евоспитало? Хрена  с два!  Хоть  к  столу  солонки  приколачивай, право
слово...
     -- Вот, кстати, о столе, -- спохватился Сварог. -- Что же мы стоим, как
монументы? Прошу к столу! От души нагромоздили!
     К  его  некоторому удивлению,  долгожданные  и  радовавшие  душу  гости
уселись  за  стол определенно  нехотя,  восторгаясь его  роскошью и обилием,
такое  впечатление,  исключительно  для  того,  чтобы не  обидеть  радушного
хозяина. Бони лениво пожевал ломтик фаршированной креветками форели. Паколет
равнодушно, будто повинность исполнял, отломил крыло у каплуна, плававшего в
сложнейшем  соусе  "семь  обжор"...  Помнивший  их  аппетит  Сварог поначалу
недоумевал про себя, потом спросил прямо:
     -- Зажрались, ребятки, в королях и баронах?
     -- Вот то-то и оно, командир... --  печально  ответствовал Бони, вороша
вилкой салат с  таким  видом, словно  перед ним была  отрава.  -- Зажрались,
зажирели, брюхи  ходить мешают... Не  было  б  на свете вина, жизнь  и вовсе
смысл  бы  потеряла...  --  Он поднял  сверкнувший неограненными самоцветами
кубок и решительно осушил  его до дна. -- Что бы  мы  делали, бедные короли,
без  доброго  винца... Между нами, королями,  командир,  -- кто же знал, что
жизнь наша королевская такая паскудная...
     -- Правда? -- серьезно спросил Сварог.
     -- Святая правда, -- не менее серьезно ответил Бони, приканчивая второй
кубок  вместимостью не менее чем в  полторы бутылки. Щеки у него моментально
раскраснелись прежним  деревенским  румянцем.  --  Ты у  нас, конечно,  дело
другое  --  у  тебя,  как  ни  крути,  держава  настоящая.  У  тебя и  войны
взаправдашние,  как у больших, и дворянские мятежи, я краем уха  уже слышал,
солидные, и армия, и университет, и все такое... А вот знал бы ты, какая это
дыра -- Вольный  Манор!  -- Его разбирало на глазах. -- Неописуемая  дырища!
Чтоб  ей провалиться со мной  вместе! Чтоб  только  дырка  на географической
карте осталась!
     Мара, насмешливо наблюдавшая за ним, не преминула тут же вмешаться:
     -- Насколько я помню, никто тебя на арирский престол силком не тащил, в
спину оглоблей не подталкивал...
     Вопреки  обыкновению,  Бони  не  огрызнулся  и  не   отшутился.  Сказал
печально: --  Ну  что, свалял дурака. С тобой не бывало, что  ли?  Отомстить
этому  гаду,  Арсару, конечно,  следовало,  но  вот за  каким  чертом  я  на
освободившийся престол влез, сам толком не пойму. Такая уж  была  обстановка
-- воинство  мое подзуживало, бароны в  пояс  кланялись,  корону трясущимися
ручками  протягивали... Вспомнил  я сказки и  баллады  да подумал: отчего бы
нет?  В  сказках,   господа  мои,  бравый  герой  завсегда,  спихнувши   или
прикончивши коварного  тирана, сам на трон садится.  Вот я  и  сел,  дубина.
