протянул  Сварог. --  Но  насколько я знаю
Ремиденум,  там незамедлительно ударят в колокол, объявят  мятеж... на  что,
кстати, они имеют неотъемлемое право согласно древним традициям...
     -- Уже  ударили, ваше  величество, --  понурился  Интагар.  --  Вход  в
Ремиденум  закрыт   баррикадами,  все  его  обитатели  толкутся  на  улицах,
высказывается  идея  идти на выручку и освободить  всех арестованных. А  это
совсем серьезно,  государь.  На территорию  Ремиденума  мы не вправе вводить
полицию  или  войска,  но  когда  они  окажутся  на улицах,  став тем  самым
подвластны  нашей  юрисдикции,  неизбежны  столкновения  и кровь...  Даже  в
предыдущее  царствование такое случалось  трижды. Среди студентов Ремиденума
много дворян, имеющих право носить  меч, -- в том числе иностранных,  даже с
Сильваны...  Всякий  раз  дело кончалось  кровью,  дипломатическими  нотами,
Монфоконом...
     -- И что же делать?
     --  На  прилегающих  к Ремиденуму  улицах уже сосредоточивается  конная
полиция  и драгуны десятого  легиона, -- бесстрастным  тоном доложил министр
полиции. --  Стрелки размещены  на крышах. Если  они выйдут,  беспорядки  не
дадут значительного распространения, все  будет погашено в  зародыше... И  я
заранее предвижу конфуз и международный скандал...
     -- Черт бы побрал и полицию,  и законы, и  этих ваших  ученых...  --  в
сердцах  сказал  Сварог.  --  Мне что,  нечем  заняться? Тихо, король думать
будет!
     Он упер локти на стол, опустил на них  голову  и  несколько минут сидел
так. Когда вскинул глаза, сиял от радости:
     --  Интагар, мошенник вы  этакий,  что бы вы делали без мудрого  короля
Сварога! Где располагался бюст?
     Не раздумывая, министр полиции прилежно доложил:
     -- На  кирпичиной  подставке, пристроенной  к стене.  Вообще-то, он там
находился добрых восемьдесят лет...
     -- И  я  еще должен вас учить? --  поморщился  Сварог.  --  Моментально
подыщите   какого-нибудь  подрядчика,  смотрителя,  реставратора,   по  чьей
вопиющей халатности и недосмотру подставка пришла в негодность, что повлекло
самостоятельное  падение бюста  на мостовую. Бюст упал самостоятельно,  ясно
вам?  Из-за ветхости подставки  и нерадения  тех, кто призван был ее вовремя
ремонтировать. То,  что  это  оказалось сопряжено с...  научным диспутом, --
чистейшей  воды  совпадение, и не более того.  Найдите, кого посадить. Потом
тихонечко выпустите, я его помилую... а если отыщется среди подрядчиков  или
смотрителей  вор или казнокрад, заслуживающий  петли или тюрьмы,  тем лучше,
можно и не миловать... Ясно вам? Автору доклада  и прочим полицейским  чинам
внушите,  что  они прискорбно  ошиблись...  уж  вы-то сумеете,  хороший мой!
Доклад  переписать.  Арестованных  выпустить  и разогнать  по  домам.  Обоих
профессоров  --  ко  мне.  Я   их  проработаю  с  песочком,   чтобы  надолго
запомнили...
     ...В  чем  нельзя было  упрекнуть  Интагара, так  это в медлительности.
Обоих ученых профессоров доставили даже быстрее, чем Сварог ожидал.
     Выйдя  в  Рубиновый  зал  --  с  малой  короной на  голове,  постукивая
золоченым  посохом,  украшенным  гербами  и  коронами всех  подвластных  ему
земель, --  Сварог  умышленно  медленно приблизился  к обоим  провинившимся,
понуро стоящим в окружении полудюжины бравых полицейских капралов. Профессор
Гизехартен был худ, высок  и печален. Профессор Фалер был невысок, толстоват
и  печален. Судя по лицам,  они  успели прочувствовать, проникнуться  и живо
представить себе, что ожидало их впереди...
     -- Великолепно, -- произнес Сварог  ледяным тоном, озирая обоих суровым
взором. -- Значит, вот  так  и  выглядят  почтенные  слуги  науки, обязанные
подавать пример юношеству, сеять разумное, доброе и вечное...
