тем не менее помнили строгий  приказ
и, посопротивлявшись для вида, начали постепенно отходить, сберегая силы и
жизни своих.
   Врагу  принадлежал  уже  обширный  кусок  западного  берега;  атакующие
оттеснили вестфольдингов даже от баррикады;  с  визгами  помчались  вперед
первые перебравшиеся всадники - истерлинги, а по дороге уже  валом  валили
разнообразные  войска,  конница  смешивалась  с   пехотой.   Мелькнули   и
низкорослые хазги верхами. Похоже, Олмер и впрямь уверовал в то,  что  ему
удастся заветный прорыв.
   Переправлялся враг широко, как только позволял отвоеванный  участок.  К
кручам приставляли лестницы; пехота брала  правее  или  левее,  освобождая
место для конников, валом валивших напрямик по тракту.
   Понимал ли враг, что его заманивают в ловушку? Все говорило за то,  что
полководцы Олмера увлеклись наметившимся прорывом в центре; но,  с  другой
стороны, один раз, на Андуине, роханские стратеги уже просчитались; и если
Олмер сознательно бросал полки в расставленную западню, это значило, что у
него уже готов контрплан - то  ли  вновь  последует  удар  с  неожиданного
направления (хотя на сей раз ударить  вроде  бы  неоткуда),  то  ли  Вождь
рассчитывает на многочисленность своих войск, полагая, что на них  уже  не
хватит никакой роханской засады... Подобные мысли  неотвязно  преследовали
Фолко: уж слишком все шло гладко, враг послушно  сунулся  в  настороженный
капкан, и сунулся, как медведь, не когтем, а всей лапой.
   Добрая миля берега оказалась  уже  в  руках  Олмера.  Его  пешие  воины
пытались  расширить  занятый  участок,  но  натолкнулись  на   подоспевших
роханских конных  стрелков  и,  не  успев  сбить  строй,  разбежались,  не
выдержав губительного ливня стрел.
   Бой кипел на крыльях Олмерова прорыва, но  основная  масса  его  войск,
подпираемая задними рядами, перла и перла очертя голову вперед,  преследуя
отступающую пехоту Марки, лучников и копейщиков,  да  немногих  всадников,
изо всех сил изображающих панику.
   Фолко отбегал вместе со своими на тридцать-сорок шагов, останавливался,
стрелял, тщательно выбирая цель -  самых  заметных  и  хорошо  вооруженных
воинов Вождя, - и снова отбегал. До  мечей  дело  не  доходило,  так  вот,
обгоняя пеших, на простор заисенской равнины вырвались  конные  стрелки  -
истерлинги, и началась жаркая схватка.
   "Пошлет Олмер в бой ангмарцев и главную силу хазгов - значит, уверовал,
что прорыв его войск не подстроен", - отбиваясь мечом от  шального  хегга,
оказавшегося  далеко  впереди  своих,  успел  подумать  хоббит;  руки   не
требовали вмешательства сознания: глаза видели не только противника, разум
же старался уяснить, что происходит на всем поле, а не только под носом.
   С этим хеггом Фолко рубился долго - враг был немал ростом, и хоббит  то
ли от усталости, то ли еще почему-то никак не мог  подобраться  достаточно
близко; его противника походя срубил один из воинов его двух десятков - и,
подняв голову, Фолко увидел скакавших  по  полю  ангмарских  арбалетчиков.
Ударная сила, гвардия Олмера! Самые верные, сильные и упорные,  верящие  в
него, как в Бога.
   Если уж они посланы в бой - значит, Олмер уверовал  в  победу.  Но  что
это? Рядом с ангмарцами  плотной  массой  накатывался  строй  низкорослых,
похожих на гномов воинов с кривыми мечами и короткими толстыми  копьями...
Неужто?!
   - Урук! Урук! Вар хай урук-хай!
   "Всемогущий Эру, орки Сарумана! Ну, держись, ребята!"
   Подражая вестфольдингам своим плотным строем, большой отряд здоровенных
орков мчался прямо на застывшую и качнувшуюся вперед - чтоб не  попятиться
от удара - роханскую фалангу. Лучники нашли наконец себе главную цель.
   Яростная битва разгорелась по всей Дуге, с трудом удерживаемой  воинами
Марки. Почуяв успех, враги давили как безумные. Все новые и  новые  отряды
появлялись на западном берегу,  все  с  большими  трудностями  и  потерями
сдерживали их роханцы.
   Юноша-подносчик бросил хоббиту толстый пук стрел.
