марцы и сами не ожидали, что роханцы свалятся им как  снег
на голову в нескольких сотнях саженей. Их позиция  была  невыгодна  -  они
стояли на самом дне долины, стрелять приходилось снизу вверх. Броситься же
навстречу, гася порыв атакующих, ангмарская конница не успела.
   Зато  нажать  спусковые  крючки  своих  арбалетов  успели  все.  Падали
пораженные роханские скакуны, падали люди, но вторая волна  воинов  Марки,
пройдя над погибшими,  грудь  в  грудь  сшиблась  с  ангмарским  строем  и
пронзила его.
   В бою конников Фолко  не  участвовал.  В  пешем  строю  он  с  гномами,
конечно, не остался бы в стороне, но сейчас мог лишь смотреть.
   Не  впустую  метали  стрелы  и  роханские  лучники;   строй   ангмарцев
заколебался, в нем появились разрывы - и, сойдясь  вплотную,  воины  Марки
ударили копьями.
   Гладкие, подобные ножам, наконечники копий не застревали  в  пораженных
телах; воины  Марки  выдергивали  пики  и  вонзали  их  вновь.  Ангмарские
копейщики и сами умели наваливаться в плотном строю и копьем умели владеть
на славу - но сегодня их теснимый полк не выдержал. Его рассекли надвое, и
роханцы погнали перед собой меньшую часть, безжалостно  истребляя  бегущих
ударами копий. Путь к ущелью был открыт.
   Растрепанный, уменьшившийся в числе ангмарский отряд не сразу пришел  в
себя; пользуясь  этим,  роханцы  торопливо  подхватывали  на  седла  своих
раненых - или даже убитых, кто ж разберет в спешке,  но,  пока  не  знаешь
наверняка, есть надежда, что бессильно рухнувший на землю друг жив, -  вот
и старались всадники, спасая своих, презрев  опасность  арбалетных  стрел;
многие воины Марки лишились коней, но оставшиеся в седлах  прикрывали  их.
Спешенных оказалось много,  почти  треть  отряда;  спасая  хозяев,  многие
роханские скакуны приняли смерть грудью, собой закрыв наездников.
   Сбившись  в  плотный  строй,  бежали  пешие;  по  бокам,  грозя  луками
оправившимся  ангмарцам,  скакали  верховые.   Что-то   кричали   сотники,
подбадривая своих.
   И  тут  наперерез   отступающим   роханцам   выкатились   истерлингские
панцирники, и Фолко мог только поразиться: насколько  хорошо  умеет  Вождь
создавать у противника ложное представление о своих силах! В нужный момент
в нужном  месте  всегда  оказывается  больше  воинов  Олмера,  чем  на  то
рассчитывали его неприятели.
   Истерлинги поспешно выстраивали стену щитов. Их  отряд  был  невелик  -
едва три сотни пеших, и хоббит невольно отдал должное их храбрости -  даже
понесших  потери  роханцев  все  равно  было   больше.   Истерлинги   явно
рассчитывали на ангмарцев - но сколько их сложит  головы,  прежде  чем  те
подоспеют?
   Воинам Марки было некуда отворачивать, и  не  таковы  были  они,  чтобы
малодушно искать спасение в одиночку или сдаться  на  милость  победителя.
Предводитель  истерлингов,  вышедший  вперед,  не  произнес   и   половины
заготовленной фразы  о  напрасном  кровопролитии,  как  роханские  лучники
спустили тетивы. И хоббит здесь не отставал от других.
   Пехота истерлингов могла встретить  конницу,  подобно  хирду,  сплошной
стеной щитов и частоколом копий, но доспехи их оказались неважными, первые
ряды валились, битые в лицо, и полк рассыпался. Роханцы прошли над телами,
на ходу рубя не успевших отбежать в сторону. Дорога была открыта -  только
скачи...
