аться.
   Его руки уже делали свое дело - и  снег  на  ближнем  склоне  окрасился
темной кровью одного из нападавших.
   Отон бесстрашно выехал было  вперед,  что-то  крикнул  -  в  грудь  ему
ударило  тяжелое  кривое  копье,  видно,  самодельное  -  оно  не  пробило
кольчугу, но сбросило предводителя на землю.
   Бывалые дружинники Отона, однако,  в  первый  момент  растерялись.  Все
помнили приказ Капитана - уладить дело миром - и потому отбивались  как-то
вяло,  а  здоровенные  тролли,  добежав  наконец  до  сбившихся   в   кучу
противников, пустили в ход тяжелые дубины; гурры же  задержались  наверху,
пуская множество стрел, хоть  и  с  плохими  наконечниками,  но  способные
ударить чувствительно. Фолко быстро огляделся  -  оцепенение  не  овладело
лишь им да двумя гномами;  растерянность  воинов  Отона,  похоже,  взялись
усугубить несколько старых гурров, стоявших на высоком каменном выступе, -
они делали руками какие-то пассы и бросали в небольшой  костерок  какие-то
коренья, вспыхивающие трескучим, дымным пламенем.
   Стоило  Фолко  поднять  на  них  глаза,  как  странная   истома   стала
наваливаться  и  на  него;  отяжелели  руки  и  веки,  все  поплыло  перед
глазами... Однако он еще мог бороться, и он стал  бороться;  откуда-то  из
глубин памяти всплыл Синий Цветок, тающие на ладони голубые лепестки  -  и
отрезвляющая боль в  руке  смыла  пелену  с  сознания,  возвращая  силы  и
решимость.
   А тем временем бой оборачивался совсем плохо для отряда Отона. Огромные
лапы троллей тащили воинов из седел, заламывали  им  руки,  обезоруживали,
вязали; кое-кто сопротивлялся, но их обступали со всех сторон, и  спасения
было ждать неоткуда; чары гурров,  похоже,  действовали  -  мечи  в  руках
спутников хоббита поднимались все медленнее, будто во сне;  правда,  гномы
держались - они  успели  зарубить  уже  трех  троллей  и  сейчас  добивали
четвертого; убедившись, что с друзьями все в порядке, хоббит  стал  искать
взглядом Отона - потому что, как и при встрече  с  Ночной  Хозяйкой,  иной
надежды, кроме Талисмана, не  оставалось.  Фолко  сразу  понял  это  -  и,
увидев, как два громадных тролля волокут поваленного еще  в  самом  начале
Отона, хоббит, не мешкая, рванулся к нему.
   Он не боялся - страх  навалился  на  него  только  после,  когда  Фолко
осознал, насколько близка была его гибель.
   В горячке боя никто  из  троллей  не  обратил  внимания  на  маленького
хоббита; тот вырвал стрелу из колчана и привычно взял  прицел.  Древко  до
половины вошло в шею одного из тащивших  Отона  троллей,  выставив  наружу
окровавленный наконечник; глухой рев, сиплый стон - и все кончено;  второй
тролль  успел  повернуться,  вскинул  дубину,  но  лишь  для  того,  чтобы
разделить участь своего сотоварища - не теряя ни секунды, Фолко прострелил
ему горло.
   - Талисман, Отон, Талисман! - затряс он за плечи своего Капитана.
   Однако,  лишившись  сознания  от  удара,  тот  оставался   недвижен   и
безгласен. Руки хоббита беспорядочно зашарили по  тяжелому  телу,  пытаясь
отыскать  заветно-зловещее  Кольцо;  он  страшно  торопился,   ежесекундно
оглядываясь; и  не  напрасно,  потому  что  отряд  был  близок  к  полному
разгрому, больше медлить было нельзя, и Фолко взялся за лук. Р-раз!  -  и,
нелепо раскинув руки, с высокого карниза полетел старый гурр-колдун;  два!
- и рухнул ничком в костер второй из гурров.
   - Сюда! Ко мне! Здесь Капитан! - во весь голос завопил хоббит,  обнажая
меч.
