ерегнувшись через перила.
     Сварог тоже его увидел, и все моментально пришло в норму - субъект в синем с серебром кафтане, чересчур богатом для простого рулевого, оказавшийся поначалу вне зоны действия заклинания, теперь тоже попал под неописуемый обычными словами, неощутимый магический удар. Как и остальные двое на мостике.
     Бесшумно поднимаясь по лесенке - добротно сколочена, ни одна ступенька не скрипнула, - Сварог прекрасно слышал разговор на мостике:
     - Что такое, капитан?
     - Да показалось... - чуть сконфуженно ответил человек в синем кафтане. - Вроде бы по палубе, прямо к мостику, шел каторжник... Самый натуральный.
     - Откуда ему взяться...
     - Вот я и говорю: показалось...
     - Конечно, это не мое дело, любезный капитан, но, по-моему, последнее полуведро рома было вчера абсолютно лишним.
     - Скажете тоже - полуведро! Самое большее - четверть.
     Сварог тем временем оказался уже на мостике. С одного взгляда оценил обстановку. Трое: капитан, рулевой у штурвала и еще один, судя по золотым причиндалам на тюремном мундире и занимаемому сейчас месту - главный вахарь. Та самая сволочь, что преспокойно прихватила для ровного счета совершенно посторонних людей, чтобы только не получить взбучку и не лишиться премиальных. Вот к нему у Сварога не было ни капли жалости...
     У перил красуется виолон. Хотя корабль, судя по первым впечатлениям, безусловно, не военный, пусть даже располагает полудюжиной пушек. Капитан, должно быть, служил раньше на военном флоте, вот и выпендривается по старой памяти... Прямо посередине перил установлен пулемет - новехонький, на самодельном приспособлении из железных прутьев. Сварог невольно поморщился: пулеметы были жутким дефицитом, он распределял их по полкам поштучно, а тут, изволите видеть, вертухаи как-то раздобыли...
     Тут же, в прибитых к перилам кожаных футлярах - не менее дюжины мушкетонов и многоствольных пистолетов. Все продумано, чтобы при необходимости обрушить ливень свинца на ведущий в трюм люк...
     Капитан вдруг зашмыгал носом, подозрительно принюхиваясь. Сварог, стоявший от него буквально в паре шагов, моментально понял, что к чему. Его не видели, но должны были учуять: он неделю не мылся, не снимал башмаков, спал, не раздеваясь.
     Он шагнул вперед, ребром ладони врезал капитану по голове над ухом, ногой сшиб главного вахаря, добавил с левой - и последним вырубил рулевого. Проворно перехватил толстые рукоятки штурвала, стараясь удерживать его в том же положении. Огляделся.
     Никто не смотрел на капитанский мостик, никто не заметил, как троица полетела с ног. Все пялились на люк, откуда все еще валил дым и доносились неразборчивые команды. Судя по спокойствию людей на палубе, внутри борьба с огнем происходила без малейших инцидентов. Надо дать им немного времени, пусть потушат - легче будет Бангалу с ребятами...
     Небо было безоблачным, море спокойным, корабль плыл себе в волнах на раздутых парусах при попутном, похоже, ветре. Океан вокруг казался таким безмятежным и прекрасным, что Сварог выругался сквозь зубы от такого несоответствия природы моменту.
     И, решив, что время настало, крутанул штурвал вправо - примерно на четверть оборота, как учил его в трюме татуированный моряк, судя по некоторым наблюдениям, угодивший на каторгу за пиратство. Постарался быть как можно осторожнее, в его расчеты вовсе не входило опрокинуть корабль к чертовой матери...
     Однако так едва не произошло. Казалось, невидимый великан со всего размаху залепил по борту громадным кулачищем. Корабль качнулся на волнах, накренился вправо под отчаянный скрип рангоута, так, что концы рей с правой стороны едва не черкнули по воде.
     Чуточку испугавшийся Сварог торопливо вернул штурвал в прежнее положение. Увидел, как повисли на снастях матросы, удерживаясь только руками. Ничего, люди привычные, за борт не упадут... Схватил стоявший тут же микрофон, поднес его к губам и рявкнул что есть мочи:
     - Паруса долой, мать вашу!
