вокруг вовсю резвятся намалеванные звери самого  что
ни на есть фантастического пошиба.  Целый  зоосад  невиданных  тварей.  Иные
тесно сплетены, иные  заслоняют  друг  дружку,  рычат,  грызутся,  бодаются.
Зверюшки все больше незнакомые, разве что вон дракон или  козел,  правда,  с
заячьим хвостом, - а вот дальше пошла такая жуткая помесь всех со всеми, что
невольно закрадывается подозрение: уж не карта ли острова доктора Моро висит
тут на видном месте? Ну а  если  серьезно...  если  серьезно,  то  наверняка
неведомый  топограф  фантастическими   гибридами   аллегорически   обозначал
течения, ветра, впадины, мели, а также рельеф, ландшафты и прочее -  похоже,
по-другому обозначать не обученный. М-да, чтоб прочесть такую  карту,  поди,
мало быть просто топографом и в придачу зоологом - еще надо знать вивисекцию
и разбираться в древней мифологии не пойми какой страны...
   Карта, как и шпага фамильная - небось реликвия, что-то вроде от прадеда к
деду, от потомственного моряка к продолжателю династической традиции.
   Каюта - а дедукция, завещанная мистером Холмсом, подсказывает, что  перед
нами капитанское обиталище - располагала двумя  дверьми.  Та,  что  напротив
кровати,  несомненно  вводит  в  коридор,  а  куда  ведет  вторая,   которая
значительно уже и ниже первой, Сварог, в общем-то, тоже догадался.
   За спиной - он оглянулся - иллюминатор, открывший графскому взору  полную
морскую лепоту, усладу  для  мариниста.  Бледно-зеленая  океанская  равнина,
покрытая кружевами "барашков",  не  ходила  ходуном,  не  обдавала  девятыми
валами, а размеренно перекатывалась невысокими горбами. Впору самому хватать
пастельные карандаши и запечатлевать бугры морские...
   Стоять. Из какой такой шкатулки выскочили эти "бугры"? В  высшей  степени
неслучайные... Ну да, как же, как же. "Не ходи на бугры морские", - некстати
или, наоборот, кстати пришли на ум слова, вернее, бредни юродивого, которого
они с Клади повстречали на пути в город Митрак...
   Так, шаур здесь. Вон он, поблескивает на прикроватной тумбочке. А за  его
рукоятью багровеет рубин.  Бумага  Ваграна  где?  В  кармане.  Значит,  что?
Значит, вокруг свои?
   Сварог соорудил себе утренний набор джентльмена - кофе и сигарету. Вполне
допустимо, поправился граф, не утренний, а дневной. Кстати,  проникающего  в
иллюминатор света хватало и без гидернийского  светильного  чуда.  Что,  уже
день? Интересно, сколько ж он  провалялся  в  забытьи?  Судя  по  отсутствию
грохота тонущего континента и дымов снаружи, корабль отдалился  от  опасного
берега на изрядное расстояние. Теперь бы выяснить - на какое. И куда это  мы
направляемся. Скорость, судя по  всему,  не  очень  большая...  Но  выяснять
ничего не хотелось. Тело окутывала ласковая истома,  душу  -  спокойствие  и
умиротворенность, а разум - абсолютный пофигизм. После,  все  после.  А  вот
фонарик можно было и  затемнить,  просто  кому-то  лень  было  морочиться  с
залезанием на стул и с кручением рычажков. Понятно - кому именно  лень,  вон
знакомая одежда брошена на кресло...
   Сварог, попивая кофеек, свесил ноги  с  постели  с  той  стороны,  где  к
кровати притулилась тумбочка. На тумбочке, помимо  шаура,  рубина  и  карты,
Лежала раскрытая тетрадь. Ее, а не оружие взял в руки Сварог  и  положил  на
колени. А на место тетрадочки  определил  кофейное  блюдце,  превращенное  в
пепельницу.
   Мягкая, явно дорогая кожа переплета ласково и приятно, как холеный кошак,
терлась о ладони. Да  и  бумага  на  тетрадь  ушла  не  из  дешевых,  не  из
макулатурной переработки - белее белого, с хрустом  перелистывающаяся,  одно
удовольствие на такой писать.
   Бегло просмотрев  записи,  сделанные  образцовым,  как  шеренги  прусских
солдат, почерком, Сварог уяснил, что он держит в руках. Не  судовой  журнал,
как он сперва подумал, - личный  дневник  капитана,  пардон,  шторм-капитана
Ксэнга. Наверное, мастер Ксэнг открыл  для  себя  истину,  что  он  живет  в
судьбоносное время великих перемен-переломов и потому не может  не  оставить
потомству, будущим Ксэнгам, увлекательного рассказа о последних  днях  одной
великой эпохи и первых днях эпохи еще более великой.
