Оказавшись отрезанными от своих, роханцы не поддались  панике.  Фаланга
сжимала ряды, дрогнувшие гибли, выдерживали лишь умеющие  не  оголять  бок
соседа ради нескольких мгновений  собственного  существования.  И  хотя  с
одной стороны  давила  панцирная  пехота  Прирунья,  с  другой  -  хлестал
жестокий бич истерлингской конницы, вестфольдинги не помышляли о  бегстве.
Хоббит, отбывая свой короткий отдых в середине строя, ясно читал эти мысли
на лицах соседних бойцов; ему самому многое оставалось непонятно - на что,
например, рассчитывают командир пеших воинов, Третий Маршал Марки Брего, и
его тысячники, ведь фаланга  неуклонно  таяла,  а  враг  бросал  в  бой  с
противоположного берега все новые и новые дружины. Причем не все они шли в
бой с роханской пехотой: многие отряды, горяча коней,  поскакали  в  глубь
роханской степи, прочь от берега; однако львиная доля переправившихся  сил
Вождя была брошена против стойкой фаланги воинов Марки.
   Короткий отдых Фолко и его друзей кончился. Время  было  снова  идти  в
первые ряды; сотник, заметив их хорошие доспехи, послал  их  вновь  против
напирающих панцирников вкупе с пешими и конными хазгами.
   Да, появились и лошади тех, кто своими стрелами проложил дорогу  воинам
Вождя за роханские укрепления; обращенный к Андуину фронт роханского строя
мог лишь защищаться, пытаясь хоть так уменьшить потери от их  губительных,
насквозь пронзающих стрел.
   Фолко и гномы вновь ударили "железным  клювом"  по  наседавшим  хеггам;
вооруженные много хуже панцирной пехоты Прирунских краев, былые противники
Ночной Хозяйки не выдержали,  смешались,  отхлынули...  Торин  рубил,  как
безумный, рыча сквозь зубы древние черные проклятия, его доспехи покрывала
чужая кровь, топор стал весь багрово-алым - но гном,  казалось,  не  ведал
усталости. Пытавшихся  противостоять  ему  хеггов  он  отбрасывал,  словно
богатырь подростков: без щита, он держал топор обеими руками,  принимая  и
отбивая направленные в него  удары  мечей  заветным,  подаренным  Олмером,
топорищем, разрубить которое оказалось не под силу ничьей руке; клинки  со
звоном отскакивали, словно от металла, и  с  коротким  ревом-выдохом  гном
обрушивал  слева  сверху  свой  коронный  удар,  разрубавший   почти   все
попадавшиеся оплечья и хауберки. Противник Торина валился с  перерубленной
шеей,  захлебываясь  собственной  кровью,  могучему  гному   редко   когда
требовался повторный удар.
   Справа от него, защищая открытый бок друга, бился Малыш.  Его  пытались
сбить щитами, но он резко откидывался в сторону, коротко  взблескивал  его
даго - и враг падал. Мечи он отбивал своим клинком, и прежде чем противник
успевал что-либо сообразить, следовал смертельный выпад...
   Троих удачливых бойцов приметили: их стали  чаще  других  выдвигать  на
опасные места, где  начинал  прогибаться  роханский  строй;  перерывы  для
отдыха в глубине строя становились все короче.
   Фолко, тяжело дыша, глотал воду  из  меха,  на  краткую  минуту  подняв
забрало. Его тоже покрывала кровь людей - раненных или  убитых  им.  Давно
прошла первая изнуряющая, медленно подкрадывающаяся усталость: с  ней  ему
помог справиться приз, взятый еще в Цитадели Олмера, -  браслет  с  темным
камнем, чудесным  образом  восстанавливающий  силы.  Подступала  усталость
вторая - медленная, вяжущая, совсем вроде  бы  неопасная,  просто  в  один
прекрасный момент руки могут отказать в  повиновении.  Давно  не  осталось
никаких мыслей, кроме одной-единственной: когда  это  кончится?  Когда  же
наконец ударит король? Когда его  блистающая  доспехами  кавалерия  выедет
наконец в поле?! Хоббиту казалось, что он сейчас утонет в  щедро  льющейся
на землю крови друзей и врагов; под доспехами он был мокр  от  пота  точно
мышь.
   Однако он не мог не видеть, что роханская пехота сумела выполнить  свой
долг. Окруженная с трех сторон, она притягивала к себе врага, точно магнит
- железо. Подобно запруде, она закрывала путь взбесившимся  водам  мутного
половодья. Уже весь берег Великой Реки оказался  запружен  воинами  Вождя.
