ом в виде  расколотого  круга  на  белой  кружевной
рубахе...
   ...Фиксируя происходящее краем глаза, Сварог делал свое дело: серебром  в
лоб встретил перепрыгнувшего через  поваленный  стол  гидернийца,  отскочил,
чтобы не быть сбитым с ног летящим  и  умирающим  на  лету  офицером,  отбил
стволом шаура  направленный  в  шею  клинок,  подсек  носком  сапога  голень
нападающего и ребром стопы с разворота послал гидернийского морячка под ноги
новой волне атакующих. Тут же развернулся,  чтобы  очередью  встретить  двух
офицеров, огибавших стол с другой стороны...
   Бой  в  ограниченном  пространстве   стремителен   и   скоротечен,   язык
просто-напросто не поспевает за  событиями.  Любое  описание  схватки  будет
значительно дольше и скучнее происходящего в реальности...
   ...По левую руку от Сварога Клади, отскочив в угол и прижавшись к  стене,
по  одному  встречала  гидернийцев  -  больше  чем  одному  к  ней  было  не
подобраться - точными ударами посоха.
   Того самого, который самолично  выстругала  из  сосновой  ветви,  снимала
лишнюю древесину, выверяя балансировку,  взвешивала  на  руке  и  крутила  в
пальцах, заточила один конец до копейной остроты, подработала  другой  конец
под свою ладонь... И управлялась она с незатейливым оружием так ловко, будто
обучалась под руководством мудрых сенсеев в каком-нибудь Шао Лине.  Приемный
ли отец передал дочери тайны боя на палках, или некий стражник  в  замке  из
бывалых и повидавших от скуки натаскал, или постарались те же  Гидернийцы  -
неизвестно, однако зеленоглазая  чертовка  сейчас  наглядно  демонстрировала
преимущества  заостренного  посоха,  направляемого  умелыми  руками,   перед
коротким клинком в ближнем бою.
   И недавним соратникам в борьбе за владычество Гидернии над всеми  прочими
народами доставалось по первое число.
   Сварог  тем  временем  продолжал  кружить   вокруг   стола.   Отскакивал,
уклонялся,  бил  ногой,  рукой,  бил  рукоятью  шаура,  отступал,   нападал,
уворачивался и стрелял, стрелял, стрелял.
   А по правую его руку... черт, по  правую  руку  дела  обстояли  не  столь
блестяще.
   Олес скрещивал с морскими кортиками свой длинный обоюдоострый кинжал,  на
чьем лезвии был выгравирован фамильный герб Саутаров. Кинжалом он  орудовал,
надо признать, умело. Держа "пустую" руку  за  спиной,  стоя  вполоборота  к
противнику,  Олес  отклонялся  корпусом  влево-вправо,   совершал   обманные
маневры, молниеносно менял  хваты  с  обратного,  удобного  для  защиты,  на
прямой, более сподручный для атаки. Ощущалась,  в  общем,  выучка.  Молодому
князю удалось ввязать гидернийцев в академический бой на коротких клинках, в
котором он имел несравненно больше  преимуществ  перед  морскими  офицерами,
привыкшими командовать бортовой артиллерией или, на худой конец, управляться
со стрелковым оружием. И это  преимущество  работало:  то  один,  то  другой
офицер выбывал из схватки  после  стремительных  вылетов  вперед  княжеского
кинжала...
   Но - сказывалось  численное  превосходство  гидернийцев.  Олес  устал  от
мелькания клинков и уже не так  твердо  блокировал  наскоки.  И  вот  лезвие
кортика соскочило с подставленной под него  кинжальной  гарды,  чиркнуло  по
пальцам. И сразу за тем Олес напоролся на сильный секущий  удар  по  тыльной
стороне ладони. Ему пришлось сделать поспешный шаг назад, переложить  клинок
из правой руки в левую. Правда, как тут  же  выяснилось,  обеими  руками  он
владеет одинаково неплохо...
   Одинаково-то одинаково, но Сварог понял, что счет пошел уже на мгновения.
   Князь из последних сил отражал натиск.  Против  него  сейчас  стояло  три
гидернийца, они теснили князя и действовали грамотнее чем прежде: поочередно
отвлекали внимание каждый на себя, потом следовал выкрик "Эгой!" ("Не иначе,
боевой клич, вроде "банзай" или "форвард", ишь как быстро  чертовы  мареманы
учли ошибки в своей тактике..." -  мелькнуло  у  Сварога),  и  они  нападали
одновременно.
