ашивать...  Но...  Что-то неладно, милорд.  Что-то неладное в
замке...
     -- Что? Я вам приказываю высказать все, откровенно! Ясно?
     -- Как прикажете, милорд... Только я и сам не  могу толком объяснить...
Что-то такое...  повсюду... Прямо  колотит всего... Стою это  я.  а  вон там
вроде  бы  черная кошка шасть  --  и прошмыгнула!  Вот  оттуда  вон  туда...
Почудилось, конечно, только было полное впечатление...
     Сварог  посмотрел  в ту  сторону. Если доверять лакею,  то эта неведомо
откуда  взявшаяся в замке черная кошка выскочила прямо из стены и в стену же
ухитрилась скрыться...
     --  Отроду  не  было  замке  никаких  привидений,  --  продолжал лакей,
ухитрившись ответить  на  невысказанный Сварогом  вопрос.  --  В лесу,  сами
знаете,  иногда  появляется  безголовый  медведь,  Гэйр-Бар,  ваш  фамильный
призрак,  но  крайне  редко...  А  в  замке  никогда  ничего подобного  и не
водилось, разве что домовой, но он -- никакой не призрак... Ничего не пойму,
в  воздухе  что-то  такое,  милорд, волосы дыбом встают,  и ветерком, полное
впечатление, насквозь продувает...
     Сварогу  стало чуточку легче --  похоже, не один он ощущал в окружающем
нечто странное.  Ну, а дальше? Какой толк от слов перепуганного лакея? И что
тут можно сделать?
     -- Ну ладно, -- сказал он неловко. -- Посматривайте тут. Если и  дальше
станут шастать из стены в стену неизвестные кошки или случится еще что-то --
немедленно зовите меня, это приказ.
     Он вернулся в спальню. Протяжный жалобный вой все еще  звучал в ушах, и
невозможно было определить, откуда он исходит. Снаружи все-таки?
     Он распахнул дверь,  поддавшуюся легко и бесшумно, вышел на галерею,  в
ночную  прохладу.  Приблизился к балюстраде.  Лес  стоял  темной  безмолвной
стеной,  в ближайшем  доме  для прислуги  светилось несколько окон. Если  не
знать наверняка, ни за что  не догадаешься, что  паришь  сейчас за облаками,
над грешной землей... Земля как земля, лес как лес, звезды...
     Он  присмотрелся.  Сам  не  смог  бы  определить,  что тут странного  и
неправильного, но что-то в ночном небе было не так...
     Слева, над  высокой  острой башенкой одного из лакейских флигелей, чуть
левее старомодного прорезного  флюгера в виде восседавшего на ветке ушастого
филина,  светилось  нечто, вызывавшее  в  мозгу эти  странные  и  непонятные
ощущения -- некое зудение  в глазах, мягкое  давление  на них, словно заноза
ухитрилась  проникнуть  под  череп и сейчас  пронизывает  его  насквозь,  не
причиняя  боли, но  вызывая...  Черт,  как  облечь  в  слова  те  неприятные
ощущения, для которых и нет слов?
     Будто мерцающий алый уголек, будто видимый вовсе и не глазами...
     Он отвернулся. Двинулся  по галерее, опоясывавшей весь второй  этаж, не
поворачивая  больше головы к странному огню в ночном  небе,  но чувствуя его
присутствие. Оказавшись у окна кабинета, заглянул внутрь.
     Господа  высокие  министры,  несмотря на поздний час,  трудились рьяно.
Мара сидела у компьютера, всеми десятью пальцами колотя по белой клавиатуре,
над  синим  усеченным  конусом  вспыхивали  географические  карты,  какие-то
таблицы и  списки,  изображения  гербов,  орденов и  мундиров,  проплывавшие
сверху  вниз  и снизу вверх,  сразу из трех  прорезей  тянулись  белоснежные
листы, то недлинные, то  скручивавшиеся  в свитки.  Примостившийся на резном
подлокотнике  ее кресла  Карах временами  вставлял  словечко --  и  Мара  то
отмахивалась   резким  движением  плеча,  то  выслушивала  внимательно.  Все
прилегающее к  столу пространство было завалено листами и свитками, эскизами
ярких мундиров, картами.
