менела; но Фолко стиснул зубы, и,
хотя на лбу тотчас выступил пот, а боль добралась уже до головы  и  стала  с
особенной  яростью  буравить  ему  виски,  он не стряхнул лепестки, медленно
тающие в голубом облачке между его пальцев. Ноги не держали его;  он  тяжело
привалился  к  камню,  не сводя взгляда с ладони. На мгновение в голубоватой
дымке ему  почудились  очертания  чьего-то  прекрасного  лица,  обрамленного
серебристыми волосами; потом все исчезло.
     Хоббит  медленно  сполз  в  образованный  двумя  стоящими камнями угол,
вжался в него спиной. Мир вокруг него менялся -- не стало леса и поляны,  он
увидел  высокие  белые  дюны  с  одинокими  коричнево-зелеными  разлапистыми
соснами и бескрайнюю голубую равнину и понял, что это -- Море, у которого он
доселе никогда не бывал. Он сидел на плоском камне у  самой  воды,  печально
глядя  на  набегающие волны. Когда откатывала очередная волна, из белой пены
шагах в двадцати от берега  выныривал  блестящий  черный  край  изглоданного
морем  рифа,  и  он, сидящий у Моря, швырял камешки, стараясь попасть в этот
неровный гребень, прежде чем следующая волна накроет  его.  Прозрачный  язык
волны  лизнул мелкий песок у его ног, обутых в сапоги, которых он не носил с
весны, на плечах была кольчуга, на голове -- шлем. Внезапно  заболела  левая
ладонь.  Боль  была  давней  и привычной, и он неторопливым, давно заученным
движением протянул руку к поясу, и его пальцы нашарили какую-то  флягу.  Его
двойник, сидящий у моря, знал, что в ней; Фолко же, в лесу, понятия не имел,
откуда  она  взялась.  Он  медленно  отвернул  пробку, налил в ноющую ладонь
немного остро пахнущего снадобья  и  стал  медленными,  плавными  движениями
втирать его. Все это тот, другой, проделывал множество раз, но оказавшийся в
его теле Фолко мог только гадать, что это значит. Он попробовал пошевелиться
-- не  удалось;  тело  двигалось помимо его воли. Он понял, что ему остается
лишь смотреть и слушать, и прекратил попытки. Его руки двигались сами собой,
сама собой поворачивалась голова. Что он делает здесь, в этом месте?  А  это
был  именно  он  --  это  были  его руки, хотя на правой прибавился длинный,
глубокий шрам, но все знакомые с детства следы  ушибов  и  падений  были  на
месте...
     Тем  временем  за  его  спиной  послышались  тяжелые шаги, под сапогами
скрипел белый горячий песок. Сидящий ничуть не удивился -- очевидно, он знал
их обладателя -- и даже не повернулся. На  песок  упала  уродливая  тень,  и
показавшийся  странно  знакомым хоббиту голос произнес с необычными для него
нотками участия и сочувствия:
     -- Сильно болит, Фолко-вен?
     -- Ничего,-- медленно молвил тот.  (Губы  двигались  без  вмешательства
Фолко.) -- Сейчас пройдет... Долго ли еще ждать?
     Слова произносились неспешно, говоривший знал, чего он ждет, как знал и
тот, что  сидел  у  него за спиной. Вместо ответа до его слуха из-за высокой
дюны вдруг донеслось негромкое отдаленное пение, потом плеск весел, а  затем
из-за песчаной кручи вышел корабль, которого хоббит до этого тоже никогда не
видел;  хоббит,  но  не  тот,  что  сидел  у  моря. Длинный, узкий, с высоко
задранным носом, украшенным головой медведя; с короткой мачтой с  притянутым
к  рее  парусом;  корабль шел на веслах, выставленных из дыр в верхней части
борта,-- по четырнадцать с каждой  стороны.  На  носу  и  на  корме  маячили
какие-то фигурки, размахивающие руками.
