не шутит, и обратной дороги нет...
     Оттого, что план этот был незатейлив, он вовсе не выглядел авантюрой. Другое дело, что потери должны быть огромны, но есть на войне ситуации, когда с потерями не считаются нисколечко...
     Крепость уже показалась впереди, словно поднявшись с морского дна - высокие серые стены из огромных блоков, обширный причал, у которого стоят уже не менее дюжины кораблей под ненавистными флагами, деловитая суета на пирсе. До берега было чуть поменьше морской лиги, но Сварог, как ни прижимал к глазу сильную подзорную трубу, не рассмотрел ничего, похожего на приготовления к отражению атаки, хотя там, несмотря на светившее в глаза солнце, должны были все же заметить идущую на всех парусах эскадру. Есть ведь специальные подзорные трубы с затемненными стеклами, коими вооружают вахтенных специально для таких случаев...
     - Адмирал, - сказал он, - мне, новичку, показалось, или они в самом деле держатся как-то не правильно ?
     - Вот то-то и оно, - отозвался адмирал, не отнимая трубы от глаза. - Ни малейших признаков... Странно. Простите, государь, некогда, работать пора...
     Он привычно заткнул трубу за широкий золотой пояс, поднял ко рту микрофон и заорал команды. Матросы на реях проворно убирали добрую половину парусов, "Морской конь" замедлял ход, пропуская вперед два фрегата и транспорты с морскими пехотинцами.
     Сварог опустил трубу, покосился на покрытый вишневым лаком виолон, надежно закрепленный на перилах мостика в специальном ящике, обитом простеганной ватой. Это была еще одна старинная морская традиция - капитан идущего ко дну корабля обязан не просто оставаться до последнего на мостике, как то принято и на Земле, - он еще должен с превеликим хладнокровием играть на виолоне, исполняя громогласно свои любимые песни - печальные или бравые, смотря на чей вкус, по собственному усмотрению. Отсюда и пожелание товарищу: "Чтобы тебе никогда на виолоне не сыграть". Отсюда и бодрый тост: "Чтобы все наши враги побыстрее забренчали на виолонах!" Одним словом, считается, что моряк в своей жизни играет на виолоне лишь единожды - а впрочем, все зависит от везения, капитан идущего ко дну корабля вовсе не обязательно должен погибнуть, иные не раз выигрывали... Главное, строго соблюсти традицию.
     Фрегат прошел слева на всех парусах, за ним другой, следом почти столь же проворно шли транспорты, на палубах которых толпились бритые наголо, вооруженные до зубов морпехи совершенно неинтеллигентного вида - прошедший огни и воды тертый народ, в большинстве своем взятый с каторги, а то и прямо из-под виселицы, и отступать им сплошь и рядом не полагалось вообще, хотя бы рушилось небо и планета рассыпалась на куски. Штрафбаты из прошлого Сварога по сравнению с этими субъектами были белыми пушистенькими зайками...
     Глядя на эти морды, на ярко-алые мундиры - чтобы меньше была заметна кровь - Сварог почувствовал некоторый подъем духа. Как бы там ни было, оказавшимся в крепости горротцам гарантированы самые неприятные переживания: морская пехота пленных не берет, даже слова такого не знает. Не будь это его собственная крепость, которую следовало отвоевать с наименьшими утратами для материальной части, он обязательно бы стянул сюда и весь наличный воздушный флот, показал Стахору, что такое "ковровые бомбежки". Выражаясь просторечно, у Сварога уже зла не хватало. Случившееся было даже похуже летающих по небу каменных глыб. Стахор в своей наглости перешел все мыслимые пределы, дальше идти некуда. Вот только к имперскому суду его не притянешь - отопрется, как и в случае с летающими скалами. Будет уверять с честными глазами, что произошло, надо полагать, невероятное совпадение - его адмиралы-де, случайно проплывая поблизости, вдруг увидели, что в крепости Батшева нет ни единой живой души. После чего и заняли бесхозную фортецию по "праву нашедшего". Вот именно, совпадение, а если у кого-то есть улики, позволяющие говорить, что это сами горротцы запускали из-под воды какие-то загадочные ракеты, пусть незамедлительно таковые улики предъявят, любопытно будет посмотреть...
