его-навсего обслуживали некий
обычай,  состояли  при  нем, как привратники при  доме.  Где  бы  нам  найти
понимающего  человека?  Это с таким размахом прошло, так меня затянуло, что,
режьте  мне голову,  мелочью оказаться  никак  не может. Вас бы  туда, чтобы
прочувствовали...
     -- Пусть Элкон пошарит по базам, -- предложила Мара. -- Для чего мы его
на службе держим?
     Вихрастый раскланялся с ней самым вежливым образом:
     -- Госпожа гланфортесса, при всем вашем уме и очаровании  вы,  простите
на  худом слове, малосведущи  в компьютерах  и  информатике. Мало уметь  ими
пользоваться,  надо  знать  еще некоторые тонкости.  Искать можно  все,  что
угодно... но объясните вы мне, что именно искать? Я просто-напросто не знаю,
какую формулировку применить. "Земля -- как живое существо", казалось  бы...
Я попробовал. И ничего  не нашел.  Под этим определением  в глобальной  сети
ничего нет. Я допускаю, что грандиозный массив информации может упасть нам в
руки  после первого  же  нажатия клавиши... но не раньше,  чем мы отыщем его
точное определение. Понимаете?
     -- А ведь урезал он тебя, -- сказал Сварог удовлетворенно. -- Не правда
ли, госпожа графиня, любительница скоропалительных решений?
     Крыть ей было нечем, но Мара по своей всегдашней привычке не собиралась
сдаваться  просто так. Пробормотала:  -- Вот  что  делают  с  юными книжными
червями объятия смазливых служанок... А ведь неделю назад на коленки на  мои
боялся посмотреть... Сделала я тебя взрослым на свою голову...
     -- Привыкайте, Элкон,  --  сказал  Сварог, заметив,  что парень  все же
чуточку запунцовел по  старой  памяти. -- Привыкайте к этой  непринужденной,
творческой и веселой атмосфере, что царит  на наших  дружеских посиделках...
Таков уж стиль нашей команды,
     --  Я понимаю, --  ответил Элкон, судя по  тону, приготовивший  хорошую
острую шпильку. -- Некоторая агрессивность госпожи гланфортессы вызвана, мне
думается,  тем, что  здесь  она  оказалась, откровенно  говоря,  не  у  дел.
Подходящего занятия для нее что-то не находится, разве что на коне живописно
скакать, красуясь перед градскими обывателями...
     --  А на мечах со мной не хочешь попробовать? -- поинтересовалась Мара.
--  На  деревянных, не  бойся...  Три  схватки  по  семь минут,  а?  Синяков
наставлю... А то возьмусь тебя очаровывать, чтобы терзался потом бесплодными
мечтаниями...  Думаешь, не умею? Я хотя и верная  любовница, но,  как  любая
женщина, чаровать посторонних мужиков умею...
     --  Люблю я  вас,  --  сказал Сварог  растроганно.  -- Какой вы  у меня
дружный, спаянный,  спевшийся отряд... Как вы все обожаете друг перед другом
выпендриваться... С  вами и жить  веселее, право  слово. Только  что  же вы,
такие остроумные и язвительные, не можете  помочь своему командиру и королю,
когда  у  него возникла  настоятельная  надобность  разобраться  с очередной
тайной? Что приуныли? Чует мое сердце,  придется мне в очередной  раз самому
справляться.  А  у  меня  вон  прошения нерассмотренными  лежат,  целых  три
штуки...
     Он придвинул к  себе три  свитка  -- два  из  них  перевязаны  простыми
веревочками,  завязанными узлом, третий  обернут трехцветной  тесьмой цветов
какого-то клана, скрепленной сургучной печатью.
     Ну вот, на двенадцатый день его пребывания здесь  наконец-то заработало
устройство прямой связи с народом -- в стену королевского замка была вделана
бронзовая  медвежья башка с разинутой  пастью,  куда невозбранно дозволялось
опускать  челобитные,  жалобы  и  прошения. Башка  была соединена  наклонной
трубой с  ящиком, ключ  от  которого  имелся  только у  его  величества,  --
приспособление  простейшее,  но дававшее  определенный  шанс,  что  народные
чаяния и просьбы минуют канцелярские лабиринты...
