были  покрыты  неведомыми
хоббиту письменами; а ближе к вознесшимся помостам  его  внимание  привлек
самый большой памятник в этом зале - спокойно положив на  лапы  увенчанную
многозубчатой короной голову, свивал свои золотые кольца величественный  и
величавый дракон.  Вокруг  него,  словно  несказанно  пораженные  внезапно
открывшейся  истиной,  застыли  гномы.  Нетрудно  было   догадаться,   что
создавший это мастер изобразил встречу Черных Гномов с Великим Орлангуром.
   Ведомые своими провожатыми, Торин, Малыш и хоббит подошли  к  помостам.
Там действительно сидели - пятеро старых, белобородых, полных  достоинства
гномов. Как и те, что встретили и провели друзей, сидящие  носили  простую
темную одежду, и единственное  исключение  составляли  драгоценные  пояса,
точно состязающиеся друг с другом в богатстве и  роскоши.  Тонкие  золотые
обручи охватывали седые волосы; справа от каждого в  специальном  железном
каркасе  стоял  высеребренный  топор   с   длинной   рукоятью,   усыпанной
драгоценными камнями. Наступило молчание.
   Молчали и друзья. Не первый, куда как не первый раз они стояли вот  так
перед  имеющими  силу  и  власть  решать  их  судьбу;  они  привыкли  и  к
торжественному молчанию, и  к  величию  вознесенных  тронов,  заставляющих
глядеть на власть имущего  снизу  вверх,  и  к  изучающим  взглядам,  и  к
молчаливой страже... Однако на сей  раз  у  них  не  отбирали  оружия,  их
доспехи по-прежнему были при них.
   Разговор начал гном, сидящий на центральном троне, очевидно, главный.
   - Приветствую вас в нашем Зале! - сказал  он,  приподнимаясь  и  слегка
склоняя голову в знак почтения к гостям. - Я - Вир, старший здесь. А это -
Видгри, это - Свальви, это - Тир, а тот, крайний справа, -  Мотсогнир.  Мы
должны рассудить вас, отказывающихся от Ученичества и нарушающих тем самым
наши законы, нерушимые до этого дня,  точно  Кости  Земли!  Можете  ли  вы
оправдаться?
   Друзья переглянулись. Опять повторять все с самого начала! Однако после
Вира заговорил Мотсогнир, и голос его, тихий, но глубокий и  полный  силы,
зазвучал под заповедными сводами:
   - Мы знаем, зачем идете вы, и поэтому не нужно вновь пересказывать  все
происшедшее с вами. Не о том будет наш разговор. Я  скорблю  о  непомерной
гордыне обитателей Верхнего Мира! Вы ввязались в войну людей между собой -
за власть и золото, за власть на крошечном  по  меркам  Сущего  Эа  клочке
тверди, за непонятное нам право карать и миловать по собственной  прихоти.
Ты, половинчик, и вы, наши почтенные родичи,  -  вы  чужды  этим  распрям.
Разве оскудел рудами и  жилами  наш  мир,  о  славный  сын  Дарата?  Разве
переделана вся работа ваших молотов? Если вы достигли вершин умения и выше
вам уже не подняться - тогда тем больше причин остаться здесь, ибо знание,
обретенное в этих чертогах, ты не сможешь сыскать нигде больше. Что вам до
распрей между земными  владыками?  Отринув  мудрость  и  осмотрительность,
столь свойственные как твоему роду,  отважный  половинчик,  так  и  Народу
Дьюрина, достойные тангары,  вы  возомнили  себя  в  состоянии  решать  за
других, присвоили себе право скорого суда. Вы идете, чтобы отнять жизнь  у
человека, посчитав его новой страшной угрозой миру и покою  там,  наверху.
Однако неисповедимы пути людей, Тьма и Свет причудливо слиты в  каждом  из
них. Нет среди них до конца правых, ни до конца виноватых. Нам ведомо - вы
виделись с Наугримом. Вести о вас дошли  и  до  него,  давно  двинувшегося
собственными путями, гордого тайной своего рождения, своим великим  отцом.