Сначала повелел отыскать уцелевших скатурцев, чтобы облагодетельствовать, --
земляки  как-никак.  Нашли человек  двадцать.  Душевного разговора о  старых
временах  не  получилось  -- в пояс  кланяются, признавать  боятся, два часа
поил, да так и не разговорил толком. И понял я, что возврата к прошлому нет,
особенно когда от прошлого остались одни головешки. Ну, отсыпал им золотишка
да  отправил восвояси. И  сижу  себе  дальше на престоле, как дурак,  правлю
помаленьку. Вот именно, что помаленьку: где ж в нашей глуши развернешься? От
нечего делать пошел воевать  с соседом -- у меня  в соседях князь  Велембан,
совершеннейшая скотина, ободрал всех, как охотник белку, невест из-под венца
утаскивает,  половину земель  в Балонге заложил... И что? Он, когда услышал,
что мы  идем на  его  столицу, собрал  казну во вьюки и  с самой  доверенной
челядью ускакал в изгнание, как миленький. --  Бони невольно приосанился. --
Это  оттого, командир, что кое-какие  слухи о наших  славных свершениях  под
твоим мужественным руководством и до нашей глуши  уже докатились, уж  прости
за  прямоту,  но  и  я  в  лучах  твоей нешуточной славы  иногда  купаюсь...
Репутация образовалась... Ну, что делать?  Не вышло войны. Присоединил я его
княжество к  моему Ариру по праву ваганума и вернулся домой, как  идиот,  ни
разу даже мечом никто не махнул...  Подданные триумфальную встречу устроили,
поэт  мой впереди шагает и  оды декламирует -- а  меня  тошнит  от всего  от
этого...
     Паколет, тоже успевший разделаться с парочкой Кубков,  громко хихикнул:
-- Ты еще расскажи, как они тебе почетные титулы преподнесли...
     -- Молчал бы ты,  баронская морда... -- печально отмахнулся Бони. -- Ну
да, точно, преподнесли. Собиратель Земель, Победоносный  Воитель, еще как-то
там... Подхалимы собрались мою конную статую на площади возводить, но тут уж
я из себя вышел, рявкнул так, что без команды разбежались, а  скульптор, для
этой угодливой цели ими за большие деньги из  Ронеро выписанный,  с перепугу
так  из  дворца припустил,  что  за  границей только и остановился...  Сижу,
правлю  дальше.  Бароны на цыпочках ходят,  самому  кусок до рта донести  не
дают. Я  даже мечтал, чтобы устроили они,  наконец, какой-нибудь заговор  --
все-таки развлечение, да и  можно их  потом на воротах развешать... Да разве
от  них  дождешься? Пятки мне  чесать  на ночь  готовы,  доченек в фаворитки
наперегонки  так и подсовывают...  -- Он покосился на Элкона.  -- Ты, отрок,
уши пока заткни, тебе еще рано про баб слушать...
     Элкон преспокойно ответил:
     -- Могу вас заверить, ваше величество, что мои познания в этом предмете
отнюдь не теоретические.
     -- Ну, тогда слушай, -- махнул  рукой Бони. На его щекастом, сытом лице
отобразилось  нешуточное  страдание.  --  А эти  доченьки -- особая статья и
новая печаль. Не  успеет из-под  тебя вылезти, зараза, начинает зудеть: мол,
нельзя ли  папеньке прирезать угодий? Или  золотую  цепь пожаловать?  Или  в
камергеры произвести? Да вдобавок каждая в законные королевы рвется. Однажды
подрались -- ну, была картина! Бродячий цирк  такой комедии не урежет! Одним
словом,  командир, вспоминаю я  наши  с  тобой  странствия и  от  тоски чуть
подушку не грызу:  как  мы  от погони бегали, под кустами спали и жрали  что
попало,  как  в  Хелльстаде  со  страху  писались,  как  с  демонами в  Трех
Королевствах    хлестались...   --   Его   голос   достиг   высот   пафосной
мечтательности. -- И под смертью ходили что ни день, и по воздуху  летали, и
по воде улепетывали, весь мир на нас шел войной... Вот была жизнь! Вот когда
человеком себя чувствовал!
     -- Взял бы да и отрекся, -- насмешливо посоветовала Мара.
     --  Не могу, -- уныло признался Бони.  -- Духу не хватает. Крестьянская
натура не позволяет -- коли  уж  тебе  досталось хозяйство,  из  рук его  не
выпускай... На этот счет  есть какое-то ученое словечко, что-то  насчет репы
-- реплекс вроде бы... Реплекс у меня такой...