     Кажется, по правилам отдавать эту команду следовало как-то иначе - но он еще в бытность свою на "Божьем любимчике" пару раз слышал, как капитан Зо командовал именно так, и ему подчинялись. Подчинились и здешние матросы, вряд ли разобрав, что искаженный жестяным раструбом голос принадлежит не законному капитану, а самозванцу. Засуетились, побежали по снастям, стали сворачивать паруса...
     Те, внизу, у люка, как раз поднимались на ноги, еще не подозревая ничего плохого. Ну что же, оговоренный сигнал дан... Сварог, оскалясь, приник к пулемету и выпустил длинную очередь по стражникам у люка - слева направо, сметая их пулями, крепко вжимая в плечо приклад, расставив ноги, глухо рыча сквозь стиснутые зубы от разнообразия нахлынувших на него взаимоисключающих чувств. Эти люди, метавшиеся под пулями, падавшие, кричавшие, замиравшие неподвижно, были ни в чем не виноваты. Наоборот, они представляли здесь закон и порядок - его собственный закон и порядок, они честно служили королевству и Сварогу Первому, охраняя тех, кто безусловно заслуживал того, чтобы провести на хлопковой каторге не десять лет, а всю оставшуюся жизнь...
     И вот теперь именно он, король, расстреливал их в упор - потому что нельзя было иначе. Так уж вышло. Так обернулось. Так уж карта легла. "Пенсии семьям, - пронеслись у него в голове покаянные, совершенно ненужные сейчас мысли. - Хорошие пенсии семьям всех до единого, кроме главного, который во всем и виноват. Льготы по налогам, сыновей в полковые школы на казенный кошт, дочерей... да мать твою, нашел время нюни распускать!"
     Чувствуя, как что-то обрывается в душе, он стрелял и стрелял - и снял палец со спускового крючка, когда наверх с диким ревом и воем, потрясая гуфами и широкими тесаками, выплеснулась толпа оборванцев. Они орали так, что сердце заходилось в смертной тоске, они поставили все на карту - либо освободиться, либо подохнуть! - и именно среди них, так уж получилось, сейчас было место короля Сварога, ревнителя правосудия, загнавшего их сюда своим собственным указом...
     Внизу началась схватка - ожесточенная настолько, что и слов подходящих не подберешь. С обеих сторон знали, что выхода у них нет - победа или смерть, и никак иначе...
     Оглянувшись и оглушив ударом ноги заворочавшегося было главного вахаря, Сварог выдернул у него из ножен абордажную саблю - хорошо наточенную, сверкавшую, содержавшуюся в идеальном порядке. Чуть изогнутую, с широкой елманью, занимавшей почти треть клинка.
     Сбежал по ступенькам и ринулся в бой, без единой мысли, озабоченный только тем, чтобы каждый удар был смертоносным.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
БЕЛАЯ ПОГИБЕЛЬ

     Тот моряк, что наставлял его в трюме, как надлежит слегка тряхнуть корабль, стоял у штурвала, сноровисто перехватывая рукоятки, глядя вперед с привычным прищуром. На обычном капитанском месте - справа у перил - помещался сейчас Бангал, на нем красовался форменный кафтан главного вахаря со всеми золочеными причиндалами (что, надо полагать, имело для "тарабарского принца" некое символическое значение), а через плечо у него была надета перевязь с капитанской саблей. Он с нескрываемым удовлетворением смотрел на нок-рей, где болталось в петле тело главного вахаря. Когда Сварог посматривал туда же, в душе у него также не поднималось ровным счетом никакого протеста - этот скот сам был во всем виноват...
     Остальные трупы давно уже вышвырнули за борт быстро и деловито, не глумясь над врагами и не произнося прочувствованных речей над своими. Пятна крови, правда, никто и не подумал замыть, и они во множестве темнели тут и там.
     Нужно признать, что организаторские способности Бангала не дали сбоя и после победы. Едва в ходе яростной схватки наступил решительный перелом в пользу мятежников, "тарабарский принц" принялся распоряжаться так хватко, словно всю жизнь командовал кораблями. Он в два счета сколотил нечто вроде палубной команды, которой предстояло поддерживать порядок, отправил отряд из людей понадежнее обыскать все корабельные помещения, велел согнать матросов на палубу и пальцем их не трогать. Одного буяна, взявшегося было истерически орать что-то о немедленном возмездии всем поголовно, кто не принадлежал к благородным обитателям тюремного трюма, Бангал прикончил так быстро, что Сварог и глазом не успел моргнуть, а другого, подхватившего было призывы к резне, пнул так, что тот долго не мог очухаться. После чего воцарились относительный порядок и некоторое спокойствие. Прохаживаясь перед сбившимися в кучу матросами, Бангал произнес краткую выразительную речь, в которой почти без ругательств обещал, что всякий, взявшийся исправно сотрудничать, останется цел и невредим. После чего погнал моряков на мачты, чтобы занимались прежним делом...
