унаданцев. Я берег его, а
когда мы расставались, подарил Тервину, уходившему в Эребор. Теперь я  точно
знаю, что он не пропал без вести, а был убит! -- Гном яростно хватил кулаком
по столу.-- Эту монету у него могли забрать только вместе с жизнью! Скорее к
городским воротам, быть может, мы еще перехватим их!
     Однако  у  ворот  их  ждало  горькое  разочарование.  Неведомые люди не
собирались задерживаться в гостеприимной столице Северной Короны. По  словам
одного  из  стражников,  совсем  недавно из города выехал отряд конников, по
описанию похожих на встреченных Фолко в трактире, и на рысях ушел на юг.
     -- У всех были запасные кони, и не по одному,-- прибавил воин.-- Вам их
не догнать, вы упустили время...
     Гном заскрипел зубами и присел на  корточки,  закрывая  лицо  ладонями.
Фолко беспомощно топтался рядом.
     Однако Торин недаром слыл одним из храбрейших и упорнейших гномов среди
своих  соплеменников с Лунных Гор. Отчаяние не смогло надолго овладеть им, и
когда он спустя мгновение выпрямился, ни горя, ни отчаяния не было заметно в
его взгляде -- только еще теснее сошлись его густые, чуть опаленные пламенем
горна брови. Он был спокоен и решителен.
     -- Не время давать волю слабости,-- угрюмо бросил он.-- У  меня  сейчас
странное  чувство -- за друга я еще отомщу, я почему-то уверен в этом. Прочь
грустные мысли! За дело, брат хоббит, нас  ждет  Мория,  а  завтра  --  этот
старый хронист...


        Глава двенадцатая. СТАРЫЙ ХРОНИСТ
     Во второй половине следующего дня неразлучная троица отправилась к дому
Теофраста.  Весна  все  увереннее  вступала  в  свои  права  --  над городом
раскинулся ослепительно синий небесный свод без  единого  облачка,  и  яркое
солнце   щедро  лило  на  расправляющийся  после  зимней  стужи  мир  потоки
живительного тепла. По мостовым  кое-где  еще  бежали  мутные  ручейки;  еще
лежали  под  заборами  и  в тенистых местах почерневшие, осевшие сугробы, но
весна все-таки наступила, и вместе с ней -- надежда на лучшее.
     Фолко весело щурился, подставляя  лицо  теплым  лучам;  Малыш  беспечно
насвистывал,  а Торин временами даже что-то напевал. Фолко изредка удивленно
косился на товарища -- куда делось беспросветное отчаяние, охватившее его  у
городских ворот?
     Проходя  по  Главной  улице,  они по просьбе Торина завернули в большую
меняльную лавку. Выждав, пока очередной посетитель обменяет свое серебро  на
яркое  аннуминасское золото, Торин почтительно обратился к важному, пузатому
меняле, протягивая ему на раскрытой ладони монету Тервина:
     -- О достойный, мы нуждаемся в твоей помощи и твоем совете. Взгляни  на
эту монету. Скажи, не встречались ли тебе подобные? А может быть, через твои
руки  случайно  прошла  и  она  сама?  Взгляни  на нее повнимательнее -- она
приметная.
     Сонливое лицо менялы не изменилось, когда  он  лениво  взял  протянутую
Торином монету, однако его глаза, небольшие, чуть заплывшие, но очень острые
и  внимательные,  впились в монету, словно два маленьких бурава. Он медленно
заговорил, поворачивая серебряный кругляш перед глазами:
     -- Старый скильдинг времен Арахорна II. Редкая,  очень  редкая  в  наше
время  вещь.  Монета  действительно  приметная  --  на  ней отверстие в виде
семилучовой звездочки и графитти... Нет, почтенный гном, могу сказать  точно
-- через  мою  лавку  эта  вещь  не  проходила,  да и через другие меняльные
конторы города тоже. Я бы знал, поверь мне. А вообще  вещь,  конечно,  очень
интересная.  Дунаданцы  ведь имели необычайно чистое серебро -- такое сейчас
редкость. Отвешивали же его так точно, что еще при моем отце в лучших лавках
города эти монеты служили мерою веса драгоценного металла. А  еще  тогдашние
мастера  добавляли  в  сплав  белое  серебро -- что когда-то привозили гномы
из-за восточных гор.
     -- Мифрил? -- спросил Малыш, жадно слушавший говорившего.