   Гурры били из лука, но кольчуга отразила  стрелы.  Тогда  дружинники  в
свою очередь взялись за мечи. Для хоббита дело оборачивалось  плохо  -  на
помощь гуррам пришло пятеро троллей, но вовремя  подоспела  подмога.  Пока
гурры-чародеи наверху разводили новый костер, суетились и мельтешили, сила
их заклятий ослабла, люди встряхнулись и отпор тотчас усилился. К  хоббиту
подскочили четверо ангмарцев и несколько орков;  на  время  они  отбросили
нападавших,  уложив  трех  троллей,  но  и  сами  потеряли  двоих;  однако
драгоценные секунды  были  выиграны,  и  Фолко,  застонав  от  напряжения,
сумел-таки перевернуть неподъемное тело Отона, запустил руку  глубоко  под
кольчугу и нашарил крошечный кожаный кошель  на  прочной  цепочке.  Пальцы
рванули завязку - и Фолко  выпрямился,  держа  в  ладони  тусклый  золотой
ободок.
   Странное чувство охватило его - он словно стоял над бездонным  обрывом,
откуда тянуло сухим, обжигающим лицо жаром;  перед  мысленным  взором  его
мелькнули  сорванные,  кружащиеся,  будто  под  сильным  ветром,   голубые
лепестки его заветного цветка, сотни  далеких  голосов  воззвали  к  нему:
"Остановись! Не надевай!"; поток  знакомой  мутноватой  силы,  затемняющей
сознание, вырвался наружу, но остановился, не в силах  преодолеть  барьера
воли хоббита, стремительно возведшего вокруг загадочного Талисмана прочную
и пока не преодолимую для этой силы ограду. Мрачной и  темной  была  мощь,
заключенная в Талисмане; ничего, кроме замогильного мрака, не видел в  ней
хоббит, пристально вглядываясь в нее своим дивно обострившимся  внутренним
зрением - даром того самого Синего Цветка,  спасенного  им  от  гибели  на
земле. И сейчас он видел все словно сквозь ворох голубоватых лепестков; но
они  не  мешали,  -  напротив,  каждый  из  них   походил   на   волшебное
увеличительное  стекло,  помогая  различить  подробности  внутренней  сути
Талисмана.
   Однако не только тяжкий, беспросветный  мрак  составлял  силу  грозного
Кольца; вглядевшись, Фолко различил  там  и  второй,  верхний  слой  -  на
сумрачном, жестоком и безжалостном фундаменте было и нечто иное - могучее,
но не черное, содрогающееся, словно человеческое сердце,  стремительное  и
своенравное, для чего хоббит не мог подобрать сразу  определения;  в  этом
втором слое было намешано всего, словно  незадачливый  творец,  не  глядя,
швырнул в тигель частицу себя самого. И тут хоббита осенило.
   "Это же человеческое начало! - сказал он себе. -  То,  что  я  не  могу
понять и определить - это часть человеческой силы!" "И сплав темной воли и
смелых сердец он вложит в свой  всемогущий  венец",  -  вдруг  вспомнились
слова Наугрима. Да! На фундаменте странной, древней и черной силы, невесть
откуда взявшейся в Олмере, был возведен Талисман; но немало в нем  было  и
от свободной человеческой воли; однако сейчас она даже  мешала,  не  давая
постигнуть самой сути; очень страшна и холодна была эта глубинная суть, но
Фолко настойчиво продвигался к ней, ломая собственные страхи, - мороз драл
по коже, кровь леденела в жилах, невообразимо древняя ненависть оживала  в
глубинах Талисмана, вставая  от  векового  оцепенения.  Это  воля  хоббита
давала сейчас ей дорогу; он понял,  что  все,  вложенное  в  Талисман  его
творцом, помогало обуздывать эту древнюю земную силу;  но  иного  пути  не
было, оставалось только собрать в кулак все, что  у  него  имелось,  чтобы
попытаться понять.
   И близко, очень близко подошел уже Фолко к пониманию;  пугающие  бездны
раскрывались перед его мысленным взором, веянье ледяных крыльев чувствовал
он, но в то же время это не могло быть Средоточием Тьмы  -  слишком  мало,
далеко не так грозно...  Уверенность  возникала  ниоткуда,  словно  кто-то
всезнающий склонился сейчас над плечом хоббита, размышляя и  делая  выводы
вместе с ним. Нет, не первична была эта древняя темная мощь, не первична -
это хоббит осознал четко. Он еще ниже  наклонился  над  Кольцом  -  и  тут
словно что-то рвануло его за плечо, выведя из глубокого транса.
   Он суматошно огляделся. Отон по-прежнему был без сознания, кругом кипел
бой - а на карнизе гурры уже успели заново развести свой колдовской огонь.
Толпа троллей со всех сторон обступила отчаянно сопротивляющихся  людей  и
орков; спины дружинников пока еще  закрывали  хоббита  от  мечей  и  копий
врага, но сколько могли они продержаться?..