     - Ну что, жамый Шабар? - спросил "тарабарский принц" с мечтательной, отрешенной улыбкой, глядя теперь на сверкающее мириадами искорок море. - Какова она на вкус, свобода?
     - Великолепный у нее вкус, надо признать, жамый Бангал, - ответил Сварог, искренне улыбаясь.
     - Я у вас в неоплатном долгу.
     - Какие пустяки, - сказал Сварог. - Я ведь, некоторым образом, и для себя старался...
     На мостик проворно взбежал Цура, весь в засохшей крови, главным образом чужой, с гуфой в лапе. Ощерился:
     - Под балодкой шуранули...
     - Цура, друг ты мой вековечный, - вкрадчиво сказал Бангал. - Я тебя душевно умоляю, изволь изъясняться на гладком наречии, чтобы тебя понимал и мой верный сподвижник жамый Шабар, от которого у меня отныне никаких секретов нет, потому что одной веревочкой повязаны... Усек?
     - Ага, - сказал Цура, жизнерадостно скалясь и почесывая в затылке грязной пятерней. - Только понатужиться придется, так сразу и не сообразишь, отвык я что-то от гладкой болтовни... В общем, в трюме порох, вино и всякая хорошая жратва, определенно для начальства. Там пряталось двое вахарей, ну, мы их, уж не посетуй, того... А доктора и этого, как его, штурмана, трогать не стали, как ты и велел. Доктора приставили к пораненным, а штурмана пока что сунули в каюту, чтоб посидел и подумал над своим положением. Ага, а штурман-то плыл, как благородный, - со своей законной бабой. Очень даже ничего баба, молодая еще. И дочушка при ней, не совсем еще в возрасте, но, где надо, уже круглится. Там ребята порывались их разложить с ходу, да я пока что не дал, пихнул в ту же каюту и приставил на стражу надежных, Багулю с Рыжим... Мало ли какие у тебя будут идеи... Бангал, может, нам их и правда попользовать? Приятные телушки, что мама, что дочка. Дочушка, чует мое сердце, еще блудня не пробовала, я б ее и научил со всем обхождением...
     - Как вы полагаете, жамый Шабар? - осведомился Бангал с тонкой улыбкой.
     - Неразумно, по-моему, - сказал Сварог. - Штурман нам необходим, без него нам до Харума придется добираться наудачу. А если вы затрахаете его дамочек, он либо в уме повредится, либо, что гораздо хуже, решит качественно отомстить. Рассчитает все так, чтобы корабль дошел до берега ночной порой - и оказался в каком-нибудь военном порту. Я бы на его месте так именно и поступил.
     - Да и я бы, признаться, тоже, - задумчиво произнес Бангал. - Вы совершенно правы, друг мой, а вот ты, Цура, болван все-таки, как я ни стараюсь сделать из тебя мудрого мыслителя... Шагай. И чтобы бабенок никто и пальцем не тронул - иначе отрезать буду сам, и не пальцы вовсе, и не в один прием... Уяснил?
     - Ну, чего тут не уяснить-то...
     - Беги живенько. Баб вели стеречь со всем прилежанием, а вот самого штурмана веди быстренько сюда, мы с ним душевно потолкуем. Брысь!
     Цура проворно сбежал с мостика, хлопнул дверью кормовой надстройки, слышно было, как он орет внутри, стращая часовых всеми мыслимыми карами, какие только способен придумать почтенный Бангал. Вскоре он появился снова, толкая перед собой человека в синем камзоле, со связанными руками и здоровенным синяком под левым глазом. Вид у него был крайне угрюмый и безнадежный, что неудивительно для человека в таком положении.