   Первые хазги вылетали на  простор  и,  чтобы  наверняка  стрелять,  еще
издали осаживали коней,  заставляя  их  опускаться  на  колени,  упирались
ногами в землю. На зазубренных наконечниках сидела смерть; они  уходили  в
податливые тела по самое оперение, словно и  не  встречая  на  своем  пути
никаких доспехов. Смерть протянула костлявую  лапу  за  щедрым  подаянием.
Великая нищенка, она никогда ничего не берет сама - даятелей достаточно, и
никто в Степи еще не научился добиваться своего, не уплатив ей щедро...
   Слишком далеко еще было до спасительного ущелья; слишком  быстро  таяли
ряды роханцев; сзади начали хлопать  арбалеты  оправившихся  ангмарцев,  и
Эофар с Эоденом сделали опять же единственно возможное - повернули  отряд,
спасая его от полного истребления, к узкому ущельицу, с обильной  россыпью
громадных валунов, перегородившей вход. Уйти из-под хазгских стрел! А  там
видно будет.
   Потеряв почти семь десятков воинов,  отряд  укрылся  за  серыми  телами
камней. С боков ложбину сдавили крутые скалы - не вскарабкаешься, а  если,
связав из чего ни есть веревки, все-таки влезешь -  те  же  хазги  тебя  и
пристрелят снизу.
   Оказавшись на время в безопасности, воины Марки  угрюмо  смотрели,  как
спокойно  и  не  торопясь  разворачиваются  для  атаки  вражеские  отряды.
Ангмарцы спешивались,  выстраивали  боевой  порядок  истерлинги,  с  боков
становились хазги.
   - А вот теперь, похоже, отступать и впрямь некуда, - пробормотал Малыш,
обнажая клинки.
   Сотники приказали готовиться к подъему. Нашлись веревки. Маленький Гном
с присущей ему ловкостью забросил наверх  железный  якорь-кошку.  Один  из
роханцев ловко полез вверх...
   В воздухе мелькнула первая  хазгская  стрела.  Пробитое  насквозь  тело
сорвалось и тупо ударилось о землю.
   - Ну, - вспухли желваки на скулах Эодена, - пора умирать, братья!
   Воины молча выстроились  у  устья  ущелья.  Приготовили  луки,  достали
последние стрелы. Гномы решительно полезли  в  первые  ряды  -  биться  на
просторе. Хоббит пошел с ними.
   Он думал, что должны появиться какие-то высокие  мысли,  однако  их  не
было, пришло лишь острое, горячее чувство - он собой закроет соратников от
хазгских стрел, мифрил им не по зубам; и,  даже  погибнув,  его  тело  все
равно останется защитой другим... Не  стало  страха,  пришло  удивительное
окрыление - ну выходите же!
   Враги приближались неспешно - куда им торопиться...  Роханцам  деваться
было некуда. Хлестнули первые стрелы хазгов; фаланга истерлингов качнулась
и мерным шагом пошла вперед.
   Однако камни неплохо укрывали воинов Марки, а Торина,  Фолко  и  Малыша
еще лучше защищал мифрил.
   Истерлингов встретили не менее плотные  ряды  щитов  и  разящие  копья.
Впереди всех рубились гномы, и Фолко видел, как Торин  богатырским  ударом
расколол щит, подставленный под его топор; истерлинг отшатнулся, и  хоббит
тотчас, ловя удобный момент, пустил стрелу. Это не поединок, это битва...
   Истерлинги накатились и откатились, оставив почти четыре  десятка  тел.
Роханцы, стоя за грудами камней, отдавали одного за пятерых.
   Солнце вскарабкалось в зенит; здесь, в  ущелье,  лежали  зябкие  зимние
тени. Воины Марки застыли в молчаливо-спокойном  строю,  готовые  умереть;
они не надеялись на победу, они хотели лишь  захватить  с  собой  побольше
врагов, мстя за погибший Рохан.
