ие  мысли  клубятся
под высоким лбом надворного советника... Вимана бесшумно отчалила от  замка;
покачнувшись, взяла курс на полночь,  а  начальник  тайной  полиции  Империи
Талара все стоял и смотрел на Сварога, пока вимана не превратилась в тусклую
точку на черном покрывале неба. Точку не больше рядовой звезды.
   Тогда Сварог пожал плечами, зевнул  и,  сказавши  "б-р-р-р",  поежился  -
ночной воздух забирался под рубаху и гладил грудь холодными пальцами.
   - Павлины, говоришь... - пробормотал он.
   "Сегодня, пожалуй, нет смысла возвращаться в Латерану. А  полечу-ка  я  в
Латерану завтра утром. Потому как утро вечера мудренее.  Тогда  и  обдумаем,
что еще за напасть на мою голову и как вести себя дальше в  общении  с  этим
непонятным человеком.
   "Я подумаю об этом завтра", - как сказала одна литературная героиня".
   И он  направился  в  спальню.  Даже  не  предполагая,  какие  открытия  в
обрамлении нешуточного удивления, говоря языком старинных романов,  принесет
ему утро.

***

   ...Записку подбросили не без юмора - и при этом так, чтоб он не  смог  ее
пропустить. Никак не миновал бы ее, даже  если  б  провалялся  весь  день  в
постели, как малодушно собирался, вернувшись с облаков на землю. Ох  как  он
понимал Бони и Паколета! А тут еще Гаудин со своими угрозами и упадническими
пророчествами...
   Нет, не по поводу Гаудина хандрил Сварог. Как  уже  говорилось  выше,  он
просто чувствовал себя одиноко в королевском дворце.
   Дел у короля Сварога, конечно, хватало. Можно и послов принять, и  бумаги
подписать, и повникать в отчеты с рапортами,  и  учинить  разносы  нерадивой
челяди, и устроить смотр своим вооруженным силам, и встретиться с ходоками и
челобитчиками, и чертов стул всего другого насовершать. Но ни принимать,  ни
вникать, ни совершать, равно как заниматься прочей  королевской  рутиной  не
хотелось. Хотелось же, дьявол побери,  вольного  ветра  в  лицо,  скрипучего
седла  под  собой,  дыхания  и  фырканья  разгоряченных  скакунов,   мерного
покачивания Доран-ан-Тега на боку, незатейливых подколок и шуточек товарищей
по странствию, цели впереди и неведомой опасности  со  всех  сторон.  Как  в
старые добрые времена. Однако впереди  Сварога  ждал  очередной  королевский
день и никакого тебе вольного ветра.  И  оставалось  в  его  состоянии  лишь
неприкаянно бродить по этажам  и  залам,  по  кишкам  коридоров,  рычать  на
засыпающую стражу, на бездельничающую  прислугу,  пытаться  чем-то  заняться
самому,  чтоб  тут  же  это  и  прискучило.   Поневоле   поймешь   отдельных
коронованных особ, которые со скуки пускались во все тяжкие,  -  начиная  от
безудержных утех с актрисками и заканчивая затяжной  войной  с  соседями.  А
ведь он царствует всего-то ничего. То ли, э-хе-хе, еще будет...
   Поэтому, когда  Сварог  обнаружил  подброшенную  записку,  то  почти  что
обрадовался. Записка сулила отвлечение  от  дворцовой  тягомотины  и,  кроме
того, обещала прямой выход на,  с  позволения  сказать,  людей,  до  которых
Сварогу не терпелось добраться самому.
   Хотя слово "подбросили" не подходило  -  записку  пришпилили.  На  видное
место.   Местом   не   представившиеся   почтальоны    выбрали,    выражаясь
по-королевски, кабинет для обязательных государевых  раздумий.  Или,  говоря
по-солдатски, сортир. Клочок плотной желтоватой бумаги размером с  конфетный
фантик  письмоносцы  прикрепили  к  внутренней  стороне  двери   на   высоте
Свароговой  груди.  Но  не  кнопкой,  как  сперва  показалось   Сварогу,   а
предметиком, который сам по себе был призван  навести  его  на  размышления.
Отшпилив листок, Сварог положил предметик  на  ладонь  и  поднес  поближе  к
глазам. И увиденному ничуть не удивился.