     Оба  министра,  как и  полагалось  в приличных  королевствах, уже  были
титулованными господами. По размышлении Сварог  присвоил  Маре титул графини
--  чтобы  не  баловать  ее особенно,  с  расчетом на  будущее  и  возможные
повышения  за   усердную  службу,  а  Караха,  изрядно  поломав  голову  над
нестандартностью ситуации,  сделал-таки бароном. Новым циркулярам, о которых
упоминал   Костяная  Жопа,  это,  если  придирчиво  вдуматься,  все   же  не
противоречило:  ими запрещалось "возводить в дворянство и присваивать титулы
неразумным  существам,  не  принадлежащим  к  роду человеческому". И только.
Здесь  опять-таки   крылась  юридическая   лазейка,  простор   для  опытного
крючкотвора:  с  одной  стороны,  Карах к роду  человеческому  безусловно не
принадлежал,  с  другой  же,  как  ни  примеривайся,  был  существом  вполне
разумным,  а  следовательно, под  циркуляр не подпадал.  Именно  так,  мудро
рассудив,  решили обожавшие Сварога старцы из  Геральдической  коллегии -- и
недвусмысленно  намекнули,  что  ждут  от  него очередных сложных сюрпризов,
скрашивающих их скучнейшее доселе бытие. Сварог обещал непременно что-нибудь
придумать...
     Сварог тихонько  вошел. Мара через плечо  бросила на  него затуманенный
взгляд, бормоча:
     -- Королевский казначей обязан пребывать в ранге коронного советника...
Тьфу ты, голова идет кругом!
     -- Ты, случайно, не слышишь каких-то странных звуков? -- спросил Сварог
насколько мог небрежнее.
     В ушах у него  стоял пронзительный  вой. Мара  вяло улыбнулась,  пожала
плечами:
     --  Только бумажное  шуршанье. У  меня  этот звук скоро в  ушах торчать
будет, как пробки...
     -- А ты, Карах?
     Серенький домовой выглядел  понурым и неуверенным -- дело тут, конечно,
не в  усталости, а в том,  что он вопреки загадочным правилам этикета все же
поневоле вторгся на территорию своего коллеги, вошел в замок.
     -- Да вроде бы ничего такого... -- сказал он грустно.
     --  Иди за мной,  -- мотнул головой Сварог  в сторону  галереи. -- А ты
работай, работай, никаких вопросов...
     Карах послушно плелся за ним, жался к ноге. Нагнувшись, Сварог привычно
подхватил его, посадил на плечо и, стоя у балюстрады, показал в ночное небо:
     -- Вон  там, левее филина... левее флюгера, я имею в виду. Светится там
что-то красное или мне чудится?
     -- Над той крышей?
     -- Ага.
     -- Я же  тебе говорил, хозяин, а  ты  не верил, --  тихонько сказал ему
Карах, щекоча ухо пушистой мордочкой. -- Это и есть Багряная Звезда...  -- В
его голосе сквозило удивление. -- Оказывается, ты ее тоже можешь видеть, кто
бы мог подумать... Я-то решил, что только такие, как я, могут...
     --  Красная?  И словно  бы  мерцает?  И  в глазах  какое-то  неприятное
давление чувствуется?
     -- Ну да. Не надо на нее  долго смотреть, не стоит... Маре бы показать,
только ей все равно не докажешь, она-то не видит... Потом-то все увидят,  да
поздно будет...
     --  А  никакого воя ты и в  самом деле не  слышишь?  --  спросил Сварог
упрямо.
     -- Да нет, ничего такого. Тишина кругом. Хозяин... Это все неспроста...
     --  Удивительно  верное  замечание,  -- фыркнул Сварог. --  Ладно,  иди
работай. Маре -- ни словечка ни  о чем таком. Коли уж она и не видит ничего,
и не слышит... Ну, живенько!
     Едва  Карах  проворно скатился с его плеча  и  нырнул в  дверь,  Сварог
направился назад.
     И сообразил вдруг, что  непонятный вой,  столь досаждавший  ему, исчез.
Напрочь. Его больше не было слышно. Словно повернули выключатель.