   Сварог раскрыл тетрадь на последней записи.
   "Сегодняшний день вновь наполнил меня небывалой гордостью за свою страну.
Прими, Тарос, мою благодарность за то, что мне выпал счастливый жребий стать
по праву рождения подданным Великой Гидернии. Однако не в первый раз я задаю
себе вопрос: одно ли везение тому причиной? И все больше склоняюсь  к  тому,
что не одно... Сегодняшний день снова навел меня  на  размышления  о  теории
астроморфизма. Отбор вершится на небесах. Там выносят приговор,  кому  быть,
кому не быть. Решают, глядя на дела отцов и  матерей.  Мы  зарабатываем  для
своих детей право быть Гидернийцами. Дети достойных родителей, получающие их
кровь, дети, которых ждет воспитание  в  добродетельных  семьях,  где  живет
подлинный гидернийский дух, - они и только они допускаются быть  рожденными.
Мертворожденные младенцы, дети,  которым  суждено  прожить  недолго,  -  вот
отбраковка в этом отборе. А также  рожденные  больными,  уродами,  умственно
неполноценными (думаю, это специальная  кара  за  особо  тяжкие  прегрешения
родителей) - то есть те, кого справедливо и мудро двести тридцать лет  назад
повелел "вывозить на глубины и топить вместе с  щенками,  кошками  и  прочей
мусорной грязью" своим указом король Инруан. Право же, я  не  буду  удивлен,
если в недалеком будущем теория астроморфизма найдет научное  подтверждение.
Читающим  эти   строки   я   порекомендовал   бы   обратиться   к   трактату
основоположника  астроморфизма  Прата  Брольтэнга  "Откровения,   написанные
облаками"".
   - Всенепременнно, - пробурчал Сварог.
   "Возвращаюсь к дню сегодняшнему, - писал далее образованный  гидернийский
капитан. - Наблюдая, как горят деревянные тоурантские башмаки, на которых  в
глупой  самонадеянности  эти  людишки  мечтали  одолеть  океан,  глядя,  как
неразумно они ведут себя, предпочитая мучительную смерть  в  береговом  огне
легкой и быстрой смерти от пули, я представил себе, что было бы, доплыви они
до  гидернийского  Граматара.  Не  надо  быть  Акумелой-Придумщиком,   чтобы
вообразить ту картину. ("Что за Акумела такая, почему не  знаю?"  -  подумал
Сварог.) Эти существа стали бы воспроизводить ту убогую жизнь, что  вели  на
Атаре. Для чего каждый из них  живет?  Жрать,  пить,  спать  испражняться  и
плодиться. Ничего более.  Жизнь  без  Цели  оправдывает  лишь  существование
тварей неразумных и бессловесных. Человек  без  Цели  пуст,  как  соломенная
кукла. Зачем тогда ему жизнь и чем  она  отличается  от  небытия?  Такая  же
пустота. Цель же очевидна для любого разжитого человека - общее дело,  общее
величие. Кто называет Гидернию злодейским государством, забывает о том,  что
Гидерния  раз  в  столетие  неизменно  предлагала  свой  патронат  всем  без
исключения  странам.  Подчинение  нашему  королю,  соблюдение   гидернийских
законов позволили бы со временем потомкам ныне живущих не-гидернийцев  стать
полноправными подданными нашего короля...Но никто не согласился. Так кто  же
виноват, что им  не  суждено  ступить  на  землю  Граматара?  Если  тонущему
человеку протягивают руку, но он за нее не хватается, то кого следует винить
в его гибели? Неужели протянувшего руку - за то, что, видите ли, не  вытащил
утопающего силком из воды? Этим атарским  существам  не  суждено  достигнуть
величия, им не суждено испытать счастья  приобщенности,  когда  твоя  капля,
сливаясь с тысячами других капель, образует море. Приблизить, а может быть и
самому дождаться восхода истинного Величия: достижение долголетия,  а  вслед
за ним бессмертия, возвращение умерших из Океана-Без-Берегов, странствия  по
тропам, где никто никогда еще не был.."
   - Так, так, - пробормотал себе под нос Сварог, - уже теплее. Если это  не
метафора, то капитан явно имеет в виду не простые тропы, а те самые - Тропы.