     -- Итак... -- сказал  Сварог,  распарывая кинжалом веревочки и шелковую
тесьму.  -- Что  же  нам  пишут...  Некий  глэв  по  имени  Анегас  вот  уже
одиннадцать лет обивает пороги Военной канцелярии  с чертежами изобретенного
им "секретного  пороха", который срабатывает только в гланских  мушкетах,  а
ежели попадет в  руки к врагу, то ни  за что не  вспыхнет...  Ох,  чует  мое
сердце, что если за одиннадцать лет изобретением благородного глэва так и не
заинтересовались военные, то не стоит оно выеденного  яйца. Вообще, "чертежи
пороха" -- это звучит, наталкивает на мысль, что к изобретателю лекарей надо
отправить... А  вообще, нужно посмотреть. Для очистки  совести. Так... Купец
Дандоро   нашел  серебряную  руду  в  Амелоенском  урочище,   о  чем  спешит
сообщить... Понятия не имею, где у нас такое урочище, но это вам не "чертежи
пороха" -- дело полезное... И, наконец, прошение от некоего юного художника,
который... ах, еще и оскорбление действием...
     У входа мелодично прозвенел гонг -- кто-то с той  стороны двери, хоть и
обладал правом свободного доступа, все же  не вломился,  как деревенщина,  а
деликатно  давал  знать  о  себе.  Не  глядя,  Сварог  на  ощупь отыскал под
столешницей   бронзовую  завитушку  и   нажал,  отчего   за  дверью  звякнул
колокольчик, давая позволение.
     Вошел глэрд Таварош, седой и подвижный, с неизменным кожаным мешком для
бумаг под мышкой.  Лицо у  него  было  какое-то странное  --  выражение  его
точному определению не поддавалось.
     --  Плохие  новости?  --  спросил  Сварог,  на  всякий  случай  сначала
предположив худшее по свойственному ему оптимизму.
     --  Как  сказать,   мой  король...  --  Таварош  пребывал  в  некоторой
растерянности.  -- Только  что пришли донесения с границы... Горротцы уходят
из Корромира.
     -- Что? -- поразился Сварог. -- Сами?
     -- Да, мой король. Мало того, они очищают Заречье. Разведчики клянутся,
что видели  своими глазами, как  они сворачивают  лагеря, уходят  колоннами,
увозят пушки и обозы... В Корромире их, собственно, уже нет, горротский флаг
спущен,  крепость  выглядит совершенно  пустой, они  даже  не  стали  ничего
разрушать  напоследок  или  жечь...  Глэрд  Даглас  приказал  нашей  коннице
переправляться  в  Заречье  и  двигаться следом до границы, не ввязываясь  в
стычки...
     -- И правильно, -- сказал Сварог. -- Ничего не  пойму. Ну да, я написал
Стахору  письмо.  Мягко укорял его за вторжение в мое  королевство, вроде бы
ничем  не  спровоцированное.  И   в  достаточно  дипломатических  выражениях
намекал, что могу принять ответные меры, которые его неприятно удивят...  Не
мог же он испугаться парочки туманных намеков? Не тот человек...
     -- Да  уж, с вашего  позволения... -- кивнул Таварош. -- Стахору всегда
была свойственна чрезмерная уверенность в себе...
     -- Не поверю, что он испугался, -- покачал головой Сварог. -- Лоранцы в
схожей ситуации нагло высаживали десанты на мои  земли... где  и до  сих пор
пребывают. У  меня попросту не  было  сил,  чтобы  дать  им сдачи надлежащим
образом.  И Стахор не мог не  знать о  том,  что творится на  побережье Трех
Королевств...    Почему    же    он    сейчас    покорно   отступил    после
одного-единственного, обычного письма? Задумал что-то, а?
     -- Наверняка. Но что именно, я не могу догадаться...
     -- Вы не  одиноки,  глэрд, -- сердито сказал Сварог. -- Что ж, остается
ждать дальнейшего развития событий, потому что мы все равно не додумаемся, в
чем тут фокус... -- Он задумчиво посмотрел на тартан Тавароша, синий в белую
и черную клетку, и тут его осенило. Цвета  те  же самые,  что на стягивавшей
прошение  тесьме.  -- Послушайте, глэрд... Не  знаком  ли  вам некий молодой
художник по  имени Аркас, и не из вашего ли  он клана? У меня тут  лежит его
прошение, в котором он  жалуется  на косность  королевских сановников  и  их
невежественное равнодушие...
     -- Медведь-прародитель!  -- воскликнул Таварош и всплеснул руками, едва
не выронив мешок. -- Он и до вас  добрался... Ну  конечно, как я не  подумал
сначала... А впрочем, что можно поделать с "медвежьей пастью"...