   - Последние! - крикнул он и соскочил с коня,  вытаскивая  свой  еще  не
взрослый меч и становясь рядом с хоббитом.
   К полутора сотням лучников,  что  стояли  изначально  на  правом  крыле
роханского боевого порядка возле переправы и где  были  два  отданных  под
начало Фолко десятка, прибились еще сотни две воинов - кто  из  потерявших
коня всадников, кто из  отбившихся  от  главного  строя  пехотинцев;  орки
сцепились с фалангой, а на товарищей хоббита выпало грудью встретить  удар
ангмарцев.
   Их командир совершенно правильно нащупал самое слабое  место  в  боевых
порядках  воинов  Марки;  здесь  было  мало  копейщиков  и  щитоносцев,  а
лучники... что ж, победа стоит потерь.
   На сжимающийся строй во весь опор мчалась ангмарская кавалерия.  Вились
черные плащи, клич "Анг-мар! Анг-мар!" перекрыл грохот боя; хоббиту на миг
почудилось, что он вновь на поле под Аннуминасом.
   Однако это был не Аннуминас. Это была Исенская Дуга, и не  стоял  рядом
несокрушимый хирд, не вздымалась стальная щетина копий;  три  с  небольшим
сотни мечников и стрелков - против нескольких тысяч ангмарцев. Вал конских
морд близился, близился, копыта пожирали степь, и  первые  ряды  атакующих
уже подняли арбалеты...
   - Два пальца влево, бей! - что есть  мочи  заорал  Фолко,  давая  своим
поправку на ветер, и отпустил тетиву.
   Никогда, ни до, ни после, не стрелял Фолко быстрее и лучше. Он забыл об
оружии в своих руках; смерть словно сидела у  него  на  подтянутой  к  уху
руке. Подобно тому, как замедлилось все в бою у  Болотного  Замка,  так  и
сейчас время услужливо приостановилось, и  он  успевал  все.  Рука  тянула
тетиву, отпускала,  тотчас  набрасывала  следующую  стрелу,  а  глаза  уже
намечали очередную цель - и вновь визг сорвавшегося  оперенного  древка  и
звонкий удар тетивы по иссеченной  сотнями  подобных  ударов  рукавице  на
левом запястье...
   Ангмарцы скакали и падали. Валились кони,  валились  люди,  точно  сама
Смерть ткнула в них своим костлявым перстом. Считанные  сажени  оставалось
проскакать передним, чтобы врубиться наконец в кучку дерзких...
   Но они их не проскакали. Первые десятки конников, уже натянувших тетивы
арбалетов, выбило начисто; валящиеся лошади заставили коней, мчавшихся  за
ними, прыгать, чтобы  не  свалиться  самим,  и  первый  залп  арбалетчиков
пропал, считай, даром, а второго уже не смогли дать слишком многие из тех,
кто разрядил свое оружие...
   Двенадцать стрел в минуту обязан был выпустить мастер стрелкового  боя,
желая подтвердить свое звание. Этот рубеж многократно превзошли почти все,
кто оказался в тот день рядом с хоббитом, и их стрелы не пропали  даром  -
казавшийся несокрушимым, неодолимым, клин ангмарцев  рассыпался,  разбился
точно так же, как под толстыми арбалетными болтами тех самых воинов Олмера
некогда рассыпались плотные ряды арнорских панцирников...
   Воины Ангмара в беспорядке отхлынули в  стороны.  И  тотчас,  будто  их
отступление послужило общим сигналом, пошли в  давно  заготовленную  атаку
ждавшие все это время запасные роханские конные полки.
   Король  держал  их  в  резерве,  несмотря  на  то,  что  гибла   пехота
Вестфольда, грудью остановившая напор  главных  сил  врага;  хотя  полегли
очень и очень многие из тех,  кто  сдерживал  воинство  Вождя  на  крыльях
роханского войска,  изогнувшегося  подобно  тугому  луку.  Свежая  конница
дождалась своего часа; пришел час платить за поражение на Андуине. Сегодня
та неудача не повторится. Вражеского  обхода  не  будет.  Полки  Олмера  в
ловушке, им некуда деться; их отрежут от  берега  и  собьют  в  кучу,  как
лесных зверей при облаве...