   Жуткое  зрелище  -  приготовившиеся  умирать  бойцы,  знающие,  что  не
осталось  никакой  надежды.  Не  было  ни  страха,  ни  колебаний  -  одно
твердокаменное упорство. И об этом упорстве  прекрасно  знали  враги.  Его
воины хотели не только победить, но и сохранить жизни.
   После  неудачной  атаки  наступило  затишье.  Затем   судьбу   попытали
ангмарцы.  Черноплащные  арбалетчики,  крепкие  духом  и  сильные   телом,
преодолели разделявшие их с роханцами сажени скорым бегом; хазги не жалели
стрел, ни одна голова не могла  появиться  между  камней;  лишь  трое  или
четверо  лучников,  включая  хоббита,  исхитрялись  метать   свои   стрелы
навстречу наступающим.
   На подходе ожили ангмарские арбалеты; но сколько стрел ни  трать,  дело
решают мечи.  Клинки  ангмарцев  попусту  скользили  по  броне  неутомимых
гномов; с рычанием крутил вокруг себя двуручный меч Атлис; строй  роханцев
не поколебался. Ангмарцы откатились точно так же, как истерлинги.
   Затем против засевших в  ущелье,  точно  улитка  в  раковине,  роханцев
выдвинули хазгов. Воины народа великих лучников не торопились,  но  вскоре
все воины Марки уже стояли или лежали за укрытиями - и  все-таки  нет-нет,
но стрела хазга и находила цель. Доставалось и лошадям.
   "Почему он не подтянет арбалетчиков?" - подумал хоббит о неведомом  ему
предводителе врагов.
   - Сотник! Зачем нам ждать конца здесь? - крикнул кто-то  из  воинов.  -
Выйдем в поле, по крайней мере умрем не как барсуки в норе!
   - Верно! - поддержали его несколько голосов. - Пленных этих  прикончим,
и надо атаковать!
   О четверке пленников в суматохе и впрямь позабыли  -  теперь  было  уже
неважно, что они разведали и куда пробирались. Эофар, не ответив ни  слова
на выкрики отчаявшихся, с мечом наголо шагнул к пленникам.
   С поля раздался звук рогов. Атака?  Нет!  Из  рядов  вражеского  войска
вышли несколько человек, один из них вновь поднес рог к губам.
   - Это вызов на переговоры или я ничего не понимаю, -  хрипло  выговорил
Торин, укрывшись за камнем и утирая пот со лба.
   - Будут предлагать сдаться, - жестко усмехнулся Эоден.
   - Все равно, отчего бы  не  передохнуть?  -  возразил  Эофар.  -  Пусть
говорят.
   Трое приближались к ущелью,  осторожно  обходя  многочисленные  мертвые
тела. Один нее знамя Олмера, другой - большой рог; высокие, рослые  бойцы,
скорее всего из числа уроженцев Дэйла или Приозерного Королевства.  А  вот
третий, тот, что шел в середине...
   - Вот так встреча! Да это же сам Санделло! - хлопнул  себя  по  коленям
Торин.
   Горбун шел, запахнувшись в темно-коричневый  плащ,  оттопыренный  сбоку
мечом; под капюшоном угадывался шлем, на ногах - поножи.
   - Что это его сюда понесло? - удивился Малыш. - Его  ж  дело  -  Олмера
стеречь, так ведь, Фолко?
   Горбун остановился, обвел взглядом сгрудившихся перед ним роханцев.  Он
не подал вида, что узнал Фолко, Торина и Малыша. И,  когда  он  заговорил,
голос его был, как всегда, сух, холоден и бесстрастен.
