недвижно, а затем с легким  вздохом,  с  каким  после  тяжелой  работы,  в
предвкушении   долгожданного   отдыха,   усталый   работник   устраивается
отдохнуть, тело эльфа распростерлось на камнях.
   Все звуки умерли; стояла тишина настолько полная, что не  слыхать  было
даже шума крови в ушах. Два тела на площади; огнистый ярко-рыжий столб над
ними, языки холодного пламени вьются  и  переливаются;  волны  пожирающего
стены  домов  и  дворцов  голубого  пламени,  сейчас  застывшие  словно  в
недоумении...
   Вновь тонко-тонко зазвенела струна, протянутая над всем мирозданием;  и
Фолко, все чувства которого умерли,  ощутил  только  одно  -  неописуемый,
непередаваемый ужас от одной только мысли,  что  эта  струна,  на  которой
держится сейчас все и вся, может не выдержать. Окаменело, остановилось все
- даже гномы в темных  и  узких  тоннелях  под  Гаванями,  даже  бездушные
Пожиратели Скал.
   А в следующее мгновение эта струна лопнула.
   Со всех сторон хлынул, все  нарастая  и  нарастая,  низкий,  неимоверно
грозный рык;  над  телом  Олмера  сгустилась  темная  туча,  пронизываемая
десятками и сотнями коротких синих  молний.  Рык  усиливался;  и  вот  под
ногами  хоббита  и  его  спутников  медленно  поплыла  земля,  как   будто
чудовищный жар расплавил выкованные руками Черных Гномов ее  кости;  стены
бледно-голубого пламени поднялись высоко в поднебесье, слизывая исчезающие
бесследно тучи. Фолко увидел звездное  небо,  далекие  и  тусклые  огоньки
светил, а затем над их головами грянуло.
   Этот прокатившийся от заката до восхода гром оглушил их,  разрывал  уши
острой болью; и тотчас  туча  над  телом  Олмера  исчезла,  и  потрясенные
хоббит, гномы и эльфы увидели, как  темная  фигура  медленно  поднимается,
выпрямляется во весь рост, широко раскидывая руки в стороны, черным прахом
осыпались с плеч этой фигуры и доспехи, и одежда; и вот их взорам предстал
человек, обнаженный и прекрасный, его  тело  излучало  яркий  белый  свет,
темные вьющиеся волосы ниспадали до плеч, а когда он повернулся к  друзьям
лицом, Фолко понял истину.
   И истина эта была в том, что Его нельзя не любить и за  Ним  нельзя  не
следовать, ибо он прекрасен. Вся  жизнь,  все  ничтожные  мельчайшие  дела
промелькнули перед хоббитом; вся  суета  исчезала,  оставался  лишь  Он  -
Властелин  и  Повелитель,  Вековечный  Властитель  Средиземья.  О,   каким
невыразимым блаженством было бы тотчас погибнуть  по  малейшему  мановению
его мизинца!
   И Он, все еще стоя с  раскинутыми  в  стороны  руками,  улыбнулся  -  и
негромко, но так, что слова Его услыхало все Средиземье, произнес:
   - Ко мне, мое воинство.
   Воздух  наполнился  скрипами  и  скрежетами,  стены  голубого   пламени
раздвинулись -  и  в  образовавшиеся  ворота  хлынули  бесконечные  темные
колонны; а в парных рядах шли  дождавшиеся  наконец  своего  часа,  бывшие
бесплотными призраками  Безымянных  Гор,  не  обретшие  успокоения  старые
солдаты Моргота.
   Земля колебалась уже так, что Фолко  едва  удерживался  на  ногах;  рев
достиг неистовой силы, звезды  катились  по  небосклону,  точно  горох  по
наклонной доске, оставляя лишь слепую черноту надвигающегося Ничто.  Линия
горизонта на западе, где голубой огонь еще не успел сомкнуть  свои  волны,
заплясала, изгибаясь; где-то там, в страшном  отдалении  мелькали  алые  и
багровые искорки забушевавших исполинских пожаров.