   Сверкающие потоки роханской конницы устремились из-за скрывавших их  до
времени холмов прямо вдоль берега Исены к дороге, отрезая врага  от  реки,
лишая единственного пути отхода. Лучшие воины  Вождя  -  ангмарцы,  хазги,
истерлинги -  все  увязали  в  плотных,  гнущихся,  но  упрямо  держащихся
шеренгах роханского  войска,  и  сразу  броситься  на  защиту  собственных
флангов они не смогли; второпях  выдвинутые  вперед  второсортные  резервы
были сметены первым  же  ударом  стреляющих  всадников,  одинаково  хорошо
умеющих бить на скаку из лука и играть копьем в ближнем бою. Пехота Олмера
не успела сомкнуть ряды, а где и успела,  их  расстроил  ливень  роханских
стрел - последних, с  трудом  собранных  "по  сусекам"  оружейного  обоза.
Темные  фигурки  пехотинцев  Вождя  бросились  врассыпную;  не  прошло   и
нескольких минут, как северный и южный отряды роханцев  соединились  возле
оказавшейся в глубоком тылу врага баррикады на тракте.
   Так многочисленность переправившихся войск Олмера  из  их  преимущества
превратилась в помеху - в полную силу могла сражаться лишь четверть. Фолко
видел королевское знамя Рохана, глубоко врезавшееся в ряды орочьего строя;
сейчас, сейчас полки  всадников  Марки  рассекут  сбившихся  беспорядочной
кучей воинов Олмера - и начнется разгром...
   Враги заметались в кольце; основная масса шатнулась назад, к реке, но в
спины им ударили остатки вестфольдской пехоты и поддерживающие ее конники;
дорогу вправо и влево быстро загораживали выводимые из  роханских  лагерей
длинные вереницы возов; король послал в бой  всех,  вплоть  до  последнего
погонщика. Над полем повис страшный, смертный стон избиваемых,  стиснутых,
почти  повсеместно  потерявших  строй  и  боевой  порядок  воинов   Вождя.
Роханская  Марка  была  в  одном  шаге  от  величайшего  триумфа  в  своей
истории...
   Сперва никто не понял, что произошло. Где-то на  левом  крыле  воинства
Марки вдруг поднялась какая-то суматошная  неразбериха,  раздались  чьи-то
неразборчивые боевые кличи. Сердце хоббита прыгнуло, как мяч, вновь, как и
в минуты победного натиска на Андуине, восторг сжал горло... и  тут  строй
воинов Рохана, сжимавший кольцом полки Олмера, не выдержал. Там, на  левом
крыле, конница неожиданно подалась в  стороны,  в  боевом  порядке  воинов
Марки появилась широкая брешь. В бреши замелькали шеренги  невесть  откуда
взявшихся пеших воинов с большими, похожими на корыто щитами. Мгновение, и
память нашла ответ: дунландцы!
   Долгие века они ждали этого часа, жители неприметной страны  у  отрогов
Туманных Гор. Ждали, копили силы, ненависть и  боевое  искусство.  Они  не
забыли обид, что потерпели от  роханцев,  неважно  теперь,  подлинных  или
мнимых, не забыли  битвы  у  стен  Хорнбурга.  Хоббиту  вспомнились  слова
Олмера: дунландцы презирают потомков тех, кто принял жизнь из  рук  короля
Теодена. Еще в первом походе Олмера на Арнор дунландцы попробовали мечом и
копьем крепость вражеского строя; хирд оказался им не по зубам, но  здесь,
похоже, дунландцы брали реванш за все свои неудачи.
   Они шли плотно, явно подражая хирду. Никто не мог сказать,  откуда  они
взялись здесь, - то ли это был хитрый маневр Олмера, то ли сами  горцы  по
собственной воле  отправились  делить  с  Вождем  кровавую  жатву,  однако
главное дунландцы сделать успели - кольцо роханских войск было  разорвано,
хазги и ангмарцы устремились в брешь.
   Конница хороша,  когда  ей  есть  где  развернуться;  в  образовавшейся
сутолоке конники Марки оказались охвачены со всех сторон многочисленной  и
упорной  пехотой  врага.  Тайно  собранные  вблизи  бранного  поля   полки
дунландцев мертвой хваткой вцепились в роханских конников; копья не  знали
отдыха, и оцепеневший от ужаса хоббит увидал, как  море  врагов  поглощает
одинокие рифы еще сражающихся конных сотен левого крыла.
   Спасая своих, на север  ударили  отборные  тысячи  королевской  гвардии
Марки; сам властитель Рохана вел их, и один могучий Тулкас  ведает,  каким
образом им удалось бросить своих бесценных  коней  на  дунландские  копья,
ломая их строй, опрокидывая  и  давя  сопротивляющихся,  рубя  и  протыкая
пытающихся спастись бегством и подставляющих спину. Роханский клин  пробил
дунландскую стену щитов - это было последнее, что видел хоббит, потому что
стихший на минуту-другую бой на их крыле разгорелся вновь и он потерял  из
виду королевский штандарт Марки.