Но разве от него вы узнали нечто, что до конца разрешило ваши сомнения? От
него мы получили известия о вас, и еще раньше наш Отец принес послание  от
одного из могучих духов Валинора, именем Олорин -  он  просил  нас  помочь
вам. Но единственное, чем мы можем помочь - это  избавиться  от  пагубного
заблуждения, внушенного вам силой  рук  и  относительным  преимуществом  в
обладании знаниями. Вы убеждены, что именно вам суждено  остановить  новую
войну, и ради этого готовы втягивать в ее  страшный  размах  все  новые  и
новые племена, желая усилить ту сторону,  которая,  по  вашему  разумению,
права. Вы сражаетесь, охраняя устои старого  царства  и  покой  эльфийских
крепостей. Вы скажете, что,  если  не  остановить  этого  человека  именем
Олмер, он захватит все Средиземье и Зло восторжествует. Но соразмерили  ли
вы силы и цвета этих сил? В муках рождается новый строй жизни людей  -  но
разве все то, что рождено их разумом, не должно, по  их  понятиям,  пройти
проверку  делом?  Они  не  признают  путь   медленного   движения   мысли,
всесторонне оценивающей возможные последствия того или иного  поступка,  и
все невоплощенное тотчас же  обретает  в  их  сознании  ореол  необычайных
достоинств, каковыми на самом деле вовсе  не  обладает,  и  в  их  сердцах
рождается  пустая  тоска  по  недостигнутому,  и  они  бездумно  отвергают
существующее, стремясь к чему-то призрачному, размытому и неопределенному.
Какой же нам смысл вмешиваться во все это? Давно уже не те и эльфы  Запада
- отказавшиеся от свободы, покорно ушли они на Заокраинный Запад, где  нет
ни трудов, ни борьбы, ни забот, чего предостаточно  здесь,  в  Средиземье.
Давно не участвуют они в столкновениях темного со светлым - во имя чего же
нам вставать на их защиту,  тем  более  что  пока  на  них  еще  никто  не
нападает? Угрозы далеко не  всегда  приводятся  в  исполнение,  опасаться,
по-моему, следует не того, о чем на каждом углу кричат последователи этого
самого Олмера - а того, о чем они помалкивают. Вы ставите  на  карту  все,
что имеете, но подумал ли ты, половинчик, что если тебя постигнет  неудача
и ты падешь - что станет с  твоим  народом,  с  твоей  страной?  Если  она
действительно окажется на пути вторгнувшихся с востока ратей? Или на  пути
идущих  против  них  сил  с  запада?   Разорение   родного   очага   можно
предотвратить, не только закрыв его собой.  Войны  пресекаются  не  только
силой  и  удачливостью,  сколько  хитростью.  Ведь  даже  если  вы  убьете
предводителя, на его место тотчас  встанет  другой.  Войны  все  равно  не
избежать, а вы лишь зря погибнете. Подумайте еще раз! Вы  ведь  не  можете
знать своей участи. Наши законы  предписывают  строго  карать  обманщиков,
пользующихся словом-пропуском в корыстных целях.
   Окончив долгую речь, Мотсогнир умолк.
   - Это не просто война, - внезапно решившись,  заговорил  Фолко.  -  Это
продолжение войн, начавшихся еще до сотворения Арды! Как мне  еще  уберечь
от разгрома родину? Посоветуйте же, вы, мудрые! Как  я  смогу  жить,  если
узнаю, что милая  моя  Хоббитания  обращена  во  прах?!  Я  не  знаю  иных
способов, да и учиться уже поздно. Речи твои, почтенный,  были  прекрасны,
со многими я бы согласился - если бы понял их  предназначение.  Какое  вам
дело до нас, трех  крошечных  песчинок  в  неисчислимом  море  взвихренных
войной народов? Отпустите же нас и дайте пройти наш путь до конца.  Мы  не
может убедить вас в своей правоте, вы не хотите вступать в сражение ни  на
той, ни на другой стороне - не нам вас судить. Но только помните, что грош
цена  всем  высокомудрым  рассуждениям,  если  в   результате   на   месте
прекрасных, устроенных земель раскинется выжженная пустыня! Да, мы были бы
счастливы "втянуть", как нам уже сказали, вас в войну!  Втянуть  -  потому
что никогда гномы не служили Злу ни в одном из его многочисленных обличий.
Ваши предки, бывало, ссорились с эльфами и даже воевали с ними - но  время
ли сейчас для старых счетов? Мы имеем дело с могучей и жуткой  Силой  -  и
никто не может чувствовать себя в безопасности, пока она действует. А если
вы настолько сильны, что одно появление ваше может решить исход дела - так
его надо решить в пользу сохранения старого,  привычного  и  устоявшегося,
ибо новое, что пробивает себе сейчас  дорогу,  громоздит  курганы  мертвых
тел! Отпустите же нас и, по крайней мере, не мешайте. Нам себя  все  равно
не переломить, и ученики из нас  никудышные.  Да,  на  мне  есть  вина,  я
произнес ваше заветное Слово с одним намерением - спасти  себя  для  дела,
которое начал и от которого не откажусь, пока ноги еще могут нести меня. А
теперь я умолкаю. Наша судьба в ваших руках. Мы ответим вам  на  все,  что
сможем, если вы спросите.
