ым.
     -- Зиккурат, -- говорила Клади, -- состоит из ярусов, или Шагов. Каждый
Шаг -- глубиною в век. А мы -- Хранители Храма.
     -- И  сколько здесь  этажей?  --  Сварог  воспользовался  разрешением и
закурил. Пальцы дрожали.
     Клади снова улыбнулась.
     -- А у времени есть начало?
     -- Понятно. --  Сварога еле сдержался от резкостей, он уже из последних
нервов переносил  эту ее  новую, снисходительную манеру  разговора. --  И ты
тоже -- Хранитель?
     -- Теперь я Хранитель.
     -- С какого же времени? -- спросил он.
     -- С того времени, как поняла это.
     -- И когда ты поняла это?  -- спросил он.  Она  не  успела ответить  --
вмешался дракон:
     --  Мастер  Сварог,  позвольте  мне  кое-что  объяснить.  Я --  Старший
Хранитель.  Люди зовут  нашу расу  рихарами -- волей  обстоятельств  и нашим
собственным выбором когда-то давным-давно  мы стали Старшими  Хранителями. С
некоторых  пор в Младшие  Хранители мы берем  людей... Нет, неверно сказано:
"берем".  Будущего  Хранителя избирает  Жребий.  Раз в  пятьсот лет.  Раз  в
пятьсот лет на смену одному Младшему Хранителю должен прийти другой.
     -- Раз в пятьсот лет? -- вырвался у Рошаля вопрос.
     --  Да, вы правильно установили  взаимосвязь, --  дракон чуть  наклонил
свою  огромную  голову. -- Раз в полтысячи лет на планету  приходит Тьма.  И
Приход Тьмы вынуждает Младшего Хранителя в мире Димерея отойти  в иной  мир.
Тогда  Великий  Жребий Времени  выбирает нового  Хранителя. Это должен  быть
ребенок, родившийся  в год  первого  предзнаменования Прихода Тьмы,  в  день
Закрытой Луны,  в час Осы.  Хранитель отмечается  при рождении Живым  Знаком
Хранителя. После  Прихода  Тьмы  Знак раскрывается, и  человек  узнает тайну
своего рождения и предназначения.
     -- Это выглядит как родинка  на левой груди, -- не опуская глаз сказала
Клади. Да, Сварог помнил эту родинку...
     --  Родинка  исчезла,  а  вместо нее  в меня вошло Знание, --  тихонько
продолжала Клади. -- Это  было  похоже на  пробуждение  после сна... Знаешь,
бывают  такие сны,  которые принимаешь за  явь. Но  потом  ты  просыпаешься,
ночные видения отступают все дальше, и ты понимаешь: все что было с тобой до
того -- сон, а настоящая жизнь только начинается.
     -- Когда же именно ты... пробудилась? -- спросил Сварог.
     -- Это случилось после боя с гидернийскими броненосцами -- когда "Удар"
направлялся к зиккурату.
     -- Ты тогда знала, что случится? Что "Серебряный удар"... утонет?
     Клади кивнула.
     -- Я ничего не могла изменить. Я уже стала  Хранителем,  мне  открылось
полное Знание. А Хранители не имеют право вмешиваться в жизнь людей.
     --  Да? -- Сварог  отбросил  окурок. -- Разлетелись по  мозаичному полу
алые искры.  --  Если  мне не изменяет память, вы давеча  вмешались  в наш с
мастером Вало частный спор...
     -- Здесь управляем мы. Мы  вправе вмешаться,  если сочтем вмешательство
необходимым, --  опять  взял  слово  дракон (он же  рихар). --  Мы никого не
приглашаем к нам, но если к нам приходят, то оказываются на территории наших
законов. В  этот раз мы вмешались, чтобы спасти  жизни людей, которым еще не
время умирать. Посмотрите, что было бы, не вмешайся мы...
     Между драконом и Сварогом возникло что-то вроде прозрачной пленки, и на
ней появилось  изображение.  Сварог  узнал  себя  и своих  спутников,  перед
которыми стоял Вало, сжимая живую плеть.
     --  Если поединщиками  будем  я  и  вы. Решим наш спор между собой,  --
говорил Сварог на экране.
     --  Послушайте,  --  почти  взмолился  Вало,  -- ведь  вы  же  разумный
человек...
     Далее должен был из Двери показаться  дракон. Но  -- нет.  Вместо этого
опять зазвучал голос главного дамурга:
     -- Вы должны понимать, что такое взаимовыгода и вынужденный компромисс.
Я  вынужден признать, что без вас мне не открыть  Дверь. Но и  вы признайте,
что  без моей помощи вы  не  сумеете остаться живым в  неприспособленном для
жизни месте.