     -- Мифрил? -- Меняла чуть усмехнулся.-- Тогда  в  ней  нельзя  было  бы
проделать  это  отверстие.  Мифрил,  мой  добрый  гном, ценится намного выше
золота, и будь здесь его хотя бы десятая часть, на эту монету можно было  бы
купить  полгорода.  Нет,  это  был  также  очень прочный металл, придававший
монете твердость и нестираемость. Да,-- он  с  видимым  сожалением  протянул
монету  Торину,-- вещь, конечно, не из рядовых. Они сейчас совсем исчезли из
оборота и остались лишь в мюнцернах. Не желали бы вы разменять ее на ходовую
монету? Я бы прибавил к двенадцати с третью полновесных  триалонов  номинала
еще  шесть  с половиной за чистоту серебра и три с четвертью -- за редкость.
Больше вам не дадут ни в одной лавке, клянусь весами и ножницами!
     -- Нет, почтенный, мы не собираемся ни продавать, ни  обменивать  ее.--
Торин  спрятал  монету  за  пазухой,--  Это память о моем погибшем друге, и,
показывая ее тебе, я надеялся, что, быть может,  удастся  отыскать  какую-то
зацепочку... Жаль, что не получилось.
     -- Такую  приметную  монету  никто  не  стал  бы  менять,  тем  более в
столице,-- улыбнулся  меняла.--  Ее  скорее  постарались  бы  тайно  продать
какому-нибудь  любителю  древностей.  Я бы посоветовал вам зайти к Архару --
его лавка неподалеку от трактира "Рог Арахорна".
     Фолко прикусил губу  и  запомнил  сказанное.  Поблагодарив  огорченного
отказом  толстого  менялу,  друзья  вышли  из  лавки  и  зашагали  дальше, к
скромному дому старого хрониста.
     Торин трижды ударил дверным молоточком в  укрепленный  слева  от  двери
звонкий бронзовый гонг. Спустя короткое время в глубине дома раздались шаги,
дверь  распахнулась, и они увидели стоящую на пороге стройную девушку, почти
девочку, в  скромной  темной  одежде.  Единственным  украшением  ей  служила
стягивающая пышные русые волосы золотистая ленточка.
     Торин кашлянул от неожиданности, но девушка заговорила сама:
     -- Хозяин  ждет  вас  в  кабинете.  Плащи, мешки, а также ножи и топоры
оставляйте в прихожей. Здесь с ними ничего не случится.  У  нас  в  доме  не
принято ходить с оружием.
     Сказав это, она сделала шаг в сторону, освобождая дорогу, и они вошли в
просторное,   немного  сумрачное  помещение,  с  покрытыми  густо-коричневым
деревом стенами. Вдоль одной из них тянулась длинная  стойка  со  множеством
кабаньих  клыков,  расположенных  на  всех уровнях, так, что любой гость мог
выбрать себе подходящий по росту и повесить плащ или кафтан.
     Малыш и Торин, нехотя, покряхтывая и кусая губы, повесили на клыки свои
перевязи -- Торин с кистенем и шестопером. Малыш -- с мечом и даго. Фолко же
надел свои ножи под куртку, как делал всегда в Аннуминасе,-- хоббит привык к
оружию и, оказываясь без него, чувствовал себя неуютно.
     Гномы разобрались наконец  со  своим  вооружением,  и  девушка  сделала
приглашающий жест рукой, направляясь к лестнице.
     "Здесь словно в комнате Старого Тукка в их главной усадьбе,-- отрешенно
подумал  Фолко,  идя  вслед  за  друзьями.--  Здесь,  похоже,  уже ничего не
менялось долгие-предолгие годы".
     Лестница  даже  не  скрипнула  под  тяжестью  коренастых  гномов.   Они
поднялись  на  второй  этаж,  оказавшийся,  на  первый взгляд, точной копией
первого -- такое же просторное помещение, те же шесть одинаковых  дверей  по
обе  стороны,  и  лишь вместо входной двери Фолко увидел широкое, занимавшее
всю стену, окно. Солнце уже опускалось, и комната была вся залита его  ярким
сиянием,  так что после полумрака прихожей им пришлось щуриться и прикрывать
глаза.
     -- Я приветствую вас,-- вдруг раздался рядом знакомый  голос  хрониста;
ослепленные  солнечными  лучами,  друзья  не сразу заметили, как он вышел из
одной из дверей.-- Прошу вас ко мне в гостиную.