   Утирая рукавом пот и дивясь сам себе,  Фолко  замолк  и  потупился  под
изумленными взглядами друзей. Нечасто произносил он  подобные  тирады,  но
уже если начинал говорить в стиле, более подобающем для  героев  Войны  за
Кольцо, то зачастую сам не мог остановиться.
   Пять пар глаз спокойно поднялись на  хоббита.  Пять  пронзающих  взоров
старались проникнуть к самым корням его помыслов; и прежде  чем  он  успел
воспротивиться этому, он услышал голос Вира:
   - Малыми речами не переубедить их, брат Мотсогнир.  Нужны  долгие  пути
движения мысли, нужно сосредоточение и одиночество... Горячая кровь  будет
гнать их вперед до тех пор, пока они не  падут  мертвыми.  Высокие  по  их
меркам чувства движут ими, они не ищут ничего  для  себя,  -  быть  может,
отпустим их с миром?
   - Разве не знает брат Вир,  что  высокие  чувства  не  могут  оправдать
гибельных последствий продиктованных ими деяний?  -  возразил  говорившему
Видгри. - В безумии своем они готовы на все, лишь бы исполнить  задуманное
- им  неважно,  сколько  погибнет  при  этом  невинных!  Сколько  Смертных
окажется втянуто в истребительную войну!
   - Войны не избежать, - угрюмо нагнув голову, хрипло сказал Торин. -  Мы
же выиграли одну битву под городом людей  Аннуминасом,  далеко  на  западе
отсюда. К сожалению, победа  не  была  окончательной,  наш  враг  обретает
власть над страшными силами - над Ночной Хозяйкой, например.  Неужели  вас
не беспокоит и это?
   - Не беспокоит, - холодно произнес Свальви. - Мы не бросаемся на каждый
пожар. У нас иные пути и иные дела.
   - Не время сейчас спорить об этом, - досадливо поднял руку Вир.  -  Что
мы сделаем с этими  путниками,  нарушившими  наш  закон?  Положа  руку  на
сердце, я бы отпустил их. Нам не понять их, им не понять нас. Пусть  идут.
Что скажешь ты. Тир?
   - Пусть идут, - прогудел молчавший доселе гном. - Они чужды нам.
   -  Нельзя  не  исполнять  закона,  -  нахмурился  Свальви,  и   Видгри,
соглашаясь с ним, молча наклонил голову.
   Все повернулись к пятому - Мотсогниру.
   - Отпустим, - после продолжительного молчания наконец  вымолвил  он.  У
хоббита вырвался невольный  вздох  облегчения.  Свальви  и  Видгри  угрюмо
набычились,  словно   готовясь   немедля   возражать,   однако   Мотсогнир
остерегающе поднял руку.
   - Отпустим,  но  с  браслетами  Ауле,  -  жестко  произнес  он,  и  все
остальные, как по команде, замолчали.
   С минуту пятеро  Черных  Гномов  беззвучно  переглядывались,  а  затем,
вставая, один за другим торжественно произнесли: "Да будет так!"
   - Вы дадите клятву нигде, никогда и ни под каким видом не  говорить  на
поверхности о чем бы то ни было, что видели, узнали или хотя  бы  подумали
здесь, - начал Вир. - Но слова - ветер. Мы давно не верим никому на слово.
Браслеты Ауле, - в его голосе зазвучал металл, - умертвят вас в  тот  миг,
когда вы начнете говорить при ком бы то ни было четвертом. А чтобы  вы  не
сомневались - смотрите!
   Откуда-то в руке Вира  появился  простой  темный  браслет  без  единого
украшения, грубо отлитый из черного металла.  Черный  Гном  надел  его  на
торчащий рядом с подлокотником его  кресла  острый  камень  и,  пристально
смотря  на  него,  щелкнул  пальцами.  Секунда  -  и  браслет  побагровел,
засветился, волна жара докатилась даже до стоящих внизу друзей,  а  спустя
еще мгновение камень потерял первоначальную форму и цвет и потек  огнистой
струйкой...
   - Не пытайтесь снять или разбить  этот  браслет,  -  продолжал  Вир.  -
Благодаря ему мы всегда будем знать, храните ли вы нашу тайну или  нет.  И
если нет - горе вам! А когда он станет не нужен и в один  прекрасный  день
вы не увидите его на ваших запястьях - тогда говорите, -  закончил  Черный
Гном загадочной фразой.