   "Дагор Дагоррат, - успел подумать Фолко. - Он вернулся. Дагор Дагоррат.
Веди же нас! Веди!"
   Испепеляющий восторг и жажда смерти за Него.
   Реальность дрогнула и начала смазываться,  точно  подернувшись  дымкой.
Полки все прибывали и прибывали на ставшую вдруг бесконечной площадь; и Он
приветствовал всех, кто вставал к Нему, не делал различий и не  припоминал
прошлое, хотя знал все о каждом, кто был сейчас здесь.
   Однако сквозь восторг  пробилось  и  другое  чувство  -  клинок  Отрины
настойчиво толкнулся в  грудь,  просясь  в  дело.  Рука  хоббита  медленно
поднялась и стиснула рукоять. Фолко  чувствовал,  что  невидимая  преграда
исчезла - дорогу больше ничто  не  загораживает.  Что  это  значит  -  его
призывают к какому-то действию? Но ведь Он так прекрасен... как  же  можно
нападать на Него, враждовать с Ним?!
   Клинок стал горячим, синие цветы на стали ярко засветились.  И  тут  до
внутреннего слуха хоббита донесся глухой голос, искаженный страшной мукой,
однако не настолько, чтобы Фолко не узнал голос Олмера, тот  самый,  каким
тогдашний  предводитель  ангмарского  воинства  обратился  к  хоббиту   на
Сираноне, когда Олмер еще был человеком:
   - Убей меня! Твоим кинжалом! Убей же!
   И этот жуткий голос заставил хоббита двинуться вперед. Круг  замыкался,
чудесное оружие из давно ушедших эпох нашло наконец себе достойную цель.
   Не помня себя, Фолко бежал по каменным плитам площади  навстречу  Тому,
кто стоял сейчас  в  центре  пустого  пространства,  огражденного  стенами
пламени. С другого конца площади валом валили полки  темного  воинства,  а
против них - один-единственный хоббит.
   Светящаяся фигура медленно повернулась лицом к хоббиту.
   Как на крыльях, Фолко летел вперед, а тот, кто  стоял  сейчас  в  самой
середине обращенных в руины Серых Гаваней, явно не ждал от этой  маленькой
фигурки ничего неожиданного; и сияющая иномировым пламенем длань поднялась
для защиты, но слишком поздно.
   Клинок Отрины вонзился в Его плоть.
   Хоббита швырнуло на камни, он сильно ударился головой...  а  потом  его
пальцы нашарили лежавший подле него кинжал.
   В ослепительном сиянии Его тела Фолко в последний  момент  заметил  две
черные отметины - справа, на груди и на плече, - и понял, что это шрамы от
эльфийских стрел, посланных хоббитом и Маэлнором. Дважды Он оправлялся  от
этих ран, но теперь...
   Фолко не мог сказать, было ли все, что он видел, на самом деле.
   А потом... Был ли это  чей-то  Лик,  укоризненно  и  скорбно  глянувший
сверху и произнесший некие Слова, среди которых слышалось: "Еще не время"?
Или стремительное золотистое драконье  тело,  мелькнувшее  в  молниеносном
полете, воздевшее меч и опустившее его? Или прекрасная женщина в  доспехах
верхом на белом единороге с огненной пикой в руке? Все говорят по-разному.
Но что это было, и каждый видел только свое, и  потому  было  ли  это?  И,
милосердно спасая своего носителя, гасло сознание.
   А потом они бежали из последних сил. Кошмарные видения  еще  мчались  у
них по пятам, вокруг змеились трещины, под землей  нарастала  предсмертная
судорожная дрожь.
   Бежал ли Фолко сам или его несли? Как очутились у  них  за  плечами  их
заплечные мешки, оставленные в городской башне? Он так и не узнал этого, и
его спутники  немногое  могли  ему  рассказать.  Он  лишь  помнил,  как  в
последнем  судорожном  спазме  содрогнулась  земля,  когда  гномы  разбили
наконец последнюю перемычку и воды  Великого  Моря,  благословенные  Воды,
омывающие Тол Эрессею и Валинор, обрушились наконец на пламень Пожирателей
Скал.