   - Мужи Рохана! Вы доблестные воины, то ведомо всем. Поэтому я  не  буду
предлагать унизительной и нестерпимой  для  вас  сдачи.  Я  предлагаю  вам
сделку. Ваша  свобода  и  жизнь  -  за  жизни  четверых  захваченных  вами
пленников. Я знаю: они у вас и живы - ведь вы благородны,  вы  никогда  не
убиваете безоружных. Я знаю, куда вы рветесь - к тайному  ходу  Мории.  Не
делайте этого. Даже если вы и пробьетесь к дверям, то не ступите дальше  и
шага. Уже несколько дней там плещется Синий Туман!  Вы  трое,  -  Санделло
впервые указал на Торина, Фолко и Малыша, -  вы  знаете,  что  это  такое.
Можете пойти и взглянуть сами, мы пропустим вас, я же останусь здесь.
   Предложение горбуна было выслушано в гробовом молчании. От него ожидали
переговоров, более или менее унизительных условий, а он предлагает  что-то
совершенно невероятное!
   Первым заговорил Эоден:
   - Ты хочешь, чтобы мы отпустили пленников? И взамен ты дашь  нам  уйти?
Но что ж это за пленники, почему они так важны?  И  не  прогадаем  ли  мы,
оставив их в живых? Может, для дела Марки лучше будет полечь нам, но и  их
прихватить с собой? Они, - Эоден повел рукой, указывая на  готовый  к  бою
строй, - могут и не согласиться.
   Голос горбуна едва заметно дрогнул.
   - Что вам в бессмысленном  убийстве?  Мстить  за  свое  королевство  вы
можете и дальше. Я выпускаю вас с оружием. Подумайте!
   - А что будет нам порукой за твои слова? - прищурился Эофар.
   - Я сам, - просто ответил Санделло. - Я пойду с вами, безоружный и сняв
доспехи. Вы сможете убить меня, как только в вас полетит первая стрела.
   Фолко покосился на ряды роханцев. На лицах воинов он прочел  явственное
желание жить - тем более сильное, что минуту назад они были готовы сложить
головы и уже попрощались с жизнью.
   - Погодите! - срываясь на крик, из  задних  рядов  появился,  растолкав
других, высокий воин с несколькими свежими сабельными ранами  на  лице.  -
Если эта четверка так ценна для них  -  нельзя  их  выпускать  ни  в  коем
случае! Этот безумец может и разменять свою жизнь на все наши -  когда  мы
выйдем из укрытия. Убьем их! Убьем его! Поляжем все, но и они пусть кровью
умоются! Рохана нет, что наша жизнь без него?!
   Фолко немного знал говорившего. Если у  других  была  надежда,  что  их
близкие укрылись в горных крепостях, то этот  сам  похоронил  отца,  мать,
жену и троих детей - все полегли  после  битвы  на  Исенской  Дуге,  когда
дунландцы дорвались до лагерей. Человек повредился в уме от  горя;  однако
подобных ему, лишившихся всего и живших лишь одним - навредить  врагу  как
можно больше и с честью покончить счеты с жизнью, - было немало.
   - Ты, воин, конечно, можешь убить меня и пленников, - бледнея,  ответил
горбун, и Фолко мог только гадать, что заставило побледнеть  неустрашимого
мечника. - Но я скажу вам больше. Я дам вам не просто пропуск -  я  покажу
свободную дорогу к вашим. Там, на юге, - Санделло махнул  рукой,  указывая
направление, - у нас тридцать тысяч гондорского войска на плечах. Идите  к
нему. Оставьте пленников и идите. Я готов остаться вашим заложником.
   По рядам роханцев прокатился многоголосый взволнованный гул. Им  дарили
жизнь - но за что? Почему так важны эти четверо?  Быть  может,  они  знают
нечто такое, перед чем все триста их жизней - ничто, песчинка?
   - Мы принимаем  твои  условия!  -  крикнул  Эофар,  и  роханский  отряд
взорвался криками.
   Далеко не все кричали от радости, но несогласных было меньшинство.
   - Марка все равно возродится! - надсаживаясь, крикнул своим Эоден. - Ей
понадобится каждая жизнь. Вы будете  нужны  Эодрейду,  когда  он  поднимет
королевское знамя. Пусть эти четверо уходят.