     Примерно так и обстояло в прошлый раз. В ответ на запрос Канцелярии земных дел король Стахор прислал туда обширнейшее послание. Со своим обычным тонким юмором - надо отдать ему должное, остроумен и пером владеет блестяще - писал, что он и сам поражен сверх всякой меры приключившимся в его владениях неизвестным природным феноменом, выразившимся в летании камней по небу, с последующим их падением на поле, где по случайному совпадению как раз оказались полки его доброго соседа, короля Сварога. Стахор выражал неподдельную радость по поводу того, что его венценосный собрат остался цел и невредим, и заклинал имперскую администрацию приложить все силы к познанию сути означенного феномена с тем, чтобы не допускать появления подобных феноменов впредь...
     В Канцелярии земных дел послание это зарегистрировали соответствующим образом, по всем правилам делопроизводства - чем, собственно, дело и завершилось, потому что не было ни малейших улик. Так что Сварог, узнав о захвате Батшевы, даже не попытался строчить жалобы в имперскую канцелярию. Не оттого, что полагал подобное занятие унизительным для короля, отнюдь нет, просто хорошо понимал, что улик и в этот раз не найдется (что, кстати, очень быстро подтвердил Элкон, пославший официальный запрос по линии девятого стола). А значит, лучше промолчать, чтобы не ставить себя в дурацкое положение и не оказаться снова мишенью для тонкого сарказма Стахора, чтоб его черти побрали.
     Ну, чертей трудно будет организовать, подумал Сварог, а вот иных обитателей Хелльстада мобилизовать гораздо проще. Коли уж война потеряла всякий привкус рыцарства, в средствах, со своей стороны, не стоит стесняться. С помощью вентордеранского компьютера перебросить на территорию Горрота полдюжины глорхов, полсотни "ночных попрыгунчиков", десятка два змееногов - а что до купаров (тех разумных полукрыс-полукротов, сражавшихся с гномом), то их можно отправить к Стахору в полном составе, сколько их ни есть - все равно они Сварогу никогда не нравились, тупые, в общем, создания, неинтересные, наглые и непочтительные. Хелльстад и без них преспокойно проживет, а вот в Горроте эти проглоты, коих насчитывается не менее двух тысяч, быстренько нанесут садам, полям и огородам такой урон, что мало не покажется. Решено. Как только выдастся свободная минутка... А потом, в свою очередь, можно будет с детской наивностью в глазах уверять, что он представления не имеет, каким это образом иные его хелльстадские подданные вдруг оказались в Горроте и учинили там неописуемые безобразия. И вообще он, Сварог, над ними не властен - эти чудища, неведомо как порожденные в свое время Штормом, не только его, своего короля, в грош не ставят - они никакой власти не признают, не имея по своей дикой сущности понятия о том, что существует на свете такая вещь, как власть. Словом, во всем виноват Шторм, к нему и претензии. И наконец, докажите, что это жители Хельстада, а не случайно просочившиеся в наш мир обитатели Соседней Страницы или Заводи...
     Он невольно улыбнулся, сложив в уме парочку витиевато-издевательских фраз из своего будущего послания...
     Раскатистый грохот, как гром с ясного неба, разорвал тишину, наполненную до того лишь скрипом снастей и пересвистом боцманских дудок. Сварог видел, как у правого борта идущего впереди всех фрегата взлетел белопенный фонтан, выше верхушек мачт...
     Он еще не успел осесть во взбаламученную воду, когда фрегат резко наклонился на нос...
     Адмирал Амонд издал нечленораздельное рычание. Как и Сварог, он замер, вцепившись в перила. Сварог впервые видел, как тонет большой военный корабль. Не было в этом ни капли красивого, наоборот, все выглядело как-то нелепо, жалко: быстро погружаясь, заваливаясь на правый борт, фрегат качался, дергался, вздрагивал так, что даже сюда доносился отчаянный скрип досок обшивки, затрещала и рухнула фок-мачта, сметя за борт множество оплошавших моряков. Вот уже нижний ряд орудийных портов скрылся под водой, а за ним второй, и, наконец, верхний... Фонтаны воды били вверх из палубных люков, из щелей меж вспучившимися досками, из окон кормовой надстройки.