     Ощутив  нешуточное  облегчение, Сварог  выдохнул полной грудью.  Голова
по-прежнему  побаливала и глаза жгло, словно туда сыпанули песку, но это уже
были   классические   симптомы   бессонницы,  не  имевшие  ничего  общего  с
загадочными  странностями.  Он почти вбежал в  спальню, раздеваясь  на ходу,
швыряя  одежду  куда  попало.  Осторожно обошел  спящего  Акбара,  чтобы  не
наступить в полумраке верному псу на хвост  или на лапу, нырнул в постель, в
безупречную чистоту  прохладных простыней. Уткнулся лицом в подушку, яростно
пытаясь нырнуть в сон, в беспамятство,  пока снова не послышался  загадочный
вой...
     ...Он  шагал  сквозь   странные   препятствия,  напоминавшие  хаотичное
нагромождение сгнивших остовов множества кораблей,  -- повсюду ряды насквозь
проеденных  разрушением досок,  то прямых,  то плавно  выгнутых, похожих  на
исполинские  скелеты длиннющих змей,  --  но все же это были доски, пахнущие
сырой  прелью  гнилого  дерева,  серо-зеленые,  полурассыпавшиеся.  Не  было
ничего, хотя бы отдаленного похожего  на проход, коридор,  -- и  Сварог  шел
напрямую,  грудью, всем  телом наваливаясь  на закрывавшие путь переплетения
хрупких досок.  Они  уступали  напору, с едва слышным шорохом разваливались,
осыпая трухой  --  невесомой, густой,  забивавшей нос,  глаза,  уши.  Их  не
становилось  меньше,  впереди,   сколько  он  ни  шел,  вставали  все  новые
нагромождения, лабиринты, груды...
     Он не знал, где оказался, куда идет и зачем. Знал только, что не должен
останавливаться, --  и продолжал шагать,  всем  телом проламывая преграду. В
том, что  сгнившие  доски  так легко уступали его напору, как раз и  таилась
мучительная странность происходящего.
     Не было ни  темноты, ни света. Непонятно, как это  могло получаться, но
именно так и  обстояло --  мир без  темноты  и  света,  без теней, отчетливо
различимый  далеко вперед  и  в  стороны,  клубившийся  трухлявыми  облаками
древесной крошки...
     Сон?  Или явь? Непонятно. Кажется, кто-то крадется следом. И это плохо,
это тревожно,  это  страшно. Сварог  несколько раз оглядывался,  ясно  видел
оставленный им в  этом переплетении туннель,  но всякий раз нечто ухитрялось
стремительно отпрянуть за ближайшую доску. А ведь оно было там, было, за ним
кто-то  крался с самыми что ни  на есть дурными намерениями,  не приближаясь
отнюдь  не из страха, а скорее уж из желания как следует помучить, подленько
натешиться страхом и неизвестностью.
     Отчего-то,  подчиняясь тем же неведомым правилам, он не мог  не  только
остановиться,   задержаться,  но  и  повернуть  назад.  Брел,  как  автомат,
проламывая грудью, плечами, лицом гнилые доски. Чересчур реально для сна...
     Что-то мелькнуло справа и слева, шевеление, проворные  тени  перебегают
меж досками,  сжимая кольцо,  дышать  все тяжелее,  горло  забито  древесной
трухой, пахнущей незнакомо и  неприятно, перед  глазами  стоит пелена, скоро
ничего уже не будет видно...
     Он пытался бороться,  вырваться из этого наваждения -- все равно, наяву
оно или  в кошмаре. Пытался остановиться,  а то и  повернуть  назад, на  миг
ощутив себя  свободным, рванулся  наугад, кажется,  даже  не  в  сторону,  а
куда-то вниз, пытаясь проломить всей  тяжестью тела то, что под ногами...  а
что у него под ногами? Почему он не видит, что у него под ногами?
     Мгновенный спазм, ощущение падения.
     Он вырвался из кошмара -- и,  кажется, только  для  того,  чтобы тут же
попасть в другой.