     --  Вы  плохо знаете людей, потому что никогда  не интересовались никем
кроме себя. Люди руководствуются в  своих  поступках не только соображениями
голой выгоды,  мастер  Вало.  Есть  еще  некая материя, именуемая чувствами.
Чувство ненависти, чувство...
     Но  Вало  не  дал   Сварогу  договорить.  Его  плеть  вылетела  вперед,
распрямляясь  и вытягиваясь копьем.  Плеть нацеливалась тонким и острым, как
спица, наконечником пробить графу Гэйру сердце.  Однако Сварога и его сердца
на месте не оказалось -- Сварог отпрыгнул,  упал, в падении нажимая на курок
шаура. Серебряная звездочка стукнулась о грудь  мастера Вало и отскочила, не
принеся вреда. Прочна ткань его одежки, вот почему дамург без боязни выходил
под шаур...
     Сварог,  более  не  тратя  бесценных мгновений  на  стрельбу,  рванул к
мастеру  Вало.  Навстречу ему, конечно,  бросились слуги в лиловых  одеждах.
Одновременно ринулись в бой Олес, Чуба, Рошаль.
     Сварог   понимал,  что   живая  плеть  должна  догонять  его.  Поэтому,
перехватив руку с кинжалом и вывернув  ее,  граф Гэйр развернул слугу спиной
навстречу  ветви-копью.  И  точно  -- в  спину,  прикрытую  лиловой  тканью,
вонзился растительный наконечник. Сварог отбросил от  себя  труп,  в  прыжке
ногой достал в голову еще одного слугу -- и оказался перед главным дамургом.
     Сварог, тот,  что  наблюдал  за происходящим  на  экране,  увидел,  как
выдернулась  из спины слуги  плеть, как она разворачивается острым жалом  на
него, экранного. Какой-то миг -- и жало вопьется уже в спину графа Гэйра...
     Сварог  наблюдающий  испытывал  странное  ощущение  --  противоположное
раздвоению личности.  Ощущение слияния  с собственным отражением, будто  все
происходит вновь на самом деле.
     Сварог  экранный успел. У  него в  распоряжении  оставался  всего удар.
Одним ударом он должен был решить исход  схватки, иначе  --  хана.  И Сварог
сделал это. Резким  и  точным  выпадом  костяшками кулака он  сокрушил кадык
главного дамурга.  Вало, как-то  сразу же  обмякнув, завалился  на спину,  а
живая плеть упала на пол простой веревкой.
     Схватка  длилась секунды. Изнутри --  ох как хорошо Сварог  это знал --
бой кажется в стократ длиннее...
     Схватка  завершилась. Ее итог Сварог видел на  экране. Рошаль сидел  на
полу, морщась, держался за поврежденное плечо.  Слуги  Вало  были мертвы. Из
груди  Олеса торчала рукоять кинжала, рядом бился в предсмертной агонии волк
Чуба-Ху...
     Экран погас. Люди молчали.
     -- Наше  вмешательство не повлияло на исход,  но сохранило человеческие
жизни,  -- сказал  рихар.  --  Правда,  для  некоторых  из  вас  это кое-что
изменило. Двое из вас -- те,  чью смерть мы отразили,  -- не смогут покинуть
этот мир. Если они пройдут сквозь Дверь, то их жизни останутся здесь.
     --  Ничего себе  дела!  -- потрясение воскликнул  князь.  --  А  нельзя
что-нибудь еще сделать?
     --  Можно, --  неожиданно сказал дракон. -- В вас,  мастер князь, течет
кровь древней расы, населявшей Димерею задолго до распада  единого материка,
задолго до первого Прихода  Тьмы. Мы можем отвести вас по ступеням зиккурата
в счастливые времена расцвета той древней цивилизации.
     -- К мертвякам, что ли? -- скривился  Олес. Дракон издал странный звук,
похожий на отрывистый смешок.
     -- Представьте  себе, что  вы смотритесь в зеркало, князь, и вдруг вы и
ваше отражение неожиданно меняетесь местами. Уверяю вас, вы  не почувствуете
перемены. Вы понимаете, о чем я?
     -- Не очень-то, -- признался Олес.
     -- Мы не знаем,  куда  отправляется  человек после смерти, в какой  мир
переселяется его душа, а  в какой  -- его  телесная оболочка.  Мы  сберегаем
отражения прожитого  в этом мире. Идя к Двери, вы проходили  сквозь них, для
вас  они  представали  всего лишь  картинками. Но  мы можем впустить  вас  в
отражения, и  вы не  почувствуете, что пребываете  в мире отраженном, потому
что, в сущности, разницы  нет  никакой. Разве, -- опять драконий  смешок, --
левая рука станет правой, а правая -- левой.