   Олес позволил достать себя в плечо. Вслед за тем он лишь  каким-то  чудом
ушел от размашистого, сабельной техники удара. Достиг цели  и  хитрый  выпад
третьего гидернийского офицера: упав на колено,  гидерниец  выбросил  вперед
руку - и ему удалось позолоченным острием ужалить молодого князя в  бедро...
Последнее ранение было самое чреватое. Олес, прихрамывая,  спешно  отступил,
прижался к переборке. Князь уже не успевал за ритмом схватки.
   Следующая слаженная атака гидернийцев, скорее всего,  окажется  для  него
последней.
   Далее медлить было невозможно. Сварог, рискованно повернувшись  спиной  к
своим собственным противникам, сорвался с места.
   - Лягай!!! Всех покромсаю!!!  -  Тут  главное  не  что  кричать,  а  чтоб
выходило надрывнее и грознее. Главное переключить гидернийцев  на  себя  или
хотя бы на миг отвлечь от князя. Стрелять ведь нельзя - заденешь Олеса. - На
пол, духи!!! Руки к стене!!! Смирно стоять!!! Руки за голову!!!  Пожар!!!  -
Зато можно на бегу поливать паркет перед собой зубастым серебром  из  шаура.
Вдруг да подействует...
   Подействовало. Один  из  гидернийцев,  что  называется,  стремнулся.  Его
подвели рефлексы, толкнули в сторону, он отвалился от группы, и в  том  была
его ошибка - уйти с одной с князем линии огня.
   Щадить его Сварог не стал - перейдя  с  бега  на  шаг,  вскинул  метатель
звездочек и нашпиговал оплошавшего моряка серебром.
   Двое супротивников Олеса, как  и  следовало  ожидать,  разделились:  один
продолжал наступать на князя, другой переключился  на  фальшивого  адмирала.
Совсем юный офицер с одним  ромбиком  на  нарукавной  нашивке,  наклонившись
вперед и поводя клинком, мелким осторожным шагом подбирался к Сварогу.
   Ну, тут все было понятно. Простейшая самба-румба против человека с ножом:
носком ноги садануть по клешне с кортиком, крутанувшись  юлой,  подсечь  под
лодыжки, свалить на пол и покончить с проблемой сочным ударом кулака, вложив
в него всю массу тела. Граф Гэйр перешел на  пружинистый,  "танцующий"  шаг,
который подсказал бы искушенным в  единоборствах,  что  за  сюрприз  готовит
боец...
   - Сзади, граф!!!
   Граф упал, перекатился, выстрелил из шаура в силуэт над собой,  повинуясь
инстинктам, извернулся змеей - и вовремя. Со смачным хрустом в паркет  вошел
золоченый "зуб" кортика, пробив пол в том месте, где только  что  находилась
голова графа Гэйра. Вслед за кортиком на пол повалился его  хозяин,  который
на последней искре бытия попытался  утащить  за  собой  к  Верхним  Людям  и
Сварога.
   Сварог вскочил на ноги. Вскочил,  чтобы  увидеть,  как  схватка,  пережив
переломный момент, стремительно движется к развязке.  Клади,  управившись  с
выпавшими на ее долю  гидернийцами,  пришла  на  подмогу  и  взяла  на  себя
грам-капитана,  до  которого  Сварог  так  и  не  добрался.   Олес,   словно
подзарядившись от Сварога боевым духом, пробивал  защиту  своего  противника
серией точных выпадов. Чуба рычала и скребла когтями  паркетины  возле  трех
гидернийцев, замерших посреди адмиральского салона.
   Схватка встала. Живые переводили дух - в том числе командир броненосца  и
два офицера рядом с ним.
   Шторм-капитан  Ксэнг,  барон  Пальп,  беспомощно   озирался   на   дверь.
Теперь-то, задним числом, он наверняка  видел  единственно  верный  и,  увы,
упущенный тактический ход - скомандовать офицерам: "На дверь!". Был же,  был
шанс длиной в три удара сердца, когда следовало прибирать ничейные поводья в
командирские руки. Бросить все силы на дверь  -  тогда  бы  схватку  удалось
перенести на палубу, и вскоре  корабль,  как  пожар,  охватила  бы  тревога.
Горстку авантюристов мигом смели бы за борт.
   Сейчас же командир гидернийского эскадренного броненосца "Адмирал  Фраст"
лихорадочно искал выход - и не находил.
   - Вы можете сдаться, капитан, -  тяжело  дыша,  помог  ему  с  раздумьями
Сварог. - И если сумеете оказаться полезным, вы сохраните надежду на  жизнь.
В противном же случае...
   Но капитан, даже не дослушав ультиматум, выбрал именно противный случай.
