ог внимательно смотрел на нее, опустив топор.
     И все равно не заметил, когда она исчезла - на миг отвел взгляд, показалось, будто что-то шелохнулось в углу у самого пола - обычная крыса, быть может - а когда вновь посмотрел на то место, королевы уже не было. Он остался один в павильоне.
     Раздумывал недолго - такое случается неспроста... Подошел к стене, положил ладонь на то место, где только что белели тонкие пальцы королевы, принялся старательно ощупывать прохладную пыльную стену. Гладкий тесаный камень, твердые завитушки золотых украшений, окаймлявших держатели для светильников...
     Он возился довольно долго, пытаясь нажимать все, что для этого подходило, пробовал пальцами каждое углубление.
     Так и не понял, что именно сейчас сделал, но перед его лицом в толще стены что-то тягуче скрипнуло. Сварог на всякий случай отодвинулся. Скрип не утих, длинный, механический, какой-то удручающий...
     Кусок стены, квадрат не толще двух пальцев, откинулся, как дверца, открывая небольшой тайник, в котором лежал плоский сверток. Не колеблясь, Сварог вытащил его побыстрее, пошарил рукой - ничего больше, только прохлада полированного камня.
     Захлопнул "дверцу" - и она, мягко цокнув, встала на место, стена вновь казалась сплошной, нигде нельзя было нащупать соединения шва, бороздки. Идеально подогнано, мастера в старину были хорошие, не чета нынешним...
     Держа в левой руке свою добычу - что-то легкое, завернутое в плотную бумагу, - Сварог вышел на крыльцо, остановился. Пакет был реальным на ощупь, он и не думал исчезать, оказавшись за пределами павильона, как это порой случается с подарками призраков и прочей нежити.
     Оглядевшись и присев на каменную балюстраду, рядом с набитой высохшей землей вазой для цветов в половину человеческого роста, он поставил топор и негромко распорядился:
     - Огня!
     Барута запустил руку в кошель на поясе, заскрежетало огниво, разгорелось пламя. Табунщик, встав рядом, держал факел так, чтобы шипящие капли расплавленной смолы не капали на короля. Сварог осторожно развернул сверток, достал пару листов бумаги, сложенных пополам. На одном был какой-то план, выполненный стойкой черной краской, заставлявшей сразу вспомнить о военных инженерах - довольно искусный чертеж, по всем правилам топографии: река, горы, лес, какие-то непонятные пометы, масштаб... Судя по ним, река не особенно широка, уардов пятнадцать, скорее мелкая речушка, чересчур извилистая для рукотворного канала... Таким значком сейчас обозначается отдельно стоящее здание, наверняка, и в прошлом он имел то же значение. А это... Это, никаких сомнений, изображение классической "пороховой сапы" - вырытого саперами шурфа с заложенной в него взрывчаткой. Сварог видел подобные значки на картах, когда дело касалось штурма крепостей - только здесь сапы были вырыты вплотную к берегам реки, числом четыре, по две с каждой стороны. И название речушки проставлено: Гиуне. В жизни не слышал - точно, какая-то мелкая, где-то в захолустье, судя по диким горам и лесным дубравам...
     Он аккуратно сложил бумагу пополам, развернул вторую. Моментально узнал почерк - с характерным наклоном и знакомыми петлями у некоторых гласных. Он видел слишком много бумаг, написанных рукой Асверуса, чтобы ошибиться...
     "Моя королева! Спешу сообщить, что все в порядке, дела пока что идут так хорошо, что боишься сглазить. Мины заложены, в замке устроили засаду мои люди, хозяин под давлением всех возможных в данной ситуации аргументов готов к сотрудничеству. Я видел это своими глазами - пустое гнездо, но отнюдь не брошенное. Зрелище, как и ожидалось, поразительное. Надеюсь, когда в наших руках окажется рыбка , мы узрим еще более интересные вещи. Подожду хвалиться, едучи на рать, но то, что уже сделано и прошло успешно, наполняет дерзкой надеждой на полную и окончательную победу".
     Гораздо ниже еще одна строчка, написанная в гораздо большей спешке, неразборчивее, размашистее:
     "Фонари наставлены, ответный сигнал последовал. Верю в удачу!"