     Следований за ним по пятам лейб-летописец ожесточенно чиркал карандашом
в огромном блокноте. Специально для него Сварог внушительно повторил:
     -- Да, вот именно  -- сеять разумное, доброе и вечное...  Вы полагаете,
господа,   что  похожи  сейчас   на  людей,  способных   осуществлять  столь
благородное предприятие? Посмотрите на себя! -- рявкнул он  от души. -- Стыд
и срам!
     Пожалуй, он не преувеличивал.  Оба предводителя враждующих армий являли
собою самое печальное зрелище: круглые береты с серебряным изображением совы
оба в  схватке потеряли, плащи тоже, одежда изорвана и грязна до неприличия.
Каким-то  чудом  профессор Фалер  ухитрился  сохранить  в неприкосновенности
золотой  дворянский  пояс,  над которым торчало  из  огромной  прорехи голое
поцарапанное  брюхо, наглядно  свидетельствовавшее, что его обладатель вовсе
не был аскетом и знал толк в чревоугодии.
     --  Срамота,  --  громко   заключил   Сварог,  ткнув  концом  посоха  в
вышеупомянутое брюхо,  отчего его обладатель зябко поежился и  загрустил еще
больше.  --  Не профессора, а бродяги  из-под моста... Да вдобавок повинны в
коронном преступлении... Каковое  на сто шагов попахивает то ли Стагаром, то
ли Монфоконом...
     Худой профессор  дробно постукивал  зубами.  Чревоугодник мелко трясся.
Сварог со  вкусом разглядывал  их, уверенный, что  сумел  привести в должное
состояние.
     -- Можете  вы что-нибудь сказать в свое оправдание?  -- осведомился  он
раздраженно. -- Вот вы... Толстяк протянул, обливаясь потом:
     -- Тр-радиции, ваше величество... Вековые традиции...
     -- Интересно, -- сказал  Сварог.  -- Сшибать с постаментов  изображения
моих  достославных предков,  выходит, -- вековая традиция? Пожалуй, все-таки
не  Стагар, а Монфокон... -- Он всерьез был разозлен на этих  болванов, едва
не устроивших самый настоящий городской бунт. -- С такими традициями вам там
самое место...
     Толстяк пал  на  колени,  невнятно  бормоча  что-то  насчет  полнейшего
раскаяния и  надежд на милость короля.  Худой  более-менее держался -- но от
него стал распространяться какой-то подозрительный запашок.
     Безжалостно выждав еще некоторое  время и  решив  более  не  затягивать
забаву --  иначе,  чего  доброго,  обоих кондрашка хватит,  --  Сварог веско
сказал:
     --  Счастье  ваше,  что мое  величество  в  добром расположении духа. К
вашему везению,  господа  мои, недоразумение  выяснилось.  Бюст  доблестного
Эльгара Великого  упал не в результате вашего безответственного поведения, а
вследствие преступной халатности смотрителей...
     И подумал, что оба наверняка не испытывали в своей долгой жизни нахлыва
столь могучего,  пронзительного,  всеохватывающего  счастья  --  только  что
стояли перед плахой, и вдруг им объявили, что вышла ошибочка...
     --  Встаньте, вы же дворянин, -- сказал он толстяку.  -- На сей  раз вы
легко отделались, но смотрите у меня... Я  вас буду держать на заметке... --
И, потеряв интерес к забаве, спросил: -- Из-за чего, собственно, разгорелась
потеха?
     Мгновенно воспрянувший толстяк, тыча в противника пальцем, возопил:
     -- Государь,  этот невежда и шарлатан осознанно и  злоумышленно вступил
на путь фальсификации научных данных!
     Худой заорал в ответ:
     -- Только  такой  болван,  как  ваша милость,  может  перепутать ценный
научный документ с фальшивкой!
     Еще миг -- и они вцепились бы друг другу в  лохмотья,  но Сварог мигнул
капралам, и те с большой сноровкой разделили драчунов.
     -- Вы еще перед моим королевским величеством на кулачки сойдитесь... --
сказал Сварог.  -- Стыдно, господа!  Можете  вы внятно  объяснить,  что  вас
ввергло в такую, с позволения сказать, ажитацию? Каков предмет спора?
     Понемногу  из потока  взаимных  оскорблений  и  попреков в шарлатанстве
стала выкристаллизовываться  научная  истина. Оказалось, что оба служили  по
кафедре поэзии и  посвятили свою жизнь  творчеству Асверуса, о коем сочинили
многочисленные труды --  опровергающие  друг друга,  как  легко  догадаться.