Однако самые сильные, злые  и  стойкие  уже  вступили  в  дело,  ими  были
вынуждены  начать,  и   они   первыми   складывали   головы.   Пополнение,
накатывающееся на роханскую фалангу, было куда плоше - и доспехов, считай,
никаких, и мечи плохие, и владеть ими почти не умели.
   Солнце уже поднялось высоко, сражение длилось несколько часов.
   "Сколько же я еще выдержу? - с накапливающимся томительным безразличием
спрашивал себя Фолко, отбивая очередной удар. - Я больше так  не  могу!  -
вскрикивал он, делая быстрый выпад. - Ведь когда-то должен настать  и  мой
черед", -  отрешенно  соображал  он,  вытаскивая  оружие  из  поверженного
тела...
   Прошел день, месяц, год? Фолко не смотрел на солнце. Во все времена оно
приносило надежду сражающимся на стороне Света - но не сейчас. Окруженные,
теряющиеся  и  теряющие  товарищей,  роханские  бойцы  по-прежнему  упрямо
отбивались - и держали строй.
   Рога грянули внезапно, где-то совсем рядом, над самым ухом. Десятник, с
которым Фолко начинал бой, давно погиб под  хазгской  стрелой,  и  хоббиту
разъяснил команду очутившийся рядом Атлис - вновь раненый, но  злой  и  не
опускающий меч:
   - Отходим! Щиты за спину!
   Увлеченный общим потоком, Фолко побежал вслед за  воинами  Марки.  Этот
отход мало походил на тот, когда они отступали от  прибрежных  частоколов.
Он куда более напоминал бегство...
   Фаланга двинулась  на  истерлингских  конников,  точно  широкая  лента,
кое-где сверкающая металлом, кое-где  покрытая  темно-багровым.  В  первой
шеренге шли все уцелевшие копейщики, и всадникам ничего не оставалось, как
раздаться  перед  их  натиском.  Однако  пешие  воины  Вождя  торжествующе
завопили, бросившись вперед  очертя  голову.  Перед  ними  качались  спины
наконец-то дрогнувших  врагов  -  еще  одно,  последнее  усилие,  и  строй
соломенноголовых  рухнет  окончательно,  и  можно  будет  рубить,   рубить
всласть, платя за все - и сразу.
   Обгоняя фалангу, отрезая ей пути отхода на юго-восток,  скакал  большой
отряд - несколько тысяч,  наверное,  пять-шесть,  крепкие  как  на  подбор
всадники с Южного Изгиба  Руны.  Знамя  Олмера  гордо  реяло  над  первыми
рядами. Вот навстречу им вынесся отряд роханской конницы (у хоббита сердце
подскочило от радости!) и столкнулся с наступающими...
   Однако всадники Марки брызнули в разные стороны, словно стайка  мальков
от щуки. Отряда в добрые десять сотен более  не  существовало,  были  лишь
отдельные,  спасающие  собственную  шкуру  люди,   охваченные   паническим
ужасом... Торжествующий крик врагов повис над  полем,  с  востока  мчались
новые отряды, прямо  на  отступающую  фалангу  скакали  хазгские  сотни  -
начинался разгром, и Фолко, оглянувшись, увидел полные смертного  отчаяния
глаза Торина, перекошенное страшной гримасой ненависти лицо Малыша - гномы
откинули забрала, жадно глотая пересыхающими  губами  задувший  наконец  с
запада прохладный ветер...
   Они еще бежали, а кругом падали; они еще  бежали,  и  бежал  неподалеку
Амрод, видно было, что цел Беарнас, и Атлис, хотя ему вновь рассекли лицо,
держался крепко; они бежали живые, в отличие от многих и многих...
   Перехватывая пути отступления бестолково  мечущимся  по  полю  остаткам
роханской конницы (еще несколько отрядов пытались помешать  стремительному
наступлению всадников Олмера), от правого берега  Андуина  устремлялись  в
бой  новые  и  новые  пешие  и  конные  сотни  Вождя.  Все  поле  казалось
заполненным его воинами; и  фаланга  стала  сдерживать  шаг.  Бежать  было
некуда, враг скапливался в  нескольких  сотнях  шагов  прямо  перед  ними,
отрезав последний путь отступления - на юг, вдоль  обрывистого  края  Эмин
Муйла.
   - Похоже, конец! - заорал Малыш, яростно сплевывая себе под ноги.