     Подписи не было. Сварог аккуратно сложил этот лист по старым сгибам, спрятал добычу в накладной карман камзола. Теперь, когда все было позади, он ощущал невероятную слабость во всем теле - естественная реакция на все перипетии этого дня и этой ночи, на напряженное ожидание, на оправдавшиеся надежды. Ну что же, это, несмотря на недомолвки, довольно точное указание. Речка Гиуне. Наверняка сыщется на подробных картах, благо есть сильное подозрение, что протекает она именно в провинции Накеплон... Нет нужды гадать, что это была за рыбка, на которую с помощью заложенных по берегам мин охотился Асверус сто двадцать пять лет назад - есть одно-единственное объяснение, наверняка...
     - Пойдемте, господа мои, - сказал он, тяжело поднимаясь.
     И, ни на кого не глядя, первым пустился в обратный путь - гораздо медленнее, чем шел сюда, тяжело ступая, едва ли не волоча ноги. Усталость давила на плечи, словно полновесный мешок с мукой.
     - Эге, светлый король, - протянула Грельфи. - Совсем заработался, сокол наш ясный, нельзя ж так себя не жалеть, ты у нас один, и ты у нас не железный. Один вот так пахал, как проклятый, - и зачахнул истаявши. Нужно тебя приводить в божеский вид простыми народными средствами...
     И она, не удосужившись попрощаться, резво юркнула в боковую аллею, засеменила куда-то со своим обычным проворством - ехидная старушонка была вовсе не такой дряхлой, как порой прикидывалась. Пожав плечами, Сварог поплелся дальше, к своему дворцу, совершенно не торопясь. Когда-то еще выдастся случай прогуляться не спеша, полной грудью подышать прохладным И чистым ночным воздухом, пронизанным лунным сиянием...
     Ратагайцы оставили его, только доведя до дверей королевской опочивальни - но все равно, предварительно Барута в сопровождении двух подчиненных зашел туда и несколько минут не появлялся, прилежно обследуя все, что можно. Сварог терпеливо ждал у дверей - он, как уже говорилось, с некоторых пор не видел ничего смешного или навязчивого в повышенной безопасности.
     Наконец Барута вышел, блеснув зубами в непонятной ухмылке, сказал:
     - Почивайте, г'дарь, и чтоб вам никогда во сне волка не увидеть.
     - И тебе того же, - ответил Сварог, как полагалось по степному этикету.
     Вошел, устало захлопнул за собой дверь, сбросил камзол прямо на пол - король сам себе образец этикета, утром лакеи все равно озаботятся. Это была малая опочивальня, небольшая и уютная. Как ни делал над собой усилие Сварог, так и не смог привыкнуть к опочивальне главной - размером с актовый зал родного военного училища, где кровать, под устрашающих размеров и веса балдахином, напоминала скорее сама по себе дворцовый павильон, и шагать к ней от дверей приходилось чуть ли не пять минут, где, та люстра, на которую пошло не меньше полутонны хрусталя, подавляла не только вычурным великолепием, но и всерьез пугала тем, что однажды может свалиться на голову...
     Он встрепенулся - опять ? У постели белела призрачная фигура, судя по очертаниям, женская. Что-то не помню я, чтобы к этой самой спальне прилагался свой призрак, подумал Сварог вяло, подходя вплотную, не было такого в инвентарной описи, лейб-кастелян ручался...
     Он вдохнул тонкий аромат духов, свежей кожи и сообразил, что на сей раз перед ним не призрак, а взаправдашняя красавица. Полупрозрачная хламида в золотых блестках, точеная фигурка, невинное личико с глупыми очаровательными глазищами, темные волосы по плечам, венок из голубых цветочков...
     - Чем обязан? - спросил он устало, уже догадываясь, что это постаралась Грельфи с ее простым и незатейливым цинизмом, который старуха полагала делом житейским.
     Девушка присела в поклоне, подняла голову, спокойно глядя ему в глаза и загадочно улыбаясь в полумраке:
     - Я из Королевского Балета, государь, меня зовут Дания. Всецело к услугам вашего величества...
