его  устах  это  утверждение  прозвучало  довольно
комично. - И чересчур полагается на придворных.
     "Ну да, конечно, - вздохнул про себя Сварог. - Везде одно и то  же  -
царь не знает, президенту не докладывают... Но высшие сановники и в  самом
деле - сила. Значит, идти нужно не к императрице".
     - Честное слово, я сделаю  все,  что  в  моих  силах,  -  сказал  он.
Прозвучало это казенно и сухо, и он хотел было ободряюще  похлопать  князя
по плечу, но вовремя спохватился. - Только учтите, князь,  -  я  добираюсь
домой кружным путем, мне предстоит трудное дело и неблизкая дорога...  Так
что наберитесь терпения.
     - Я все равно буду занят ближайшие дни, - признался князь.  -  Соберу
дружину и поеду вразумлять барона Готара. Редкостная скотина.  Решил,  что
отведет беду, если примется жечь колдунов - только вот в  колдуны  у  него
попадают по малейшему подозрению, а то и за малейшие провинности.
     - Вы уж себя поберегите для великих дел, - сказал Сварог.
     Князь огромным усилием воли  сдержался,  чтобы  не  разгневаться,  но
попрощался все же молча, кивком.
     Сварог вернулся в зал.
     - Гуляем дальше, ваша милость? - подошел к нему старшина фогорошей. -
Их сиятельство вышел гневен, мы уж подумали, что  вас  потащат  на  другую
пляску, попечальнее...
     - Обошлось, - сказал Сварог,  протянул  старшине  десяток  серебряных
монет. - Хватит на сегодня, пожалуй.
     Тетка Чари, сразу видно, сгорала от желания хоть что-нибудь  выведать
о только что закончившейся встрече  на  высшем  уровне,  но  таверна  была
набита битком, гуляки засыпали ее заказами, и она  порхала  по  залу,  как
пчелка, успевая и перешучиваться со знакомыми, и отпускать мимолетные,  но
полновесные  плюхи,  когда  чья-нибудь  нахальная  ладонь  устремлялась  к
наиболее приманчивым абрисам ее фигуры.
     Сварог сел за свой стол, налил вина и вороватым движением  переправил
кусок мяса в капюшон - Караху. Спиной ощутил легкое  шевеление  -  домовой
аппетитно зачавкал.
     - Баллады послушать не желаете, ваша милость? - предложил возникший у
стола  потрепанный  старикашка  с  громоздким  струнным  инструментом  под
мышкой. - На любой  вкус,  печальные  и  веселящие  душу,  трогательные  и
бравурные... "Баллада о  принцессе  и  мельнике",  "Баллада  о  битве  при
Тагор-Муре", "Баллада о графе Гэйре и Великом Кракене"...
     Сварог собрался было одарить старика грошиком и  отправить  восвояси,
но, услышав последнее название, встрепенулся:
     - Ну-ка, давай про Кракена...
     Старик, опасаясь, что  заказчик  передумает,  плюхнулся  на  табурет,
водрузил на колени свою бандуру и с  маху  ударил  по  струнам,  не  тратя
времени на настройку. Похоже, его агрегат после любой настройки звучал  бы
гнусаво, и Сварог примирился с неизбежным. Услышав пение старца, Шаляпин с
Карузо  наверняка   удавились   бы,   предварительно   придушив   дряхлого
менестреля,  но  дребезжащий  голос  старика  обладал   одним-единственным
достоинством - он вонзался в  кабацкий  гомон,  как  шпага  в  бисквит,  и
Сварог, несмотря на шум вокруг, легко разбирал каждое слово:

                          Удачи императоры,
                          бродяги ста морей,
                          кто в вице-губернаторы,
                          а кто и на нок-рей.
                          Э лон аллэ, э лон аллэ,
                          а кто и на нок-рей...

     Баллада оказалась длиннейшей, изобиловала каноническими  повторами  и
надоедливыми  припевами,  но  Сварог  героически   слушал   и   постепенно
убеждался: несмотря на горы словесного мусора, кое-что попало в балладу из
реальности. Несколько  раз  упоминалась  баркентина  "Беспутная  русалка",
имена моряков, весьма настойчиво  -  Море  Мрака  и  Ферейские  острова  с
названиями портов  и  даже  улочек,  селений,  скал  и  отмелей.  Описание
Великого  Кракена   и   жаркого   сражения   даже   несведущему   казалось
нагромождением древних ходячих штампов, но финал  видался  неожиданным.  В
противоположность подавляющему большинству баллад, вещавших  о  достижении
конкретных целей - или, наоборот, о конкретном проигрыше, -  эта  гласила,
что "дальнейшее знают лишь немые волны". Которые, понятное дело, никому не
могут поведать ничего  определенного  о  судьбе  схватившихся  в  поединке
смертельных врагов. Это было весьма нетипично. Что-то попало туда прямиком
из реальности, от тех, кто знал что-то, видел, встречался... Или  от  тех,
кто знал знавших, что в принципе одно и то же. Откуда, скажите на милость,
в балладу попала строфа "не ищите его среди мертвых, не найдете его  средь
живых"? Такое можно было услышать только от того, кто прекрасно знал,  что
так все и обстоит...