   "И уносят с собой место сбора остатков роханской армии", - добавил  про
себя Фолко.
   Хотя хоббит страстно хотел жить, его грызло сознание, что они  упускают
нечто необычайно важное, - но что он мог сделать?
   Пленников вытолкнули вперед. Санделло медленно поднял на них взор  -  и
хоббит мог поклясться, что взгляд беспощадного мечника  странно  потеплел.
Горбун  неторопливо  стянул  плащ,  сбросил  кольчугу,  развязал  узлы  на
поножах. Бросил на траву меч, кинжал, еще один кинжал,  покороче,  вытащил
из-за голенища.
   - Готово, - сказал он. - Можете обыскать.
   Торин молча вышел вперед. Руки  гнома  промяли  каждый  шов  на  одежде
Санделло.
   - А я скажу вам вот что! - вдруг загремел Торин. -  Я  пойду  с  ним  в
последнем ряду наших. Мой доспех  вашим  стрелам  не  по  зубам!  Так  что
шелохнитесь только, и я раскрою этому, - он ткнул в Санделло, - голову  до
самого живота! И еще вы дадите нам коней! Сотню! Ну же!
   - Дайте им, что они просят! - крикнул Санделло, поворачиваясь к  своим.
- А вы исполните свою часть, - обратился он к роханским сотникам.
   Эофар и Эоден подтолкнули пленников. Те  поспешили  убраться  восвояси,
лишь Олвэн на миг задержался возле Санделло, обменявшись с ним  взглядами.
Горбун едва заметно покивал юноше, и Фолко был более  чем  уверен,  что  в
этот  миг  горбун  улыбался  самой  теплой  и  сердечной  улыбкой,   какую
когда-либо случалось видеть хоббиту.
   Роханцы готовились к походу. Спустя короткое время и стерлинги пригнали
обещанных лошадей. Санделло, по-прежнему безоружный и со связанными руками
- предусмотрительный Торин постарался, - тоже  сел  в  седло,  подсаженный
гномом. Торин опустил на лицо глухое забрало и  поехал  вплотную  с  конем
Санделло. Обнаженный кинжал был приставлен к горлу горбуна  -  однако  тот
сидел спокойно, словно среди своих.
   - А он действительно  важная  птица?  -  шепотом  осведомился  Эофар  у
хоббита. - А то не ровен час...
   - Он правая рука Олмера... точнее, и правая, и левая вместе...
   Отряд шел всю ночь, забыв об усталости. Наутро с ликующими криками  они
увидели крупный отряд и знамена с Белым Древом.
   Санделло сдержал слово.



12. УРАГАН НАД ЭРИАДОРОМ

   Мощно, гордо, попирая десятками тысяч копыт избитую до мельчайшей  пыли
степную дорогу, шло на север гондорское войско. Хоббит узнал, что битва  в
Анориэне принесла победу  Этчелиону,  доставив  ему  и  заслуженную  славу
великого полководца. Атлис  тотчас  отыскал  великое  множество  друзей  и
приятелей, в том числе и из дружинников  герцога.  От  них  друзья  узнали
последние новости.
   - Они полезли в  Анориэн,  прямиком  на  Кайр  Андрос,  и  вторглись  в
Северный Итилиэн, - вернувшись, рассказывал гондорец. - Кайр Андрос уперся
- там, если помните, и стены не низки, и войска  вдоволь,  но  напавшие  -
вовсе неведомые восточные люди - его и не штурмовали. Не штурмовали, но  и
не уходили, держали гарнизон острова, не давали снять  оттуда  полки...  А
вот в Северном Итилиэне  война  пошла  вовсю.  Мои  друзья  порубежники  -
великие мастера лесной войны,  но  нашелся  кое-кто  и  поискуснее.  Наших
теснили, теснили, пока не оттерли аж до рубежа  Осгилиатской  дороги.  Там
пришли подкрепления из Минас-Тирита, враг встал. Анориэн они  сперва  тоже
заняли - там болот много, коннице как следует не развернуться,  но,  когда
герцог собрал всех своих, дело пошло на лад. Однако на  юге...  харадримов
мы с трудом задержали на Поросе. Они потеряли  многих,  очень  многих,  но
Харад всегда славился многолюдством, а его воины - презрением к  смерти...