     Ах да, конечно, подумал Сварог. Я же мимолетным указом перевел сюда из Сноля Королевский Балет - в рамках заботы о культуре. Всякий приличный король содержит подобное высокопрофессиональное заведение - и согласно вековым традициям, юные плясуньи усердно служат монархам своим искусством не только на сцене. Вековые традиции, пожалуй, следует уважать... надо же как-то снимать напряжение, а то еще дурацкие слухи по дворцу поползут...
     - Очень приятно, король, - сказал он, стягивая сапоги. - Располагайся, звезда моя, будь как дома, я не кусаюсь...
     - Вы так остроумны, ваше величество... - прощебетала служительница... (черт, как же зовут-то эту музу, что за них отвечает?) без всякого стеснения грациозно присаживаясь рядом с ним на постель. - Мы все так рады, что вы соизволили о нас вспомнить, терялись в догадках о причинах столь странного забвения...
     - Король в трудах, аки пчелка, - проинформировал Сварог, лег на спину, заложил руки под голову и с удовольствием отрешился от государственных забот.
     Ага, отрешился, как же, вот вам фиг... В голове назойливо крутились неизбежные завтрашние хлопоты: кого следует в первую очередь вызвать, чтобы раздобыть карты Накеплона, кого взять с собой в поездку, как все организовать...
     - Вы великий человек, ваше величество, - с почтительным придыханием поведало очаровательное создание, склоняясь над ним и касаясь лба теплыми пальчиками. - Я вся цепенею при мысли, что именно мне выпала столь высокая честь...
     - Молчи, заинька, ладно? - сказал Сварог, устало прикрыв глаза. - Ты такая очаровательная, когда молчишь...
     Взял за плечо и бесцеремонно потянул ее к себе, и она подчинилась с озорным смешком. Запустив пальцы ей в волосы, Сварог успел додумать последнюю на сегодня деловую мысль: почему Асверус тогда устанавливал мины только с одного конца реки?

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ

     Сварог, величественно восседая в высоком дубовом кресле, которое специально привезли сюда следом за ним из главного города провинции, где оно, как и в других провинциях, даже тех, где монарх в жизни не бывал, хранилось за семью печатями в расчете на возможный королевский визит, пребывал в дурном расположении духа.
     Хотя он, собственно говоря, путешествовал инкогнито со свитой в три десятка человек, главным образом из ратагайских табунщиков, гланских дворян и чинов тайной полиции, все равно пришлось почтить своим присутствием полдюжины официальных церемоний - опять-таки следуя старинным традициям. В Накеплоне венценосные особы в последний раз бывали лет сорок назад, а в этот городишко не заглядывал за всю его длинную историю, насчитывавшую без малого два тысячелетия. А потому и губернатор, и здешнее начальство, в основном проштрафившееся, загнанное сюда в наказание из более оживленных и престижных мест, из кожи вон выпрыгивали, лестью и почтением исходили, стремясь умолить его величество не проезжать эти места на полном галопе, а задержаться хотя бы на денек. Обуревавшие их расчеты лежали на поверхности - из случайного визита короля следовало выжать максимум житейских выгод: отираться на глазах, представлять чад и домочадцев, готовить пиры, маскарады с фейерверком, предъявлять отчетность, напирая на свои успехи и достижения, откровенно навязывать в любовницы дочек, а то и супруг помоложе, прельщать выдержанными винами и роскошными охотами, авось выйдут перемены в судьбе, повышения и регалии, или по крайней мере увеличение ежегодного бюджета...