   И Фолко решился. Хотя внутренний  приказ  был  внятен  и  четок  -  "Не
надевай его! Ни в коем случае не надевай!" - ждать и искать какой-то  иной
путь к спасению Фолко уже не мог. Он вздохнул и решительно надел Кольцо на
палец.
   Мир не изменился, не потускнел  и  не  почернел;  однако  когда  хоббит
поднял руку, он словно ощутил напор могучего ветра, вливающегося  в  него,
отдающего ему свой разбег и свою силу; в голове  загудели  колокола,  мощь
наполнила руки, темное бесстрашие подхватило его, голос обрел силу,  какой
никогда не было в нем раньше; и  он  приказал  нападающим  остановиться  и
склониться перед ним, ибо он - посланец Хозяина, и горе тому, кто  встанет
поперек дороги!
   И еще какие-то слова выкрикивал он, распятый тащившей его  в  водоворот
безумия силой Талисмана, вырвавшейся на свободу; хоббиту казалось, что  он
обрел  мощь  и  рост  сказочного  исполина,   готового   сокрушить   любое
препятствие; древняя ненависть, ожившая в нем,  властно  требовала  крови;
хотелось одновременно и крушить  все  подряд,  и  пасть  на  колени  перед
Вождем, повиниться во всем, признаться, кто  он  такой  на  самом  деле...
Сознание вновь помутилось.
   Да, Талисман оказался могуч - однако и с ним можно было бороться, и ему
можно было противостоять. Какая-то часть  сознания  хоббита  не  поддалась
темному дурману Силы; и когда ошеломленные, растерявшиеся гурры и  тролли,
склоняясь перед Носителем Талисмана, стали падать на колени прямо в  снег,
эта часть сознания помогла Фолко  вновь  стать  самим  собой.  Как  нельзя
кстати мелькнули, застилая  глаза,  кружащиеся  голубые  лепестки,  словно
стирая из мыслей вызванное Талисманом помрачение. Неслышимая  другими,  но
стройная, нежная и  гармоническая  музыка  донеслась  до  его  внутреннего
слуха; только что овладевшие им безумные мысли таяли, как дым  под  свежим
ветром.
   Бой замер, остановились все; и тут у ног хоббита зашевелился и застонал
Отон. Первое, куда потянулась его рука, был кожаный  кошель  на  груди;  и
когда Отон не нашарил Талисмана на привычном месте,  его  швырнуло  вверх,
словно пружиной; в глазах его было безумие, с  которым  он  изо  всех  сил
пытался бороться, не желая выказывать даже самому себе  своей  зависимости
от зловещего дара Вождя, видимо, помня рассказы хоббита. И  тот,  понимая,
что может ощущать сейчас Отон, поспешно  протянул  ему  Талисман.  Могучим
усилием воли предводитель отряда заставил себя взять его с ладони  хоббита
спокойно, почти что безразлично; он тотчас понял, что произошло  и  почему
Кольцо оказалось у половинчика.
   А потом все как-то сразу кончилось. Держась за грудь и  шипя  от  боли,
Отон принял изъявления покорности троллей и гурров.  Отряд  задержался  на
день, похоронил убитых, кое-как подлечил раненых - и  двинулся  дальше,  а
нападавшие получили  строжайший  приказ  явиться  в  Свободную  Область  к
Берелю, и принять службу Хозяина, и не мешкать с выступлением -  война  не
за горами!
   Тревожный холодок прошелся по сердцу хоббита, когда он впервые  услышал
от Капитана эту фразу.
   Ущелье осталось позади. Отряд вырвался на бескрайние просторы  Загорья;
до Хоара оставалось, по словам проводников, не более восьми-девяти дневных
переходов. Черный Замок приближался.
   Однако Отон не спешил привести свою дружину под стены этой  сильнейшей,
по рассказам, крепости Средиземья. После совета с хоббитом - а  Отон  стал
очень уважать половинчика после того, как тот спас ему жизнь  в  последнем
бою, - предводитель отряда круто свернул на север, где, по слухам,  горные
леса спускались почти к самой реке и можно было надеяться на плоты. Черный
Замок они оставили справа.
   По пути у друзей оставалось достаточно времени для размышлений;  случай
с Талисманом давал богатую пищу для них.
   - Ладно, - сказал как-то на привале Торин, - отбросим Творца Тьмы,  раз
ты в этом так уверен. Спустимся на ступень - там у нас главный  подручный,
хозяин  Барад-Дура.  Еще  ниже  -  Девять  Кольценосцев,  Балроги,  Черные
Нуменорцы. Остальные, пожалуй, внимания не стоят  -  предводители  Вражьих
армий сами ничем не владели, это были обыкновенные люди. Откуда  же  тогда
Талисман? Часть Олмеровой силы, которая у него непонятно откуда.