     --  Вроде что-то понимаю...  --  Олес запустил пятерню в волосы.  -- То
есть  у меня имеется маленький, но выбор. Или вернуться  на поверхность, или
отправиться  к  предкам  в  отражения  ушедших  веков.  Эхе-хе...  --  Князь
повернулся к женщине, что стояла рядом с ним. -- Что скажешь, Чуба?
     -- Решай, -- просто сказала Чуба-Ху. -- Я с тобой.
     -- А что будет с капитаном?
     -- То, что предопределено, -- сказал дракон.
     -- Исчерпывающе. А... а она может отправиться со мной  к  моим предкам?
-- Олес взял женщину-оборотня за руку.
     --  Если  она выкажет такое желание,  -- дракон,  словно от  усталости,
прикрыл глаза. -- И желательно вам поторопиться с раздумьями.
     --  Ладно, --  решительно сказал Олес.  -- У меня здесь  не осталось ни
родных, ни княжества, ни даже родного материка -- к тому же охота взглянуть,
как жили люди до Тьмы... Тем более, вы говорите, расцвет там, процветание...
Еще и предков своих отыщу...
     Мигом повзрослевший князь решительно шагнул к Сварогу. Протянул руку.
     --  Прощайте, мастер  граф. Я многим вам  обязан. Если бы не вы... Я не
знаю, что еще сказать, как выразить...
     -- Счастья,  князь. -- Сварог пожал ему руку. --  В конце  концов, не в
том  дело, когда  жить, а в  том,  что... Да  ладно. Прощай, гуап Чуба-Ху. Я
знаю: все у вас будет хорошо.
     --  Не забывайте меня, мастер Рошаль.  Нет, все-таки правильный выбор я
делаю, хотя бы от вас, охранитель, отдохну в иных веках, -- с  этими словами
Олес пожал руку Рошалю.
     -- Удачи, -- сухо попрощался Гор Рошаль. Олес поклонился Клади.
     -- Мы готовы, -- Олес посмотрел на дракона.
     -- В путь, -- произнес рихар.
     И тот же миг Олес и Чуба-Ху словно бы растаяли.
     И снова между  драконом и Сварогом  появился экран.  На нем высветилась
широкая мощенная белыми  плитами  дорога,  по которой  шли, держась за руки,
мужчина и женщина  в просторных белых одеждах.  Олес и Чуба. Они двигались в
направлении  города, очень похожего  на атарский Старый Город, но только  во
много раз больше. Мужчину  и женщину обгоняли напоминающие раковины повозки,
запряженные изящными лошадьми вороной масти.
     Отчего-то Сварогу стало грустно.
     -- Вам тоже пора, -- сказал дракон, убрав экран.
     -- Ты, разумеется, не можешь сказать, что меня ждет  там, за Дверью? --
Сварог смотрел на Клади.
     --  Я этого не знаю. И Старший Хранитель этого не знает... Но ты можешь
остаться здесь.
     Сварог помолчал, а потом сказал:
     --  Нет. Пожалуй, пойду. Пожалуй, уже  и  в  самом деле  пора, не стоит
затягивать  прощание.  Вы  не  передумали,  Рошаль?  -- Сварог  повернулся к
охранителю. -- Там, за Дверью, может быть чертовски опасно...
     -- Если  б  это было так, я бы вас тотчас уведомил, мастер граф,  --  с
легким  поклоном сказал  Гор  Рошаль.  -- Я  готов выйти с вами в эту Дверь.
Здесь мне делать нечего. Уже нечего...
     -- Тогда,  -- Сварог поднял руку и разжал  ладонь,  сжимавшую Ключ,  --
давайте выйдем.
     -- Счастливого пути, --  сказал  дракон. -- Я  уже больше вам не нужен.
Может быть,  когда-нибудь мы снова  с вами встретимся, мастер Сварог.  Время
покажет.
     И рихар  отступил в Дверь. В коридоре третьего яруса зиккурата осталось
трое, трое людей.
     Сварог уже видел, как нужно пользоваться Ключом. Внизу,  у самого пола,
в  шлифованной  лицевой грани  Двери  имелась черная  щербина.  Конфигурация
выбоины  точно воспроизводила контур Ключа. Конечно, надо  вставить на место
утраченную часть  большого  камня под названием Ключ -- ларчик и  откроется.
Что ж, спрашивать больше не о чем, осталось лишь попрощаться.