   - Отродье! Сын  скверны!  -  подхватив  с  полу  крупный  осколок  стекла
(видимо, ношение кортика уставом ему  не  предписывалось),  он  бросился  на
Сварога...
   ...и упал с простреленными серебром ногами. Но осколок из пальцев все  же
не выпустил. Привстал,  затравленно  оглянулся,  набрав  в  легкие  побольше
воздуху, выпалил: "Димерея для  Гидернии!"  -  и  с  самурайской  решимостью
воткнул себе в горло кусок бледно-зеленого стекла.
   Последний оставшийся на ногах  офицер  бросил  на  пол  кортик:  "Сдаюсь,
сдаюсь" - и, демонстрируя полную покорность, опустился на колени, завел руки
за голову. Предпоследнему офицеру покалечили руку волчьи зубки, он стонал на
полу и пытался ладонью остановить  кровь.  Грам-капитан  Раган,  успокоенный
посохом по темечку, валялся в углу, как тряпичная кукла, и не жужжал...
   Короче говоря, получилось.
   Но это был еще не конец.
   Кивком приказав сподвижникам занять места  у  дверей,  Сварог  перевернул
капитана на спину, вгляделся в мертвое лицо,  прошептал  нужные  слова...  и
дверь в коридор открыл тяжело раненный в шею, но живой шторм-капитан Ксэнг.
   - Алмак, ко мне!.. - прохрипел он, тяжело привалившись к косяку.  -  Бунт
подавлен... уведите арестованных...
   И стал заваливаться назад. Двое карабинеров - Алмак и  какой-то  насмерть
перепуганный мичман - рванулись было подхватить командира, но серия коротких
ударов - слева от Олеса и справа от Клади - угомонили и  их.  Сварог  быстро
глянул за порог. Никого.  Металлический  коридор  пуст  в  обе  стороны.  Он
прикрыл дверь и от греха подальше задвинул защелку. Обернулся, оглядел  поле
брани.
   Вот теперь конец. Конец первого тайма.
   "Да-с, первый тайм мы уже отыграли, - холодно  и  отстранение  подумалось
Сварогу, когда он прятал славно потрудившийся шаур за спину, за пояс. Ни  на
какие эмоции сил уже не было, - Осталась сущая ерунда: завладеть кораблем от
палубы до трюма. Или, как это там принято говорить, от клотика до киля. Ну и
при этом, чуть не забыл, усмирить, или укокошить, или  переманить  под  свои
знамена оставшихся гидернийцев. Сколько их там, голубчиков, осталось? Триста
минус полтора десятка... Терпимо".

Глава третья
Второй тайм

   - Добить этого? - Клади ткнула посохом в плечо сдавшегося офицера.
   Сварог покачал головой.
   - Связать. Мы ж не убивцы. Раненых тоже связать, от греха. Олес останется
здесь. Куда ему теперь, хромому-то, вот и присмотрит...
   Сварог  жадно  затягивался  первой  после  долгого  перерыва   сигаретой.
Адмирал, которого он - чего уж  там  жеманиться  -  сыграл  недурственно,  к
несчастью, попался некурящий, так что приходилось терпеть.
   С сигаретой в зубах он обходил поле боя, методично выдергивал из  брючных
петель широкие поясные ремни и вязал ими  гидернийцев.  Хорошие  ремешки,  к
слову говоря, выдают гидернийскому офицерью:  из  мягкой  кожи,  с  двузубой
пряжкой и золотой  прошивкой  по  краям.  Одно  удовольствие  стягивать  ими
запястья и, заводя руки за спину, приматывать к лодыжкам. Управились быстро:
живых оказалось всего пятеро.
   Тайм-аут после такой заварушки был  нелишним.  Совершенно  незачем,  едва
покончив с комсоставом броненосца, ядром из  пушки  выскакивать  на  палубу.
Если поднята тревога, то ее, как горную лавину,  уже  ничем  не  остановишь.
Если же не поднята - короткая, передышка не повредит, как не  вредит  привал
солдату на марше.
   - Это вам не по тоурантским рыболовам из пушек садить, - Клади ни к  кому
не обращалась, говорила  сама  с  собой.  Перенапряжение  боя  выливалось  в
чрезмерную разговорчивость - ничего не поделаешь, стресс требует, чтобы  его
снимали. - Димерея для Гидернии, ха! А дно морское для Гидернии  не  хотите?
Плевала я на ваши висюльки. Гальвикарий Первой степени с  алмазным  крестом,
Валтан Второй степени с черным бантом! Кого они спасали от разжалования  или
публичной казни? И красивого в них  ничего  нет,  вульгарщина,  ни  с  одним
платьем не наденешь...