   Чудовищный клинок вспорол Средиземье. В содрогании неописуемого  взрыва
исчезало все, меняли свой курс реки, проваливались горы, вздымались  новые
вершины. Глубоко в тело материка врезался  новый  залив,  по  счастью,  он
пролег южнее Хоббитании...
   А  эльфийский  флот,  подхваченный  родившейся   в   первые   мгновения
катастрофы исполинской волной, настоящей водяной горой, оказался  выброшен
далеко  от  берега,  "драконы"  же  Морского  Народа  разметало  в  разные
стороны... Путь был чист, поднялся сильный, дующий с востока ветер, и  все
огромное скопище кораблей двинулось Прямым Путем -  прямо  на  Заокраинный
Запад.
   Фолко видел последние мгновения Серых Гаваней, видел, как взметнувшиеся
фонтаны огня и воды поглощают разламывающиеся башни, стены, кровли; пропал
город, великий город, равного которому в Средиземье нет и  не  будет  уже,
пока стоят троны Валаров; и потом тьма  вновь  взяла  хоббита,  и  он  уже
ничего не помнил.


   А когда он пришел в себя окончательно, то удивился, вновь увидав  небо,
и солнце, и облетавшие черные деревья, и  друзей,  бледных  и  исхудавших,
тревожно нагнувшихся над ним.
   - Это... было? - выдавил из себя Фолко.
   Все промолчали, и лишь Амрод ответил:
   - Кто знает?
   Фолко стоял на вершине невысокого холма, чудом уцелевшего в пронесшихся
над Средиземьем бурях. Он смотрел вверх -  и  чувствовал,  что  изменилось
все, что мир никогда уже не  станет  прежним,  ибо  Прямой  Путь  перестал
существовать. Благословенная Земля  утратила  последнюю  связь  с  землями
Смертных.
   "Вот и конец дням Западных Эльфов в Средиземье, - вдруг  услышал  Фолко
скорбный голос Гэндальфа. - Пришла  пора  прощаться  и  нам,  мой  дорогой
невысоклик. Связи между нашими двумя мирами больше нет.  Лишь  по  особому
соизволению Манве - а то и самого Илуватара - смогут суда идти по  Прямому
Пути. Ты сделал все что мог - и все же добился цели. Никто не преуспел  бы
больше.  Средиземье  стало  бы  вотчиной  Мрака,  и  только  Валары  ценой
уничтожения всего Мира в Последней Битве смогли бы остановить  Тьму...  Не
плачь! И прощай... прощай... прощай..."
   Голос мага делался все глуше, пока не замер совсем.


   И  только  теперь  Фолко  увидел,  что  на  руке  больше   нет   серого
браслета-убийцы, а когда он исчез - никто и не заметил в суматохе.
   В окрестностях не осталось ни одного орка, гурра, тролля или призрака -
всех их смели воды Великого Моря, Гвааетх Мьори,  на  языке  эльфов-Авари.
Просторы Средиземья  стали  воистину  владением  людей,  в  Арноре  теперь
обосновывались новые хозяева...
   Но все же надо было двигаться, что-то делать, куда-то  идти  -  сколько
можно сидеть на краю руин?
   Они кое-как поделили поклажу. И медленно, очень медленно,  не  зашагали
даже, а через силу потащились на восток.



ЭПИЛОГ

   Над изуродованными  войной  Западными  Пределами  Средиземья  медленно,
точно нехотя, занимался новый день - зимний, короткий,  робкий.  В  низкое
небо тянулись постепенно  редеющие  дымы  угасавших  пожаров.  По  дорогам
скакали конные, двигались небольшие  пешие  отряды.  Пришедшие  с  Востока
осваивались в своих  новых  владениях.  Не  стало  Арнора,  а  на  высоком
престоле Наместников восседал новый хозяин - предводитель истерлингов, имя
которого уцелевшие арнорцы заменили на просто Терлинг, под  которым  он  и
вошел во все летописи Нового Королевства. Мало-помалу военный хаос уступал
место непрочному, но все-таки мирному порядку. Однако до всего  этого  еще
было далеко, а  пока  смертельно  усталые  фолко,  Малыш,  Торин  и  эльфы
медленно брели прочь от того места, где  совсем  недавно  высились  острые
хрустальные шпили Серой Гавани. Они уже приближались к границам Хоббитании
(Фолко неудержимо тянуло домой: одним глазком взглянуть - уцелело ли  хоть
что-нибудь?), когда услыхали недальнее эхо многих и многих конских  копыт.