     - Здравствуйте, здравствуйте! - сказал Бангал, сияя задушевной улыбкой, так весело и непринужденно, словно встретил старого доброго друга. - Вы уж извиняйте, что мы тут пошумели и нагадили малость, но войдите уж в наше положение. На свободу хотелось, спасу нет, не горбатиться же десять лет с мотыгой или тесаком-смолосеком... Вы, очень может быть, на нашем месте еще почище разнесли бы все тут от борта до борта и от кормы до носа...
     Покосившись на то непотребное, что свисало в петле над морем, и явственно передернувшись при виде этого зрелища, штурман уныло пробубнил:
     - Что, обязательно еще и поиздеваться нужно?
     - Да что вы такое говорите, голубчик! - голос Бангала был бархатным, вкрадчивым, задушевным, как у волокиты-барона, охмурявшего деревенскую красотку. - Неужели вы решили, что мы вас собираемся обидеть? Это вас напугал кто-то совершенно зря. Вы же сами видите: и супруга ваша, и дочка сидят в вашей же каюте под чутким присмотром, никто их и пальцем не тронул, с вами самим обращаются исключительно деликатно... Что вы морщитесь, родной? Ах, синячок под глазом... Ну, тут уж вы сами виноваты, признайте. Мне рассказали, что вы начали, как самая неотесанная деревенщина, в моих ребят сабелькой тыкать, вот они и не выдержали... Добрейшей души люди, синяком ограничились, а ведь и разорвать на куски могли... Ну к чему вам были эти забавы с железом?
     Вы - человек умственный и образованный, географию и математику превзошли, иначе кто б вас взял в навигаторы? И не коситесь вы так, я вас душевно умоляю, на эту падаль. Тюремщик был, не вам, ученому, чета, прескверный человечишка, поганый, нечего его и жалеть, не говоря уж о том, чтобы слезы по нему лить. У нас с ним, сами понимаете, были свои счеты, жили, откровенно говоря, как кошка с собачкой. Но вы-то - совсем другое дело, мы же не дураки, чтобы равнять поганого вахаря с ученым навигатором... Не буду ходить вокруг да около, скажу сразу: вы нам, любезный, жизненно необходимы, и оттого ни один волос с вашей головы не упадет, счастливчик вы этакий... Везунчик!
     - Я понимаю, - мрачно отозвался штурман. - Что тут непонятного? Сами вы корабль, надо полагать, до суши довести не надеетесь?
     - Даже и не пытаемся, - с безмятежной улыбкой сказал Бангал. - Куда уж нам, темным, мы таким премудростям не обучались... На вас вся надежда. К чему долгие разговоры... Мы ведь друг друга прекрасно понимаем, верно? Если вы доведете корабль до Лорана со всем усердием и прилежанием, без фокусов, - и сами в живых останетесь, и вашим дамам никто не причинит ни малейшего ущерба. Ну, а если задумаете какую-нибудь каверзу, при любом раскладе хватит времени, чтобы вас наказать за низкое коварство... Вы человек взрослый, повидавший жизнь, давайте уж строить отношения исключительно на доверии. У вас выбора все равно нет, а у меня нет никаких причин делать вам вред после того, как выполните свою часть уговора. Вот если бы мы заботились остаться неузнанными - другое дело. Но тут случаи другой, мы все поголовно переписаны, в серьезные бумаги внесены... У меня совершенно нет причин играть нечестно. Или у вас есть сомнения?
     Судя по угрюмому лицу штурмана, сомнений у него имелось предостаточно. Он пробурчал:
     - Сомнений и в самом деле выше крыши, а вот выбора и в самом деле нет...
     - Вот и прекрасно, - сказал Бангал, лучезарно улыбаясь. - Вы, главное, успокойтесь. Мы же не сявки какие, чтобы слово не держать, человека резать, если он себя вел правильно... Ну, я так понял, мы договорились? Вижу по вашему лицу, что договорились... Давайте в таком случае поговорим о делах, - он выдернул из прикрепленной к перилам проволочной корзинки свернутую в трубку карту, шумно развернул. - Вот тут обозначен, я так понимаю, наш курс? И находимся мы вот тут, где обрывается карандашная линия? - он ткнул пальцем в означенную точку. - Цура, развяжи руки ученому человеку...
     - Скорее уж вот тут, - с пробудившимся превосходством поправил штурман, показав пальцем на точку поблизости от проведенной синим карандашом линии. - Сегодня утром еще не успели нанести новую прокладку и пройденное расстояние, потому что...