   Оставшиеся к тому времени в  живых  лучники  слили  ряды  с  уцелевшими
вестфольдингами; хоббит услыхал громовой голос Торина, окликающего его  по
имени, и вместе с эльфами полез навстречу друзьям.
   Они успели торопливо  обняться  -  гномы  получили  краткий  передых  в
соединенных  рядах  фаланги,  уменьшившейся  в   числе,   но   по-прежнему
непобежденной, - как на строй вестфольдингов рухнул тяжкий молот  орочьего
удара. С флангов, утративших защиту конницы, обрушились истерлинги.
   Роханское войско прорывалось  на  север.  Фаланга  отходила,  сжимая  и
сжимая ряды, несмотря на вражеский  напор.  Не  было  приказов,  не  стало
управления; и принявший команду последний из оставшихся в  живых  сотников
повел  вестфольдскую  пехоту  на  северо-запад,  вслед  за  конницей,  ища
спасения под лесной защитой.
   И, прокладывая себе путь через смертное поле, видели оставшиеся в живых
бойцы роханской фаланги, как поредевшие полки  всадников  Марки,  разрывая
смертельные объятия врагов, устремляются на север. Дунландцы, сломав строй
врага, продержались ровно столько, сколько нужно  было  полководцам  Вождя
для того, чтобы развернуть потерявшие строй войска, привести их в  порядок
- и атаковать. И сразу сказался их численный  перевес;  воодушевленные  от
неожиданного, но появившегося так вовремя  союзника,  воины  Олмера  смяли
противостоявших им роханцев, попросту задавив их своей многочисленностью.
   Однако остановить уцелевшие полки центра и правого крыла  войска  Марки
оказалось непросто. На их дороге оказались отброшенные гвардейцами  короля
дунландцы, потрепанные, потерявшие множество своих; и мстя сразу за все, в
том  числе  и  за  будущий  триумф  сегодняшних   врагов,   прорываясь   к
спасительным  лесам,   всадники   Рохана   разметали   дунландский   строй
окончательно и пошли по телам.
   Но  уже  смыкались  руки-крылья  Олмерова  войска,  мчались  с  визгами
истерлинги, ангмарцы, хазги, напирали орки,  вновь  появились  всадники  с
тигроволками на длинных ремнях; роханские сотни  щедро  тратили  последние
стрелы, дорого продавая свои жизни, каждый шаг врагу стоил огромных жертв.
   Королевское  знамя  вздрогнуло  и  исчезло   среди   моря   конских   и
человеческих тел. Властитель Эдораса не стал искать дороги к спасению.  Он
принял смерть на поле, где похоронен был свободный Рохан...
   Кольцо   врагов   сомкнулось.   На   упорно   цепляющийся   за    жизнь
четырехугольник вестфольдской фаланги ударили  со  всех  сторон.  Какое-то
время роханские храбрецы еще находили в себе силы сопротивляться;  но  вот
орки, не щадя себя, по телам своих мертвых дорвались до самой линии  щитов
- и в невообразимой рукопашной, где в ход пошли уже не  мечи  и  копья,  а
кинжалы, кулаки и чуть ли не зубы, сломали-таки строй противника. Началась
кровавая резня...
   Однако всемогущая Судьба хранила друзей и в эти  страшные  минуты.  Они
сумели не потеряться; держались рядом все: и  эльфы,  и  гномы,  и  Атлис.
Бойня кипела повсюду, под ногами хлюпала кровь - но надо было  выдираться,
если они хотели жить. И Атлис, рыча, вцепился в древко отскочившего от его
кольчуги копья, ярость гондорца была столь велика, что он одним  движением
вырвал хазга из седла. Тот покатился прямо под ноги Торину, гном  взмахнул
топором... Атлис швырнул поводья хоббиту.
   - Добывайте коней! - рявкнул гондорец.
   И когда на них наскочили трое ангмарцев, эльфы без лишних слов  срезали
их подобранными тут же на земле стрелами, а Торин с Малышом, приняв грудью
выпущенные в упор стрелы двух хазгов, сполна  отплатили  лучникам.  Теперь
можно было прыгать в седла...