     Еще один взрыв, грохот, белопенный фонтан! И еще! И еще! Оба транспорта стали заваливаться в разные стороны, с их палуб сыпались в волны фигурки в алом, многоголосый вопль повис над водой, а второй фрегат, слева, совсем близко от них, тоже кренился, еще окутанный высоченным фонтаном...
     Взрывы гремели со всех сторон, Сварог вертел головой и видел, как повсюду, куда ни глянь, в нелепых корчах погибают корабли джетарамской эскадры, как их остается все меньше и меньше, видел, как становятся все короче и короче уходящие под воду мачты, пока окончательно не исчезают в волнах, как в воде темнеют сотни голов - люди цеплялись за обломки мачт, какие-то ящики и бочки, перевернутые шлюпки, над водой стаял ни на что не похожий вопль, несущийся со всех сторон, - казалось, это стонут сами волны...
     Оглянулся. Солнце ударило в глаза. И он поневоле вспомнил: "Торпедная атака со стороны солнца..."
     Ну конечно, а что же еще? Ничем другим нельзя было объяснить. Подводные лодки расстреливали эскадру из-под воды неторопливо и совершенно спокойно, потому что ни один здешний моряк не учен был бороться с подводным противником - и лишь считанные вообще знали о таковом. Так что это была бойня, резня, без малейшей опасности для напавшего. Это был крах, конец, полное и окончательное поражение, вторично настигшее Сварога за неполный месяц...
     Он застыл у перил, вцепившись в них побелевшими пальцами. В каких-то полусотне уардов от него - морские меры вылетели из головы - еще погружался корвет, теряя мачты, брызжа фонтанами воды, и матросы заполошно сыпались в волны, а капитан на мостике, всеми силами стараясь удержать равновесие, с бледным, окаменевшим лицом бил по струнам виолона, разевал рот, судя по напрягшимся на шее жилам, орал во всю глотку, но Сварог не мог разобрать ни слова за тысячеголосыми воплями тонущих, несущимися со всех сторон. В голове у него, непонятно почему, звучали "Былые годы Сегулы", старинная баллада, впервые слышанная еще на "Божьем любимчике":

     Были бурными года,
     скалы - белыми.
     Только все уж, господа,
     ставки сделаны.
     Дремлют скучные года
     немо, глухо,
     пусть вода вам, господа,
     будет пухом...

     Он оцепенел от унижения и позора. "Морской конь" остался один-одинешенек, остальные корабли исчезли бесследно, как будто их никогда и не было в спокойном море, ярко освещенном солнцем, как будто и не шла совсем недавно на всех парусах гордая и сильная эскадра.
     Адмирал Амонд хрястнул подзорной трубой по перилам так, что стекла и мятые бронзовые трубки брызнули во все стороны. Подняв ко рту микрофон так резко, что ударил себя по лицу, зарычал что-то. Матросы взлетели по вантам так, словно конечностей у них стало по дюжине, захлопали, разворачиваясь, все до единого паруса. Фрегат уходил прочь от крепости.
     Сварог посмотрел за корму. Расстояние оставалось столь же небольшим, и он прекрасно видел, что набережная, как и палубы кораблей в гавани, просто-таки усеяна горротскими моряками - машущими шляпами и кулаками, орущими что-то неразличимое, изображавшими непристойные жесты, какими на войне принято выражать предельную насмешку над поверженным противником и презрение к таковому. И над всем этим обезьянником полоскалось на ветру белоснежное знамя с черным солнцем - зрелище, которое Сварог отныне ненавидел больше всего на этой земле...
     Фрегат удалялся на всех парусах, сквозь неумолчные вопли он шел прямо по видневшимся в волнах головам, решительно и жутко, словно корабль мертвых из старых морских легенд, сложенный из ногтей всех утопленников, сгинувших в море с начала времен.
     Сварог схватил адмирала за рукав. Говорить он не мог, не удавалось произнести ни слова, он только показал на воду, на барахтавшихся людей, на призывно машущие руки.