   На ладони, холодя кожу  металлическим  прикосновением,  лежала  маленькая
шпажонка. Ее можно было принять за игрушечную, изготовленную миниатюрных дел
мастером для какого-нибудь коллекционера затейных вещиц или для престарелого
игрока в солдатики. Коллекционер мог  бы  поумиляться,  разглядывая  в  лупу
посеребренную рукоять с каким-то  драгоценным  камнем  в  навершье,  изящную
гарду, какие-то завитки или даже надписи  на  плоском  клинке.  Коллекционер
расчмокался бы губами: "Ах, какая прелесть! Какая тонкая работа!"
   Однако Сварог знал, что шпага самая что ни на есть настоящая. И не на что
там любоваться. На его ладони оружие. И не исключено, что на этом  крохотном
клинке чья-то кровь.
   Но вряд ли шпага послана ему в предупреждение. Сварог еще не  ознакомился
с посланием и не имел понятия, подписано ли оно. Скорее всего, шпажонка сама
по себе является подписью.
   Покинув кабинет для обязательных государевых  раздумий  и  уединившись  в
кабинете для подписания личных королевских  бумаг  (также  освобожденном  от
непременной  внутренней  стражи),  Сварог  устроился  за  столом,  вогнал  в
столешницу клинок, который при надобности мог бы заменить портняжную иголку,
и обратился к записке. Открепленная бумага завернулась в рулончик. Расправив
ее и придерживая пальцами, Сварог прочел текст.
   "Досточтимый король!
   Мы не меньше Вашего Величества обеспокоены сложившейся ситуацией. Мы ни в
малейшей степени не желаем, чтобы Вы воспринимали нас как единое  целое.  Мы
надеемся, что наши интересы  совпадут.  Если  Ваше  Величество  соблаговолит
принять наше предложение, то мы будем счастливы обсудить назревшие  проблемы
сегодня в полдень, в часовне Атуана, коя находится в подвале  дворца  Вашего
Величества. К великому сожалению, мы ограничены в выборе места и времени для
встреч.  Заранее  приносим   свои   глубочайшие   извинения   за   возможные
неудобства".
   Вот так.
   Буквы меньше привычных, человеческих, раза в  три.  Подписи  нет.  Каждую
литеру выписывали короткими линиями, по пять-шесть раз на букве отрывая руку
от бумаги. Чернила синие, необычно яркие, какими не пользовались ни лары, ни
земные жители. Бумага желтая, будто старая, но не иссохшая. Так должно быть,
если сами бумагу не производят, а живут старыми, бережно хранимыми запасами.
   Вот так.
   Сварог закусил нижнюю губу и  задумчиво  посмотрел  в  высокое  окно,  на
виднеющиеся сквозь утреннюю дымку башни крепости Руэт.
   "Каков из всего этого следует вывод? А таков: если перед ним  и  подделка
под работу лилипутов, то фальшивка состряпана  умело.  Теперь  вопрос:  кем?
Взревновавшим   Гаудином?   Мелковато   для   начальника   тайной   полиции.
Обломившимися  претендентами   на   трон?   Слишком   сложно.   Завистливыми
придворными? Иностранными шпионами? Да мало ли кем... Но как раз  для  того,
чтобы король Сварог отмел версию подлога, к посланию приложена шпажонка.
   Значит, пока будем считать, что письмо подбросили именно лилипуты.  Опять
же - не Случайно именно в Латеране чаще прочих мест видели  подводные  лодки
крохотного народца. Тогда одно из двух: либо его зовет на  переговоры  некая
группа лилипутов-заговорщиков, надумавшая заручиться  поддержкой  Сварога  в
осуществлении очередных своих политических замыслов, а в ответ сдать Сварогу
виновников гибели принцессы Делии, либо...
   Либо его заманивают в ловушку.
   А зачем лилипутам заманивать? Не проще ли, не выгоднее  ли  нанести  удар
без предупреждения, как уже случилось  с  принцессой?  Подкравшись  втихаря,
застать врасплох - вот это как раз в стиле маленьких человечков. Равно как и
Гаудин, и завистники,  и  придворные  -  никто  не  стал  бы  заморочиваться
разработками столь ненадежного плана. Стало быть...
   Сварог  хлопнул  ладонью  по  столу.  Он  более  не   колебался.   Чутье,
безошибочно предупреждающее  его  о  любого  рода  опасности,  на  этот  раз
молчало. Что ж,  он  выяснит,  что  кроется  за  посланием.  Переговоры  так
переговоры. Он с ними переговорит. Найдутся темы.
   До того, как Большие дворцовые куранты на Башне слез в честь наступившего
полдня сыграют национальный гимн, оставался час с квадрансом.  Казалось  бы,
времени полно, но еще требовалось отыскать подвальную часовню, тем более что
прежде там никогда бывать не приходилось.