     -- А у тебя? -- поинтересовалась Мара, с подначкой глядя на Паколета.
     -- А мне его бросать неудобно, -- столь же печально, как только что его
коронованный сюзерен, признался Паколет.  --  Как  он один останется со всей
этой сволочью? У  меня то же самое, командир: жизнь  не в жизнь... Бони меня
по великодушию своему  пожаловал в  бароны  -- когда свергали короля Арсара,
кого-то  из баронов по  ходу дела пристукнули, и остались бесхозные земли...
Только радости от этого никакой.  Походил я гоголем  ровно  месяц  --  потом
надоело. Не  умею  я этого  -- пиры устраивать,  с соседями-олухами на охоту
ездить,  вассалов  судить  по  выходным  дням  в   самой  что  ни  на   есть
торжественной   обстановке,   управителевы    книги   проверять,   воровство
выискивая... Осточертело.
     В горницу тихонько проскользнула  старуха  Грельфи.  Увидев, что на нее
обратили внимание, замахала сухонькими ручками:
     -- Не беспокойтесь,  светлый король,  я где-нито с  краешку  примощусь,
корочку пожую и водичкой запью...
     Однако,  усевшись за  стол, наложила себе  на  золотую  тарелку  немало
вкусных кусочков и в кубок наплескала отнюдь не родниковой водички. Встретив
взгляд Сварога, непритворно вздохнула:
     -- Умаялась, государь. Весь замок  облазила от подвалов до крыши, а  уж
зеркало  три часа  изучала,  попробовала на  нем все,  что только  умею... И
сквозь  решето  на  него смотрела,  и семь иголок раскладывала, и  на птичье
крыло ворожила...
     -- И что с ним, с зеркалом? -- жадно спросил Сварог.
     --  Откровенно  тебе  скажу,  государь,  --  не  понимаю... Ничего даже
отдаленно похожего  прежде не видела,  в жизни не сталкивалась.  --  Грельфи
выглядела  не  на шутку удрученной и  усталой. -- Что-то  я за этим зеркалом
увидела, знать бы  только --  что... Поначалу решила, что это Древние Дороги
-- нет, шалишь, совсем другое что-то... Заводь, думаю. Опять нет, никакая не
Заводь. И  уж никак  не Соседняя  Страница.  Там  какая-то  Бездна,  светлый
король. -- Она произнесла последнее слово, выделяя и  чеканя каждую буковку.
-- Вот и все, что  я углядела. Насквозь  непонятная мне Бездна, жутко мне от
нее,  холодом  на меня от нее дует... Но ихний Кривой Мак был  прав, и монах
тоже, -- зеркало это,  Бездна эта не имеет отношения ни к черной магии, ни к
нечистому. Просто Бездна... -- Она пожала  плечами в тщетных попытках облечь
в  четкие  человеческие  слова непонятные  ей самой образы. -- Насквозь  мне
непонятная. Подержать бы тех, в балахонах, что из нее вылезают, за шкирку, в
глаза посмотреть,  "серебряным трезубцем" попытать... Или, скажем, "четырьмя
углами"...
     -- Вы это о чем? -- жадно спросил Бони.
     -- Да так... -- скупо ответил Сварог, потому что хвастаться было нечем.
-- Очередная  напасть, лезет тут из одного зеркала непонятно кто и непонятно
откуда...
     --  Видал? -- Бони отнюдь не по-королевски подтолкнул  Паколета локтем.
-- Живут же люди! Я так понимаю, командир, у тебя вроде намечается очередное
рисковое предприятие?
     --  Насчет  риска пока  не  знаю,  -- честно  признался  Сварог.  -- Но
загадочка серьезная и пакостная, чует мое сердце...
     -- Командир!  -- вкрадчиво сказал Бони.  -- А не найдется ли  у тебя по
старой памяти местечка в рядах?  Для нас  обоих? Ты не  смотри, что  у  меня
брюхо  отросло, -- поболтаться по бездорожью  недельку-другую, сухим  куском
питаясь, оно и пропадет...