   - Мы предполагали раньше, что это может быть новое воплощение  Саурона,
- негромко сказал хоббит. -  Тогда  ясно,  что  у  Талисмана  должны  быть
глубокие, очень глубокие корни.
   - Воплощение... - вступил в разговор Малыш. - Будет вам, какое тут  еще
воплощение! Стал бы Властитель Мордора метаться по градам и весям!
   - Однако Олмер подчинил себе Ангмар, Дунланд и Могильники,  -  возразил
Фолко. - Орки признали его хозяином, басканы тоже.  Кто  еще  способен  на
такое, кроме их извечного Повелителя?
   - Ты прав, только форм у  этого  Повелителя  может  быть  множество,  -
заметил Торин. - У каждой формы - свои сильные и слабые места.
   - Вертим круг без точила,  -  ввернул  свое  любимое  выражение  Малыш,
безнадежно махнув рукой. - Все равно ничего не выясним, пока не столкнемся
лицом к лицу.
   - Ну почему же, - сказал Фолко. - Мы уже знаем немало. Эльфийская  сила
перед творениями Вождя не отступает - ее во мне хоть и самая малость, да и
та заемная, но Талисман не подчинялся, пока я не отпустил его  -  сам,  по
собственной воле. Это древняя тьма эльфам прекрасно знакома -  они  с  ней
сталкивались не раз, тут ошибки быть не может. Я уже говорил, там много  и
человеческого... И  это  странно.  Откуда  может  взяться  человеческое  у
изначально нечеловеческого?
   - А не мог он слиться с кем-нибудь, овладеть его помыслами, а  затем  и
телом?  -  предположил  Малыш.  -  Это  многое  объясняет,  например,  его
молодость: вряд ли Саурон довольствовался бы ролью ярмарочного стрелка!
   - Да брось ты... - начал было Торин, но Фолко остановил его.
   - Погоди, в этом  что-то  есть,  что-то  неуловимое.  -  Он  прищелкнул
пальцами в тщетных усилиях подобрать слово. - Не знаю. Малыш,  почему  это
пришло тебе на ум - я тоже об этом думал.  Странно  получается  -  сначала
вроде бы человек, а чем дальше - тем черней и страшней. Такое впечатление,
что на руке у него Кольцо Всевластья!
   Друзья замерли. Хоббит  чувствовал,  как  внезапно  стали  раздвигаться
плотные серые тучи, окутывавшие сознание  всякий  раз,  когда  он  пытался
ответить себе на давно мучивший вопрос о  природе  силы  Олмера.  Появился
слабый проблеск... Неужели они нащупали верный путь?
   Однако этот успех остался единственным. Больше  ничего  объяснить  себе
они  не  смогли.  Обилие  противоречивых  фактов   не   давало   выстроить
сколько-нибудь стройной картины происходящего.
   - Что же, оставим этот разговор... До  следующего  озарения,  -  мрачно
пошутил Торин.
   Озарение  и  впрямь  не  помешало   бы.   Озарение   или   какие-нибудь
чрезвычайные обстоятельства, из которых они могли бы  извлечь  нечто,  что
направит их размышления. Но слова о Кольце Всевластия крепко засели у  них
в памяти.
   От этих размышлений, неотступно преследовавших хоббита  несколько  дней
после стычки в ущелье, его отвлекли новые тревоги, обрушившиеся на  отряд.
Отон  благополучно  довел  дружину  до  густых  горных  лесов,  заваленных
непроходимыми снегами, и тут горная дорога кончилась. Она вела  дальше  на
север - им же пришлось свернуть на восток, к реке. Начались  дни  тяжелого
труда и недоедания  -  Отон  железной  рукой  сократил  выдачи  провианта,
сберегая его "на черный день". И этот день настал, когда  отряд  угодил  в
засаду - всего лишь в двух дневных переходах от реки.
   Фолко в тот день вместе со всем своим  десятком  был  в  арьергарде.  С
превеликими усилиями пробивая дорогу людям  и  коням  в  глубоких  снегах,
передовые остановились для короткого привала в тихой лесной излучине. Край
древесного моря круто загибался здесь к югу, выбросив на полудень длинный,
но неширокий язык. Ветер смел снег как раз на  пути  обхода,  накидав  там
особенно  глубокие  сугробы;  и  выбивавшиеся  из  сил  передовые  десятки
остановились для краткого отдыха. Постепенно подтянулась и остальная часть
дружины, только десяток Фолко, назначенный в  заднее  охранение,  держался
чуть поодаль.
