Что во мне  тебя
страшит? То, что я на тебя не похожа? Что же  здесь  странного?  Просто  я
другая... Это еще не означает, что от  меня  нужно  ждать  плохого,  верно
ведь?
     - Убирайся, - сказал Сварог. -  Сгинь,  рассыпься...  Иначе  получишь
серебром в лоб.
     - Ты не рыцарь, - сказала она грустно. -  А  серебра  я  не  боюсь...
Хочешь убедиться? - Улыбка была чарующей, на Сварога  ни  одна  женщина  в
жизни так не смотрела. - Я хочу тебя, рыцарь, хоть ты и груб...  Спускайся
ко мне. Там, наверху, одиноко и холодно... Мои  поцелуи  горячат  кровь...
Если я тебе не нравлюсь, есть другие, еще красивее...
     Осененный  внезапной  догадкой,  Сварог  отбежал  к   противоположной
стороне парапета. Так и есть: вдоль стены медленно  скользили  еще  четыре
таких же  создания.  Две  девушки,  ничуть  не  уступавшие  прелестью  его
собеседнице, мужчина с густой курчавой шевелюрой и растрепанная старуха  с
обвисшими грудями, но столь же роскошным ожерельем  на  шее.  Увидев,  что
обнаружены, они  ничуть  и  не  смутились,  похоже,  девушки  заулыбались,
замахали руками:
     - Спускайся к нам, рыцарь! Мы рады гостям и умеем любить! Не  пугайся
непонятного, разве оно непременно должно стать враждебным?
     - Золотые слова, - проворчал Сварог под нос.
     Вообще-то  в  этом  была  сермяжная  правда.  Возможно,  змеелюди   -
добрейшие создания с тысячелетними традициями  щедрейшего  гостеприимства.
Непонятное и в самом деле не обязательно враждебное...
     И  все  же  на  равнине  валяются  скелеты.  А  вокруг   простирается
Хелльстад. Не время и не место для доверчивости...
     Вернувшись к лестнице, он глянул  вниз.  Девушка  стояла  на  том  же
месте, увидев Сварога, медленно подняла над головой тонкие руки, грациозно
выворачивая кисти, прошлась в танце - даже теперь, когда он видел, что это
танцует на хвосте змея, танец завораживал...
     Завораживают?! Вот именно!
     Отступив к изваянию птицы,  он  сел  на  прохладный  камень,  опустил
голову, зажал ладонями уши, но все  равно  явственно  различал  неизвестно
откуда льющуюся нежнейшую  мелодию,  прекрасную,  как  радуга,  и  девичьи
голоса, проникавшие, казалось, под череп:

               Во сне и наяву, едва глаза прикрою,
               пульсируют, звучат два сердца, два птенца.
               Со мной ты танцевал над солнечной страною -
               и все-таки, увы, не разглядел лица...
               Слепил полярный день истомою полночной,
               сверкая, таял снег, и музыка лилась.
               Во сне и наяву мы танцевали молча,
               сначала в первый раз, потом в последний раз...

     Он боялся чего-то страшного, ждал, что ноги сами шагнут к лестнице, -
но довольно быстро понял, что гипнотического  влияния  песня  на  него  не
оказывает, хотя, несомненно, должна, не зря же так стараются,  взлетая  до
немыслимых пределов нежности и печали, голоса девушек-змей...

               Покуда два птенца, крича, рвались друг к другу,
               мы, нежно обнявшись, кружились над землей,
               со мной ты танцевал под солнечную вьюгу,
               во сне и наяву она была со мной.
               Покуда длился танец, покуда мы молчали,
               покуда длился день, и ночь, и явь, и сон,
               два выросших птенца с окрепшими крылами
               рванулись в вышину, под синий небосклон...

     Они не могут  подняться,  облегченно  вздохнул  Сварог,  привалившись
спиной к постаменту. Как знать, возможно, все дело в  птице  -  он  смутно
помнил, что в древней мифологии чертовски  много  места  отводилось  битве
змеи и птицы, и в здешней тоже, змея и птица - постоянные противники...
     И сам не заметил, как стали слипаться глаза.
     ...Проснулся  он  от  зябкого  холодка,  ошалело  вскочил  на   ноги,
подброшенный памятью о последнем растаявшем кошмаре из сна, -  и  вспомнил
сразу, где он, кто он, что с ним.
     Прямо над головой  виднелся  клочок  нежно-голубого  утреннего  неба.
Прямо  над  головой.  А   вокруг,   словно   стены   колодца,   вздымались
зелено-желтоватые кроны, куда ни глянь  -  ломаные  линии  толстых  веток,
покрытых пучками похожих на иглы листьев...