     Той Клади он бы знал,  что сказать. Но перед  ним сейчас стояла  другая
женщина.  На  ум  ничего подходящего не  приходило. Или  напыщенная пафосная
глупость, или общие слова. Он выдавил:
     -- Прощай, Клади. Может быть,  когда-нибудь я вернусь. Ты же узнаешь об
этом?
     -- Я узнаю об этом, -- сказала женщина, что некогда была Клади, сделала
шаг  навстречу,  приподнялалсь на  цыпочки и  легонько  коснулась  его  щеки
губами. -- Прощай, и... Я буду думать о тебе. Я все время думала  и думаю  о
тебе...
     Последние слова  несомненно  произнесла  та  Клади,  его Клади.  Что-то
встрепенулось в Свароге, он понял, что должен и хочет ей сказать...
     Но  Клади  рядом уже  не было. Она пропала,  словно растворившись,  как
минутами раньше Олес и Чуба.
     Неизвестно  сколько бы простоял  Сварог в растерянности  и задумчивости
перед Дверью, но его вернул в деятельное состояние голос Рошаля:
     -- Пойдемте, маскап. Даже если суждено погибнуть, то давайте покончим с
этим делом побыстрей.
     --  Да, масграм, --  судорожно  вздохнул  Сварог, как перед  прыжком  в
ледяную воду. -- Вы как всегда убедительны...
     Он наклонился, сунул Ключ в предназначенную для него щель.
     Дверь пошла зыбью,  и там, в  глубине, в  бездне  заворочались какие-то
тени,  тяжело заклубились бесплотные облака, началось  кружение, течение  --
завораживающее, манящее, гипнотизирующее...
     Что  там?  Поток?  Древние  Дороги?  Еще  что-нибудь? Сварог  прекрасно
понимал, что  за Дверью его может  ждать  и костлявая с  косой  -- и  ничего
другого кроме нее. Шаг вперед -- и смерть...
     Но другого пути у него не было.
     Что бы там ни произошло, подумал Сварог, дракон и женщина сохранят хотя
бы мое отражение.
     И они сделали шаг сквозь зеркало.

     Конец третьей книги


     "ГЛОССАРИЙ"

     Фрагмент из учебника истории Атара для обучающихся  второй ступени, том
шестой:  "О  примечательных  людях,  кланах,  орденах и  прочих сообществах,
населявших  Атар   в  период   последнего  Цикла,   известий   собранных   и
сортированных по заказу Фагорского Университета ученым сего заведения Красам
Тахо, 68 год Нового Цикла, г. Домгаар, Фагор, Граматар".

     Часть 16
     О Блуждающих Островах

     Когда-то люди,  ныне  называющие  себя дамургами (см.), спасая  себя от
необходимости раз  в  пятьсот  лет  перебираться  с гибнущего  континента на
всплывающий, пошли по пути генной инженерии...
     Примерно  три  тысячи  лет  назад,  как  и  полагается  по  димерейским
физическим законам или,  если угодно, по проклятию Димереи, материк Граматар
в сопровождении извержений, землетрясений и прочих катаклизмов  погрузился в
океан. Однако на этот (единственный)  раз не целиком: над  поверхностью воды
осталась  макушка континента -- пик самой высокой горной системы затонувшего
Граматара. Из материка получился остров. Остров не то  чтобы слишком большой
и не то  чтобы слишком пригодный для  обитания, зато  он находился рядом. Не
надо перебираться через океан в поисках  материка Атар, который, быть может,
и не всплыл вовсе, который, быть может, всего лишь  есть красивая легенда. А
если  даже не легенда, то поди  доплыви  до него  целым  и невредимым,  поди
довези жен, детей, скот,  зерно  и  продукты. Океан, он ведь тоже готовится:
готовит штили, мели, шторма, глубоководных  чудовищ... да мало  ли чем может
океан  встретить  человеческую песчинку,  осмеливающуюся  бросить  вызов его
просторамЛучше  пусть  будет  плохая  земля, но  та  земля,  что  ближе.  Уж
как-нибудь обиходим ее, засеем, засадим садами. Опять же рядом... да что там
рядом! Под  ногами,  хоть и под водой, лежат  бывшие  наши, соседские, ну  а
теперь ничейные дома, замки, оружие, инструменты, драгоценности и вообще все
то,  что  невозможно или что не успели погрузить на корабли.  Лежат  еще  не
тронутые ни  временем, ни  соленой  водой. Можно просто  нырять,  закидывать
неводы   и   шустрить  баграми,  можно   придумать  что-нибудь,   как-нибудь
исхитриться  достать,  добраться  до  них. И  еще  одно  соображение двигало
людьми,  соображение для кого-то  наиважнейшее,  для кого-то  пустячное: тот
чудом оставленный над водой остров -- клочок родной, своей земли.