     -- В чем там дело? --  спросил Сварог.  --  Очень эмоциональное письмо,
знаете  ли. Молодой человек жалуется, что нигде не  может  найти поддержки и
управы на злобных критиканов...
     --  Государь  мой!  --  твердо  сказал  Таварош, справившись с минутным
смятением. -- Этот тип и в  самом деле  принадлежит к моему клану,  о  чем я
горько сожалею...  Смею  вас  заверить,  я  --  человек  достаточно  широких
взглядов  и прекрасно понимаю, что искусство имеет право на существование, а
то и на субсидии государства... Однако  денег из казны я ему не дам! Казните
меня, не дам!
     -- Ну  что вы, успокойтесь, -- сказал  Сварог. --  Может, ему не так уж
много  и  нужно? Как-никак собирается основать Академию высокого художества,
как  он пишет. Насколько  я знаю, никакой  Академии художества в Глане  нет,
быть может, стоит...
     -- Государь!  -- отчеканил Таварош.  --  Если вы  прикажете, я выдам из
казны любые деньги на любые  проекты... Только не посмотреть ли  сначала вам
самому на  эти его художества? С  тех пор,  как он вернулся из  Равены, я об
этой Академии слышу по пять раз на дню -- он  племянник моей супруги,  двери
дома так просто не закроешь... Может быть, я слишком старомоден, но от  этих
художеств у меня порою ум за разум заходит!
     -- Почему?
     -- Потому что  я  этих  художеств не  понимаю, -- признался Таварош. --
Если в мире действительно чтото перевернулось и то, что он малюет, и в самом
деле  признается художеством,  то нам, старикам, пора  в  гроб... Я вовсе не
противник  живописи, государь,  у  меня дома  висят и семейные  портреты,  и
пейзаж с  ивами, и пейзаж с кораблем,  и батальные полотна... Но Аркаса я бы
за его  мазню  в  каменоломни  отправил!  Дороги  мостить!  Чтобы не позорил
уважаемое семейство! Я вполне серьезно, мой король!
     -- Ну что же, -- сказал Сварог. -- Вообще-то, королям согласно правилам
хорошего  тона   положено  быть   ценителями   и  покровителями  искусств...
Распорядитесь-ка  доставить во дворец и  вашего  родственника, и  картины. У
меня все равно нет никаких серьезных дел, давайте-ка ненадолго посвятим себя
искусству...

     ...Он вошел в высокий сводчатый зал в  сопровождении  Тавароша,  Мары и
сидевшего у  нее на  плече Караха  (Элкон  с  контрабандно  протащенным сюда
компьютером заперся  в  своих покоях,  дабы  подключиться к системе восьмого
департамента  и  своими  глазами увидеть, что  происходит в  Заречье). Вдоль
стены уже было расставлено  десятка два полотен, и возле них в претенциозной
позе -- этакая  смесь  скромности и творческой гордости --  стоял пухлощекий
молодой   человек  примечательного  облика.   На  нем,  правда,  был  тартан
геральдической  расцветки -- но его  комически  дополняли блуза  из  грубого
полотна, в  какой, Сварог помнил, ходили ронерские маляры, высокий колпак из
белого  шелка,  расписанного  яркими  полосами и  зигзагами.  Вместо золотой
дворянской  цепи на шее  красовалась серебряная,  и на  ней висел медальон с
изображением  мифологической   птицы  Сирин  --  символ  Сословия  свободных
искусств  и творческого  вдохновения. Такие Сварог  уже видел, но они всегда
были довольно скромных размеров, а не с тарелку величиной.
     -- Вот в таком  виде  он по столице  и  шляется, -- шепотом наябедничал
Таварош. --  Не  пойми  что.  Супруга глаза выплакала, знакомые злословят...
Каменоломни и не таких перевоспитывали...
     -- Ну, бросьте, -- так же шепотом ответил Сварог. -- Творческие люди --
народ особый, стоящий выше глупых условностей, а потому...
     Он  замолчал.  Он  увидел  картины  -- и содрогнулся. За  спиной громко
фыркнула Мара. Подойдя поближе и присмотревшись гораздо внимательнее, Сварог
громко произнес в пространство:
     -- Это что, какая-то шутка?
     --  Государь! --  укоризненным, вальяжным тоном отозвался мастер кисти.
-- Я бы не осмелился шутить с высоким искусством...
     Сварог  оторопело  пялился  на  холсты.  Разноцветные  кляксы,  широкие
полосы, загогулины и зигзаги, лихие мазки шириной в  ладонь, дикое сочетание
колеров...