     Он стоял у подножия каменной птицы с распростертыми крыльями. Другие,
все четыре, сидели по углам площадки, плотно прижав крылья к  телу.  Башня
ничуть  не  изменилась  -  но  вокруг  был  тот  самый  лес.  Либо   башня
переместилась  неведомым  образом,  либо  лес  в  полном  соответствии   с
Шекспиром сдвинулся с места и ночью замкнул кольцо...
     Хорошо еще, никаких змеелюдей не видно. Сварог  топал  ногами,  махал
руками и ежился, пока не вспомнил про заклинания. Одну за другой торопливо
осушил три чашки горячего кофе -  хорошо  все-таки  быть  магом,  пусть  и
недоучкой, и  в  приступе  нерассуждающей  решимости  спустился  с  башни.
Дневной  свет  подействовал  на  него,  как  хлыст.  Над  деревьями  сияла
ало-золотая полоса восхода,  сориентировавшись  по  ней,  Сварог  быстрыми
шагами направился в ту сторону, где вчера видел реку.
     То и дело приходилось переступать  через  толстые  корни,  змеившиеся
прямо по земле, - да, лес, никаких  сомнений,  умел  ходить  не  хуже  его
самого...
     Недосмотрел, споткнулся, и тут же, словно это послужило сигналом, лес
стал оживать. Кроны зашевелились, ветки плавно опускались к земле,  словно
бы ища Сварога на ощупь, но он, плюнув на графское достоинство, припустил,
как заяц, уклоняясь от шарящих ветвей, насколько удавалось. Несколько  раз
налетал лицом на пучки листьев, выставив  перед  лицом  согнутую  в  локте
руку, несся зигзагами, а в кронах уже слышался ропот и шум, вроде бы  даже
членораздельный - нет, на эти штучки нас не  поймаешь,  подите  вы  все  с
поющими змеедевами и говорящими деревьями...
     Опомнился, выскочив из леса на равнину, обеими руками отряхнул волосы
от запутавшихся листьев. Увидел еще один скелет и почти равнодушно  прошел
мимо - впереди, среди окаймлявших долину откосов, виднелся широкий проход,
вполне подходящий для человека, но узкий для живого дерева  с  раскидистой
кроной...
     Оглянулся. Сзади шумело и шелестело, над равниной  пронесся  странный
звук, напоминавший  длинный  призывный  крик,  крайние  деревья,  кажется,
сдвинулись с места - по Сварог уже нырнул в проход, почти  бегом  пустился
среди голых граненых скал. Нет, деревья сюда не пролезут. Зато могут выйти
навстречу  местные  обитатели,  а  деваться-то  и  некуда,  по  скалам  не
вскарабкаешься...
     - Ну вот, -  грустно-философски  констатировал  он,  выхватывая  меч.
Опомнился, перебросил его в левую руку, достал шаур, держа палец над самым
спуском. Похоже, это и называется - упомяни о черте...
     В узком скальном проходе шириной уарда в два, загораживая ему дорогу,
лежал лохматый черный пес.
     -  Вот  и  свиделись,  -  громко,  прогоняя  испуг,  сказал   Сварог,
прислонился спиной к скале, чтобы  сзади  не  зашел  ни  один  неожиданный
сюрприз, стал ждать.
     При звуке его голоса пес торопливо поднял лобастую  голову,  завертел
ею  вправо-влево,  словно  бы  прислушиваясь.  Глаза  у  него   оставались
закрытыми. Потом он рухнул набок,  открыв  голый  розовый  живот,  засучил
лапами и жалобно захныкал. Попытался неуклюже  встать,  упал  на  землю  и
заскулил громче.
     Сварог  перепробовал  все  известные  ему  заклинания,   но   никаких
изменений не произошло. То,  что  он  видел  перед  собой,  было  истинным
обликом неизвестного зверя, который, несмотря на размеры взрослой овчарки,
всеми своими повадками и видом чрезвычайно напоминал оставленного  матерью
без присмотра щенка. Судя  по  нераскрывшимся  глазам  -  не  старше  двух
недель. Но какова же тогда мамаша?
     Сварог выжидал. Непонятного возраста  зверь  хныкал  все  жалобнее  и
громче, упрямо подползая все ближе. Если это и в самом деле щенок,  мамаша
соответствующего роста, вернувшись, закатит такой концерт  посягающему  на
чадо...