Худой профессор,  нырнув в  пыльно-паутинные  недра  архивов, извлек  оттуда
обветшавший документ, по его мнению, неопровержимо доказывавший, что Асверус
был как-то связан с королевской разведкой и выполнял в Латеране некие тайные
поручения.  Что  радикальным   образом   противоречило  концепции   толстого
профессора, по которой именно тогдашний начальник королевской разведки был в
числе главных гонителей великого поэта, его первым врагом  и чуть ли не  сам
направлял  руку  неизвестного  убийцы.  Естественно,  концепции  моментально
столкнулись  с неописуемым шумом и скандалом.  Последствия известны во  всех
подробностях.
     -- Черт знает что,  -- сказал  Сварог, окончательно  потеряв  интерес к
историко-поэтическим  изысканиям. -- Завидую вам искренне, господа мои, -- у
вас хватает  свободного времени, чтобы заниматься  такой вот ерундой... (При
этих  словах оба профессора воззрились на него с пламенем во  взоре, на  миг
объединенные  единым  порывом).  Ерундой,  уж  простите...  --  повторил  он
решительно. --  На сей  раз я вас отпускаю, но со строжайшим наказом умерить
впредь накал ученых диспутов... доиграетесь! -- и сделал величественный жест
десницей.
     Капралы,  сомкнувшись  вокруг  подконвойных  профессоров,  в  два счета
вытеснили их за дверь. Сварог повторил:
     -- И хватает же времени  заниматься  такой ерундой...  -- Потом шутливо
спросил:  -- Ну, а  вы, господин  министр  полиции,  что думаете  о подобных
изысканиях?
     Интагар пожал плечами:
     -- Знаете, ваше величество...  Когда  я еще был молод и только  начинал
службу,  один умный и опытный человек, которого я считаю своим воспитателем,
сказал интересную вещь: реальная история гибели Асверуса ничуть не похожа на
ту, что присутствует  во всех ученых трудах... Он не вдавался в подробности,
а я не стал этим интересоваться -- какой смысл ворошить  дела давно минувших
дней? Он еще жив сейчас...
     -- Вот как? -- спросил Сварог с вялым интересом.  -- Любопытно... Но вы
правы, у меня тоже нет ни малейшего желания ворошить исторические загадки. С
меня и современных довольно, не знаю, что с ними-то делать...

Глава 21. ВЫСОКОЕ ПЛАМЯ В НОЧИ


     Пока  что  государственный переворот больше напоминал  самый безобидный
пикник на лоне  природы:  они сидели  вчетвером  у подножия лесистого холма,
надежно закрывавшего их горевший без дыма скудный костерчик  от наблюдателей
со стен королевского  замка.  Раган то и дело вставал, отходил  в  темноту и
тихонько  разговаривал  там  с  невидимыми  собеседниками.   Молодой  герцог
откровенно  нервничал, не находил себе места. Полной ему  противоположностью
оказался  князь Гарайла -- он  преспокойно  поджаривал  на невысоком огоньке
наколотую  на  длинный кавалерийский  стилет  толстую багальскую  сосиску  и
совершенно немелодично мурлыкал себе под нос:
     Вскипает грозно барабанный бой
     Под стать сердцам, разбуженным войною,
     И, словно споря с бренностью земною,
     Гремит "К оружью!" и торопит в бой.

     Зловещий гром! И грянут вразнобой
     Клинков грома всей мощью их стальною,
     И жуть окатит ледяной волною,
     И содрогнется тут смельчак любой...
     Что до Сварога, он курил сверх меры, устроившись так, чтобы за спиной у
него  был  крутой откос, со стороны коего никто  не  сможет зайти за  спину.
Кроме Доран-ан-Тега, за пазухой простого  дворянского кафтана у него таилось
оружие,  возможно, даже пострашнее -- изящный небольшой предмет из небесного
арсенала.  Он так и  не понял принципа действия,  да это  и  неважно, но эта
штучка размером с портсигар мгновенно рвала водородные связи меж молекулами,
превращая любое живое существо в лужицу горячей воды. Он видел, что эти люди
ему не  лгут,  что они и  в самом деле твердо намерены провести свои планы в
жизнь. Но  истинный король обязан быть подозрительным и недоверчивым. Нельзя
исключать совершенно,  что речь шла  о грандиозной  провокации, что эти трое
сами могут оказаться неведающими куклами в руках опытного кукловода. Ловушка
великолепная: Сварог Барг, король Хелльстада, и прочая, и прочая, нелегально
проникнув на территорию сопредельной державы,  организовал  заговор с  целью
свержения  тамошнего законного  короля...  Позору  не оберешься.  Даже  если
выйдешь из этой провокации живым, год  придется отмываться и  оправдываться,
поскольку  широко  известно:  вора  бьют не за то, что  украл,  а за то, что
влип...