   Он хотел  еще  что-то  добавить,  но  тут,  в  полном  соответствии  со
священными роханскими традициями, над полем боя разнеслись  ни  с  чем  не
сравнимые  звуки  Большого  Хелмского  Рога  -  главной  военной   святыни
Роханской Марки. Затрепетали все, кто слышал  эти  звуки,  свои  и  чужие,
друзья  и  враги.  Они  пробуждали  надежду  в  каждом  отчаянном  сердце,
придавали смелости оробелому, укрепляли павшего духом. Эхо Хелмского  Рога
разнеслось  далеко  окрест  -  и  хоббит  с  поднявшейся  в  груди   бурей
неописуемых чувств увидел, как враги заколебались. Они явно поняли, к чему
клонится происходящее...
   Впрочем, если и поняли, то помешать уже никак не могли. Дрогнула  земля
- хотя, казалось, ее уже и так немилосердно терзали столько часов тысячи и
тысячи копыт. К чистому мощному голосу Хелмского Рога  присоединились  его
младшие собратья - и хоббит с замиранием сердца увидел,  как  из  каких-то
совершенно незаметных  складок  местности  наперерез  врагам  устремляется
знаменитая, великолепная и непобедимая Конница Повелителей Степи. В глазах
стало пестро от трепещущих на остриях пик флажков; сотни и тысячи  голосов
грянули могучий боевой клич Рохана, и, склонив копья,  сбившись  колено  к
колену,  посылая  впереди  себя  тучи  пронзающих  стрел,   всадники   под
водительством короля из Дома Эорлингов вступили в бой.
   И сразу стало ясно, что отступление пехоты роханцев было лишь маневром,
рискованной и кровавой игрой, имевшей целью выманить на себя и  завлечь  в
ловушку как можно больше вражеских сил. А когда в  дело  пошли  почти  все
вражеские резервы, король отдал долгожданную команду.
   Его рыцари прорвали строй истерлингской  конницы  на  юге,  подле  Эмин
Муйла, и на севере, на дороге к Уолдскому Всхолмью.  Сбивая  растерявшихся
на время противников в кучу, всадники рассекли боевые порядки  врага,  сея
всюду смерть и ужас. Дрогнула пехота ховраров, наседавшая на  левый  край,
заколебались хегги, лишь неистовые истерлинги сбивали  строй  панцирников,
чтобы  встретить  конницу   соломенноголовых   частоколом   своих   копий.
Бесстрашно вынеслись навстречу атакующим с трех сторон роханцам  и  хазги;
доблесть встретилась с доблестью, противники  Марки  оказались  далеко  не
трусами.
   Поле вздыбилось пыльными облаками. Треск и  лязг  столкнувшихся  конных
лавин, вой, крики, вопли...
   - На слом, на слом, на слом! - вопили сотники и десятники.
   И роханская фаланга -  откуда  только  брались  у  ее  бойцов  силы?  -
повернув, всей яростью  отступавших  и  погибавших  под  напором  численно
превосходящего врага людей двинулась на противника.
   Волна дикого, неизъяснимого восторга подхватила хоббита, он видел,  как
разметывает кавалерия Эдораса ряды Олмерова воинства, как гибнут  те,  кто
пытается задержать ее. Умело организованная атака превратила окружающих  в
окруженных, сотни Черной Короны оказались атакованными со всех сторон.
   Враг смешался и  отхлынул  к  реке.  Уже  опрокинула  хеггов  роханская
пехота,  уже  первые  всадники  королевской   гвардии   загнали   каких-то
неудачников-ховраров аж в сам Андуин,  уже  торжествующий  клич  "Победа!"
рванулся из тысяч и тысяч сердец, уже откатывалась, теряя и теряя людей, в
беспорядке  отступая  к  реке,  потрепанная,   быстро   тающая   в   числе
истерлингская конница - когда над полем вновь зазвучали рога.
   Однако это оказались не рога роханских резервов, бросаемых в бой, чтобы
довершить  уже  очевидный  всем  разгром  противника.  На  короткое  время
пространство  перед  фалангой  расчистилось,   ветер   отнес   в   сторону
поднявшуюся пыль - и взоры вестфольдингов приковала к себе дорога к Уолду.
Там стремительно росло большое бурое облако, и не надо  было  гадать,  что
скрывалось в нем, - быстрым юром к  полю  битвы  подходили  свежие  конные
полки. У Фолко еще оставалась надежда, нелепая,  детская,  что  это  могут
быть  отосланные  куда-то  в  отдаление  роханские  тысячи,   но,   увидев
омертвевшие лица воинов, он уже знал,  что  это  не  так.  Однако  надежда
умерла лишь после того, как он увидел гордо поднятое над первыми шеренгами
проклятое знамя с черной короной в белом круге посреди черного поля.