     Потом он решился. Осторожно обошел  зверя,  чутко  прислушиваясь.  За
поворотом  проход  расширялся,  выводя  в  ущелье.   Сварог   остановился,
огляделся, присвистнул. Скулеж за его спиной приближался - щенок  полз  за
ним, теперь Сварог не сомневался, что это и в самом деле щенок, а мать  за
ним уже не вернется.
     От нее почти ничего и не осталось - клочья черной шерсти  в  кровавых
лужах, оторванное ухо размером с газетный лист. Должно быть, она  затащила
малыша в проход, слишком узкий для напавшего на нее противника,  вернулась
в ущелье и приняла бой. Либо ее враг не уступал ей силой и размерами, либо
врагов была целая стая. Оба варианта не сулили Сварогу  ничего  приятного.
Кровь еще не успела свернуться окончательно - те, кто  это  сделал,  могут
отираться неподалеку...
     Вернувшись к  щенку,  Сварог  присел  на  корточки.  Веки  наконец-то
разомкнулись,   на   Сварога    таращились    совершенно    бессмысленные,
мутно-фиолетовые глазищи. Мокрый нос требовательно тыкался в ладони. Щенок
уже не хныкал - надрывно орал. Просил есть. То, что перед ним не мать, его
ничуть не заботило. Он еще не знал, что таких, как Сварог, здесь не должно
быть. И сырое мясо, извлекаемое Сварогом из воздуха, глотал, не жуя,  пока
не налопался. Затих, завалился на бок и стал неумело ловить  ногу  Сварога
лапищами с полупрозрачными, налитыми розовым когтями.
     - Навязался на мою голову, - сказал Сварог озадаченно.
     Оставить здесь нельзя - сожрут в два счета.
     - Меня самого того и гляди сожрут, - сказал Сварог. - Если  не  хуже.
Но для тебя это слабый аргумент. И для меня  это  слабый  аргумент.  -  Он
говорил громко, чтобы не так тоскливо было посреди бурых скал. - Все  дело
в том, что наши собаки  подрывались  на  минах,  мы  их  туда  привезли  и
заставили искать мины, так что благодари, сопляк, этих собак, которые  еще
не родились, потому что мы перед  ними  чертовски  виноваты,  может,  даже
больше, чем перед людьми...
     Он долго возился, пока оторвал от кафтана две узких  длинных  полоски
златотканой тесьмы. Одну обмотал вокруг шеи щенка вместо ошейника,  другую
привязал к ней вместо поводка. Впервые в жизни воспользовался заклинанием,
лишавшим предметы веса. Правда, это годилось только для мелких  предметов,
а щенок весил немало,  и  оттого  Сварог  почувствовал  себя  так,  словно
затащил пятипудовый мешок на пятый этаж - оказывается, у заклинаний были и
побочные  эффекты...  Отдохнув  немного,  зашагал  вперед.  Щенок  плыл  в
воздухе, но не похоже, чтобы он от этого испытывал какие-то неудобства.
     Короткое мощное шипенье  пригвоздило  Сварога  к  земле  на  открытом
месте. Он  остановился,  завертел  головой,  высматривая  источник  звука.
Мелькнула дикая мысль -  паровоз.  Именно  на  паровоз  это  больше  всего
походило, а если искать другое объяснение, заранее жутко делается...
     Он так и стоял, когда справа, не так уж далеко от него, поднялась над
каменной осыпью черно-зеленая змеиная голова величиной с троллейбус.
     Уму  непостижимо,  сколько  успевает  человек  сделать  за  считанные
секунды. Сварог совершенно  не  помнил,  как  он  оказался  за  отдаленным
валуном, когда лег, намотав на кулак тесьму, держа щенка у земли.
     Змея поводила головой, медленно вытягивая  тело  на  осыпь.  Шуршали,
похрустывали,  скрежетали  камни  под  грязно-белым  брюхом.  Сварог,   не
сдержавшись, пощупал ладонью штаны меж ног. Сухо. Но он не удивился  и  не
застыдился бы ничуть, окажись там мокро.
     К нечистой силе, мгновенно  определил  он,  змея  не  имела  никакого
отношения. И меч, и шаур  для  нее  немногим  опаснее  булавок,  очень  уж
громадная. Самое подходящее в такой ситуации - мужественно застрелиться...
Попробовать отпугнуть ее слабеньким огнем,  годным  только  на  то,  чтобы
прикуривать?
     Щенок  недоумевающе  заскулил.  Ему  очень  понравилось  плавать   по
воздуху, и он сердился, что забава кончилась.
     - Молчать... - умоляюще прошептал Сварог.
     Змеи не слышат. У них нет ушей. Но относится ли это к  черно-зеленому
чудищу, длинному, как предвыборные обещания?