     - Я спасаю короля! - рявкнул Амонд с закостеневшим лицом. - А на все остальное плевать! Самый полный, фор-стаксели поднять, все на мачты! Видя, что Сварог порывается выхватить у него рупор, он что-то крикнул в сторону, и на Сварога моментально навалилось с полдюжины матросов, без малейшего почтения к королевскому сану сбили с ног, усадили на палубу, вцепились в плечи. Какое-то время он пытался выдираться, но эта орда его без труда пересилила, и он понял, что не в состоянии помешать. Фрегат уходил к Джетараму на всех парусах, навстречу слепившему солнцу. Крики постепенно затихали за кормой, море снова казалось пустым, как при начале времен, "Морской конь", единственный уцелевший из всей джетарамской эскадры, невредимым возвращался в порт...
     Сварог сидел, не шевелясь, но в его плечи все еще бдительно вцепилось множество рук. Конец Джетараму, думал он отстраненно, холодно, с изумившей его самого рассудочностью. Даже если горротцы не станут его штурмовать, даже если он останется в руках Сварога - Джетараму конец, потому что со взятием Батшевы он теряет всякое значение. Залив Мардин теперь - в руках горротцев, и только от них зависит, пропускать в Джетарам корабли, или нет. От залива до полуострова Тайри тянутся малонаселенные места, где нет ни единого порта, хотя бы отдаленно напоминавшего размахом Джетарам. Конечно, Фиарнолл в руках Сварога, и Балонг тоже, но падение Батшевы слишком многое меняет в складывавшихся веками торговых маршрутах, в военно-политическом раскладе... Слишком многое. Наверное, я помаленьку стал, неожиданно для себя самого, подлинным королем, подумал он горько, с той же холодной четкостью мысли. Настоящим королем, способным даже в этот момент думать в первую очередь о военно-стратегическом равновесии и политических раскладах, а не о тех, кто остался барахтаться в волнах. Мне жаль их как-то мимолетно , потому что совершенно ясно теперь, что оказался под угрозой Балонг, и у меня нет ни единой военно-морской базы на полуденной стороне Харума, и слишком многое придется менять в самом лихорадочном темпе, и возникла масса новых неотложных дел, и я уже думаю, кого следует собрать на совещание немедленно, а кого - во вторую очередь, какими полками придется прикрыть Ратагайскую Пушту, какие перебросить в междуречье Монаура и Тея, где устраивать временные гавани, где закладывать новые порты, и из каких статей бюджета стянуть на это деньги, и возможно ли вообще учинить бюджету внеочередное кровопускание. И еще о тысяче подобных вещей я сейчас думаю, потому что таков мой долг - думать именно об этом, а не скорбеть о тех, кто остался позади. Да, наверное, я незаметно стал хорошим королем - раз хладнокровно и логично обо всем этом рассуждаю, а не ору в истерике, требуя немедленно развернуть корабль и подобрать, сколько удастся, потерпевших
 крушение. У меня нет времени их подбирать. За моей спиной - мои королевства, которым я один повелитель и защита. Хорошим королем я стал, настоящим , но, Господи, до чего это горько и больно, оказывается, быть настоящим королем...
     Он не знал, сколько времени прошло. Просто в какой-то момент увидел впереди Джетарам - высокие башни форта, лес мачт, толпу на пристани. Сердито повел плечами - и его на сей раз моментально отпустили, отпустили во все стороны, почтительно вытянув руки по швам, склонив головы, пятясь, бесшумно исчезая с мостика...
     Он бросил косой взгляд на Амонда. Адмирал смотрел перед собой, скрестив руки на груди, лицо у него было такое, что особо впечатлительным и утонченным натурам лицезреть это безусловно не следовало - ради вящего душевного спокойствия, чтобы не орать потом по ночам посреди кошмарного сна...
     "Почему они не потопили нас ? - подумал Сварог. - У них были к тому все возможности, они не могли не разглядеть в перископы мой штандарт на корме фрегата. Почему Стахор на сей раз не попытался со мной разделаться раз и навсегда? Завершить то, что ему не удалось в Клойне... Почему они не потопили нас ?"
     По тому, как повернулся к нему адмирал, он понял, что задал вопрос вслух - первые слова, которые он произнес после разгрома.