     Вот  за эту самую родную землю разразилось морское сражение.  Сражение,
доселе  невиданное  по  числу  сошедшихся  флотов,  по  пролитой  крови,  по
ожесточению, с  которым  топили,  брали на абордаж, резали  и добивали  друг
друга  недавние соседи  по материку и  даже недавние союзники  в  политике и
торговле.
     Думается,  флота не сумели  отплыть достаточно далеко, чтобы с марсов в
подзорные трубы уже было  бы не разглядеть землю в той стороне, где  остался
покинутый  Граматар.  Вид  уцелевшей  земли подвигнул нескольких  правителей
(точно неизвестно,  но где-то пяти-шести государств) отдать приказ флотилиям
разворачиваться  и  возвращаться.  И  уж  тут  никак  не могло  обойтись без
кровопролития. На всех земли не хватит.
     Корабли  дырявили  друг   другу  борта  пушечными  ядрами,  забрасывали
зажигательными бомбами и  обстреливали стрелами, обмотанными горящей паклей.
Корабли  сходились в абордажах,  шли на  таран. Корабли  горели, взрывались,
тонули.  Грузовые корабли, что сперва держались в отдалении, шли  на подмогу
своим соотчичам, если те уступали в сражении. Другие транспорты приставали к
берегу,  люди  высаживались  на  остров,  захватывали  плацдармы.  Сражение,
понятное дело, очень скоро перекинулось и на землю.
     Новые десанты выбивали с позиций  тех, кто уже сумел кое-как окопаться.
Окопавшиеся не ограничивались обороной,  они совершали  вылазку за вылазкой,
не  давая  другим  закрепиться  за  камнями,  в  ложбинах, на  уступах  и  в
расщелинах.
     Ввязавшимся в бой  отступать теперь  уже было никак  невозможно,  не на
пробитых же, не на покореженных же  кораблях  отправляться штурмовать океан.
Ничего  другого  не оставалось, как  воевать  до  победного.  Лишь несколько
кораблей ушли в океан, развернувшись  кормой к Граматару.  Впрочем, это были
те  немногие корабли,  которые  в  стороне, в  недосягаемости  орудий самого
дальнего  боя  дожидались исхода  сражения.  Не стоит уточнять, кто  украшал
собою  палубы и каюты  этих  осторожных судов.  Монархи,  монаршьи  семьи до
последнего троюродного племянника двоюродной жены, высокородная свита, самые
откормленные и самые орденоносные из штабных военачальников и добрая дивизия
слуг. В  общем, лучшие и  нужнейшие  люди уплыли  прочь  из  опасных, смерть
несущих вод. И это в дальнейшем скажется на раскладе исторического пасьянса.
     А  на клочке Граматара, накрытом плотной дымовой завесой, все смешалось
в кровавой мясорубке. Подчас только после гибели человека делалось возможным
разглядеть, не  своего ли  земляка  и единоверца  ты отправил в  мир иной. С
другой стороны, если ты не всадишь в наплывающий из дыма темный силуэт пулю,
кинжал или стрелу, то, не ровен час, всадят в тебя.
     Волны  вышвыривали  на  береговые  камни обломки мачт,  палубные доски,
обрывки парусов и трупы. Живые плыли к земле -- куда ж еще? -- выбирались на
берег  и сразу  ввязывались  в бойню,  потому что  от бойни  спрятаться было
просто негде. С  уцелевших и  продолжающих  бой кораблей торопились высадить
десанты  -- иначе пригодные к  высадке  участки  могли  взять  под  контроль
обороняющиеся и потом просто не дать лодкам подойти к берегу.
     Короче говоря,  на море и на суше бились  в  тот день  долго и кроваво.
Может, одним днем не обошлись, даже наверняка не обошлись.
     Но как силы не беспредельны, так и безумие  не бесконечно. Наконец люди
вымотались, устали от крови и трупов, которыми остров был завален настолько,
что приходилось карабкаться по грудам из тел, чтобы добраться до противника.
Постепенно начал брать  верх здравый смысл. Люди перестали  бренчать сталью,
попробовали  разговаривать, стали договариваться,  начали считать уцелевших,
перебирать спасенное имущество.
     Народам,  участвовавшим  в  сражении,  одинаково  не повезло.  В  бойне
уцелело  если  не  поровну  выходцев  из  разных  государств, то  численного
преимущества,  которое  позволяло бы  диктовать  свои условия,  ни  один  из
народов  не  имел. По всему выходило, что п