     Корабль  заворачивал  прямо к ним. Когда до берега осталось десятка три
саженей, в мелкую воду  с  тяжким  всплеском  упали  прикрепленные  к  цепям
круглые  камни,  и  вслед  за  ними с носа кто-то спрыгнул. Спустя мгновение
Фолко, к своему изумлению, узнал Торина -- но. почему его друг такой седой и
стал вдруг как-то ниже? Торин  шел,  раздвигая  грудью  воду,  из-под  шлема
выбивались  серебристого  цвета волосы, страшный шрам тянулся наискось через
все лицо, но глаза его  весело  сверкали,  и  он  приветствовал  стоящих  на
берегу,  потрясая высоко поднятым топором. А за ним торопился Малыш, ставший
совсем невысоким; он что-то крикнул и лихо  свистнул,  сунув  в  рот  четыре
пальца.
     Сидевший за спиной у хоббита встал и подошел вплотную к воде.
     -- Ты  нашел  их?  -- заговорил он, обращаясь к уже выходящему на берег
Торину.-- Ты нашел их? Они придут?
     Весело ухмыляясь, Торин кивнул, шагнул, протягивая к ним руки, и  Фолко
вновь удивился, как постарел его друг. Губы гнома уже зашевелились, но в это
время  свет  померк,  вокруг  взвихрились струи синей мглы, и Фолко пришел в
себя...
     Он по-прежнему сидел, забившись между двух  составленных  вместе  серых
камней,  а над ним застыли гномы. Солнце било прямо в лицо -- судя по всему,
уже миновал полдень. Кружилась и ныла голова, но боль  быстро  проходила,  и
хоббит  почувствовал, как тело неожиданно быстро наполняется новыми силами и
бодростью. Не сразу, пробиваясь сквозь еще не отступившую завесу  в  памяти,
он рассказал товарищам обо всем, что случилось.
     -- Да,  не  зря  мы  на  твой  кинжал дивились,-- в изумлении покачивая
головой, проговорил Торин.-- На этом месте -- добрые чары,  кем  бы  они  ни
были наложены. Но только что значит это твое видение?
     -- Что  у  нас  еще долгий, очень долгий путь, и что он не пресечется в
ближайшем будущем,-- задумчиво проронил Малыш.
     -- Хм, интересно, ты видел то, что точно будет или что может быть?
     -- Даже магическое зеркало Галадриэли показывало  лишь  то,  что  может
случиться,  если  ты  будешь  действовать  так  же,  как  мыслишь  во  время
гадания,-- развел руками Фолко.-- Впрочем, бывает  так,  что  тебе  деваться
некуда...  У  Фродо  и Сэма, похоже, не было выбора -- они должны были дойти
любой ценой. А мы? Разве на нас лежит сейчас столь же ясный Долг?
     -- Хотел бы я знать, что  это  за  уродливая  тень,  как  ты  сказал,--
проворчал Малыш.-- И голос, говоришь, не то чтобы незнакомый?
     -- Ладно, изощряться в догадках можно бесконечно,-- поднялся Торин.
     -- Пойдем,  как  шли,  будем  судить  по  совести  и  стараться повсюду
отделить добро от зла -- и посмотрим,  к  чему  мы  придем...  Фолко,  ты  в
порядке? Мы изрядно перепугались, когда ты исчез -- да по следам нашли, утро
выдалось росное.
     -- Нет,  со  мной  все  хорошо,-- легко вскочил хоббит.-- Но кто все же
устроил это место?
     -- Может, это могила? -- предположил Малыш.-- Уж. больно смахивает...
     -- А может, и нет,-- пожал плечами Торин.-- Но мне ясно, что  здесь  не
обошлось без эльфов! Кому же кроме них? Не Саруману же...