В тетрадочке, пожалуй, есть смысл покопаться на досуге. Глядишь, Ксэнг где и
проговорился об аппарате, пусть просто намекнул на его существование - а это
уже ниточка, или намекнул на существование какого иного подступа к Тропе...
   "Не долее чем через час, когда вернется  с  берега  мастер  Р.,  я  отдам
приказ на отплытие. Что я буду ощущать, оглядываясь  на  уходящий  под  воду
Атар? Наверное, то, что план "Гидерния без скверны" близок к завершению..."
   На этом последняя запись заканчивалась. Тетрадь была исписана на треть, и
больше уж ей не суждено  пополниться  измышлениями  мастера  Ксэнга.  Сварог
полистал капитанские мемуары, выискивая взглядом ключевые слова. Ага... Глаз
наткнулся на небезынтересное слово "острова". Уж не  о  тех  ли  самых  речь
идет?
   "...Человека за бортом заметил баковый наблюдающий. В подзорную  трубу  я
разглядел голову над водой, накрытую,  как  капюшоном,  черной  материей,  и
руки, которые до запястий облегала все та же материя. Недалеко от места, где
был замечен человек за бортом, растеклось  по  поверхности  радужное  пятно,
напоминающее масляное. Иных  признаков  кораблекрушения,  если  пятно  можно
отнести к таковым, осмотр в трубу не выявил. Человек плыл, плыл умело и плыл
не в  сторону  острова.  Остров,  обнаруженный  нами  по  системе  Вахлонда,
перемещался с той же скоростью и  в  прежнем  направлении.  Посовещавшись  с
мастером Р., я приказал изменить  курс.  Мы  сошлись  на  том,  что  остров,
единожды обнаруженный, сможем отыскать и вновь. Пловец же  мог  утонуть  или
пасть жертвой хищной рыбы. А человек  за  бортом  мог  сообщить  нам  ценные
сведения о тех же островах. Тем более - откуда он  мог  взяться  в  открытом
океане, если не с одного из островов?
   Я приказал готовить к спуску на воду катер. Расстояние до пловца в момент
обнаружения составляло около четверти кабелота. В одной десятой кабелота  от
человека я намеревался дать "самый малый" и спустить шлюпку.
   Меня сразу заинтересовало не только  то  обстоятельство,  почему  человек
плывет не к острову, а еще и то, что человек плыл быстро, работал  руками  и
ногами изо всех сил, словно честолюбивый матрос, бьющийся за главный приз на
водных состязаниях дивизий. Заметив  наш  корабль,  не  мог  же  он  всерьез
рассчитывать скрыться от него?
   Мы преодолели первые каймы дистанции между кораблем  и  человеком,  когда
человек ушел под воду. Совершенно в том уверен - он сознательно нырнул.
   - На градус выше, мастер  шторм-капитан,  -  вдруг  произнес  мастер  Р.,
который тоже не отнимал от глаза подзорную трубу.
   Я  переместил  окуляр  в  указанном  направлении  и  увидел  примерно   в
пятнадцати каймах от места, где только что находился пловец, погружающийся в
воду предмет. Скорее всего, хвост подводного существа. Но изогнут он был под
прямым углом, с утолщением на конце, и утолщение это блеснуло, как стекло на
солнце. Пловец над водой так и не показался..."
   "Подводная лодка? - изумился Сварог. - Во дела! Здесь  же  и  обнаружение
островов по какой-то хитрой системе. Короче говоря, загадки ходят  косяками.
Касаемо подлодки, если предположить..."
   Дверь ванной распахнулась. Она перешагнула порог, ступила  босыми  ногами
на черно-красный ковер капитанской каюты.  Полотенце,  по  обыкновению  всех
помывшихся женщин всех стран, народов, планет, цивилизаций и миров, обвивало
голову наподобие чалмы. Было и другое полотенце, закрывавшее тело  от  груди
до колен.
   - Ага, мы проснулись, - произнесла Клади с загадочной интонацией.
   Сварог - все-таки не пристало дворянину и королю встречать даму совсем уж
в неподобающем виде - подтянул одеяло, прикрывая наготу.
   - Я смущена, мастер граф, - потупив взор, произнесла  баронетта  невинным
голоском. Видимо, не от чего-то, а от чрезмерного конфуза Клади не совладала
с нижним полотенцем, и оно соскользнуло с необсохшего тела. - Видите, как  я
волнуюсь. Одна, рядом с раздетым до полного неприличия мужчиной...