     Паколет торопливо  закивал: --  Да уж  понятно,  для  обоих.  Куда тебя
одного отпускать, деревенщину...
     --  Мне  мест  в  рядах  не  жалко,  --  сказал Сварог. -- Ряды, честно
признаюсь,  настолько  редки,  что  тоска  берет.  Вот  только... Вы  хорошо
подумали, ребятки? Сейчас вы как-никак при достатке и покое...
     -- А кто ж его знал, что достаток  с покоем -- такое дерьмо! -- треснул
по столу кулачищем  захмелевший Бони. -- Это поначалу, не  знавши, думается,
что  лучше собственной  поварни и парчовой  одежи ничего  на  свете  нет.  А
приобвыкнешься -- и  тоска берет.  Я, командир,  сплошная  деревенщина,  как
точно подметил  этот хмырь  с воровским прошлым.  Однакож успел  врубиться в
одну нехитрую  истину: с  тобой  человеком  себя  чувствуешь. А  не долбаным
королем с  засиженного трона. И  дерешься, что характерно, за что-то путнее.
Вот тебе и весь  сказ. Ты  не думай,  я тебе и трезвым то же самое  повторю.
Задолбало меня это королевство, спасу нет. Если...
     У  двери мелодично  забренчал колокольчик. Кивнув Маре, чтобы  подошла,
Сварог быстренько облокотился  на стол,  закрыл лицо ладонью, сдвинув на ухо
широкий  гланский  берет. Теперь, с  закрытым  лицом,  он  как  нельзя лучше
напоминал  захмелевшего  гуляку,  к  которому  вошедший  не особенно и будет
приглядываться.
     Он  так и  не  расслышал,  о чем  говорила Мара с  пришедшим,  --  Бони
громогласно  принялся, загибая палец за пальцем, перечислять  все неудобства
королевского  положения, пропади  оно пропадом,  в синий  прах и  вперехлест
через   колодец  по  лешачьей  матери...  Тем  временем  Грельфи,   умиленно
расслабившись лицом, выспрашивала Паколета о его покойной бабке, своей былой
подруге, -- и голосина у нее тоже не напоминал мышиный писк.
     Наконец Мара вернулась -- с совершенно спокойным лицом, значит, никаких
новых хлопот пока  что не предвиделось, -- уселась на свое  место и тихонько
сообщила Сварогу: --  В  замок только  что  приехал  граф  Грелор из Ронеро,
уверяет, что  он -- чрезвычайный и тайный посол  короля. Верительная грамота
имеется. Ты  ему нужен  прямо-таки незамедлительно.  Говорит,  что  знаком с
тобой.
     -- Граф  Грелор? -- проворчал Сварог, перебирая  в  памяти  всех  своих
титулованных  знакомых, которых к нынешнему времени уже  набралось немеряно.
--  Что-то такое  в голове вертится... --  И звонко  хлопнул себя по лбу, по
королевскому челу. --  Ну  я  болван!  Впрочем, титулом  он  пользовался так
редко... Орлы!  -- рявкнул он.  -- А ну-ка, минутку внимания! К нам Леверлин
приехал!
     --  Я  ж  говорю --  судьба! -- ухнул Бони. --  Стягивается  помаленьку
старая гвардия, неспроста! Зови его сюда, у нас еще полбочонка осталось...
     -- В самом деле, -- сказал Сварог Маре. -- Пошли за ним человека, пусть
едет сюда, к старым друзьям. Вряд ли он  за это время стал настолько спесив,
чтобы  непременно требовать приема во дворце, да  и  посол-то он  -- тайный.
Посол,  надо  же.  Помнится  мне,  всякая государственная  служба  была  ему
решительно...