   Им вновь повезло. На  их  пути  оказались  конные  ховрары  -  неважные
лучники. Те попали несколько раз в закрывавших друзей собственными  телами
хоббита и гномов, но мифрил легко отразил их стрелы,  а  друзья  отчаянным
натиском продрались сквозь ховрарские  ряды  -  и  внезапно  очутились  на
свободном  месте.  Они  вырвались  за  пределы  вражеского  кольца;  рядом
спасительной тенью чернел лес. Бессмысленно было возвращаться в безнадежно
проигранное сражение; и они погнали коней к  зарослям,  вслед  за  другими
роханцами, вырвавшимися из кольца врагов. Король Рохана ценой своей  жизни
проложил дорогу уцелевшей части своего войска. На  поле  боя  еще  гремело
оружие, еще кто-то сопротивлялся, так и не сумев пробиться, но  спасшимся,
приходилось удирать.
   Дунландская  доблесть!  О  тебе  слишком  долго  не  вспоминали.  Горцы
отомстили - и легли сами, но дело свое сделали.  Последний  рубеж  обороны
был прорван. Вождю открывалась прямая дорога на Арнор.



11. СЛОВО САНДЕЛЛО

   Глухая чащоба. Овраг, дно устлано  сухими  травами.  Кони  привязаны  к
деревьям  на  склонах.  Внизу,  у  груд  желтого  трескучего  папоротника,
собрались люди - человек сорок, может, даже пятьдесят. Высокое небо чисто,
неяркое зимнее солнце скупо освещает глубокую ложбину. На небольшом костре
жарится дичина, вокруг разложено разнообразное оружие. Царит тишина,  лишь
изредка, переступая с ноги на ногу, хрустнет сучком лошадь.
   Уже пятый день уцелевшая половина роханского войска уходила  от  врага.
Пятый день, как сотни посланных вдогон хазгов, волчьих всадников  и  орков
обшаривали холмы и долины в поисках отставших небольших отрядов  роханцев.
Схватка неравная - врагов было стократ больше. Однако  разбитые,  частично
рассеянные  воины  Марки  не  помышляли  о  сдаче:   роханцы   по-прежнему
огрызались при  первой  возможности,  забирая,  сколько  могли,  вражеских
жизней. Но как!..
   Фолко сидел у костерка, обхватив колени. Схлынуло отчаяние первых дней;
осталось холодное упорство, слитое с тяжкой, подсердечной ненавистью.
   Его товарищи при первом удобном случае предают огню и мечу  дунландские
деревни; Фолко не мог одобрить этой бессмысленной жестокости.  Роханцы  не
щадили никого, даже кошек и собак; почти вся дунландская пехота полегла  в
битве, в селеньях оставались лишь старики да молодежь;  женщины  молили  о
пощаде - тщетно; в глазах воинов Марки этот народ стал главным  виновником
гибели их армии и королевства  -  и  они  отводили  душу.  Не  считаясь  с
опасностью того, что их заметят, роханцы жгли дома, резали скотину, убивая
всех, кто подвертывался под руку; спрятавшихся, впрочем, не искали.
   Умом хоббит понимал кровавую свирепость своих товарищей  по  оружию.  В
отряде не осталось человека, у кого не погиб или не пропал  бы  без  вести
друг, брат, сын или отец; их родина осталась в  руках  неприятеля,  и  они
могли только гадать, что приключилось с их близкими, никто не  знал,  живы
ли остатки их семей, те, что укрылись в горах...
   Умом Фолко мог понять происходящее,  но  не  простить.  Его  мутило  от
кошмарных кровавых сцен, свидетелем которых он стал;  однако,  как  он  ни
отговаривал спутников, его не слушали; дело доходило  до  серьезных  ссор.
Роханцы  тешили  сердца  кровной  местью,  и  для  того,  чтобы  наверняка
остановить их, Фолко пришлось бы перебить весь их отряд.
   Хоббит, эльфы и гномы,  которым  тоже  претило  убийство  безоружных  и
бессмысленное разорение страны, пытались  уговорить  воинов  Марки  скорее
покинуть эти места и пробиваться на север, откуда  неминуемо  должны  были
наступать многочисленные арнорские полки.  Роханцы  отвечали  на  все  это
полубезумным смехом. Фолко казалось, что многие просто повредились  в  уме
от горечи поражения; они не хотели никуда уходить, они желали мстить, а на
вполне резонные замечания Амрода и Беарнаса, что мстить должно только тем,
у кого в руках оружие, следовала лишь черная брань. У Фолко  начала  зреть
мысль об уходе из отряда. Однако после четырех спаленных деревень  роханцы
как будто бы несколько поуспокоились.
   ...Много было раненых, чудом спасенных с поля  боя.  Мало  стрел,  мало
еды, мало лечебных  снадобий;  где-то  неподалеку  слышался  гнусный