   Не слишком спеша, Клади попыталась вернуть полотенце на прежнее место. Уж
лучше бы не прикрывалась вовсе, потому  что  -  ну  конечно  же,  так  вышло
совершенно случайно, - заново  обернувшись  полосатой  льняной  тканью,  она
оставила Сварогову взгляду  (который  никак  не  хотел  перебегать  на  иные
предметы - скажем, на портрет капитана Ксэнга) белый  бугорок  с  коричневой
виноградинкой соска, скульптурно безукоризненный изгиб  бедра,  капли  воды,
прочерчивающие мокрые дорожки на  нежной  коже  живота...  Да,  выходит,  не
сумела мужская братия сберечь от женщин великую тайну: что не так  распаляет
сама нагота, как полуобнаженность, будоражащая воображение...  и  не  только
воображение.
   -  Моветонно  для  незамужней  баронетгы  очутиться  в  такой   пикантной
ситуации, вы не находите? Бросает тень. Могут пойти толки, начаться пересуды
в сферах... - Мелкими, покорными шажками японской женщины Клади приближалась
к кровати. - Пострадает  женская  честь.  -  Она  тяжко  вздохнула.  -  Вам,
мужчинам,  конечно,  все  равно.  Для  вас  это  лишь   очередное   забавное
приключение, которое можно потом рассказывать вашим дружкам за бокалом вина,
а те при этом будут громко гоготать.
   Отлетело в сторону второе, верхнее полотенце, выпуская  на  волю  светлые
шелковистые волны.
   Сварог тайком вздохнул, поняв, что не начать  ему  день  с  обстоятельных
расспросов: "Где мы, куда плывем? Какой держим курс? Каковы потери? Как наши
орлы? Кто рулевой и где поселились тоурантцы?" Потому что  на  его  дурацкие
вопросы она ответит своим женским вопросом: "Кого ты больше хочешь, меня или
новостей?" И не ответишь же женщине: "Я  умираю,  дорогая,  хочу  новостей".
Проще уж самому себе исцарапать лицо. И  стало  быть,  не  проще  ли  вообще
обойтись без  ненужных  разговоров?  Тем  более  все  меньше  и  меньше  его
интересуют  новости.  Что  поделать,  инстинкт,  понимаете  ли,  который  не
заглушило  касательное  попадание  магического   плевка,   берет   свое   со
всевозрастающей силой.
   - Пропала честь,  пропала  юная  баронетта,  совсем  пропала  в  объятиях
коварного обольстителя, - сказала юная баронетта, отбрасывая одеяло с чресел
коварного обольстителя и опускаясь на колени.
   "Кто из нас пропал, это еще вопрос", - подумал Сварог, прежде  чем  забыл
думать обо всем.
   ...Полетела на пол тетрадь капитана Ксэнга. И Сварога  утянуло  в  теплый
водоворот, которому не хотелось сопротивляться. Он опять тонул - но на  этот
раз в теплых и влажных касаниях, в шепоте и стонах, в переплетении пальцев и
тел, в изгибах и жаре ее тела, в сладкой пустоте...
   "Интересно, сколько ж я проспал..."
   - Скажи-ка мне, - произнес Сварог, когда понял, что вновь обрел дар речи.
   Клади приложила к его губам палец.
   - Подожди. Ты же проголодался? Или, - ее зеленые глаза блеснули  озорными
искрами, - мастер граф не сумел нагулять аппетит? Я, между прочим,  голодна,
как тысяча тигриц. Не соблаговолит ли мастер граф отзавтракать вместе с юной
баронеттой? Только давай обойдемся без твоих дурацких булочек.
   Не дожидаясь согласия  Сварога,  Клади  вскочила,  подбежала  к  двери  и
несколько раз дернула за витой шнурок, подвешенный у косяка.
   - Как в замке барона Таго, -  вздохнула  она.  Обернулась.  -  Сейчас  вы
получите свой завтрак, мастер граф. Завтрак для героя.

Глава шестая
Завтрак для героя. Версии и открытия

   Сварог встретил их, как и подобает капитану: одетым, выбритым до  синевы,
застегнутым до последней пуговицы,  подтянутым  и  серьезным,  стоя  в  позе
капитана Немо - со скрещенными на груди  руками,  под  картиной  с  гибнущим
парусником. Разве что трубки в  зубах  недоставало  для  полноты  образа  да
грозно насупленных бровей.