   Сварог призадумался, вспоминая: в синих покоях или в зеленых?..
   Строго говоря, королевский  дворец  юридически  стал  королевским  только
после того, как Сварог своим указом перенес столицу в Латерану. Ранее же  во
всех  документах  он   именовался   просто   и   незатейливо:   "латеранская
резиденция". Монархи Ронеро и Снольдера, с завидным упорством раз в двадцать
пять  лет  отвоевывая  город  друг   у   друга,   после   победы   бросались
незамедлительно перестраивать "резиденцию"  в  соответствии  с  собственными
вкусами  и  пристрастиями  и  безжалостно  ломать  все  то,  что  понастроил
предшественник.   В   результате   дворец,   являющийся   снаружи   шедевром
архитектурного гения, внутри превратился в такой лабиринт коридоров и залов,
такой клубок переходов, кабинетов, лестниц и покоев, что черт ногу сломит.
   Нет, пожалуй, все-таки в синих.  Точно,  в  синих,  за  бюстом  какого-то
носатого деятеля, как бишь его...
   План  дворца  действительно  отыскался  в  синих  покоях  -  валялся   за
пирамидальной  деревянной  тумбой,  увенчанной  бюстом  Клабика  Первого   и
Последнего   Тишайшего   (Ронеро),   одного   из   выдающихся   коронованных
предшественников Сварога, который жил полтора столетия назад  и  прославился
пятилетней войной с Гланом и разрешением  азартных  игр.  План  за  тумбу  с
бюстом забросил король нынешний. Сварог однажды  разглядывал  его,  движимый
живым монаршим любопытством, нет  ли  где  потайных  ходов,  не  связаны  ли
угловые башни между собой подземными коммуникациями, можно ли  пробраться  к
королевским покоям, минуя наружную стражу. Но, быстро запутавшись в  паутине
чертежей и схем, он в сердцах закинул увесистый том за Клабика Первого.
   Сдунув с плана накопившуюся пыль,  Сварог  развернул  чертежи  на  столе,
придавил углы чернильницами и пресс-папье. Так, крыша нам ни к чему,  дворец
в боковом разрезе тоже, вот пошли поэтажные планы, ага, наконец и подвал.
   За сухой геометрией прямоугольников и эллипсов, вычерченных черной  тушью
по линейкам и лекалам, воображению представали погруженные во мрак  переходы
с  низкими  сводами,  забитые  хламом  подсобки,  запертые  столетия   назад
помещения, изначального предназначения которых уже не помнили  самые  старые
из старожилов, винные погреба с  истлевшими  бочками  и  прочая,  прочая.  В
ромбиках и прямоугольниках раздувались от важности толстобокие цифры, а  под
рисунком почерком усидчивого каллиграфа числа попунктно разъяснялись словами
-  "чесночный  погреб",  "хранилище  бронзового  инвентаря",  "четырнадцатый
дознавательный угол", "келья  святого  Торна",  "семнадцатый  дознавательный
угол", "хранилище медного инвентаря"... Ну и, наконец,  "часовня  Атуана"  -
под номером "двадцать три". Это число было вписано в  крохотный  квадрат,  в
который упиралось изогнутое  ответвление  узкого  коридора.  С  часовней  не
соседствовали другие подземные каморы, ее окружала  земля.  И  еще.  Коридор
перед  квадратом  "двадцать   три"   пересекали   черточки   разной   длины,
укорачивающиеся в сторону часовни. Следует понимать, что  к  молельне  имени
неизвестного Атуана ведет лестница, забирающая вниз. Как глубоко, интересно?
И зачем потребовалось, уже находясь под землей, зарываться еще глубже?
   Куда более простым выглядел вопрос: а  зачем  вообще  нужна  часовня  под
землей? Ответ: чтобы набожным людям было где проводить богослужения во время
вынужденного пребывания под землей. Ну а  вынужденно  пребывать  под  землей
может заставить тьма причин - от стихийных бедствий и  дворцовых  интриг  до
добровольного заточения.
   Значит, по Большому Полуденно-Восходному коридору  налево...  по  Третьей
Парадной лестнице вниз... прямо... вторая  дверь  направо...  опять  вниз...
мимо Пятой кухни  холодных  закусок...  Ясно.  Чтение  карты  можно  считать
законченным, диспозиция определена.