     -- Позвольте, юноша! -- поднял он бровь. -- Не могу назвать себя тонким
знатоком живописи, но должен же быть сюжет и смысл... Что  касаемо этого, --
он указал  на  одно  из полотен,  --  такое  впечатление, будто вы краску  с
завязанными глазами из ведерок выплескивали...
     --  Государь! -- вскричал пухлощекий в  совершеннейшем  восторге.  -- Я
восхищен вами! С  первого  же  взгляда  вы безошибочно определили творческий
метод,  коим  создавалось  именно  это  полотно!  --  Он свысока  глянул  на
остолбеневшего  Тавароша.  --  Дядюшка,  вам  бы  следовало поучиться у  его
величества, подлинного  знатока искусства.  Государь,  я  счастлив обрести в
вашем лице...
     -- Погодите, погодите, -- оборвал Сварог. -- У вас что, все... в  таком
вот стиле и направлении?
     -- Государь!  --  с  чувством сказал  молодой  человек.  -- Простите за
похвальбу, но  именно я могу  считаться  творцом этого направления! В основе
всякого художественного произведения лежит взгляд творца на  окружающий мир.
Полотна, на которые вы благосклонно обратили ваше высокое внимание,  как раз
и  являются  отражением  моего взгляда на мир, моего  понимания  мира. Я так
вижу! И  стремлюсь  не следовать  рабски устаревшим канонам,  предписывающим
тупо  добиваться сходства,  сюжета  и  смысла.  Главная задача художника  --
отразить  свое видение мира! Полтора  года, государь! Полтора года  я обиваю
пороги  тупых  бюрократов  и  закосневших  консерваторов, требуя  совершенно
ничтожных сумм на организацию Академии  высокого художества, но ответом были
лишь насмешки невежд... Смею думать, что теперь в вашем лице...
     Он разливался  соловьем, тыча испачканным красками указательным пальцем
в испачканные  краской холсты. Сварог мрачно слушал, прикидывая,  сколько же
угроблено  красок  и холста, которым можно было найти и полезное применение,
-- рубашку сшить, вывеску намалевать. Таварош скривился, как от зубной боли.
Сварог  всерьез опасался, что  он  вот-вот шарахнет родственничка по  голове
своим  тяжелым  мешком  с  бумагами.  По  углам  зала  стояли,  как  статуи,
телохранители с протазанами -- им-то не полагалось показывать какие бы то ни
было эмоции и чувства, что бы ни творилось вокруг. Даже Мара притихла, не  в
силах придумать с ходу убойную шуточку.
     "В дурдом его, что ли? --  угрюмо подумал Сварог. -- Интересно, а  есть
ли здесь дурдом? Как-то не успел выяснить, кто ж знал, что понадобится..."
     И  тут  его осенило. Он  даже  осклабился от  удовольствия.  И  щелкнул
пальцами, громко приказав:
     -- Карандаш и бумагу! Живо!
     За спиной послышался тихий топоток, энергичное перешептывание дворцовых
лакеев.  Буквально  через  полминуты  кто-то, возникнув  за  спиной Сварога,
почтительно  протянул ему большой  лист белейшей бумаги  и остро  заточенный
карандаш.
     Сварог отмахнулся:
     -- Это  не мне.  Отдайте этому господину... Любезный мэтр, не будете ли
вы столь любезны нарисовать мне лошадку? Обыкновенную лошадку?
     Пухлощекий  художник уставился  на  него изумленно и  тупо.  Растерянно
вертел в руках бумагу.
     -- Король приказывает, -- сказал Сварог с садистским наслаждением.
     --  Король  приказывает,  ты  слышал?  -- обрадованно  поддержал  глэрд
Таварош, еще ничего не понявший, но заметно воодушевившийся.
     Художник коснулся  бумаги остро заточенным  грифелем, провел  несколько
линий. Уронил руки, понурил голову. Едва слышным шепотом сообщил:
     -- Не получится...
     --  А  почему?  -- безжалостным  голосом  коронного  прокурора  наседал
Сварог. -- Не умеете, а? Отвечайте, когда вас король спрашивает!
     --  Отвечать,  когда  спрашивает  его  величество!  --  заорал  сияющий
Таварош.
     -- Так не умеете? -- спросил Сварог ласковее. -- Я правильно понял?
     -- Не умею, ваше величество, -- кивнул художник, не поднимая глаз.
     -- А домик нарисовать сумеете?
     -- Нет...