     Он  лежал  в  собственной  постели  лицом вверх,  на  ворохе скомканных
простыней,  мокрехонький  от пота,  с колотящимся  сердцем.  В спальне стоял
непонятный  полумрак  --  мутновато-синий, придававший  знакомым предметам и
мебели  незнакомые  очертания. В горле  стоял  ком, глаза резало.  Синеватый
полумрак  -- никогда ничего подобного  в  замке  не случалось -- пронизывали
струи  более темного тумана,  колыхавшиеся лениво  и  словно бы  осмысленно,
ширившиеся,  распространявшиеся  так, словно поставили задачей захватить все
пространство...  а  ведь  это уже  не  сон,  никакой не  сон, хотя  вокруг и
творится дикая чертовня!
     Визг, тявканье, уханье,  дикий  вой  в  дверях спальни! Что-то тяжелое,
темное  спрыгнуло  с  его груди,  скребнув по животу и бокам  чем-то острым,
твердым --  когти?  -- кинулось к двери, туда, где катался  огромный клубок,
шипя,  воя, издавая вовсе уж невыносимые для слуха  звуки,  не похожие ни на
что  прежде слышанное. И Сварог отчего-то  знал совершенно точно, что на сей
раз  ему не  чудится,  что  он бодрствует, и  все  это  происходит с  ним  в
доподлинной реальности.
     Он спрыгнул  с постели, побуждаемый  смутными  инстинктами,  звавшими в
бой. При этом со всего маху  наступил обеими ногами на хвост Акбару, но пес,
вместо того,  чтобы  вскинуться с  недовольным  рявканьем,  так и лежал, как
лежал, и его тяжелое дыхание что-то не походило на привычное, сонное...
     Сварог протянул руку к  топору --  и случилось нечто необычное,  прежде
никогда не случавшееся. Древко уплыло у него из рук, отодвинулось от готовых
сомкнуться  пальцев. Доран-ан-Тег,  будто  обретя  собственные побуждения  и
планы, крутнулся, завертелся, по косой линии проплыл  над кроватью, к стене,
-- Сварог едва успел отскочить, -- взмыл под потолок.
     Барахтавшийся  клубок  распался на несколько темных фигур,  одна, самая
маленькая,  осталась  лежать  неподвижно,  а  остальные,   кажется,  четыре,
скрюченные, какие-то неправильные,  не такие,  шустро рванулись  в  коридор,
скрылись из глаз.
     Сам толком  не понимая, что  делает, Сварог  рванул следом, выхватив на
бегу из ножен  любимый  меч --  из  синеватой толладской  стали, с обтянутой
сильванской акульей кожей рукоятью. Мягко шлепнулись на пол  кожаные  ножны.
Его  обогнало  что-то  круглое, туманное, свистящее  -- и  от дубовой  двери
спальни брызнули щепки, дверь разлетелась на куски.
     Сварог выскочил в коридор -- по-прежнему освещенный привычными лампами,
золотистыми шарами. Под ближайшим  шаром, рядом  с мягким диванчиком,  лежал
лакей: вытянувшись,  нелепо  отбросив  руку, с  закрытыми глазами, вроде  бы
живой...
     Вспомнив кое-какие бытовые мелочи, что есть мочи заорал:
     -- Свет!!!
     Моментально  вспыхнули все лампы и люстры, замок оказался залит светом,
словно  в  день  большого  приема.  По  широкому  коридору   что  есть  мочи
улепетывали четыре скрюченных фигуры, в росте  почти не уступавшие взрослому
человеку,  кривоногие,  с  шишковатыми  головами,   покрытые  то  ли  темной
клочкастой  шерстью,  то  ли  обрывками  ветхого  тряпья.   Передняя  далеко
опередила остальных, то неслась  на двух ногах, то по-обезьяньи припадала на
четыре, три  остальных отставали -- они хромали, шипя и повизгивая, оставляя
на  светлом  полу  пятна зеленой жидкости,  а  у  замыкающей  зеленая  кровь
прямо-таки  била  над левым  плечом буйным фонтанчиком.  Должно быть, именно
этой   твари  в   непонятной  схватке  досталось  сильнее  всех.  Она  вдруг
поскользнулась  на ровном месте, с  трудом поднялась,  закултыхала  вдогонку
своим, издавая пронзительные вопли страха и боли...
     Сварог в нерассуждающем азарте  несся следом -- голый и растрепанный, в
одних модных трусах,  черных с белыми корабликами. Уже ясно было, что это не
сон, бок  и локоть не на шутку саднило -- это он порезался острыми обломками
двери,  -- босые ноги ощущали пушистость  ковра,  теплые неровности мозаики,
все вокруг было доподлинной реальностью, с  той  четкостью  и  многообразием
ощущений, что невозможна в самом подробном сне...