     Он растерянно  замолчал. Глухой удар,  могучий,  тяжелый, сотряс землю,
казалось, совсем рядом,  во  дворике,  куда  завели  коней.  И тут  же кони,
прекрасно  было  слышно, тревожно заржали, загремели подковами по брусчатке.
Посуда  на  столе  -- массивная, литого золота  -- подпрыгнула,  как  живая,
жареный  каплун,  словно бы твердо  решив избежать  королевских и дворянских
желудков, полетел со стола на пол.
     -- Эт-то чего такое? -- громко осведомился Бони. -- Меня на стуле так и
подкинуло, а я ж не пушинка... Землетрясение?
     -- Не знаю,  -- пожал плечами Сварог.  --  Если верить  знающим  людям,
давненько у меня в королевстве не случалось землетрясений...
     Он  подошел  к окну,  повернул вниз медную вычурную  ручку и потянул на
себя  низкую  старинную раму  с  забранными  в свинцовый  переплет  круглыми
стеклышками. Высунулся наружу, в ночную прохладу.
     Судя  по звукам, вокруг  разгоралась  самая  настоящая паника.  Сразу в
нескольких местах, и далеко, и где-то совсем рядом, послышались многоголосые
крики,  испуганные  и  громкие,  по  мостовой  грохотали  копыта  --  кто-то
опрометью  пронесся  верхом,  кто-то  бегал  возле  дома на  противоположной
стороне улицы, размахивая горящим фонарем. Еще  верховые,  еще бегущие... Во
мраке, слабо освещаемом лишь парочкой тусклых фонарей, вырывавших из темноты
то чье-то  насмерть перепуганное лицо,  то лошадиный круп,  то блеск огня на
лезвии  меча,  метались  конные и  пешие, недоуменно  перекликаясь, и  пешие
шарахались от конных, а конные сами не знали, куда им скакать...
     Сварог  отпрянул -- совсем рядом,  перед самым лицом  мелькнуло широкое
лезвие гуфы в руке промчавшегося под окном всадника.
     --  Да  куда ж ты!  --  заорал  ему вслед  кто-то  под  окном,  едва не
размазанный по стене мчавшейся лошадью.
     Показалось,  что все  же настала, наконец,  некая упорядоченность  -- и
шаги бегущих, и грохот  копыт  потянулись  в одном  направлении,  в  сторону
дворца.  Высунувшись  из  окна  вновь,  Сварог   перевесился  через  широкий
подоконник и наугад гаркнул в темноту:
     -- Эй, что там творится?
     Снизу ответил перепуганный женский голос:
     --  Ко дворцу все  спешат, сударь!  Кричали только  что:  дворец,  мол,
развалился!  Короля  убило,  Матушка-Медведица!  Каменьем  так  и  завалило,
рассыпался дворец!
     Кажется,  ей что-то  ответил мужской голос, более рассудительно. Сварог
уже не  слушал --  махнув  Маре, бежал  вниз  по  узенькой  крутой лестнице.
Оказавшись в небольшом внутреннем дворике, где  все еще бились и ржали кони,
сорвал со столбика поводья, вскочил в седло  и,  круто развернув  храпевшего
Дракона, вылетел в ворота, успев пригнуть голову, чтобы не треснуться лбом о
низкую каменную арку. Оказавшись на улице, поскакал к дворцу.
     Едва только свернул за  угол, увидел воду -- она текла навстречу во всю
ширину  улицы,  покрыв  брусчатку  пальца на  два, в ней отражались  уличные
фонари  и факелы, всадники, поднимая  брызги, неслись  к площади, и  туда же
бежали пешие, хлюпая подошвами.
     Бросив  беглый  взгляд  через  плечо  --  его  догоняла  Мара  с  двумя
телохранителями,  -- Сварог дал коню  шенкеля. Дракон рванул вперед в ореоле
сверкающих брызг. Отчаянным усилием Сварога ухитрился обогнать телохранитель
и, мчась на голову впереди, закричал:
     -- Дорогу королю! Королю дорогу!