     -- Кошечку? -- не отставал Сварог.  -- Птичку? Собачку? Уличный фонарь?
Вывеску  для  трактирщика?  Что  молчите?  Выходит,  вы  умеете  только  это
малевать? -- показал он на  испачканные холсты.  -- Ну вот, с  вами  кое-что
проясняется...
     -- В  каменоломни на годик, -- в полный голос  сказал Таварош. -- У нас
не одного шалопая таким вот творческим методом воспитали... Государь...
     -- Ну что вы, право, --  сказал Сварог. -- Не хотите  же вы, чтобы наша
держава  приобрела среди соседей дурную славу  места,  где творческих  людей
отправляют в каменоломни за то, что у них есть свое видение мира... Эй, там,
кто-нибудь! Походного казначея сюда.
     За спиной опять по-мышиному тихо забегали лакеи. Вскоре в зале появился
походный   казначей,  а  в  дворцовом   просторечии   "ходячий  кошелек"  --
здоровенный детина,  у которого на поясе  висел тяжеленный кожаный  кошель с
отделениями для  золота, серебра  и меди.  Согласно этикету,  ему полагалось
всюду сопровождать короля -- на случай, если его величество пожелает оказать
кому-то высокую милость в виде незамедлительной денежной награды.
     . --  Подойдите  сюда, --  кивнул  Сварог перепуганному  художнику.  --
Подставьте-ка подол этого вашего балахона...
     Запустил руки  в  кошель  и высыпал в  подол  добрую пригоршню  золотых
монет. Прежде чем художник сумел что-то сообразить, громко распорядился:
     -- Секретаря сюда. С гербовой бумагой для королевских указов. Доставить
этого субъекта на границы государства и разрешить беспрепятственно убраться,
куда  только  пожелает. Назначить пенсион  такого  размера, чтобы хватило на
скромную  жизнь.  И  записать   накрепко:  если   когда-нибудь  окажется  на
территории  моего королевства, будет незамедлительно повешен. Одним  словом,
баниция с  веревкой. Сформулируйте сами, как  полагается... Такова моя воля,
--  добавил  он  обязательную формулу.  -- Малую королевскую  печать.  С  ее
приложением указ вступает в силу. Все.
     Откуда-то из-за спины  выскочили два молодца в алых кафтанах  дворцовой
стражи, привычно  ухватили художника за локти,  вздернули на воздух  и бегом
протащили  к выходу,  прежде чем он успел сообразить, что происходит. Следом
поспешил секретарь, на ходу посыпавший чернила песком из поясной песочницы.
     Таварош  смотрел  на  Сварога  восхищенно  и  преданно.  Мара  тихонько
поаплодировала.
     -- Правим, как получается, -- скромно сказал Сварог.
     Недоуменно повернул голову,  услышав  шаги, каким в королевском  дворце
звучать, вообще-то, не полагалось (если  только  не сам  король  изволит так
грохотать  сапожищами),  --  быстрые,  тяжелые,  бесцеремонные.  Поймав  его
взгляд, Мара передвинулась так, чтобы заслонить его, опустила руку к мечу.
     Вошел глэрд Даглас, в высоких сапогах для верховой  езды, он был покрыт
пылью и  грязью,  на голове тускло поблескивал рокантон,  а грудь  стягивала
кираса.
     --  Плохие новости, государь, -- выдохнул он вместе  со  сгустком  пыли
(который успел  подхватить ладонью).  --  Неподалеку отсюда, всего  в десяти
лигах от  столицы,  --  мятеж. В замке Барраль убит королевский пристав, они
заперли ворота и отказались подчиниться положенному троекратному увещеванию,
самый натуральный мятеж против  престола. Конница  выступит через  несколько
минут...
     -- Это -- против меня? -- спокойно спросил Сварог.
     -- Возможно,  и не  лично против вас,  государь.  Однако  мятеж  против
престола следует  гасить  в  зародыше.  Вы  всего  вторую неделю  на  троне,
необходимо железной рукой...
     -- Кто? -- спросил Сварог.
     --  Какая-то девица,  -- хрипло сказал Даглас, откашливаясь. --  Только
что введенная в права юная наследница.
     --  Вот как? --  уже привычно поднял бровь Сварог уже привычным жестом.
--А почему не седой прожженный интриган? Это было бы обыденнее, понятнее...
     -- Право, не знаю, -- сердито сказал Даглас. -- Не о том надо думать.
     -- Верно,  -- кивнул Сварог. -- Моего коня к воротам. Медвежью  Сотню в
се