     Нельзя было вовсе проигнорировать веками складывавшийся церемониал, и Сварог, скрепя сердце высидел пару часов на пиру, полюбовался фейерверком, поулыбался милостиво девицам посмазливее, роздал из предусмотрительно прихваченного мешка дюжину орденов и втрое больше медалей, пожаловал парочку особенно настырных (и, по отчетам шпиков, наиболее дельных, хотя и казнокрадов, как это в захолустье непременно бывает) следующими чинами, гражданскими и военными, посетил местный серебряный рудник - и даже согласился в городишке переночевать. Кто же знал, что в программу увеселений входит еще и публичная казнь нескольких разбойников, совпавшая с королевским визитом? Поскольку всех без исключения приговоренных к высшей мере казнили именем короля, то это печальное мероприятие издавна почиталось "коронным" - и Сварог поневоле занял почетное место в первом ряду, всего-то уардах в двадцати от сработанной на века древней виселицы. Добротное и сложное сооружение, перекладины и горизонтальная балка толщиной с мачту фрегата, возведены на добротном каменном фундаменте, по случаю визита его величества все за пару часов подкрашено, побелено, подновлено в лихорадочном темпе, мастер печальных церемоний и два его помощника наряжены в новехонькие алые балахоны с белыми колпаками и даже, кажется, трезвехоньки с утра... На коленях у него лежали, согласно той же традиции, два больших платка - белый и красный. Как полагалось. Взмахнув платком цвета смерти, король Давал сигнал, что церемония может идти своим известным ходом, а если его величеству вздумается (мало ли что в коронованную голову взбредет?) махать алым, цвета жизни, платком, все, соответственно, переменится самым решительным образом. От больших платков явственно несло нафталином, как их ни утюжили в спешке, сохранились рубцы так и не поддавшихся складок - за сорок лет впервые извлекли из тайников присутственного места эти церемониальные причиндалы...
     Сварог восседал, окруженный бдительной стражей. Слева чиннехонько стояли губернатор провинции, бургомистр городка и прочие захолустные сановнички, числом до трех десятков. Справа, отделенное от виселицы - и от короля, естественно - цепочкой принаряженных городских стражников и солдат местного гарнизона (бедолаги из какого-то там легиона), разместилось народонаселение, с немногочисленными дворянами и членами сословий в первых рядах. Судя по доносившимся оттуда выкрикам и выражению физиономий, народные массы от души радовались развлечению.
     Сварог мрачно смотрел себе под ноги, слушая, как герольд в красочной, но какой-то потертой мантии ослиным голосом орет заковыристые юридические формулы, пространные, скучнейшие, никому совершенно не интересные - но так уж полагалось. Толпа слушала рассеянно, в полуха, ожидая главного зрелища - а вот бургомистр, Сварог подметил, наоборот, прямо-таки наслаждался каждым словечком. Голову можно прозакладывать, имелись тут какие-то личные причины или особые интересы...
     На душе у Сварога было маятно . Так и подмывало, не разобравшись толком в сути дела, помиловать оптом всех троих, за неведомые прегрешения вот-вот обязанных сплясать с Конопляной Тетушкой.
     У таких размышлений были свои причины, ведомые только ему самому. Когда вплотную придвинулся неотложный вопрос - что делать с теми, кто имел отношение к вскрытию загадочной комнаты во дворце? - Интагар, как легко было догадаться с самого начала, горячо настаивал на высшей мере. Не на публичной казни, разумеется. Все причастные к тайне (а хорошо бы еще и ратагайцы) должны были, по его разумению, исчезнуть тихонечко и незаметно, так, чтобы никто не задал ни единого вопроса и не нашел концов.
     Сварог был против. После долгого спора сошлись на том, что все двадцать четыре человека, от лейб-кастеляна до последнего подмастерья, будут отправлены в Три Королевства, в самые глухие его уголки, под особый надзор впредь до особого распоряжения. В качестве не заключенных, а занимавшихся бы прежним делом, в прежнем социальном статусе - вот только лишенных права покидать нынешнее место жительства и обязанных подписками о неразглашении.
     И случилось так, что везший их всех речной корабль затонул в глубоком месте, да так удачно, что спастись не сумел никто, в том числе и экипаж. Предпринятое Сварогом самостоятельное расследование (конкурирующие спецслужбы, а как же) очень быстро выявило, что корабль попросту взлетел на воздух, и затонули лишь его пылающие обломки - и один человек, выходило, все же спасся, тот, что поджег фитиль и сиганул за борт в последний момент...