     Голова размером с  троллейбус  раскачивалась  вправо-влево  уардах  в
пятнадцати над землей. Черный раздвоенный язык скользкой  лентой  выскочил
из пасти, затрепетал в воздухе, втянулся назад. Глаза, словно  прожекторы,
вдруг испустили два конуса  бледно-зеленого  света,  ощупывавших  землю  и
скалы. И Сварог со страхом увидел, как оставленные им, едва видимые  следы
наливаются угольно-черным, попав в это  свечение,  и  проявляется  вся  их
цепочка, ведущая за валун.
     Змея оживилась, теперь все ее  тело  вытянулось  на  открытое  место.
Слепой ужас понемногу овладевал Сварогом, еще миг,  и  он  сделает  что-то
непоправимое, окончательно потеряет себя, побежит и панике, ничего  вокруг
не видя и не слыша, и это будет конец.
     Холодный мокрый нос ткнулся ему  в  ухо,  скользнул  по  щеке,  и  он
очнулся. Он был графом Гэйром, и он знал змеиный язык.  Вспомнив  это,  он
выпрямился во  весь  рост,  прижимая  сапогом  к  земле  импровизированный
поводок, рявкнул:
     - Что тебе нужно, тварь?
     Риск был немалый. Знание языка ничегошеньки  не  гарантировало.  Даже
люди, цари природы, разговаривавшие на одном  языке,  веками  лупили  друг
друга по головам мечами и прикладами.  Но  другого  выхода  он  не  видел.
Заболтать и поискать уязвимое место...
     Бледно-розовое сияние метнулось к  нему,  залило  с  ног  до  головы,
вызвав странное покалывание в висках. Он ждал с колотящимся сердцем.  Змея
не шевелилась, и  это  прибавляло  надежды.  Наконец,  после  показавшихся
веками минут, где-то под черепом у него зазвучал  невыразительный,  глухой
голос, в котором, однако, явственно различалось удивление:
     - Ты говоришь на языке глорхов. Ты не похож на глорха. Как это  может
быть?
     Похоже, особым интеллектом змеюка не блистала.
     - Просто я так со стороны выгляжу, - сказал Сварог. - А на самом деле
я побольше тебя буду.
     Змея неуверенно сказала:
     - Я всех ем. Я самый большой. Я самый сильный.
     - Я тебя сам съем, - сказал Сварог.  -  Я  сам  гад  ползучий.  Огнем
сожгу, если рассержусь. Видишь?
     И он заставил вспыхнуть самый большой огонь, на какой был способен  -
язык  пламени  величиной  с  ладонь.  В  висках   мучительно   заныло   от
перенапряжения. Он помнил, что у змеи есть какие-то органы, которыми они с
изощреннейшей чуткостью видят тепло.
     И эта не  была  исключением  -  она  резко  отдернула  голову,  жутко
зашипела, припала к земле. И сказала:
     - Никто не умеет делать огонь. Только  люди  Повелителя.  Ты  из  его
людей?
     У Сварога был большой соблазн объявить себя правой  рукой  неведомого
Повелителя. Но он побоялся запутаться. И сказал:
     - Я не из его  людей,  но  я  тоже  умею  делать  огонь.  И  если  не
отвяжешься - сделаю очень большой огонь, и он тебя сожжет.
     Змея не шевелилась, сбитая с толку. Наверняка такого  с  ней  еще  не
случалось - чтобы кто-то, не принадлежавший к  ее  породе,  да  еще  такой
маленький, говорил с ней на се языке. Вполне возможно, со  зверем  поумнее
такой номер не прошел бы, но чудище оказалось слишком тупым,  чтобы  уметь
сомневаться и ловить на противоречиях.
     - Слышала? - Сварог не давал ей времени опомниться и  подумать.  -  Я
сам огнедышащий змей, огненный гад.
     Со змеей происходило что-то странное: Сварог мог бы  поклясться,  что
она пытается вжаться в камни.
     - Значит, ты пришел из моря?
     Сварог рискнул:
     - Конечно. Едва обсохнуть успел.
     - Значит, ты слуга Ужасного?
     - Считай, я его друг, - сказал Сварог. - Самый близкий.
     Змея вдруг затараторила:
     - Господин друг Ужасного, огненный гад, позволь мне уйти. Я не  хотел
тебя  есть.  Совсем  не  хотел.  Ты  пошутил,  прикинулся  этим  двуногим,
маленьким. Я сразу догадался. Позволь мне уйти.
     - Убирайся, - сказал Сварог.