     Когда дряхлый бард умолк наконец, с размаху вдарив всей  пятерней  по
струнам и с закинутой головой испустив печальный вопль, Сварог  налил  ему
вина и принялся допрашивать с  пристрастием.  Но  ничегошеньки  не  узнал.
Баллады, как повелось исстари, странствовали от одного  певца  к  другому,
разгуливали в списках, и барды, если не были  авторами  исполнявшихся  ими
творений, знали о их истории  не  больше,  чем  граммофон  -  о  биографии
Шопена. След обрывался, его попросту не было.



                            2. ДВОЕ НА ПАЛУБЕ

     Когда до заката оставалось совсем немного,  он  стоял  у  фальшборта,
достигавшего ему до пояса,  и  смотрел,  как  уплывают  назад  обветшавшие
каменные дома Адари, облицованный  каменными  плитами  причал  с  зиявшими
многочисленными проплешинами, в которые  энергично  перла  высокая  сорная
трава. И на  полном  серьезе  пытался  догадаться,  о  чем  думал  Колумб,
отплывая в свой исторический рейс. После долгих раздумий Сварог  пришел  к
выводу, что Колумб столь же пытливо озирал свою команду и задавался тем же
вопросом: "Интересно, как эта сволочь себя поведет, когда порт скроется за
горизонтом?"
     ...Проснувшись назавтра не столь уж рано, не  с  таким  уж  тягостным
похмельем,  но  все  же  с  хворой  головой,  он  подлечился  парой  чарок
"медвежьей", "драконьей" и прочих кровей, велел оседлать коня и  поехал  к
мосту, где стоял караул. Часа три проторчал там.  Часа  два,  уже  пешком,
слонялся по берегу, смоля сигарету за сигаретой и тоскливо  поглядывая  на
широкую реку. Но трехмачтовый парусник с конской  головой  под  форштевнем
так и не появился на серой, неспешно текущей воде. Лишь однажды  показался
парус - но это крохотное одномачтовое суденышко  натужно  тащилось  против
течения со стороны Харлана, влекомое слабеньким попутным ветерком.
     В конце концов он смирился с неизбежным и сказал  себе:  "Ты  остался
один,  парень.  Тянуть  нельзя,  даже   новичкам   не   может   везти   до
бесконечности".
     Криво усмехнулся, тихо пропел под нос:
     - Ну не подведи, ты теперь один... бравый.
     Сплюнул, в последний раз  глянул  на  реку  -  ничего  утешительного,
конечно, - и зашагал к таверне.
     До Адари он добрался без всяких приключений. И дальше  пошло  как  по
маслу - легко отыскался и кабак "Петух и пивная кружка",  и  Брюхан  Тубо,
чей стан был прямой противоположностью кипарису. Пузан с  продувной  рожей
ничуть не удивился ни условному знаку, ни поручению. Через полчаса  Сварог
стал полновластным и единоличным владельцем "Гордости Адари"  -  надежного
на вид одномачтового кораблика с командой, абсолютно  ненадежной  на  вид.
Первая и единственная реформа, какую Сварог с удовольствием  провел  бы  в
роли судовладельца, - это на всякий случай  повесил  бы  на  мачте  своего
капитана и двух матросов, можно  даже  в  художественном  беспорядке,  без
всяких икебан. Но выбирать было не из чего,  клиентура  и  дружки  Брюхана
Тубо в ангелах не числились. К тому же Брюхан постарался не на шутку -  он
явно посчитал Сварога не последним среди гангстеров Пограничья авторитетом
и потому подобрал команду, на его взгляд, надежнейшую - чтобы не ударила в
грязь лицом, если клиенту вздумается  попиратствовать  или  устроить  иное
мокрое дело.
     Сварогу  не  пришлось  особенно  стараться,  чтобы  поддержать   свой
авторитет среди экипажа "Гордости Адари". За него все сделал  случай  -  и
порочные наклонности, присущие отдельным  представителям  сословия  речных
моряков.