     Фолко задумался. С ним творилось нечто странное, словно те два хоббита,
на которых разделился он,-- один постаревший, много повидавший и понявший, и
другой,  нынешний,-- никак не сольются вновь в одно целое. Его слух и зрение
заметно обострились; уже сейчас он мог по желанию  сосредоточиться  на  едва
слышном  шевелении  какого-нибудь  жука  в  траве  и  уловить  все тончайшие
изменения в этих звуках; его глаз мог видеть гораздо дальше, чем прежде...
     Они пробыли еще некоторое время на этом удивительном месте, хотя  давно
было  пора  в  дорогу, но здесь дышалось необыкновенно легко, в воздухе было
разлито чудное благоухание,  теперь  уже  не  вызывавшее  головокружения.  И
единственное, что насторожило хоббита,-- когда на мягкой земле возле лесного
ручейка  он  увидел  след  огромной  волчьей  лапы...  След  был старым, уже
оплывшим, но хорошо заметным.
     Минуло  еще  два  дня.  Леса  остались  позади,  все  ближе  становился
исполинский  пик  покрытого  белоснежной  шапкой  Метедраса; они пробирались
вдоль южной границы Дунланда к последним  отрогам  Туманных  Гор.  Здесь  им
встретилось немало летних лагерей и сторожек роханских пастухов, гонявших на
приволье  холмистых  лугов  свои  великолепные табуны. Один раз их остановил
разъезд конных копейщиков; здесь пригодилась подорожная, бережно сохраненная
на груди Торина.
     -- Куда вы держите путь, почтенные? -- возвращая пергамент, вежливо, но
настойчиво спросил старший -- высокий седой воин на горячем чалом жеребце.
     -- Мы направлялись к Исенгарду,-- спокойно пояснил Торин.-- Хотели сами
посмотреть на то, что осталось от крепости Белой Руки...
     Воин неожиданно посуровел, и рука его легла на рукоять длинного меча.
     -- Чужеземцы, вы, очевидно, не знаете  указа  Короля  Марки?  Никто  не
должен входить в окружающий эту проклятую крепость Сторожевой Лес.
     -- Это  почему  же? -- спокойно спросил гном.-- Кто может запретить нам
входить в него?
     -- Не тебе, уважаемый гном, обсуждать приказы Властителя Марки,  но,  в
память  дружбы  между  нашими  народами,  я  отвечу  тебе. В Сторожевом Лесу
бесследно пропало немало тех, кто  дерзнул  вступить  под  его  кроны!  Сила
Лесов,  когда-то пришедшая нам на выручку, ныне стала своевольной и не хочет
больше знать над собой никакой власти. Поэтому Король и отдал  этот  приказ.
Мы  расставили  заставы  вдоль  всей Чародейской Долины, чтобы не пропускать
неосторожных путников к этому проклятому месту.  Так  что  вам  будет  лучше
повернуть назад.
     -- Но  как  же  так  случилось,  что  Лес  обернулся против людей? -- с
испугом спросил Фолко.
     -- Да уж случилось...-- досадливо сказал воин.-- Когда-то, я  знаю,  мы
были  друзьями  --  люди  Марки  и  обитатели  ужасного Фангорна. Наши песни
сохранили память о великой битве в  Хельмском  Ущелье,  когда  Лес  подоспел
вовремя и помог разбить нечестивые орды орков. Но потом... Точнее, уже после
смерти  доблестного короля Эомера, друга самого Великого Короля Соединенного
Королевства,-- он произнес эти слова  с  благоговением,--  его  сын,  король
Брего,  решил  восстановить  Исенгард  --  тогда  было  тревожное время, шла
последняя война с орками Туманных Гор, а для этого нужно было срубить  часть
Сторожевого  Леса.  С  этого,  говорят,  все и началось... Но ведь мы были в
своем праве! Долина Исены -- это наши земли, там всегда были степи, и почему
наш король должен был  спрашивать  разрешения  у  каких-то  лесных  демонов!