   Что не придется делать,  так  это  тащить  с  собой  через  все  этажи  и
подвальные коридоры огромный  том  с  планом  дворца.  Зря,  что  ли,  учили
Станислава  Сварога  в  десантную  бытность  за   считанные   минуты   перед
марш-броском считывать карту, намечать маршрут, откладывать в память опорные
ориентиры,  пренебрегать  второстепенными  деталями.  Вот  сейчас  армейские
навыки королю и пригодятся.
   Из оружия Сварог, чувствуя уже подзабывшийся, но  такой  знакомый  азарт,
захватил с собой только Доран-ан-Тег и шаур. Чтобы не перегружать себя. Если
там противник и с противником не справятся ни неудержимый топор, ни метатель
серебряных  звездочек,  ни  магические  способности  лара  и  его,  Сварога,
природная реакция, то, значит, вовсе не суждено Сварогу победить в том  бою.
Фатализм? А нехай и фатализм.
   Оно, конечно, недурственно было  бы  испить  чашечку  кофею  на  дорожку,
выкурить сигарету в мягком кресле, но время начинало поджимать. Нет, одолеть
до наступления полудня расстояние, отделяющее королевский кабинет от  пункта
назначения, он всяко  успеет,  даже  передвигаясь  шажками  -  лилипутиками.
Однако не в одних уардах  исчисляется  путь,  но  также  и  в  нагромождении
препятствий.  Что  нагромоздили  века  и  люди  на  пути  к  часовне,   есть
неизвестность. Равно так же темна вода во  облацех,  сколько  уйдет  секунд,
стекающихся в минуты, на расчистку завалов, на сбивание  замков  с  запертых
дверей или на выяснение отношений с подвальной нечистью,  буде  таковая  там
обитает.
   Случись время, Сварог употребил бы  его  на  сбор  информации.  Например,
выяснил бы про Атуана, а также кто и когда выстроил часовню, не  происходило
ли в том ответвлении коридора чего-нибудь непонятного, а то и  зловещего  во
время оного строительства и по завершении его. И еще:  в  каких  легендах  и
преданиях упоминается часовня. Да и неплохо бы - нет ли в тех преданиях хотя
бы косвенных намеков на неких маленьких существ. Но, увы, не  до  изысканий,
пора в путь-дорогу.
   Сварог открыл дверь королевского кабинета, и, будто заждавшийся у  дверей
кот, в помещение вихрем ворвался сквозняк, загнул угол скатерти на столике с
фруктами, разметал колоду игральных карт на  диване,  задрал  подол  оконным
портьерам, опрокинул чернильницу, из горлышка которой быстро натекла на план
дворца фиолетовая лужа. "Не знамение ли сие? - ухмыльнулся про себя  Сварог.
-  Или,  быть  может,  предупреждение?"  Отогнав  глупости,  Сварог  покинул
кабинет. Коридорные стражи,  мгновенно  среагировав,  оборвали  неположенный
смех. Мимо застывших гвардейцев прошествовал монарх.
   Охрана на постах вытягивалась в струнку, брала на караул. Попадающиеся по
пути придворные кавалеры склонялись в почтительных поклонах, дамы  приседали
в книксенах. Королю не перед кем отчитываться, король сам себе хозяин, а что
спину кусают недоуменные взгляды: "Куда это Наш наметился? И гляди, с боевым
топором!" - то пусть их.
   Каблуки застучали вниз по ступеням Третьей Парадной лестницы.
   - Ваше величество, - на площадке между этажами осмелился привлечь к  себе
монаршье внимание дворцовый церемониймейстер, - позвольте...
   - После, Гером, - оборвал его король. - Я назначу вам аудиенцию.
   - Но ведь послы... - жалобно бросил вдогон придворный.
   Пожалуй, самыми изумленными взглядами  Сварога  одарили  работники  кухни
холодных закусок. Король столкнулся с ними в коридоре обжитой, "белой" части
подвала. Парни в кожаных фартуках и серых колпаках были настолько ошарашены,
что не сразу поставили на пол корзину со съестными припасами  и  склонили  в
почтении головы.  Будь  на  месте  Сварога  кровожадный  самодержец,  каким,
например, память народная сохранила в песнях и  сказаниях  Апрексия  Шестого
(Снольдер), рубившего головы, что капусту, дай только  малюсенькую  зацепку,
не поздоровилось бы нерасторопной кухонной прислуге. Но Сварог  являл  собой
тип просвещенного автократа и простил  работникам  дворцового  пищеблока  их
промах.