     Он гостеприимно распахнул створки и учтиво пропустил гостей вперед. Они
оказались в небольшой комнате с камином в дальней  стене,  с  тремя  окнами,
сейчас   прикрытыми  ставнями.  Стены  были  задрапированы  темно-коричневой
тканью. Возле камина стоял низкий  стол,  четыре  уютных  кресла  и  высокая
конторка,  за  которой  можно  было  писать  стоя.  Пол в гостиной покрывали
темные, необычайно плотно сбитые между собой доски. Слева от камина в  стене
без  окон  виднелась  еще  одна  небольшая дверь, а над самым камином висела
старинная шпалера, изображавшая высокого,  статного  старика  с  царственной
осанкой  и  длинными,  распущенными седыми волосами в белоснежных одеяниях с
черным посохом в руке и длинным мечом в  синих  ножнах  у  пояса.  Он  стоял
вполоборота  к  зрителю,  но  голова  была  повернута,  и вошедшего встречал
суровый и проницательный взгляд казавшихся  живыми  глаз.  На  лице  старика
лежала  печать  бесконечной  усталости  и  глубокой,  хоть и светлой печали.
Завороженный Фолко не удержался от вопросов.
     -- О, это удивительная вещь,-- явно довольный, отвечал Теофраст.-- Это,
сударь мой хоббит, не кто иной, как  сам  великий  маг  Гэндальф  Серый!  --
Хронист  кинул  быстрый  взгляд на оторопевших гостей, любуясь произведенным
впечатлением. Выдержав паузу, он продолжал: --  Его  запечатлел  неизвестный
художник  в Серых Гаванях, незадолго до того, как всемогущий чародей покинул
наш мир. Шпалеру эту преподнесли Великому  Королю,  потом  царствующий  внук
Элессара  Эльфийского  наградил  ею  вашего  покорного слугу.-- Хронист чуть
развел в стороны руки и церемонно поклонился.-- С тех пор она и живет здесь,
над моим камином. Но что же мы стоим? -- вдруг спохватился он.-- Прошу  вас,
садитесь к огню, набивайте ваши трубки, и начнем беседу.
     Они  расселись  и  достали кисеты. Вскоре по комнате поплыл голубоватый
дымок.  Теофраст  стоял  молча,  с  доброй  улыбкой  обводя  гостей   своими
проницательными  глазами.  Видя,  что их трубки в порядке, он неожиданно для
всех обратился к хоббиту:
     -- Легка ли была дорога от вашей прекрасной страны? Как обстоят дела  в
Хоббитании?
     Мне  редко  удается  побеседовать  с  кем-нибудь  из вашего народа -- в
Аннуминас хоббиты забредают редко, а сам я уже стар для дальних дорог. Итак,
что же происходит у вас в последние годы?
     Сказать  по  правде,  Фолко  растерялся.  Но  спокойный  голос  старого
хрониста,  уют  его  много повидавшего на своем веку дома сделали свое дело.
Сначала медленно и неуверенно, а затем все  больше  и  больше  приободряясь,
Фолко  принялся  рассказывать  Теофрасту  обо  всем,  что  мог припомнить из
происшедшего в Хоббитании за его короткий век, и то, что ему запомнилось  из
хоббитанских  хроник,  которые  они  пристрастились  писать после Обновления
Хоббитании.
     Теофраст легким движением потянул за свисавший среди складок драпировки
шнур, где-то в  глубине  дома  звякнул  колокольчик.  За  небольшой  дверью,
замеченной  хоббитом  слева  от  камина, раздались легкие шаги, и в гостиную
вошла девушка, открывшая им дверь. Она  несла  в  руках  толстую  тетрадь  в
переплете из мягкой черной кожи.
     -- Сатти поможет мне лучше запомнить твой рассказ, почтенный хоббит.
     Теофраст  сел  в  оставшееся  свободным  кресло,  а  девушка  встала за
конторкой. Фолко  перевел  дух  и  продолжал.  Он  и  сам  не  заметил,  как
постепенно  стало  угасать  в  окнах багряное закатное зарево, постепенно он
свернул на свою собственную историю,  чтобы  подвести  беседу,  как  и  было
условлено  у  них  с  Торином, к происшествию в Могильниках. Теофраст слушал
очень внимательно, медленно поглаживая длинными пальцами резной  подлокотник
и все время глядя прямо в глаза хоббита.
     Мало-помалу  его  рассказ  перешел  к  описанию  их  встречи с Торином,
правда, хоббит благоразумно опустил подлинное содержание их ночных бесед. Он
рассказывал  о  Бэкланде,  о  Старом  Лесе  и  наконец  добрался   до   Поля
Могильников. Краем глаза он увидел едва заметные кивки гнома -- все шло, как
задумано.  Торин  сперва сам собирался начать разговор, но теперь было ясно,
что хоббит справится не хуже.