     На душе у Сварога было паскудно. Потому что он заранее понимал, знал в глубине души, что все кончится именно так. Очень уж многозначительными были глаза Интагара, холодные, дерзкие . Догадывался - но предпочел внушить себе, что ни о чем таком не подозревает, убаюкивал себя: мол, обойдется... Такие дела. Он ненавидел себя за тогдашнее молчаливое понимание - и, с другой стороны, испытывал еще нешуточное облегчение. Такая вот раздвоенность. Как ни крути, а секрет был крупнейшим . Серьезнейшим. Опаснейшим. До сих пор остававшимся одной огромной, мрачной, важнейшей государственной тайной, причем ни государство, ни сам король еще не понимали, чем они, собственно, владеют. Никак нельзя в таких условиях оставлять на свободе свидетелей, склонных сболтнуть что-то на стороне по глупости, спьяну, из простоты душевной. Милые, ни в чем неповинные люди на одной чаше весов - и государственные интересы на другой....
     Одним словом, неприятный осадок на душе пока что сохранялся. И Сварог старательно заставлял себя думать о других вещах - о том, ради чего сюда прилетел. Пока что все складывалось гладко. Речушки Гиуне на карте не существовало вот уже сто двадцать пять лет. Нет, она не пересохла - просто на ее месте образовалось в те времена большое озеро, которому постепенно перешло прежнее название. Никто так и не смог ответить Сварогу, как получилось, что вместо бравшей начало в горах речки появилось озеро - пожалуй что, и сами толком не знали, выражаясь каламбурно, много воды тут утекло. Губернатор в конце концов выяснил, что тогда вроде бы произошел обвал в горах, завалил узкую теснину в скалах, и не нашедшая выхода вода образовала озеро... Это означало, что об Асверусе и его отряде забыли накрепко - хотя парочка спутников Сварога усердно копалась в архивах...
     Одно он понимал уже теперь - почему Асверус заложил мины с одной стороны реки. Речушка некогда впадала в могучий Рон, по которому и приходили, надо полагать, подлодки. С другого направления они попросту не могли бы появиться - там текли жалкие ручейки, образовывавшие некогда Гиуне...
     Герольд орал что-то про "закоренелого в прегрешениях и предерзостном разбое брате, опозорившем деяние". Барабаны затрещали мелкой дробью, взвыли дудки - это четверо стражников наконец-то повели к ступенькам фундамента первого приговоренного, и толпа радостно загомонила.
     Сварог мрачно смотрел перед собой.
     И вдруг встрепенулся, совсем не по-королевски вытянув шею. Никакой ошибки - меж четырьмя неуклюжими стражниками шагал со связанными за спиной руками не кто иной, как старый знакомый, отец Грук, лесной пастырь. Совсем не изменившийся за эти годы, высоченный, огромный, со шрамом на щеке, в рваной коричневой рясе, быть может, в той же самой. Вот только сейчас он не выглядел жизнерадостным и беззаботным - по вполне понятным причинам - и румянец исчез с лица...
     Сварог вдруг осознал, что он уже стоит на ногах - и машет алым платком так, словно сидит на необитаемом острове который год и пытается теперь привлечь внимание корабля, который преспокойно проходит мимо, не замечая, не обращая внимания...
     Кто-то уже вопил справа от него, надсаживаясь от служебного рвения:
     - Остановить казнь! Остановить казнь! Король милует!
     И кто-то опрометью бежал к стражникам, боясь не успеть, не угодить... Толпа моментально замолчала. В отлаженном механизме определенно случился сбой.
     Перед Сварогом неведомо откуда возник бургомистр - с искаженным злым лицом, закричал с причудливой смесью почтения и упрямства:
     - Ваше величество, умоляю вас, одумайтесь! Этому головорезу там самое место!
     И вставший рядом с ним местный королевский прокурор подхватил:
     - Ваше величество, прошу вас, перестаньте! Сварог посмотрел на них с неподдельным удивлением:
     - Я, кажется, недвусмысленно выразил свою волю?
     Бургомистр и прокурор на два голоса заорали:
     - Государь, пожалуйста, не вмешивайтесь! Вольный воздух захолустья сделал свое дело - оба никогда в жизни не общались с венценосцами, у них попросту не выработалось нужных рефлексов... Вот и упорствовали, погрязнув в провинциализме своем - благо губернатор, видя стол