Король  --  хозяин  в  своей  земле,  разве  не так? Впрочем, это дело давно
минувших дней. Мы, конечно, не стали ссориться с Фангорном. Лес  разрастался
на  восток и на север, не задевая наших земель; наши оставили попытки пройти
к Исенгарду. Но Лес заворачивает обратно не всех, кто входит в него. Кое-кто
пропадает совсем! Поэтому там и стоят наши  заслоны.  Вам  лучше  не  ходить
туда, почтенные -- только время зря потратите.
     Торин засопел.
     -- Хорошо, почтенный, не знаю твоего имени. Торин сын Дарта слышал твои
слова и благодарит тебя за них. Мы поворачиваем...
     Хоббит  удивленно уставился на друга. Малыш сжал кулаки, но Торин одним
взглядом заставил их помалкивать. Давая пример, он покорно повернулся спиной
к Метедрасу, и они неспешно двинулись на юг, к дальним холмам,  за  которыми
лежало  русло  Исены.  Роханский разъезд некоторое время ехал шагом вслед за
ними, затем, прощально махнув рукой, старший повернул на запад; великолепные
кони быстро скрылись из глаз.
     Торин тотчас остановился и ничком бросился на  землю,  знаком  приказав
друзьям  сделать  то же самое. Гном прижался ухом к. земле и долго лежал без
движения.
     -- Я,  конечно,  не  следопыт,--  буркнул  он,  поднимая  голову,   но,
по-моему,  они действительно ускакали куда-то на закат. Что ж! Они так, а мы
вот эдак! Дождемся ночи и пойдем на север. Если они поссорились с энтами, то
нас это не касается. Попытаем счастья!
     -- А нет ли иных путей? -- полюбопытствовал  Малыш,  отвинчивая  крышку
фляги и пуская ее по кругу.-- Как-нибудь через горы?
     -- Я  думал  об  этом,--  ответил  Торин,  разрезая  копченую рыбину.--
Наверное, можно как-то подобраться и с запада, но никто из нас здешних дорог
не знает. Нет, сперва попробуем здесь. Будем осторожны  и  не  станем  лезть
вперед  очертя  голову.  Кроме  того,  я  надеюсь, что в случае чего Фолко с
энтами как-нибудь договорится.
     -- Я?! -- Хоббит задохнулся, прижав кулаки к груди.-- Я?!
     -- Не якай, пожалуйста! Или ты не  читал  Книгу?  Вспомни,  как  сумели
поладить  с  энтами  Перегрин  и  Мериадок.  Не думаю, чтобы это стерлось из
памяти хозяев Фангорна. Что для них триста лет? Все равно что день  для  нас
или  даже меньше. Так что давайте сейчас перекусим и отдохнем. Вон и кустики
приятные виднеются!
     Когда на холмы спустилась ночь и  яркие  южные  звезды  усыпали  чистое
небо,  Торин  растолкал  сомлевших  в  тепле  друзей. Они пошли на север, но
вскоре стало ясно, что надо брать правее, чтобы не карабкаться то вверх,  то
вниз  по крутым склонам, то и дело спешиваясь и ведя пони в поводу. Стараясь
не терять из вида Реммират, Звездную Сеть, они стали уклоняться  к  востоку.
Черные  громады  Туманных  Гор  постепенно  поднимались  все  выше, закрывая
полнеба. Когда луна  перевалила  на  закат,  они  сделали  короткий  привал.