     - Я сам над этим ломаю голову, государь, - ответил Амонд с той же холодной рассудительностью, какую Сварог ощущал в себе, несмотря на все происшедшее.
     Он был настоящим адмиралом, как Сварог - настоящим королем. И оба в этом качестве не могли себе позволить многое из тех человеческих чувств, которыми простые люди, счастливцы, обладают, как сокровищами, и сами не подозревают, насколько они счастливы и богаты, невозбранно давая волю эмоциям и чувствам...
     - Вполне возможно, эти крохи ведут свою игру, - сказал Амонд, не меняя позы, глядя вперед с невозмутимостью деревянной фигуры с корабельного бушприта. - В подобных делах каждый участник ведет свою игру, это азбука... Хм, все возможно... Знаете, когда я был совсем молодым, и мы прижали у островов Девайкир пиратскую эскадру... был такой капитан Брагенар, примечательная личность, из знаменитых... так вот, мой тогдашний командир потопил два корабля, а третьему, с самим Брагенаром на борту, дал уйти, хотя имел полную возможность пустить и его на дно. Хозяйственный расчет, понимаете ли.
     У Брагенара было больше старых счетов с горротцами, чем с нами, и он определенно причинил бы им больше вреда, чем нам... Хороший кот никогда не вылавливает всех до единой мышей в доме - и большая политика, в сущности, повинуется тем же принципам, вы это знаете лучше меня, ведь это вы - мой король... А знаете что? Вполне возможно, сам Стахор поменял намерения. Времена нынче настали ох какие непростые... Быть может, он рассчитывает, что вы причините гораздо больше вреда кому-то другому - больше, чем ему... А может, он опасается, что, погубив вас, останется один на один с теми опасностями, которые вы принимали на себя, словно щит...
     - Что вы имеете в виду?
     - Не знаю, - сказал Амонд. - Первые наметки, и не более того... Времена, повторяю, настают непростые, ни на что прежнее не похожие. Где уж тут с первого выстрела угодить в яблочко... - он помолчал. - Ваше величество, пока нас никто не слышит... Дела, откровенно говоря, не просто скверные - хреновейшие. Эти подводные лоханки, не боюсь в том признаться, меня по-настоящему пугают. Ведь ни один корабль не защищен... Они могут хоть сейчас пустить на дно весь наш флот, а мы не в состоянии помешать. Нужно что-то придумать, и побыстрее...
     Он смотрел на Сварога так многозначительно и упрямо, что ясно было: придумать должен Сварог, и никто иной. Совершить очередное чудо или хотя бы богатырское деяние по примеру древних легендарных витязей вроде Дорана. Сварог украдкой вздохнул. Адмирал, похоже, переоценивал его возможности...
     Не глядя в глаза верному сподвижнику, он глухо сказал:
     - Распорядитесь, чтобы корабль причалил где-нибудь в отдалении от... всего этого.
     И указал на толпу у причала - они были совсем близко, и можно разглядеть лица, исполненные тягостного недоумения. Сварог просто не мог смотреть сейчас в эти глаза - даже зная, что никто не рискнет задавать вопросы королю.
     Амонд понятливо кинул и поднял микрофон к побитым в кровь губам. Матросы побежали по реям и вантам заскрипели снасти, фрегат стал разворачиваться вправо, уходя к отдаленным причалам, где не было ни единого человека и куда простые обыватели ни за что не могли бы проникнуть через двойную цепь караульных.
     - Вы уж придумайте что-нибудь, ваше величество, - произнес старик почти умоляюще. - А то ведь дела совсем скверно оборачиваются, этак и в море никого палкой не выгонишь, даже самых удалых...

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ГОЛОС МОРЯ

     Визит Сварога в неприметную портовую гостиницу "Синий коралл" напоминал небольшую военную операцию, каковой, собственно, и являлся, с какой стороны ни взгляни.
     Сначала в королевском кабинете состоялось недолгое совещание с участием Интагара и четырех его подчиненных, а также парочки представителей, так сказать, братских контор. Все вместе они выложили на стол Сварогу всеобъемлющее досье на хозяина данного заведения, а также на его чад и домочадцев