     -- И теперь мы бы хотели спросить тебя, почтенный Теофраст,-- вступил в
беседу гном,  когда  Фолко  остановился  перевести  дух  и  промочить  горло
глоточком  из стоявшего на столе кувшина с пивом,-- не можешь ли ты пояснить
нам, что же такое происходит в Могильниках? То, что мы видели, странно  и...
страшновато, я бы сказал, чего стоят одни серые, призраки!
     Вздрогнув,  девушка на мгновение подняла округлившиеся и ставшие совсем
ребячьими серые  глаза.  Теофраст  же  опустил  взгляд,  и  его  брови  чуть
сдвинулись.
     -- Наверное,  это  один  из  тех  загадочных  следов  темного прошлого,
оставленных нам Великой Тьмою,-- тихо проговорил он, и, казалось, даже дрова
в камине стали трещать тише и как-то опасливее.-- Никто в точности не знает,
как это началось. Известно, что  в  этих  Могильниках  похоронены  павшие  в
многочисленных    междоусобных   войнах   правители   Корлиона,   небольшого
королевства на южных рубежах нынешних  владений  Северного  Скипетра.  В  то
время  Арнор  оказался  разделен  на  несколько  частей,  правители  которых
враждовали  между  собой,  они  проливали  кровь  своих  собратьев  и  стали
склоняться  ко  злу. В архивах Элронда Полуэльфа, ушедшего за Море владетеля
Ривенделла,-- знаете, где это? -- я нашел легенду о том, что  эти  правители
не  обрели покоя за Гремящими Морями, а, поддержанные великой силой Саурона,
превратились в злобных бестелесных духов, питающихся теплом и кровью  живых.
Однако  они были созданы -- или возникали сами -- до того, как было выковано
Единое Кольцо, и оказались неподвластны ему -- я так  понимаю  происходящее.
Наверное,  они  сейчас  лишены  хозяина...  А  быть может, есть еще какое-то
объяснение.-- Он пожал плечами.-- Думаю, только Кэрдан знает, да и  то  вряд
ли.  Он  никогда  не  интересовался  делами  Средиземья,  его  вечно  влечет
подвластное его народу Море. Да, призраки эти -- вещь страшная, так что  наш
почтенный хоббит проявил исключительную отвагу!
     Фолко покраснел от похвалы.
     -- Но  вы  не  первые,  кто  спрашивает  меня  о  Могильниках,--  вдруг
задумавшись на мгновение, продолжал Теофраст.--  Много  лет  назад  этот  же
вопрос мне задавал еще один человек. Да вы, впрочем, его даже видели.
     Он с улыбкой посмотрел на изумленных друзей -- двоих из них, потому что
третий.  Малыш,  уже  мирно  посапывал, привалившись головой, как и в первый
вечер, к плечу хоббита.
     -- Вы видели его вчера, он был вместе со мною  в  "Ножнах  Андарила",--
продолжал  Теофраст.--  Его  зовут Олмер, он золотоискатель из Дэйла. Я знаю
его уже лет двенадцать,  он  часто  рассказывал  мне  много  интересного  из
происходящих  на  Востоке  событий.  А однажды спросил и про Могильники. Это
было в его последний  приход,  он  вообще  редко  появляется  в  Аннуминасе,
примерно  раз  в год, а наша теперешняя встреча состоялась после пятилетнего
перерыва. О, он рассказал об удивительных событиях! Например,  о  невиданной
восьмидневной  битве  на  берегах  Рунного  Моря,  в  которой он сражался на
стороне истерлингов  против  неведомого  народа,  пришедшего  с  юга,  из-за
Мордора.  По  его  словам,  реки  Прирунья три дня после побоища несли трупы
людей и коней...
     Видно было, что старый хронист увлекся, и Фолко  решил  воспользоваться
этим.
     -- Но  почему  же  за  ним  тогда  охотились  стражники? -- спросил он,
стараясь показать, что он необычайно заинтересован рассказом хрониста, и  не
выдать до времени их подлинных намерений.
     -- Я  не  удивлен  этим,--  пожал  плечами хронист.-- Все те, кто занят
добычей и продажей золота, не в обиду будет сказано почтенным  гномам,  рано
или  поздно  входят  в  противоречие  с  законами Великого Короля, не всегда
предугадывающими все повороты событий... А  про  Могильники  я  ответил  ему
почти  то  же, что и вам -- к новых сведений мне особенно брать неоткуда, но
теперь, после вашего рассказа, я буду отвечать, что не надо бояться багровых
огней и серых призраков -- надо  лишь  крепко  держать  в  руках  лук  и  не
ослабевать  сердцем,  как и поступил один мой знакомый хоббит по имени Фолко
Брендибэк!