Летописцы сочли, что на нас навалилась сила, не меньшая, чем в  дни  Войны
за Кольцо! А потом дошли вести  о  разгроме  роханцев...  И  тогда  герцог
уговорил короля атаковать врагов в Анориэне.  Истерлинги  плохо  сражаются
ночью, и герцог окружил их лагеря своей  дружиной,  так  что  даже  лесная
ночная тварь и та ничего не заметила.  Дружинники  подняли  шум.  Началась
паника... Короче, мы разбили их в пух и прах -  но  только  правофланговый
отряд врага, напавший на Гондор. Остальные пока  целехоньки.  Все  решится
здесь.
   "Решится... Решится..." - стучалась в виски хоббита навязчивая мысль.
   Да, решится. И, действительно, именно здесь. И  король  Гондора,  даром
что отмахивался от  предупреждений  и  не  хотел  верить  в  надвигающуюся
угрозу, поняв наконец, что  к  чему,  оставил  столицу  и  кинулся  вослед
Олмеру... Судьба Запада решится здесь, на равнинах Минхириата, -  у  армий
Заката это последний шанс. Какая жалость, что нет хирда! Почему  Наместник
Арнора не взял с собой гномов? И почему не послано в Морию? Сейчас,  когда
вторгшиеся оказались меж двух огней -  надвигающейся  с  севера  арнорской
многотысячной дружиной Наместника и идущей с юга гондорской армией? А ведь
есть еще сжимающаяся для удара роханская конница - после двух поражений от
нее осталась только половина, но она есть, и  всадники  будут  биться  как
бешеные... От волнения у хоббита пересохло в горле: такой шанс покончить с
Вождем! Неужели он  мог  так  опрометчиво  поручить  блокаду  Минас-Тирита
каким-то   вспомогательным   отрядам,   нерасчетливо   уверовав    в    их
непобедимость? Чутье подсказывало хоббиту, что здесь что-то не так.  Олмер
никогда не совершал грубых ошибок.  Вождь  просчитывал  каждый  свой  шаг,
прекрасно предугадывая все действия своих врагов, легко отражая их  удары.
Не мог он не предвидеть возможность поражения в Анориэне!  А  если  так  -
значит, разработал какой-то план и на этот случай. И Фолко вдруг  подумал:
а так ли это хорошо, что  гондорцы  проломились  аж  до  самой  Тарбадской
Переправы? Не рассчитывал ли Вождь именно на это, полагая одним  махом,  в
открытом бою покончить с последними своими врагами? Не по себе становилось
от таких мыслей...
   Атлис рассказывал и об увиденном гондорскими воинами в Рохане.  Эдорас,
конечно, не смог продержаться долго, да его и не очень  упорно  обороняли.
Казна была вывезена, население ушло  в  твердыню  Дунхарроу;  когда  воины
Минас-Тирита подошли к крепости, враг поспешно оставил город и отступил на
запад.
   - Пожгли там, конечно, не без этого, - говорил Атлис.  -  Но  что  меня
удивило: многое не  грабили,  не  портили,  не  растаскивали  -  аккуратно
перекладывали по-своему, точно решили вернуться и сесть хозяевами. Потому,
наверное, и особого разбоя не чинили. Крепости в горах еще отбиваются,  но
кое-какие опустели - люди ушли тайными тропами в Гондор, а  степнякам  тех
троп во веки веков не найти...