     Сварог оглянулся и хмыкнул. Обладатель самой продувной  из  трех  рож
сидел у мачты и, тихонько поскуливая  сквозь  зубы,  баюкал  правую  руку,
замотанную лоскутом какой-то тряпки. Когда корабль готовился отдать якорь,
именно этот субъект забрался в кормовую надстройку, где в единственной  на
суденышке каюте Сварог сложил свои пожитки. Потом,  хныкая  и  стеная,  он
клялся, что хотел лишь из любопытства осмотреть багаж нового хозяина, и не
более того. Как бы там ни было, свидетелей не оказалось (Карах притаился в
капюшоне  плаща,  а  плащ  был  на  Свароге),  одно  можно  утверждать   с
уверенностью - этот болван полез рассматривать топор. И  Доран-ан-Тег,  не
терпевший таких вольностей от  посторонних,  смахнул  ему  четыре  пальца,
оставив  один  большой.  Теперь  вся  троица  таращилась  на   Сварога   с
нескрываемым ужасом, и все его распоряжения исполнялись  бегом,  насколько
это было возможно на крохотной посудине.
     Он глянул на  капитана,  и  тот  проворно  подбежал,  вынул  изо  рта
глиняную трубку, даже пристукнул каблуками латаных сапог.
     - Ваша милость?
     - Когда войдем в Ямурлак?
     - Затемно, - сказал капитан и, поколебавшись, решился: -  А  вы  там,
часом, причаливать не собираетесь?
     - Не собираюсь. Что, боишься? Столько лет  тут  плаваешь,  мог  бы  и
привыкнуть...
     - Всякое бывает. В Ямурлаке с незапамятных времен было тихо, да вот с
недавних пор опять зашевелились. Болтают,  плавает  здесь  какой-то,  души
скупает или попросту нанимает корабль, вроде вашей  милости,  не  в  обиду
будь сказано, и командует плыть в Харлан. А по дороге  велит  причалить  в
Ямурлаке - и поминай как звали... Никто не возвращается.
     - Откуда же это известно, если никто не возвращается?
     - Болтают...
     - Что же ты не отказался?
     - Откажешь Брюхану, как же... Не знаю, что там насчет ловца душ, но в
последние дни на реке определенно что-то происходит.
     - Что?
     - Кто его знает... Сначала в низовья прошел "Божий любимчик",  а  это
корабль  капитана  Зо,  доводилось  слышать?  Потом  -   "Призрак   удачи"
Джагеддина. А три дня назад объявился  душегуб  Гронт  на  "Трех  козырных
розах". Название, правда, заменил, повесил другое, ну да у нас  попадается
народ бывалый, они ж его по рангоуту вмиг опознали. Все трое - люди крайне
известные на всех морях, головы их в иных местах оценены в крайне солидные
суммы, а в других они, наоборот, чуть ли не почетные  граждане.  И  Гронт,
что странно, шел под горротским флагом.
     - Замаскировался, - сказал Сварог. - Дело житейское.
     - Да ведь самая забубенная головушка сто  раз  подумает,  прежде  чем
поднимать  горротскую  "кляксу"!  Не  любит  король  Стахор,   когда   без
разрешения пользуются его флагом, и, если изловит...  Значит,  Гронт  и  в
самом деле пошел на службу к Стахору. Была в  нем,  конечно,  гнильца,  но
чтоб идти под "кляксу"... - Он перехватил  иронический  взгляд  Сварога  и
словно бы даже обиделся: - Что, ваша милость, думаете: "чья бы корова..."?
Но тут, понимаете ли, есть большая разница: грешить людям меж  людьми  или
душу загубить на службе у Стахора... Так вот, я и  говорю:  три  капитана,
люди знаменитые  и,  добавим,  друг  друга  на  дух  не  терпевшие,  вдруг
объявились в одном месте, причем не в море, на реке.  Не  драться  же  они
здесь собрались, для таких дел море не в пример просторнее...
     - А что, по Ителу любой может плавать свободно? Заходи из  моря  -  и
плыви?
     - Конечно, ваша милость. Исстари заведено -  середина  реки  свободна
для плаванья, без всяких таможен и разрешений. Ведь если ли кто-то пришлый
станет разбойничать по берегам, уйти В море ему будет трудновато -  быстро
перехватят. - Тут он спохватился, словно сообразил что-то. - Как  это  вы,
ваша милость, таких простых вещей не знаете?
     И перепугался, не распустил ли язык больше дозволенного.