Их застигли на  открытом  месте,  спрятаться  было  негде,  и  они,  молча
переглянувшись, решили не трогаться с места.  Подобно  тому,  как  сидели,
ожидая решения своей участи, Фродо и Сэм на мордорской дороге, застигнутые
врасплох большим орочьим отрядом, так и товарищи Фолко  молча  сбились  на
обочину, встав тесным кругом и  взявшись  за  мечи.  Будь  что  будет,  но
сдаваться они не собирались!
   А навстречу им из-за бугра выезжали,  одна  за  другой,  свежие  конные
сотни Истланда.  Молодые  воины,  гордые  победой,  ехали  подбоченившись,
красуясь один перед другим своей в бою взятой  добычей.  Никто  из  них  и
внимания не обратил на ничтожную кучку  вчерашних  противников  -  что  им
теперь до них? Отуманившая разум воля Олмерова Кольца более не действовала
на них, исчезала наносная жестокость, они вновь становились самими  собой.
Не  по  законам  степной  чести  было  наваливаться   на   малую   горстку
побежденных! Пусть себе стоят! А удумают что  сотворить  -  так  их  мигом
тогда и не станет.
   И лишь один, воровато оглянувшись по  сторонам,  толкнул  было  коня  к
обочине, властным жестом протягивая руку к мешку хоббита.  Фолко  отступил
на шаг, привычно набрасывая на лицо глухое  забрало.  Однако  незадачливый
воин  не  заметил   внимательного   взгляда   сотника,   раздался   резкий
повелительный возглас - и истерлинг поспешил вернуться в строй.
   И вид этих грозно,  победно  шествующих  всадников  внезапно  вызвал  у
хоббита  приступ  нестерпимой  острой  тоски  по  ушедшему  миру,   такому
чудесному, устроенному,  благолепному!  По  прекрасным  городам  Арнора  и
Гондора,  ныне  лежащим  во  прахе,  по  всей  их   книжной   премудрости,
сохранившейся от  легендарных  эльфийских  времен,  и  по  самим  Западным
Эльфам, закончившим наконец давным-давно задуманное  Валарами  переселение
всех Перворожденных, кто пожелает этого, в Валинор. На  глазах  проступили
предательские, недостойные воина слезы; хоббит почти  рухнул  на  обочину,
уткнувшись лбом в колени.
   На плечи легла мягкая рука Амрода.
   - Не кручинься, половинчик, - тихо говорил эльф. - Я  знаю,  о  чем  ты
сожалеешь, но помысли: ведь земли остались, и  люди  на  них  тоже,  да  и
арнорские города попали в руки победителям  почти  не  поврежденными!  Да,
рухнули старые державы, но на их месте уже основываются  новые.  И  долго,
очень долго еще, поверь мне, все повелители Западных Земель будут выводить
свое  происхождение  от  благородного  Короля  Элессара...  И  ничего   не
случилось с Хоббитанией, я уверен. Надо жить!


   На следующий день, когда трое эльфов, собиравшихся возвращаться  домой,
к Водам Пробуждения, отправились в недальний перелесок поискать  какой  ни
есть дичи, хоббита  и  гномов  ожидала  еще  одна,  куда  как  неожиданная
встреча. Вновь, как и вчера, им встретился конный отряд -  только  на  сей
раз не истерлингов, а хазгов, и мимо они проезжать  никак  не  собирались.
Низкорослые лучники стремительно окружили др