   Неведомые полководцы Вождя -  а  может,  и  он  сам  -  рассчитали  все
воистину до мелочей, пожертвовав немалой частью войска, теперь  они  могли
торжествовать победу. Роханские воины оказались в мешке,  их  отрезали  от
путей на запад и юг, отрезала отборная черноплащная  конница  -  ангмарцы,
гвардия, ударная сила Вождя, и с ней несколько тысяч -  не  менее  пяти  -
хазгских стрелков. В бой было брошено все лучшее, что имел Олмер.
   Роханская  пехота  попятилась.  Она  могла  бы  добить,  раздавить  уже
обращенных ею в бегство воинов Олмера  -  но  тогда  полегла  бы  и  сама,
окруженная и расстрелянная хазгами на кручах Андуина, и Брего  скомандовал
отход.
   В третий раз  за  сегодняшний  день  отходила  на  юго-запад  роханская
фаланга. Севернее,  отчаянно  отбиваясь  от  наседающих  конников  Олмера,
прорывалась в том же направлении королевская кавалерия. Думать о победе не
приходилось. Оставалось только одно - не превратить неудачу в  катастрофу,
полный разгром войск Марки.
   На отступающие  ряды  вестфольдингов  вновь  обрушился  ураган.  Метали
стрелы все, кто мог это сделать, вновь, оправившись, яростно пошли  вперед
истерлингские  панцирники,  с  боков   наседала   конница,   к   степнякам
присоединились ангмарцы, на скаку бившие из своих конных арбалетов.
   Смерть повела косой над  роханским  строем;  повела,  собирая  обильную
жатву. В одиночку вестфольдинги не смогли бы  выдержать  этого  ужасающего
натиска, однако король Марки доказал еще раз, что не зря считается хорошим
полководцем. Собрав все силы в кулак, он одной атакой разорвал стянувшееся
было кольцо окружения; хоббит видел это со стороны - тесный клин роханских
конных лучников и копейщиков остановить не смог никто, даже  прославленные
ангмарские арбалетчики; бело-зеленые знамена прорезали охватившие их  ряды
врага, покрывая землю телами бьющихся в агонии  людей  и  коней.  А  затем
конница и пехота Марки соединились - вестфольдингам стало легче. Теперь их
фланги прикрывала конница.
   Фолко решил, что в бою вновь наступил перелом, однако это было не  так.
Слишком глубок  был  охват  врагом  роханской  армии;  по  словам  сотника
выходило, что степняки уже ушли далеко на запад, а другие их части  маячат
поблизости, готовые вот-вот вступить в  дело,  едва  роханцы  двинутся  на
закат.
   - Бой не кончен, - облизывая запекшиеся губы, хрипло сказал сотник.
   И  бой  действительно  не  закончился.  Хоббиту  казалось,   что   этот
бесконечный день не угаснет никогда; фаланга медленно отступала,  закрывая
собой приводящие себя в порядок потрепанные конные сотни, обозы с ранеными
и  телами  убитых,  что  удалось  подобрать  и  унести  с  собой.  И,   не
останавливаясь, на  роханский  строй  накатывались  новые  и  новые  волны
вражеских атак.
   И хотя видно было,  что  измотались  и  пешие  воины  Вождя,  и  свежих
резервов у Олмера (или того, кто распоряжался здесь его  именем)  тоже  не
оставалось,  численное  преимущество  по-прежнему  позволяло  им   теснить
полуокруженное воинство Марки, которое  не  могло  бросить  свой  скорбный
груз.
   Фолко сбился со счета, сколько натисков им пришлось  выдержать.  Вконец
выбились из сил даже неутомимые гномы. Теперь уже  было  не  до  "железных
клювов", главное - не разорвать строй, прикрыть собой уставших еще  больше
тебя...  Если  бы  не  всадники  Марки,  наконец  пробившиеся  к  фаланге,
вестфольдингам пришлось бы совсем туго.
   Последние часы Фолко рубился уже почти машинально. Низенький, он не мог
так просто сразить своего противника; зато  защищался  он  превосходно,  и
сбившиеся вокруг них самые злые и упорные бойцы быстро это поняли.  Хоббит
схватывался с очередным атакующим, и кто-то из соседей, пользуясь хоббитом
как живым щитом, наносил смертельный удар. Часто это был Атлис,  еще  чаще
Торин, а вот Малыш даже теперь признавал только бой до победного конца.  И
если Маленький Гном  орал:  "Этот  мой!"  -  никто  не  дерзал  встрять  в
поединок.