   Сварогу требовалось в "черную",  заброшенную  часть  дворцового  подвала,
куда без нужды никто не заглядывал, да и по нужде совались неохотно.  Оно  и
понятно - сыро, темно, в придачу крысы бегают. Опять  же,  где  еще  обитать
привидениям,  как  не  под  землей!  А  дворцовая  челядь   должна   бояться
привидений. Во-первых, от нечего делать  целыми  днями  пугают  друг  дружку
страшными историями. Во-вторых, и на самом деле кто-нибудь  нелюдского  рода
всенепременно шляется по мрачному подземелью, какой же дворец без этого?  Уж
Сварогу ли не знать, что вымысел и небылицы прорастают не на  пустом  месте.
Кстати, Сварога уже успели ознакомить с несколькими  дворцовыми  преданиями.
Например, про дух короля Густара Лютого (Снольдер), что ищет оторвавшийся  и
куда-то закатившийся оберег, потеряв который, король Густар потерял и жизнь.
Дух пристает ко всем с нудными расспросами, не видели ли где такую штуку,  а
не слышали ли вы от кого-нибудь, и в таком роде... Но если ему не  отвечать,
говорят, может осердиться  и  устроить  пакость.  Еще  припомнилась  Сварогу
легенда про волосы принцессы, дай бог память, Минессы  или  Ольмины  (то  ли
Ронеро, то ли Снольдер).  Принцессу  природа  наградила  волосом  невиданной
тонкости,  шелковистости  и  длины,  как  у  Медузы,  согласно   мифам,   до
превращения в чудище. Придворные красавицы умирали, умирали  от  зависти,  а
потом взяли да прокрались ночью к ложу  принцессы  и  отстригли  ей  локоны.
Увидев себя наутро, Минесса или  Ольмина  сама  умерла  от  разрыва  сердца.
Волосы, брошенные подлыми завистницами в подвал, теперь ползают по подземным
коридорам и ищут виновниц смерти своей хозяйки. Мужчин волосы не трогают, но
не дай бог спуститься в  подвал  женщине,  да  еще  красивой...  Еще  что-то
рассказывали про собаку  с  отравленной  шерстью  и  про  фундамент  старого
дворца, в каждый камень которого вроде бы замуровано по человеческой голове,
и головы эти иногда переговариваются и стонут.
   За веселыми раздумьями Сварог не заметил, как дошел до двери  из  широких
дубовых досок, обитых медными  полосами.  На  серебряном  гвозде,  вбитом  в
верхний рамный брус, висел серебряный же обруч. Его предназначение  очевидно
- не пущать наружу чертяк окаянных. С той же целью на дверных  досках  мелом
нарисован знак - замысловато переплетенные треугольники.  Дверь  в  "черные"
заплутки подвала перекрывал засов. Увесистая, будто  из  свинца  вырубленная
доска с трудом вышла из  проржавевших  скоб.  Скрипнули  петли,  забывшие  о
масле, тяжелая дверь с неохотой отлипла от косяка.
   Из застойного подвального нутра ударила волна  гнили  и  плесени.  Сварог
вытащил из настенного крепежа факел, перешагнул  высокий  порог,  оглянулся,
посмотрел вниз. С внутренней  стороны  напольный  брус  был  изгрызан.  Либо
крысами, либо кем-то еще. Во всяком случае, с острыми зубками...
   Каменная кладка пола влажно блестела в факельном свете.  Ступать  по  ней
следовало осторожно, не ровен час - поскользнешься.  Седые  наросты  паутины
рыболовными  сетями  свешивались  с  низкого  полукруглого   свода,   липкие
прикосновения с первых же шагов  заставляли  Сварога  морщиться  и  обтирать
лицо.
   Его шаги, дыхание, потрескивание факела, скрип кожаной петли,  в  которой
постукивал хозяина по бедру Доран-ан-Тег,  -  эти  звуки  гулко  метались  в
затишье  коридора,  рикошетили  от  стен,  забегали   вперед,   в   темноту,
отпрыгивали назад, опять же в темноту.
   Под ногами звучно хрустнуло.  С  возмущенным  писком  брызнули  прочь  от
двуногого пришельца крысы, волоча за собой длинные хвосты, и растворились  в
сгустках мрака. Убрав ногу, Сварог разглядел на  полу  костяное  крошево.  А
чуть впереди белела - он шагнул, подняв факел выше, - горка чьих-то костей в
конопатинах крысиного помета. Рядом  на  камнях  стены  обнаружились  брызги
засохшей крови.  Носком  сапога  Сварог  разметал  груду  и  раскопал  узкий
вытянутый череп, в который  не  поместилось  бы  много  мо