     - Помешали некоторые обстоятельства, - кивнул Бангал. - Всем стало не до того... Значит, где-то тут мы болтаемся... А почему именно здесь, можно вас спросить из чистого любопытства? Я полагал в простоте своей, что от Харума к Катайр Крофинду плывут по прямой, по кратчайшему пути, а наш курс выгибается явственной дугой, словно бы обходя Крофинд с полуночи, мы сейчас совсем близко от Инбер Колбта... Какая-то хитрушка с попутными ветрами?
     - Попутное течение, - сказал штурман и провел по карте пальцем. - Алиротел. В море самый короткий путь - не всегда самый быстрый. Плывя по Алиротелу до Крофинда добираются на несколько дней быстрее, чем по той прямой, которую вы указали...
     - Век живи - век учись, - усмехнулся Бангал. - Вот видите, мы с вами совсем недолго обещаемся, а от вас уже есть явная польза... Вы уж и дальше продолжайте в том же духе, хорошо? А сейчас идите к себе в каюту, успокойте ваших милых дам, они там, наверное, от страха себя не помнят. Расскажите им, как у нас с вами все наладилось. Этот душевный молодой человек вас проводит, и присмотрит, чтобы у вас все было в порядке. А потом заступите на вахту, повернете корабль к Харуму, подберете подходящий курс, чтобы нам побыстрее до земли добраться... Всего наилучшего!
     Штурман в сопровождении ухмылявшегося Цуры еще не успел спуститься с мостика, как Сварог повернулся к Бангалу и спросил с искренним удивлением:
     - Лоран?!
     - Ну конечно, жамый Шабар, а как же иначе? - ответил Бангал спокойно, чуточку устало. - На земли короля Сварога нам соваться решительно не с руки, поверьте моему жизненному опыту. Вы в нашем веселом ремесле человек новый, понятия не знаете о некоторых полицейских привычках и традициях. Шила в мешке не утаишь, знаете ли. Слишком много тут собралось народу. Рано или поздно, станет достоверно известно, что кораблик этот был нами беззастенчиво захвачен. И вот тут вахари взовьются... Понимаете, с сухопутной, обычной каторги бегают с тех самых времен, как она на свет народилась. Дело житейское. Ищут, конечно, как им и положено, - но рутинно, без остервенения. А тут... Некоторых вещей полиция не прощает ни за что. Мы их унизили самым невероятным образом, создали, учено выражаясь, прецедент. За последние пару сотен, а то и поболее, лет, в жизни не случалось, чтобы каторжане захватывали тюремный корабль. Пираты, случалось, нападали на такие, но тут другое дело - тарабарцы сами вырвались... Сцапать нас всех до единого, шкуру спустить, по виселицам развесить для них будет делом чести, всю свою сознательную жизнь они нас будут ловить с величайшим усердием, и молодой смене накажут, чтобы рыла землю на сто ярдов в глубину... Остались полные списки, в Фиарнолльской судебной палате хотя бы. Вашего имечка там, конечно, нет, но вы все равно замазаны по самую маковку. Это стадо, - он небрежно дернул подбородком в сторону палубы, по которой бесцельно шатались там и сям хмельные от воли тарабарцы, порой оглашая палубу взрывами бессмысленного хохота, - на две трети состоит из мелкой шелупони, которая на первом же допросе после первой же зуботычины начинает петь с чувством и в полный голос, как баритон из Королевской оперы, про все и про всех. И внешность вашу опишут во всех подробностях, и непременно протреплются, как вы с помощью магии все устроили... Повязаны вы со мной намертво, вам тоже не резон шастать по Свароговым владениям.
     - Я понимаю, - сказал Сварог. - Что поделаешь, вам виднее...
     - Рад, что понимаете. Не переживайте, мы с вами еще таких дел наворотим! Ваше умение и мой жизненный опыт... В общем, нам, сами видите, остается одно: смываться туда, где даже Сварогова лапа до нас не дотянется. Лучше бы прямо в Горрот, это еще надежнее, но это гораздо дальше, не стоит рисковать. Нам и в Лоране будет неплохо. Распишем цветисто и красочно, что все мы - безвинные жертвы тирании короля Сварога, зверя в человеческом обличье, по облыжным обвинениям загоняющего на