     -- Но был и еще один  хоббит,  не  убоявшийся  лютых  подземных  сил,--
возразил  смутившийся  Фолко.--  А  как  же Фродо, знаменитый Фродо Бэггинс,
Хранитель Кольца?!
     -- А разве ему доводилось встречаться с этими призраками? --  удивленно
поднял брови Теофраст.
     Теперь настал черед раскрыть рот хоббиту.
     -- Да  это  же  известно  всем  в  Хоббитании от мала до велика! Да и в
Красной Книге об этом подробно сказано...
     -- В Красной Книге?! -- разом подобрался  хронист.--  Кто  ж.  из  моих
собратьев  по перу не слышал об этом удивительном повествовании, дошедшем до
нас  лишь  в  кратких,  недостоверных  и  неполных  выписках  и   позднейших
пересказах! Красная Книга -- заветная мечта любого хрониста! Уж. не читал ли
ее почтенный хоббит?
     В  голосе  Теофраста  зазвучала  страстная  мольба.  Казалось, для него
сейчас действительно ничего не существовало дороже этого вожделенного, почти
сказочного труда. Он весь подался вперед, его пальцы  сплелись,  на  высоком
сухом лбу появились бисеринки пота. И Фолко решился:
     -- Да,  я  читал  ее,--  медленно ответил он,-- и даже могу показать ее
тебе, почтенный Теофраст!
     Торин испуганно вскочил с кресла, девушка вскрикнула от  неожиданности,
Теофраст  -- старый, почтенный и уважаемый хронист -- подпрыгнул так, как не
смог бы, наверное, в лучшие годы молодости, и вцепился в плечи  оторопевшему
Фолко,  закружившись  вместе  с  ним  по  гостиной,  не  распевая,  даже  не
выкрикивая, а прямо-таки горланя нечто безумно-радостное. Полы  его  темного
просторного плаща разметались, волосы спутались, но он ничего не замечал. От
поднявшегося  шума  проснулся  Малыш и в суматохе схватился за стоящую около
камина кочергу.
     Наконец Теофраст успокоился и, тяжело дыша, отпустил хоббита.
     -- Я ваш неоплатный должник, почтенный Фолко,--  сказал  он,  и  друзья
смущенно  отвернулись  --  на  морщинистом  лице хрониста блеснула стыдливая
слеза.-- О благословенная судьба, что послала  мне  на  старости  лет  такую
радость!  Но,--  он  вдруг  спохватился  и  стал  серьезен,-- если вы только
покажете мне ее, это будет все равно, что дать  голодному  краюху  хлеба,  а
затем  вырвать из рук, не дав откусить ни кусочка! О Фолко, сын Хэмфаста, да
хранит тебя Светлая Элберет, ты мог бы сделать великое благодеяние, разрешив
мне скопировать ее!
     -- Но мы вот-вот выходим,-- слабо попытался возразить  хоббит,--  и  не
могу я оставлять ее в чьих бы то ни было руках, да простит меня достойнейший
Теофраст.
     -- Да,  да,  я все понимаю,-- поспешно закивал хронист.-- Кто ж оставит
такое сокровище! Но я и не прошу  этого!  Будьте  моими  гостями  в  течение
следующих семи дней, и за это время под вашим надзором десять самых искусных
писцов  перепишут ее, работая день и ночь! Мы аккуратно разнимем ее, а потом
снова сошьем. Не надо бояться за ее сохранность,-- он  успокаивающе  вытянул
руки,--  мы  делали  так  много  раз, мы знаем, как обращаться с оригиналами
великих манускриптов! А вы можете теперь требовать от меня все, что окажется
в моих силах...
     -- Хронист опустил руки и устало умолк, точно  выложился  до  конца  во
время  этой вспышки. Его голова постепенно склонилась на грудь. Фолко слушал
его со смешанным  чувством  удивления  и  неловкости.  Но  он  не  умел  еще
отказывать, и поэтому тихо сказал "да".
     Когда схлынули восторги хрониста и они уговорились, что хоббит принесет
ему Красную  Книгу  на  следующий  день, нетерпеливо ожидавший Торин спросил
наконец то, что интересовало их:
     -- Почтенный Теофраст,  мы  ненароком  слышали  часть  вашей  беседы  с
Олмером  из Дэйла, как ты назвал его. И одно никак не идет у меня из головы:
почему он, судя по твоим словам незаурядный  человек,  так  зло  говорит  об
эльфах?
     Теофраст помедлил, собираясь с мыслями:
     -- Не  совсем  понимаю,  чем  он  так  заинтересовал  вас, но, по моему
мнению,