   Пеленая  своего  последнего  гидернийца  -  грам-капитана  Рагана,   ныне
изволившего пребывать без сознания, Сварог бросил взгляд на Чубу... И  попал
на научно-популярный фильм ужасов "Преображение  оборотня".  Чуба-Ху  меняла
обличье. Только зачем ей, скажите на милость, потребовалось возвращать  себе
человеческий облик, когда операция по захвату еще далека от завершения?
   Сварог не мог бы себя назвать  чрезмерно  впечатлительным  человеком,  но
вот, вишь ты, не мог свыкнуться  с  этими...  метаморфозами.  Пусть  не  раз
наблюдал, но, хоть тресни, не мог принимать  с  индифферентным  спокойствием
переход человека в зверя и наоборот. Что-то противилось на клеточном уровне.
Удовольствие выходило ровно такое же, как, ну скажем, от созерцания  чьих-то
рвотных спазмов.
   Волк поднялся на  задние  лапы,  укрупняясь  ввысь  и  вширь.  Выгибались
колени, передние лапы вытягивались, менял форму череп, гас  рубиновый  блеск
звериных глаз. Когти уходили в подушки лап, сами лапы превращались в ладони,
на них отрастали тонкие пальцы. Шерсть на  морде,  шее,  ладонях  словно  бы
растворялась, открывая бледно-розовую человеческую кожу, а к торсу  прилипла
и словно бы  из  ее  ворсинок  сама  собой  ткалась  коричневая  жилетка  со
шнуровкой. Ноги на миг окутало матовое серое облако, и вот - не уследишь как
- оно преобразилось в юбку серой материи.  Обращению  удачно  аккомпанировал
едва слышный скрип изменяющих форму костей...
   Сварог запоздало отвел взгляд и увидел клок волчьей  шерсти,  отхваченный
кортиком и валяющийся среди обломков макета  броненосца.  Серый  комок  тоже
мутировал:  растекся  лужицей  по   навощенному   паркету,   затуманился   и
превратился в лоскут серой  ткани.  "Ах  вот  оно  даже  как!"  -  невнятным
возгласом откликнулся мозг Сварога на этот осколок мозаики.
   - Слушай мою команду, орлы и орлицы! - негромко воззвал Сварог  и  бравым
шагом прошествовал на  середину  захваченного  адмиральского  салона.  -  Не
обольщаться. Никакая это не победа. До победы нам как до Граматара... гхм...
спиной  вперед.  Так  что  никакой  самодеятельности.  Напоминаю.  Я  -   на
прожектор, Чуба - вдоль левого борта, Клади вдоль правого. Олес...
   Произнося речь (ни дать ни взять Кутузов, бля, в день Бородинской битвы),
он обвел взглядом свою боевую дружину.  Клади,  поигрывая  посохом,  слушала
своего полководца, на щеках ее играл румянец нетерпения. Появившаяся на Чубе
серая юбка зияла треугольным вырезом,  сквозь  него  белело  бедро,  которое
эротических желаний вкупе с фантазиями у Сварога почему-то не вызвало. Может
быть, вызвало бы у Олеса, который,  помнится,  не  скрывал  своего  мужского
внимания к женщине-оборотню, но князю сейчас  было  вовсе  не  до  любования
женскими  ножками.  Князь  занимался  своей  ногой.  Не  стесняясь  дамского
присутствия, наследник гаэдарского трона приспустил штаны и перевязывал рану
на бедре разорванной нижней рубахой. Возле него присела Чуба. Ах вот  в  чем
дело! Вот чего ей в волках не ходится! Ну конечно,  в  собачьем  обличье  не
очень-то сподручно помогать  в  перевязке.  Всякие  нежные  чувства  -  это,
конечно, прекрасно, но когда не во вред делу. А сейчас во вред...
   - Олес! Остаешься здесь. Присмотришь - раз, покопаешься в бумагах -  два!
Отставить, испытуемый! - шепотом рявкнул Сварог, увидев, что князь готовится
к возражениям. - Без детского сада мне! Пороешься в  бумагах,  поищешь  план
этого парохода - должен пригодиться. Клади, на  левый  борт.  На  тебе,  как
помнишь, два вахтенных поста. Чу, на тебе  ходовая  рубка  и  вахта  правого
борта. Придется тебе вновь вернуться в... прежний вид. Ну, вперед, гвардейцы
кардинала...
   - С головой на месте, с кишками на копье! - ответил вслед  Олес.  Видимо,
напутствовал по-гаэдарски уходящих на ратное дело.
   Сварог пропустил дам вперед, а сам задержался на пару  секунд  в  салоне.