     Заскрежетало, полетели камни - со всей скоростью, на какую  она  была
способна,  змея  развернулась  на  месте,  извиваясь,  заструилась  прочь,
моментально скрывшись  с  глаз,  только  острый  кончик  хвоста  мелькнул.
Удалявшийся хруст  щебенки  возвестил,  что  она  не  хитрит,  а  искренне
торопится прочь. Будь у нее ноги, она неслась бы со всех ног.
     Сварог опустился на землю, спершись спиной о скалу, его  била  дрожь.
Он выстрелил с завязанными глазами и угодил в десятку. Что за ужас обитает
в океане, если он способен внушать панический страх таким вот монстрам?
     - На этот раз мы выкрутились, малыш, - сказал он, борясь с  приступом
идиотского хохота. - На этот раз. Но дорога у нас длинная...
     Он поднялся, зажал в кулаке тесемку и быстро  зашагал  вперед.  Самые
безопасные  места  в  Хелльстаде  -  берега  реки.  Нечисть   предпочитает
держаться подальше от текущей воды. Правда, судя по  первым  впечатлениям,
здесь хватает и вполне плотских страхов...
     Увы, у него не было ни лодки, ни корабля, и  не  из  чего  смастерить
плот. Возможно, и существовали заклятья на  сей  счет,  но  они  покоились
где-то в архивах - ну зачем лару бревна или лодки?
     Сварог стоял на  каменистом  берегу,  у  его  ног  тихо  поплескивали
невысокие  зеленоватые  волны,  а  на  противоположном  берегу,   далеком,
подернутом дымкой, виднелись те  же  скалы.  Стояла  первозданная  тишина,
предстояли долгие дни пути, а у дней были ночи - время нечисти.
     - Если мы отсюда выберемся, малыш, мы будем героями, - сказал Сварог.
     Он безрадостно смотрел на  широкую  спокойную  реку  -  и  вздрогнул,
протер глаза.
     Нет, никаких сомнений - по  течению  плыл  трехмачтовый  корабль.  На
мачтах поднято только по одному парусу, самому верхнему - Сварог не  знал,
как они называются,  -  и  парус  на  бушприте,  под  которым  красовалась
золоченая конская голова. Корабль был большой, океанский, с двойным  рядом
распахнутых пушечных портов.
     Над водой вдруг пронесся тягучий, раскатистый грохот -  и  далеко  за
кормой корабля взмыл белопенный столб. Почти сразу же грохот повторился, и
снова, и снова, поднятые взрывами водяные конусы, казалось, протянулись по
ниточке, словно шеренга солдат на смотру. От неожиданности Сварог выпустил
тесьму, легкий ветерок понес щенка над рекой. Сварог, опомнившись, забежал
в воду  по  колени,  поймал  конец,  сгоряча  выкрикнул  заклинание.  Вмиг
отяжелевший щенок рухнул ему на грудь, сшиб в воду  и  негодующе  завопил.
Промокший насквозь Сварог выволок его на берег, пробормотал:
     - Полежи пока...
     И заорал так, что его, должно быть, слышали на  том  берегу,  побежал
следом, вопя,  как  сто  Робинзонов,  размахивая  руками.  Благонамеренных
людей, законопослушных бюргеров никак не могло  занести  в  Хелльстад,  но
выбирать не приходилось.  Пираты,  авантюристы,  контрабандисты,  жаждущие
подвигов и приключений, бесшабашные оборванные рыцари  Вольных  Маноров  -
все лучше, чем здешние чудовища.
     Он заорал еще громче, но уже от радости - его явно заметили. На  фоне
путаницы снастей промелькнули быстро карабкавшиеся  снизу  вверх  фигурки,
захлопотали, свертывая паруса, до  берега  донесся  грохот  якорной  цепи.
Вскоре от борта отвалила большая шлюпка и взяла курс прямо на Сварога.
     Сварог ждал, весь подобравшись. Щенок, оставшийся у воды уардах в ста
от него, вопил, как  резаный.  Шлюпка  остановилась  недалеко  от  берега,
хрустнула днищем по песку мелководья, тот, что сидел на носу,  небрежно  и
умело навел на Сварога арбалет. Стрела была с  серебряным  наконечником  -
вполне понятная и уместная здесь предосторожность.  Судя  по  физиономиям,
самой разнообразной одежде вместо морской формы  и  богатому  ассортименту
навешанного на каждого оружия, народ был видавший виды и напрочь  лишенный
сентиментальности. Тот, что с арбалетом, выглядел чуточку  интеллигентнее,
но и он не казался чужим в компании - этакий бакалавр неизвестных наук,  в