Устроившись  у  подножья  старого боярышника, они закурили трубки. Малыш уже
клевал носом, хоббиту же вдруг стало  как-то  тревожно.  Он  приподнялся  на
локте,  пытаясь  оглядеться,  но в укромной ложбине, где они отдыхали, царил
густой мрак, и лишь гребень ее западного склона был скупо  освещен  бледными
лунными   лучами.   Хоббит  беспокойно  заерзал.  Новое,  тревожное  чувство
перерастало  в  уверенность  --  откуда-то  оттуда,  с  запада,  надвигалась
угроза... Пока неясная, но с каждой минутой его внутренний взор проникал все
глубже  и  глубже  в  ночь,  и  Фолко ощутил глухую звериную злобу,-- жадное
чутье,  ищущее  среди  примятых  стеблей  струйки  их  оставшегося   запаха,
прозрачные  глаза,  впивающиеся в ночь, и еще одни глаза, полные ненависти и
предвкушающие кровь. Руки Фолко потянулись к оружию;  его  движение  заметил
Торин.
     -- Там...  там...-- Фолко задыхался,-- там что-то ползет на нас, Торин!
Я его чую! И оно нас тоже...
     -- Что ты говоришь? С чего ты взял? -- удивился было Торин, но хоббит с
неожиданной страстью вцепился в отвороты гномьего кафтана.
     -- Вооружайся, Торин! Малыш, не спи! Сейчас до нас доберутся...
     -- Что, опять этот, из Могильников? -- выпустил трубку изо рта Торин  и
принялся натягивать кольчугу.
     Они замерли, и тут за ближними холмами раздался злобный и долгий вой --
но это  был  совсем  не тот вой, что пугал гнома и хоббита в самом начале их
многотрудного пути. Это был голос  живого  существа,  и  Фолко,  словно  его
озарило, вспомнил о волчьих следах возле ручья.
     Забились  и  испуганно захрапели их пони. Поспешно вооружившись, друзья
встали -- спина к спине; Фолко била крупная  дрожь,  он  до  рези  в  глазах
вглядывался в темноту; чутье говорило ему, что враг уже совсем близко.
     -- Что  делать, Торин? -- мрачно сплевывая, обронил Малыш.-- Сколько мы
втроем продержимся?
     Тот не успел ответить. На серебристом серпе западного гребня  появилась
какая-то  тень,  за  ней еще одна, еще и еще... Горели зеленые огоньки глаз,
слышалось глухое и злобное рычание; в этот миг луна вынырнула из-за  облака,
и  ее свет залил западный склон. Друзья увидели серые тела большущих волков,
высотой в холке почти в рост хоббита, и удивительных всадников,  восседавших
на  волчьих  спинах.  Приземистые,  коренастые,  в  островерхих  шапках, они
сидели, очень сильно поджав ноги, так что  их  пятки  были  чуть  ли  не  на
волчьем хребте; в их руках хоббит увидел копья и луки.
     -- Ий-йя-хэй!  --  раздался  тонкий  и высокий визг, и со всех сторон к
неподвижно  замершим  друзьям  устремились  десятки  невиданных   всадников.
Неистовое  рычание  волков  смешалось  с  воинственными  воплями наездников,
свистнули стрелы. Малыш внезапно охнул и пошатнулся, но тотчас выпрямился, и
качнувшийся было к нему на помощь Фолко ответил врагу первой стрелой. Звонко
щелкнул и  арбалет  Торина  --  два  седла  опустели,  но  разве  могло  это
остановить  остальных?  В  мгновение  ока  --  хоббит успел пустить лишь три
стрелы -- всадники оказались прямо перед ними.
     Все произошло так быстро, что Фолко не успел  как  следует  испугаться.
Что-то  очень  сильно  ударило  его  в  левое плечо и со звоном отскочило от
чешуйчатой мифрильной кольчуги. Тотчас здоровенный волчище бросился прямо на
него; в разинутой пасти на миг блеснули клыки -- но лишь на миг, потому  что
Фолко,  извернувшись,  рассек  гондорским  клинком Великого Мериадока голову
чудовища. Наездник соскочил в сторону и, выхватив короткий  меч,  с  яростью
бросился на хоббита.
     Мир  вокруг  Фолко  исчез, сузившись до узкого пространства прямо перед
его лицом. Боевой азарт вытеснил страх, и уроки  Малыша  не  пропали  даром.