   Скрипучая площадка медленно поднималась вверх по кажущейся  бесконечной
шахте. Где-то  в  глубине  скрипели  водяные  колеса,  наматывая  на  себя
бессчетные лиги прочных канатов. Те же трое хозяев, что привели  друзей  в
Зал Королей, теперь сопровождали их обратно.
   Гномы и хоббит молчали. Правое запястье каждого замкнул недобрый  серый
браслет - словно змея, дремлющая до времени.  Кто  будет  держать  в  узде
дремлющие в нем силы?..
   Впрочем, против ожидания, на  Фолко  это  почти  не  подействовало.  Он
просто  прибавил  ко  многим  негласным  правилам,   которых   приходилось
придерживаться в этом походе, еще одно, не принимая его близко  к  сердцу.
Прошло то время, когда его  могли  повергнуть  в  страх  какие-то,  смешно
теперь и вспоминать, туманные слухи...
   Колеса  скрипели,  продолжая  свою  всегдашнюю  работу.  Друзей   ждало
Средиземье, ждал Отон.




ЧАСТЬ ВТОРАЯ


1. К ДОМУ ВЫСОКОГО

   - А и метет же здесь, - проворчал Торин, безуспешно  пытаясь  поплотнее
закутаться  в  свой   старый,   видавший   виды   дорожный   плащ.   Вьюга
свирепствовала вовсю, швыряя в спину крупные горсти жесткого снега и  едва
не гася небольшой костерок, который им с трудом удавалось поддерживать  на
этом ветру.
   - Да и пива, ручаюсь, не сыщешь ближе, чем за полтысячи лиг!  -  хлюпая
носом, прогнусавил Малыш - который уже день его мучил жестокий насморк.  -
Эх, говорил ведь я вам - идем в Айбор! Не послушались...
   - Опять скулишь? - рыкнул Торин, однако внезапный  порыв  ветра  бросил
ему в лицо пригоршню колючего снега, он поперхнулся и умолк.
   - Тут заскулишь, - не унимался Малыш. -  Лезем,  сами  не  знаем  куда!
Олмера как не было, так и нет, и появится ли он возле этого Дома  Высокого
- одному Дьюрину ведомо! Сколько еще будем скитаться?
   - Сколько надо, - буркнул в ответ Фолко, - но, чувствую, уже недолго.
   Хоббит сидел, низко подвернув капюшон, спиной к пронизывающему ветру, и
своим дыханием пытался отогреть стынущие  руки.  Над  Средиземьем  лютовал
декабрь, оказавшийся  здесь,  далеко  на  Востоке,  куда  как  свирепее  и
морознее, чем в уютной Хоббитании, хотя по звездам  выходило,  что  сейчас
друзья были даже южнее Бэкланда. Неделю за неделей после встречи с Черными
Гномами отряд Отона пробирался на восток, одолевая холмы и болота, леса  и
пустоши, реки и горные отроги. Они приближались к Баррскому Хребту; где-то
впереди находился Черный Замок -  ключ  к  переправе  через  великую  реку
Востока, Хоар. Откуда их путь лежал на север - прямо  к  укромной  долине,
где среди зачарованных скал брала свое начало Тропа Соцветий.
   В этой дороге они преизрядно хлебнули лиха. Прекрасные  видения  больше
не посещали хоббита, а свое умение вызывать их по собственному желанию  он
не  пускал  в  ход.  Все  это  стало  странно  далеким,  холодным,  чужим.
Несокрушимым бастионом стояло в золотом величии Заморье; озаренный  дивным
светом Валинор словно забыл о бедах и тревогах Средиземья; Фолко все  реже
и реже обращался к нему в своих мыслях. Он был накрепко привязан  к  делам
Смертных Земель и, размышляя вечерами у костра, не раз говорил  себе,  что
никогда бы не ушел на Заокраинный Запад, будь он на  месте  Бильбо,  Фродо
или Сэма.
   "Что они делают там? - спрашивал себя Фолко, каждый раз  оставаясь  без
ответа. - К чему там знания, к чему все, если не в твоей  власти  изменить
даже малую малость в этом застывшем Раю?  Да,  правы  Авари  -  свой  Свет
всегда лучше Света дареного..."
   Его мысли нарушил приход посыльного от Отона - предводитель отряда звал
хоббита к себе.