   Никто не заметил, откуда ударили первые стрелы.  Их  было  немного,  но
били они без промаха; крики, неистовое ржание перепуганных коней смешались
в жуткий шум; сперва никто не мог ничего понять, однако на сей  раз  воины
Отона не впали в растерянность. Дом Высокого был близок -  и  все  помнили
предостережение Капитана, что подступы к  этому  сокровищу  древней  магии
могут стеречь весьма основательно.  Стена  щитов  свернулась  словно  сама
собой - не столь плотная и неразрывная, как  у  неподражаемого  хирда,  но
тоже   хорошо    защищающая;    под    прикрытием    орков-щитоносцев    и
тяжеловооруженных   истерлингов   стремительно   развертывались   в   цепь
стрелки-хазги и арбалетчики-ангмарцы. Отон, не теряя ни секунды бросил два
десятка мечников в обход и скомандовал остальным приготовиться к  атаке  -
он видел, как  падали  пронзенные  неправдоподобно  меткими  стрелами  его
бойцы,  и,  видимо,  понимал,  что  долго  под  таким  обстрелом   им   не
продержаться.
   Десятник скомандовал Фолко и остальным  ползком  пробираться  вперед  -
хоббит видел, что Отон, с одной стороны, рассредоточивает силы, а с другой
- охватывает полукольцом тот выступ леса,  откуда  хлестал  колючий  дождь
длинных, белооперенных стрел; одна  такая  стрела  отскочила  от  плечевой
чешуи доспеха Торина, и хоббиту хватило одного быстрого взгляда на  нее  -
стрела была эльфийской.
   - Не хватало еще, чтобы свои же прикончили, - пробормотал он  себе  под
нос, гадая, как бы остаться незамеченным, чтобы не  приказали  стрелять  в
Дивный Народ; однако на сей раз ему повезло - мечники Отона,  посланные  в
обход,  схватились  с  боковым  заслоном  противостоящих   дружине   Вождя
лучников, смяли их - и в  тот  же  миг,  слыша  нарастающий  победный  рев
впереди, Отон поднял отряд в атаку. Десяток Фолко  волей-неволей  оказался
позади, на некотором отдалении от  наступающих,  и  не  успел  к  основным
событиям.
   Эльфы не приняли боя. Стремительно рассеявшись, они исчезли  в  глубине
заснеженного бора; там, где люди и орки тонули по  грудь  в  снегу,  эльфы
легко ступали по поверхности, не проваливаясь ни на палец;  видя,  что  их
окружают, немногочисленная засада легко ушла от погони и скрылась.
   Итоги  схватки  оказались  неутешительны  для  отряда.   Они   потеряли
четырнадцать воинов. Отон был мрачнее тучи, когда отряд, оправившись после
стычки, продолжил путь, однако свернуть им было  некуда,  оставалось  лишь
упорно пробиваться к реке...
   Был вечер, холодная ночевка  прямо  на  снегу,  едва  прикрытом  еловым
лапником. Отон приказал не разжигать  костры  -  и  воины  угрюмо  глотали
скудный ужин всухомятку и без горячего. Время едва  перевалило  за  третью
четверть ночи, когда предводитель отряда велел сниматься с  лагеря.  Фолко
лишь печально усмехнулся про  себя  -  если  эльфы  оставили  наблюдателя,
темнота ему не помеха.
   Выжимая все силы из людей и коней, Отон ночным маршем вел отряд к реке.
Им удалось выбраться на гребень невысокой гряды холмов - снег  с  нее  был
сдут  в  низины,  идти  стало  легче.  Покачиваясь  в  седле  и  борясь  с
усталостью, хоббит пытался понять, следят ли за ними или нет;  однако  его
внутреннее зрение оказалось бессильно, чувства скользили по заткавшей  все
вокруг плотной непроницаемой пелене.
   - Ишь, какого мороку навели, - пробормотал он себе под  нос.  -  Видно,
все же следят. С рассветом наверняка снова ударят!
   Утро застало их в неглубокой, заросшей вязами  лощине.  Край  леса  был
по-прежнему  близок  -  примерно  в  полумиле  от  них;  наиболее  зоркие,
взобравшись на самую высокую вершину, углядели  вдали  нечто,  похожее  на
темную  полосу   незамерзающего   Хоара.   Отон   повеселел,   плечи   его
распрямились. Он дал отряду  лишь  краткий  отдых,  не  разрешил  зажигать
костров - и скорым шагом повел притомившуюся дружину  д