   Боевой подруге капитана пришлось  облачиться  в  свой  зеленый  охотничий
костюм - пусть старательно очищенный от грязи и пепла,  однако  все  ж  таки
несколько поизносившийся в походах; Клади в нем смотрелась этакой амазонкой,
с тяжелыми боями вырвавшейся из плотного  кольца  окружения...  Увы,  ничего
подходящего для нее во встроенном шкафу не отыскалось - там  были  прописаны
только походные и парадные мундиры  шторм-капитана  Ксэнга  да  затесавшийся
среди них Сварогов  камзол,  потрепанный  и  изорванный  значительно  больше
зеленого охотничьего костюма. Надо сказать, Сварога  наряд  спутницы  вполне
устраивал, однако известно, что у женщин с одеждой особые отношения.
   - Я скоро возненавижу себя в  этих  зеленых  тряпках,  -  сказала  Клади,
закалывая собранные в  хвост  волосы  невесть  откуда  добытой  заколкой.  -
Сколько можно разгуливать  Политеей-охотницей  <Политея-охотница  -  героиня
множества народных гаэдарских песен, дочь колдуньи, изгнанная людьми в леса.
Большинство песен заканчивалось тем, что Политея становилась женой князя>!..
Тебе, между прочим, тоже не мешало бы сменить костюмчик.  Во-первых,  как  в
других мирах, не знаю, а у нас на Атаре боевыми кораблями священники  обычно
не командуют. Мы-то, конечно, привыкли,  а  вот  неподготовленные  тоурантцы
будут, мягко говоря, в недоумении. И  во-вторых,  мы  теперь  моряки,  а  не
охотники и не летатели по воздуху, стало быть, и костюмчики должны подходить
к обстановке. - Она ненадолго задумалась, прикрыв глаза. - Что-то сапфировое
или бирюзовое, с вкраплениями желтого. Или лазурное с оранжевыми вставками.
   Сварог вынужден был признать, что некая правота в ее словах  присутствует
- во всяком случае, в пункте первом. Священнослужителей тоурантцы, возможно,
тоже офигенно уважают, но уж точно не за умение командовать броненосцами.  К
тому же возможны всякие глупые недоразумения. В горячке,  дыме  с  пеплом  и
полумраке схватки на цвета его камзола, конечно, никто внимания не  обращал.
Сейчас же, пока не разберутся, еще и проходу, того и гляди, давать не будут,
начнут бухаться в  ноги:  "Батюшка,  дозволь  исповедаться,  грехи  отпусти,
окрести ребеночка, освяти наш брак..." Ладно, решил Сварог. И  переоделся  в
наименее навороченный из мундиров шторм-капитана.
   В  дверь  постучали,  и,  без  положенного  "добро   на   войти",   дверь
распахнулась от доброго толчка извне.
   - Салют мечом, кронг-адмирал Сварог! - в проем порывистым ветром ворвался
радостно скалящийся наследник  гаэдарского  престола  Олес,  в  каждой  руке
сжимая по плетеной корзине.
   - Молокосос и невежа. Привык в своих замках вламываться куда захочет  без
спросу... - раздалось следом знакомое  ворчание,  и  в  каюту  чинно  ступил
суб-генерал Пэвер. - В штрафники бы тебя на месяц, да меня командиром...
   Но извиняться за младшего по званию  суб-генерал  не  стал,  вместо  того
зычным голосом командующего парадом поприветствовал Сварога:
   - Здравия желаю, мастер раненый  граф!  Ага,  вижу,  идете  на  поправку,
отлично. Ну да, с вашими-то способностями... Так, так... - И Пэвер  завертел
головой,   видимо,   любопытствуя,   как   же   выглядят   покои   флотского
военачальника.
   Сухопутный вояка осмотром остался заметно недоволен. Что-то,  видать,  не
сошлось с его представлениями об апартаментах, подобающих командиру  боевого
корабля. Он неодобрительно покачал головой и  раздраженно  поправил  пояс  с
оружием (там, слева, красовался  прежний  меч,  справа  был  подвешен  штык,
справа же просунут кремневый пистоль).
   Звякнуло в корзинах, которые молодой князь определил у стены под откидным
столом, тут же его и откинув. Из навалов  снеди,  из  залежей  фруктов,  как
головы гадюк из мха, торчали горлышки винных бутылок. Их-то первым делом под
одобрительный кивок Пэвера принялся извлекать Олес.
   - Нога как? - спросил Сварог.
   - Отлично! Вы бы видели  здешний  лазарет,  капитан  -  мертвого  поднять
можно...
   - Это точно, - подтвердил Пэвер. - Нам бы такой в шестой полк - и еще  не
известно, чем бы война закончилась...
   - А вы-то как, мастер Сварог? - поинтересовался князь. - Мы и вас  хотели
в лазарет определить, но баронетта изволила воспротивиться...
   - Капитана