   За время, проведенное в походе после столкновения  с  Черными  Гномами,
Фолко привык к этим вызовам. Ему  странно  было  признаться  в  этом  даже
самому себе, но где-то в глубине души он испытывал нечто вроде  приязни  к
суровому  воину  с  редким,  прямо-таки  детским  вниманием  и   жадностью
слушавшему бесконечные истории, рассказываемые хоббитом из прочитанного  и
услышанного. Отона интересовало все -  возникновение  Королевства  Арды  и
Изгнание Мелкора, Гибель светоносных Дерев и Укрепление Валинора, и  Исход
Нолдора... - все, касающееся Первой, Второй и Третьей Эпох. Он  забрасывал
Фолко вопросами, стараясь докопаться до самых глубинных  причин  того  или
иного события; особенно часто он просил  пересказывать  печальную  быль  о
черной судьбе Тьюрина Турамбара, совершившего  великие  подвиги,  убившего
исполинского Глаурунга, лучшего дракона из стаи Моргота, но в конце концов
по неведению ставшего мужем собственной сестры и  в  ужасе  от  содеянного
бросившегося на свой обнаженный меч.
   "Вот это воин! - с восхищением говорил Отон. -  Он  нравится  мне  куда
больше, чем этот выскочка Берен. Берен без волшебства Лютиэн не ступил  бы
ни шагу. Тьюрин - другое дело! Пусть ошибался - но каков боец!"
   Много расспрашивал Отон и о Нуменоре; и, когда он услышал эту  историю,
то долго сидел, потупившись в мрачном раздумье.
   И Фолко не видел в Отоне сперва привидевшейся  ему  потаенной  черноты.
Бывалый воин, Отон почувствовал в только начинавшем тогда  Олмере  большую
силу и пошел за ним, твердо  веруя,  что  наконец-то  встретил  того,  кто
создаст новое царство, и, по правде говоря,  не  слишком  прислушивался  к
тому, что тот говорил о великой войне с эльфами. Он  любил  своего  Вождя,
смелого,  дерзкого,  удачливого,  любил  его  властную,  подчиняющую  себе
обстоятельства волю - и шел за Олмером,  однако  мало-помалу  в  окружение
Вождя проникали все новые и новые люди. "А из стариков остались  только  я
да Берель...", и Фолко понял, что Отон, несмотря ни на что, в глубине души
уязвлен незначительностью отданных под его начало  сил;  в  бытность  свою
воином Приозерного Королевства ему случалось водить многотысячные дружины.
   Отон много расспрашивал  и  о  Черных  Гномах  -  обо  всем,  увиденном
хоббитом в недрах загадочной горы; конечно, прежде всего его интересовало,
не выйдут ли в решающий момент хозяева Подземелья  на  поверхность,  чтобы
склонить чашу весов войны на ту или другую сторону; Фолко  стоило  немалых
трудов уклониться от ответа.
   И ни разу после столкновения с Ночной Хозяйкой не  видел  Фолко,  чтобы
Отон пользовался  Талисманом  Олмера.  Загадочное  и  зловещее  Кольцо  он
спрятал куда-то подальше; то ли подействовали рассказы хоббита, то ли пока
довольствовался силами, отпущенными ему природой.
   Обычно Отон был очень  осторожен  в  разговорах;  половинчик  оставался
тайным лазутчиком, очень много знающим и состоящим  с  Вождем  в  каких-то
неясных отношениях; подозревая особую  преданность  хоббита  Олмеру,  Отон
долго ничего не рассказывал сам; только в последнем их  разговоре  у  него
прорвались горькие слова: "Ох, меняется Вождь, и странно меняется,  помяни
мои слова, половинчик, я знаю его очень давно..."
   Они подошли к походному шатру Отона. Посыльный откинул тяжелый полог, и
Фолко поспешно шагнул внутрь, где не мело, где тлели угли в жаровне и  где
наверняка  его  ждал  добрый  глоток  терпкого  красного  гондорского,  от
которого перестают неметь пальцы и холод на время ослабляет свою когтистую
хватку.
   Предводитель отряда встретил иззябшего хоббита долгожданным рогом  вина
и предложением выкурить трубочку в тепле. Отон сам,  несмотря  на  бури  и
метели, редко пользовался своим  удобным  шатром,  отдавая  его  отрядному
лекарю, пользовавшему искусанных морозом; Отон приходил сюда,  лишь  когда
держал совет с десятниками или когда говорил с хоббитом.
   И сегодня он внезапно заговорил с Фолко на совершенно неожиданную  тему
- о нынешних эльфах. Не об их героическом прошлом, а о  настоящем,  против
которого и восстал Вождь.
   - Скажи мне, половинчик, почему ты все-таки идешь против эльфов?
   Фолко смешался. Он чувствовал, что Отон сам недавно задумался над  этим
вопросом и оказался в тупике, и вот теп