Отведя  клинок  противника  легким  боковым движением, Фолко сделал глубокий
выпад, и верная сталь его далекого предка пронзила незащищенное горло врага.
В тот же миг хоббит ощутил толчок в бок, но работа гномов  оказалась  не  по
мечам  напавших.  Клинок  бессильно  скользнул  по  броне  хоббита,  который
молниеносным ударом свалил еще одного противника.
     На него прыгнул новый волк, и вновь хоббит сумел оборониться  --  зверь
попал  под  неотразимый  топор  Торина,  рубившего  сплеча направо и налево.
Однако затем хоббит почувствовал странную пустоту справа  --  повернулся  и,
словно  в  бреду,  увидел медленно опрокидывающегося Малыша, которого сбил с
ног прыгнувший сбоку волк. Зубы страшилища клацнули, но прокусить защищенное
мифрилом горло не смогли. Меч хоббита тотчас вонзился волку в бок, и  тот  в
корчах  повалился  наземь.  Малыш  вскочил  прежде,  чем  нападающие  успели
воспользоваться своим временным успехом.
     Казалось, время остановилось, бой не  прекращался.  Но  напрасно  рвали
тетивы  лучники  врагов  --  стрелы  ломались  о  неподдающиеся земной стали
мифриловые доспехи; напрасно волки кидались на гномов, стараясь сбить  их  с
ног  и  растащить  в стороны,-- Малыш и хоббит ловко уворачивались, Торин же
стоял скалой,  а  его  топор  встречал  чудовище  прежде,  чем  то  успевало
дотянуться  до  него. Напрасно наваливались на друзей всадники -- их мечи не
могли пробить надежных кольчуг.
     Оставив на траве два десятка  всадников  и  четырнадцать  волчьих  туш,
нападавшие  откатились.  Между  сражающимися  появилось  пустое пространство
саженей в тридцать. Некоторое время из толпы доносились хриплые возгласы  на
непонятном  языке,  затем  всадники стали один за другим взбираться в седла.
Спустя мгновение голова отряда скрылась за гребнем ложбины.
     Все стихло. На истоптанной,  залитой  человеческой  и  звериной  кровью
траве  черными  грудами  мрака  застыли  мертвые тела. Хоббит стоял, опустив
натруженные руки. Ни единой мысли не было  в  его  голове,  он  пошатывался,
глядя  остекленевшим  взором на метнувшегося вверх по склону ложбины Торина.
Малыш, с окровавленными  клинками  наголо,  крадучись  прошелся  по  поляне,
осматривая  убитых  врагов,  и,  если находил раненого -- короткий взмах его
даго довершал дело.
     Торин вернулся.
     -- Они скрылись,-- сообщил он хрипло, роняя топор в траву.-- Но  далеко
ли -- Дьюрина спросить бы! Ты цел, Фолко? И ты. Малыш?
     -- Я-то ничего,- спокойно отозвался Маленький Гном,-- а вот хоббит наш,
того и гляди, сейчас грохнется!
     Фолко  и  впрямь стало дурно. Глядя на убитых, его затрясло -- в лунном
свете побоище выглядело особенно страшно. Ноги у  него  подкосились,  и,  не
подхвати его Малыш, он неминуемо рухнул бы.
     Фолко   шмыгнул   носом,  безуспешно  стараясь  вытереть  щеки  рукавом
кольчуги. Его взгляд случайно упал на руки - они были  темны,  их  покрывала
чужая  кровь.  Хоббит  поспешно  схватился за флягу и не успокоился, пока не
отмыл ладони. Только после  этого  вместе  с  друзьями  он  смог  оглядеться
вокруг,  и  первое,  что  они увидели,-- это были их пони, пронзенные добрым
десятком стрел каждый.
     -- Вот так так...-- протянул Торин.-- Что ж,  придется  теперь  пешком.
Фолко! Сколько нам еще до