   Однако запредельная усталость начинала брать  свое.  Все  чаще  и  чаще
вражеские мечи скользили не по клинку  хоббита,  а  по  мифрильной  броне.
Трижды или даже четырежды  пропущенные  тяжелые  удары  мечами  и  копьями
опрокидывали его; и он непременно бы погиб,  не  будь  на  нем  мифрильной
брони. Друзья прикрывали, спасали его, поднимали  на  ноги,  он  с  трудом
приходил в себя...
   Роханцы отступали весь день - до глубокой  ночи.  И  они  с  горечью  и
смертной болью видели, как мимо тех полков, что наседали на  них,  идут  и
идут на запад свежие вражеские силы, не участвовавшие в сражении; видел их
и хоббит, но  узнать  сумел  только  ангмарских  арбалетчиков.  Остальные,
верно, были родом из дальних восточных краев, о коих он  ничего  не  знал.
Истерлинги  же,  хегги,  часть  хазгов,  ховрары  продолжали  наседать  на
измученный пехотный строй.
   Держа на поводках могучих  жуткого  вида  зверей,  в  чем-то  схожих  с
виденным хоббитом на картинках тигром и  львом  сразу,  проскакал  большой
конный отряд, не обращая никакого внимания  на  обороняющихся  роханцев...
Свежие силы Вождя устремились в глубь Марки -  и  как  можно  было  теперь
задержать их?
   Фаланга вестфольдингов таяла, точно  глыба  льда  на  ярком  солнце,  -
быстро и неумолимо. Кольцо врагов не разжималось, хотя король раз за разом
бросал конников в отчаянные и зачастую успешные  контратаки.  Стало  ясно,
что враги не выпустят истомленную боем армию  Марки.  Спускалась  ночь,  в
темноте можно было уйти быстрой и знающей дороги коннице -  но  куда  деть
раненых, пеших? Наутро враг возобновит атаки, и рано  или  поздно  поляжет
все войско Рохана. Путь на запад будет свободен...
   Королевская армия Марки неожиданно резко взяла влево к темнеющим кручам
Эмин  Муйла.  Подножия  невысоких,  но  обрывистых  гор  скрывали  леса  -
последняя надежда не разбитого, но уменьшившегося почти наполовину войска.
   И словно поняв, куда они метят,  враг  усилил  натиск.  Всадники  Марки
больше  не  могли  помочь  своим  -  на  них  самих  навалился  трехкратно
сильнейший противник. Фаланга  с  глухим  предсмертным  рычанием  раненого
зверя сомкнула ряды и уперла щиты в землю.
   Этот   натиск   по   ожесточенности   оставил   далеко    позади    все
предшествовавшие. Откуда только  взялись  силы  у  сражавшихся  весь  день
воинов  Вождя?  Однако  они  взялись;  панцирники  пробивали  собой  стену
роханских щитов и умирали, пронзенные копьями,  но  сумев  открыть  дорогу
своим товарищам. И будь получше вооружены и обучены хегги и ховрары,  дело
кончилось бы полным истреблением всей роханской пехоты.
   Однако фаланга выдержала. Одному Дьюрину было ведомо, чего  это  стоило
вестфольдингам; и все же, ступая по телам врагов,  воины  Марки  дошли  до
спасительного леса - откуда, из-за крепких  засек,  из  укрывающего  лучше
всяких колдовских туманов лесного сумрака, полетели меткие  и  беспощадные
стрелы последнего резерва короля Рохана.
   Наверное, этот полк должен был довершить разгром противника,  но  вышло
по-иному, и эти воины,  бессильные  изменить  ход  событий,  совершили  то
единственное, чем могли оправдать перед собой свое стояние в  засаде  весь
этот страшный и скорбный для Роханской  Марки  день:  они  спасли  остатки
войска.
   Под ливнем стрел из зарослей атакующие фалангу конники Олмера смешались
и отвернули в сторону; последним усилием  конные  сотни  короля  оттеснили
пеших истерлингов - и  войско  стало  втягиваться  в  специально  открытые
проходы в завалах.
   Уходя в лес, кучка воинов, в которой случайно оказался хоббит и  гномы,
на минуту оказалась на вершине невысокого холма, с которого  открылся  вид
на все поле боя - и открылся тоже противоположный берег. Кто-то вскрикнул,
кто-то вытянул руку; Фолко,  чуть  живой,  с  трудом  нашел  в  себе  силы
взглянуть, куда указывали охваченные отчаянием люд