     Подействовало: пешие и конные раздались в стороны, послышались крики:
     --  Король!  Король! -- И  кто-то заорал вовсе  уж  истошно: -- Жив его
величество! Жив!
     Сварог  вынесся  на площадь, натянул поводья. Горячий жеребец взмыл  на
дыбы,  но  Сварог  его мигом  успокоил. Застыл  в седле,  словно собственная
конная статуя,  уронив поводья на луку седла, оторопело таращился на залитую
янтарно-желтым  сиянием ночного  светила  площадь  -- Семел-Юпитер  как  раз
выглянул из-за туч.
     Он не  узнавал  собственного  замка, покинутого  пару часов  назад. Над
стенами больше не возвышались башни и крыши -- да и сами стены стали ниже на
добрую треть, с них исчезли  все до единой  башни, машикули и зубцы. Из дыры
на месте ворот шумно вырывался поток воды -- толстенной струей, словно кровь
из рассеченной артерии. И со стен текла вода, переливаясь через них на  всем
протяжении.  Справа  вдруг с грохотом обвалился кусок, несколько скрепленных
прочным цементом валунов, -- и в образовавшуюся неровную брешь тут же хлынул
поток. Какое, к черту, трясение земли... но что это, боже правый?!
     Вода лилась  из замка  могуче, неостановимо, словно  там бил чудовищный
фонтан.  Дракон приплясывал, звонко  лязгая  подковами по мокрой  брусчатке.
Вокруг  Сварога  росла  толпа  конных  и  пеших,  но.   никто  не  осмелился
переступить  некую  границу, сделать  хотя бы шаг навстречу неведомо  откуда
взявшейся
     воде.
     Сварог присмотрелся: нет, не показалось. Там и сям в лениво струившейся
воде  бились  рыбы, большие и  маленькие, еще какая-то мелкая живность вроде
крабов...
     Неподалеку  от него,  впереди,  на ноги с  трудом  поднялись  несколько
человек, шатаясь,  побрели подальше  от замка, по  колено  в воде, то и дело
оглядываясь, ускоряя шаг, насколько удавалось. На них не было сухой нитки --
но Сварог узнал гвардейскую форму, черные в золотую клетку юбки. Только один
из них был в штанах, а следовательно, чужеземец.
     В следующий миг  Сварог его  узнал,  спрыгнул  с седла  -- Мара  успела
подхватить повод, -- кинулся навстречу, подхватил:
     -- Живой?!
     --  Да  вроде бы, --  с трудом  ворочая языком, прохрипел  Леверлин. --
Порядочки  ваши спасли -- пока  читали документы, пока  искали дворецкого...
Еще  бы  минутка --  и проехал  бы  в  ворота... А там,  похоже,  уже никого
живого... Вода с неба рухнула, словно само небо...
     -- Точно так, ваше величество, -- слабым голосом поддержал мокрехонький
гвардеец, невежливо опершийся  на Сварога, словно на  придорожный  столб. --
Вода вдруг  обрушилась  с неба, сплошным потоком, одной  великанской каплею,
прямехонько во  дворец, во двор,  стены рушились, как картонные,  клокотало,
хрустело...
     Его молодое  безусое  лицо  все  еще  было  белым  от  ужаса, он  вдруг
задергался  и  тоненько  застонал  на   одной  ноте,  отворачивая  лицо   от
разрушенного замка. Кто-то, выдвинувшись из толпы, решительно оторвал его от
Сварога  и  повел в  сторону,  еще человек  пять, гремя  оружием,  торопливо
обступили  Сварога,  заслоняя  неведомо от  какой опасности, шлепали по воде
копыта и совсем рядом послышался напряженный, но спокойный  и властный голос
глэрда Баглю: -- Расступитесь, леший вас задери!  Дорогу  королю, дорогу! --
Подъехал  вплотную.  -- Ваше  вели