     Гарайла самозабвенно заливался соловьем:
     Мне в самый раз лихая доля эта,
     Шагаешь, под собою ног не чуя,
     И стискиваешь яростно эфес...
     Он  замолчал, критически оглядел  дымящуюся, лопнувшую  сосиску и вновь
поднес  ее к мастерски разведенному им самим костерочку, вовсе  не дававшему
дыма.
     -- А последний куплет? -- поинтересовался молодой герцог Берсингем.
     -- А все, -- кратко ответил генерал, медленно ворочая сосиску.
     -- Господи, князь... Там есть еще и завершающее трехстишие:
     Душа, однако, шлет к престолу света
     Мольбы: "Величья, славы не ищу я --
     Жить, жить под сенью всеблагих небес!"
     -- Нет там ничего подобного.
     -- Есть. Стихотворение отыщется в любом обширном сборнике Асверуса.
     -- При чем тут Асверус? Это написал полковник Лингар.
     -- А я вам говорю, что это Асверус, слово дворянина.
     --  Ну  если слово  дворянина... --  проворчал Гарайла.  --  Никуда  не
денешься, будь  по-вашему.  Я-то  всю жизнь  думал,  что  полковник  это сам
сочинил...  А знаете  что? Ваше завершающее  трехстишие все равно совершенно
там  ни  к чему. Только  пакостит  хорошую  военную  песню. Всеблагие  божьи
небеса, конечно,  вещь  серьезная и  авторитетная, но пусть  уж к ним попы с
монахами взывают,  им уместнее. Асверус,  говорите?  Жалко.  Терпеть  его не
могу.
     -- За что?
     -- Шпион он был, ваш Асверус, вот и все.  Хоть и гений. Одно другому не
мешает, знаете ли...
     -- Интересно, -- сказал Сварог,  вмешавшись в пустую болтовню, чтобы не
чувствовать себя  вовсе уж одиноким. -- Не далее как позавчера слышал у себя
в Равене то же самое.
     -- Глупости, -- отрезал молодой герцог. -- Грязные сплетни.
     -- И ничего подобного! --  упорствовал Гарайла.  --  Государь, вы там у
себя в  Равене  подымите  архивы,  вам, королю,  будет просто...  Верно  вам
говорю:  этот  ваш  Асверус,  хоть и гений,  а  в свое  время  участвовал  в
шпионских  делишках -- здесь,  у  нас. Эти-то  его делишки  королеву Дайни и
погубили.  У меня  в Черных Драгунах есть один капрал, так  вот, его дедушка
тогда служил в  охране королевы и знал все точно... Никакой это был не рыбий
яд, попавший в котел по  недосмотру повара, а  самое натуральное убийство. И
шпионские делишки, в которых ваш Асверус играл первый смычок...
     -- Почему же  обязательно шпионские? Бывают еще тайные  дипломатические
миссии, разведывательные консультации...
     -- Это на ваш тонкий вкус, -- фыркнул Гарайла.  -- А я человек простой,
чуть ли даже не из народа, и все эти делишки, все чохом, называю шпионством,
как и надлежит... Как  бы ни затуманивали  суть высокими словесами... Хотите
сосиску, ваше величество?
     -- Нет, спасибо, -- сказал Сварог.
     Гарайла,  не чинясь, принялся  сам обрывать зубами со стилета дымящиеся
кусочки, дергал головой по-волчьи и причмокивал от удовольствия. Пробурчал с
набитым ртом:
     --  Что бы ни было,  а поесть перед делом нужно.  Это  вам не бой,  где
положено кишки пустыми держать...
     Сварогу  он, в  общем,  понравился --  это был незатейливый  и  упорный
профессионал  войны,  на  которых испокон веков  держится любая  армия. Если
точнее,   фанатик  конницы.   Артиллерию  и  саперов   он  еще   терпел  как
небесполезную порою подсобную силу, без которой в нынешние времена иногда не
обойтись и кавалерии, а вот пехоту презирал несказанно, военный флот полагал
вещью совершенно бесполезной (если только он не занят перевозкой кавалерии).