     - Память отшибло, - сказал Сварог. - Кирпич, знаешь ли, с крыши упал.
Прямо на темечко.
     - Это, понятно, неприятность... Ну, наше дело  маленькое,  я  в  ваши
дела не лезу, не подумайте. - Он оглянулся на увечного.  -  Сколько  учили
дурака - не лезь, даже если не заперто... Так про что это ты?
     - Про свободу плавания.
     - Ага. Тут, ясное дело, есть нюансы. Середина реки свободна, но  если
у берегов сильной  державы  захотят  изобидеть  мелкую  сошку  вроде  нас,
придется нам  туго,  потому  что  заступаться  некому...  Доказывай  потом
соседям по камере, что взяли тебя в свободных водах. Они поверят, да толку
- чуть. Ну и соседи по сухопутью, понятно, при случае пакостят друг  другу
со всем возможным усердием, и в мирное время тоже. А  нам,  в  Пограничье,
приходится и  вовсе  несладко  -  люди  мы  бездержавные,  обидеть  всякий
норовит. Между прочим, коли уж  зашла  речь  о  пиратстве  -  скоро  будем
проплывать мимо исторического места. На весь Ител славилось  когда-то  при
прадедах. Старики болтают, будто бы там прямо из скалы появлялись  пираты.
Налетят, мечами посекут, ограбят - и назад  в  скалу.  Может,  и  врут.  А
может, в старые времена там и вправду были ворота.
     - Куда?
     - Черт их знает. В неизвестные места. Вроде бы  в  древности  хватало
таких ворот, только потом их то ли лары запечатали, то ли они сгинули сами
по себе. Но сейчас-то их точно нет. Сами посудите, ваша милость:  откройся
сейчас ворота в неизвестные места,  оттуда  незамедлительно  поналезло  бы
всякого неизвестного народа. Да и здешний люд шлялся бы на ту  сторону  за
милую душу, народ у нас такой - хлебом не  корми,  дай  пролезть  в  любую
щелку, особенно если там нет охраны, но есть подозрения, что можно спереть
что-то полезное в хозяйстве.
     - Ну, насчет этого - народ везде одинаковый, - сказал Сварог.
     - Вот я и говорю... Видите холм? Еще развалины на  вершине?  Говорят,
там похоронен стародавний барон. Упырь. С баронами такое тоже случается  -
Ямурлак под боком, вредно влияет даже на титулованных. Ходят слухи, что  в
полночь барон вылезает наверх, ищет, кого бы неосторожного сцапать. Что же
до русалок...
     - Да ты, я смотрю, книгу  написать  можешь  о  здешних  диковинах,  -
сказал Сварог.
     - Эх, умел бы я писать, читать-то с грехом пополам выучился... А  что
вы думаете? Был у нас такой Одноухий Пакрен, ходил на посудине вроде этой.
Вышла у него в Снольдере небольшая  неприятность  по  поводу  контрабанды,
определили ему пару лет, и сидел он  в  одной  камере  с  каким-то  ученым
типом, которого  туда  упекли  из-за  превратностей  судьбы,  -  политика,
интриги, кто-то из фаворитов загремел в немилость, а с ним,  как  водится,
на  всякий  случай  подмели  всех  его  дворецких-библиотекарей  и  прочих
конюших. А Пакрен у нас был повернутый на сказках  про  Ител  и  от  скуки
рассказывал их этому библиотекарю целыми днями. Того возьми да и выпусти -
политика перевернулась, фаворит  опять  в  фаворе...  Недельки  через  две
приходят и  за  Пакреном  -  которому,  между  прочим,  еще  полтора  года
досиживать - и волокут прямиком к тому ученому типу. Тип тоже весь из себя
в милости и процветании, пишет как раз ученый труд о сказках и  преданиях.
И Пакрен два месяца живет, как король, жрет-пьет самое лучшее и вспоминает
сказки, каковые записывать к нему специальный  канцелярист  приставлен.  А
когда выжали  его  досуха,  библиотекарь  или  кто  он  там  похлопотал  у
фаворита, и вернули Пакрену его корыто, велели убираться к такой-то матери
и больше не попадаться. А этот ученый  тип  вдобавок  от  радости  Пакрену
полный карман денег насыпал - они ж деньгам цену не  знают,  очкастые,  да
еще состоя при таком вельможе... Пакрен, не будь дурак,  в  Адари  уже  не
вернулся, завел канатную мастерскую в Ронеро, в гильдию пролез, даром  что
одноухий... От книг тоже иногда бывает польза народу вроде нас.  Вы,  ваша
милость, книги часом не пишете?