Оставалось у него еще одно небольшое интимное  дельце.  Он  окинул  взглядом
поле боя, подошел к одному из погибших охранников, наклонился...
   И на верхнюю палубу, под теплый проливной  дождь,  Сварог  ступил  уже  в
личине гидернийского моряка. Его плечи, обтянутые  военно-морским  форменным
камзолом, мигом промокшим, теперь украшали эполеты  с  короткой  серебристой
бахромой и с двумя ромбиками посередине. Звание, присвоенное Сварогом самому
себе, по-гидернийски звучало как  бертольер,  что  примерно  соответствовало
званию мичмана на  российском  флоте.  Ну  не  адмиралом  же  карабкаться  к
матросу, в самом-то деле... А вот мичман в самый раз. Трудностей с  доступом
к прожектору возникнуть не должно, если,  конечно,  не  предусмотрен  особый
пароль,  -  но  это  было  бы  уж  прямо-таки  параноидальным  перебором   в
бдительности и секретности...
   Короче  говоря,  перебора  не  случилось  и  убивать   матроса   липовому
бертольеру не пришлось. Сварог  вскарабкался  по  скобам,  одна  над  другой
приваренным к  стене  палубной  надстройки  ("по  скоб-трапу",  -  услужливо
подсказала память вычитанное где-то название), и без лишних разговоров ткнул
"клювом ястреба" в сонную артерию промокшего до костей матроса - когда  тот,
задрав подбородок к черному небу,  отбарабанивал  рапорт,  перекрикивая  вой
ветра:
   - Мастер бертольер, за время несения службы...
   Вот беда-то, так и не узнал Сварог - может, чего  и  случилось  за  время
несения...
   Матроса он связал и вдобавок прикрутил к поручням,  ограждающим  площадку
вокруг корабельного прожектора.  Аккуратненько  снял  с  его  шеи  подзорную
трубу. похлопал по плечу "Извини, дружок", выпрямился,  поглядел  в  сторону
берега. Сквозь нагретый пожарищами  дождь,  сквозь  туман,  поднимающийся  с
палуб, сквозь мрак видно было, прямо скажем, хреново,  однако  и  увиденного
было достаточно, чтобы оценить размах катастрофы.
   Материк  Атар  погибал.  Атар  отмучивался   в   последних,   агонических
судорогах. Атар задыхался в дыму.
   Отсюда материк представал адским скопищем черных клубов.  Таким  же,  как
небо над головой. Небо, заваленное  смоляными  тучами,  полосовали  грозовые
всполохи, будто наверху  велись  грандиозные  сварочные  работы.  А  дымовую
завесу над землей пробивали  гигантские  огненные  фонтаны,  в  появляющиеся
иногда  просветы  удавалось  разглядеть  красные  языки  раскаленной   лавы,
стекающей с гор. Даже здесь грохот стоял такой, что аж зубы  ломило,  а  что
делается там, на суше, и представить себе невозможно...
   "За такую погоду вешать надо", - некстати  припомнился  Сварогу  один  из
афоризмов незабвенного капитана Родимчика.
   Обзор был преотличный, как с "чертова колеса" -  площадка  с  прожектором
была одной из самых верхних точек корабля... Которая,  конечно,  никакая  не
площадка,  а  что-нибудь  заковыристое,   по-моремански   сочное   -   вроде
бом-брамс-перестаксель,  в  акулу  душу  твою  мать...  Эх,  несилен  он   в
военно-морской терминологии,  что  поделать.  Трап  лестницей,  понятно,  не
обзовет, фальшборт оградкой тоже, даже военный корабль судном  не  обругает,
но всяких там брамселей и салингов мы не проходили, что сие  такое,  нас  не
спрашивай, брам-бакштагов от брам-гинцев не отличим... А вот стопор, как  ни
крути - он и в  море  стопор.  Точь-в-точь  такой  же  конструкции,  как  на
лебедках, которыми корчуют деревья трудолюбивые  садоводы  планеты  Земля...
Ах, раскудрить вперехлест, весь птичьим дерьмом перемазан...
   Убрав зажим с зубьев проворотного механизма, Сварог развернул прожектор к
берегу. Ага, ага, система простенькая, чтоб  в  ней  разобраться,  вовсе  не
обязательно задействовать полумагическое умение ларов  осваивать  незнакомые
механизмы. Даванул рычажок вниз - шторки опустились, поднял рычажок кверху -
шторки поднялись, луч света понесся в темное царство. Так и  будем  отбивать
условленный код. Три коротких, два длинных, три коротких, два длинных...  Да
и чтоб засветить прожектор, не надо быть докто