В отличие от остальных заговорщиков,  он учинил Сварогу форменный  допрос --
так и ходил вокруг, сыпя  коварными вопросиками, через один таившими  в себе
подвохи и  ловушки.  И лишь  убедившись, что Сварог всерьез  понимает толк в
военном деле,  успокоился,  стал  относиться с  надлежащим уважением.  Когда
Сварог  от  большого ума  заикнулся, что  может  назначить генерала  военным
министром, Гарайла не  на шутку возмутился, гордо заявив, что этот  пост его
нисколечко не интересует.
     Сказано это было искренне -- генерал Гарайла по прозвищам Черный  Князь
и  Кентавр Кривоногий категорически  не желал ни высоких постов, ни титулов,
ни  сокровищ. От жизни он  хотел одного:  лететь  куда-то, неважно куда,  во
главе конных  полков,  и беспокоило  его одно: как бы  дальнейшее расширение
Свароговой державы не привело к тому ужасному состоянию, когда воевать будет
просто не  с кем. Впрочем, Сварог его успокоил,  заверив, что на их век войн
хватит, -- и выяснил попутно, что у Гарайлы, оказывается, давным-давно лежат
в столе  тщательно проработанные планы кавалерийской войны против всех стран
континента,  за исключением разве  что Хелльстада (исключительно  по причине
отсутствия   точных   географических  карт  такового  и   сведений  о  силах
неприятеля)  и  Иллюзора с Ямурлаком  (по причине их  безлюдности). Даже для
островов  Бран  Луг и  Дике у него имелись соответствующие точные диспозиции
(увы,  с  учетом  помощи  неизбежного  зла, то  бишь военного флота).  Одним
словом, во многих смыслах это был бессребреник и чуть ли не идеалист. Короля
он  просто-напросто  люто  ненавидел,  поскольку  тот  по  своей  слабости и
недомыслию  разваливал армию  (и  особенно конницу), недостоин был сидеть на
престоле, и  его следовало оттуда  сбросить  к  лешевой  матери.  Вот и  вся
идейная подоплека, если вкратце...
     Молодой  герцог  Берсингем  был   потоньше  и  поумнее  и,  как  вскоре
обнаружилось,  несмотря на юный возраст, обладал кое-каким жизненным опытом:
еще в  пятнадцать  ушел  кадетом в гвардию,  служил два  года,  участвовал в
Лоранской  кампании,  потом  поступил  по министерству  финансов,  но  из-за
отсутствия  должной протекции  не  был оценен по  достоинству,  задвинут  на
малозначащую должность,  где  ему предстояло  сидеть  до пенсиона.  Все  его
проекты    начальством    регулярно   отклонялись   --   официально    из-за
непроработанности  и скороспелости, а на деле -- оттого,  что каждый сверчок
должен  знать  свой  шесток.  Когда  одну  из его  разработок  беззастенчиво
присвоил  себе  некий департаментский  секретарь  (и,  проведя  ее  в жизнь,
удостоился высокого ордена, но притворился,  что подлинного  автора на свете
не существует вовсе),  герцог  подал  в  отставку и демонстративно  поступил
приказчиком в  один из торговых домов -- и для того,  чтобы найти средства к
существованию, и потому еще, что высший свет был невероятно шокирован, когда
разнеслась весть,  что за  неким прилавком отмеряет ткани и продает  кружева
потомок столь  знатного рода. Потом  он  влюбился в некую юную  красавицу из
столь  же знатного  (но,  увы,  преуспевающего  семейства),  потом  к  нему,
достаточно  присмотревшись  и  изучив, постучался граф  Раган --  и еще один
свежеиспеченный заговорщик оказался в рядах. Гарайла,  как  подметил Сварог,
относился к юноше с некоторым уважением и  однажды бухнул откровенно:  "Жаль
только, что служил в артиллерии. Будь он кавалеристом, цены бы не было..."
     Дожевав сосиску, Черный Князь  отер стилет от копоти, сунул его в ножны
за голенище и длинно зевнул:
     -- Пора бы уж, господа... Рассвет скоро.
     -- И прекрасно, -- сказал бесшумно возникший у костра Раган. -- Часовые
будут клевать носом.
     -- Эти ваши пехотные дела... -- проворчал Гарайла.  -- Ладно, сам вижу,
что лихая кавалерийская атака тут неуместна... Что слышно?
     --  Морская  пехота   продвинулась  почти  к  самым   стенам.   Как   и
предвиделось, в  лесу  сидело с дюжину патрулей и секретов. Все  обезврежены
без шума. Лишь бы не подвел ваш полковник...
     -- Не подведет, -- заверил Гарайла. -- У него свои причины...
     За  спиной  Рагана  из  темноты  появилась  фигура