     - Бог миловал, - сказал Сварог.
     - Жаль. А то бы  я  вам  столько  порассказал  про  древние  дела  да
исторические места... Вон там будто бы и  появлялись  из  скалы  пираты...
Ваша милость, накликали! Чтоб они провалились, исторические места!
     Сварог посмотрел туда. Похоже, и в самом  деле  нарвались.  Из  узкой
расщелины  в  заросших  лесом   скалах   выплыли   две   длинные   галеры,
двухмачтовые,  хищно-изящные,  с  зарифленными  парусами,  без  флагов   и
вымпелов.  Весла  взмыли,  слаженно   ударили   по   воде   -   и   галеры
целеустремленно понеслись поперек реки, настигая "Гордость Адари".  Слышно
было,  как  ритмично  звенят  гонги,  задавая  темп  гребцам.  На  палубах
толпились люди в кожаных штанах,  ярких,  разноцветных  рубашках,  и  лучи
заката десятками солнечных зайчиков разбрызгивались на длинных, сверкающих
клинках.
     - А ведь исчезали корабли! - охнул капитан. - Грешили  на  того,  что
скупает души, да вот что оказалось...
     - Не уйдем? - спросил Сварог без всякой надежды.
     - Куда там, полное безветрие...  Ваша  милость,  бегите  за  топором!
Очень он напоминает один легендарный топорик, глядишь, и отобьетесь...
     Сварог  метнулся  в  каюту  и  выскочил  с  Доран-ан-Тегом.   Капитан
вооружился мушкетом, рулевой - громадным тесаком.  Только  покалеченный  в
дело не годился и бестолково тыкался от борта к борту.
     - Это обыкновенные люди, - шепнул Сварогу на ухо  вдруг  высунувшийся
из капюшона Карах.
     Капитан покосился на него и разинул рот.
     - А ты скройся! - цыкнул Сварог на верного домового.  -  Капитан,  да
там ведь...
     - Сплошь  бабы,  ваша  милость,  -  поддакнул  капитан.  -  Даже  без
доспехов, форс держат, стервы...
     Действительно, у форштевней обеих галер теснились женщины  -  рослые,
красивые девахи в  высоких  сапогах,  кожаных  штанах  и  ярких  рубашках.
Золотые  ожерелья,  широкие  запястья  с  самоцветами  -  но  мечи   самые
настоящие, и лица исполнены нешуточной азартной решимости.
     Галеры настигали, они вдруг  разминулись  и  зашли  с  обоих  бортов.
Раздался звонкий, властный девичий голос:
     - Спускайте парус!
     Корабли шли нос в нос, галеры были повыше, и  Сварог  задрал  голову,
отыскал взглядом кричавшую - черноволосую красавицу в сиреневой рубашке, с
особенно богатым ожерельем на шее.  Несмотря  на  суровость  ситуации,  он
невольно  смерил  ее  оценивающим  взглядом  и  пожалел,  что  их  встреча
случилась при столь уголовных обстоятельствах. Но пора было настроиться на
серьезный лад - спортивные девочки,  ловкие,  мечи  держат  умело,  и  их,
скажем честно,  многовато  для  бравого  экипажа  "Гордости  Адари".  И  в
военно-стратегическом плане, и во  всех  остальных  смыслах.  Вот  случай,
когда остается лишь пожалеть, что выбор столь богатый...
     - Я сказала - парус! - совсем сердито крикнула черноволосая.
     - Девочки, шли бы вы домой,  -  громко  сказал  Сварог,  перекрикивая
плеск весел. - Честное слово, мы спешим, у  нас  срочные  дела...  Что  вы
такие задиристые? Мамы хоть знают, куда вы пошли гулять?
     Раздался взрыв смеха -  веселого  и  явно  издевательского.  Амазонки
звонко хохотали, уверенные в себе, - для чего имелись все основания. Потом
в воздухе засвистели широкие ножи, почти сразу  же  перерубившие  трос,  и
треугольный парус, сминаясь, соскользнул на палубу, его  концы  свисали  с
обоих бортов, бороздя воду. Голая мачта  отчего-то  показалась  невероятно
жалкой.
     Корабль вдруг рыскнул носом. Сварог оглянулся. На  рулевого  наведены
несколько луков, высоких, сложных, рулевой уже бросил и штурвал, и  тесак,
всем видом показывая, что он человек мирный. Капитан, однако, крепился  из
чистой амбиции, с надеждой косясь на Сварога. Сварог пожал плечами:
     - Ла