     Еще  одна  распластавшаяся  на полу фигура --  Макред, ага, а  подальше
второй лакей, и оба не похожи на трупы... Сварог наддал еще, но никак не мог
сократить расстояния до этих дьявольски проворных тварей.
     Коридор кончился, и  вся  четверка, гремя когтями,  скользя по мозаике,
свернула вправо, клубками покатилась по широкой лестнице на первый этаж...
     Оттолкнувшись свободной рукой от мраморных перил, Сварог прыгнул  через
пролет, больно  стукнулся пятками.  Но и  этот  лихой  прыжок  расстояния не
сократил. Подвывая  и лопоча, то и дело брызгая  зеленой  кровью,  неведомые
твари  неслись  прямехонько  к  высоченному  старинному  зеркалу,  фамильной
гордости, овалу  от пола до  потолка,  заключенному  в затейливую  золоченую
раму.
     С зеркалом  происходило что-то странное.  Отражать-то оно  отражало, но
вместо стекла был словно бы слой горячего воздуха, отчего все  видневшееся в
зеркале колыхалось и  дергалось, то и дело причудливо изламываясь, до полной
неузнаваемости,  а  временами  там сверкали  тусклые  вспышки,  размазанные,
мутные,  видимые   словно   через  толстый   слой  воды...   Овальный  кусок
пространства,  четко  ограниченный   вычурной  рамой,  казался  разверзшимся
проемом.
     Упругий,  шелестящий  свист  возник  над  головой  Сварога,  над  самой
макушкой, так что  волосы, казалось, взвихрились. И в следующий миг туманный
диск  косо спикировал из-под  потолка  к лестнице,  прошел над  ступеньками,
опускаясь  все ниже и ниже, пикируя  целеустремленно и  неотвратимо,  словно
разумное, живое существо. Почти по самой его кромке светился ярко-алым узкий
поясок. "Да ведь это рубин в навершии топора..." -- сообразил Сварог, топоча
по ступенькам.
     Доран-ан-Тег, превратившийся в туманный диск, обогнал  его, чиркнул  по
ближайшей  фигуре, из-за потери  крови,  надо  полагать,  уже  не  способной
передвигаться быстрее, едва ли не ползущей. Налетел, коснулся...
     Фигура беззвучно лопнула,  разлетелась взрывом темных мокрых  ошметков,
мгновением  позже то же произошло с  другой, и еще,  и еще, вот ни одной  не
осталось, только клочья, запятнавшие пол кляксы...
     Сварог  едва  сумел остановиться,  цепляясь  левой  рукой  за рыцарские
доспехи у  подножия лестницы, пребольно ушиб запястье, пятки  и пальцы босых
ног, но удержался  на ногах. Не замедляя полета,  взмыв еще выше,  вертясь с
невероятной быстротой, топор по безукоризненной  прямой впечатался  в  самую
середину зеркала.
     Не было  ни  стука,  ни разлетевшихся  осколков. По вестибюлю  пронесся
мощный неописуемый  звук,  нечто вроде пронзительного визга,  завершившегося
могучим выдохом -- фф-у-уу-хххх!  --  и  из стены  выметнулся горизонтальный
фонтан, смесь  пузырчатых гроздьев, прозрачных и блистающих, с чем-то  вроде
дымных клубов, эта лопочущая, клокотавшая, пахнущая чем-то резким струя едва
не достигла Сварога, от растерянности так и торчавшего в обнимку с фамильным
доспехом, --  и тут же пропала, растаяла,  фукнув напоследок волной тяжелого
смрада.
     Стало  невероятно  тихо.  Мозаичный  пол вестибюля был  усыпан  мокрыми
ошметками, отвратительными зеленоватыми кляксами. А зеркала  больше не было,
рама осталась висеть,  но  вместо  неведомо куда  и как  исчезнувшего стекла
Сварог  видел  лишь  стену,  обитую синим бархатом в  мелкий  золотисто-алый
цветочек.
     Туманный диск -- откуда он возник  на  сей раз  и где пребывал в момент
этого странного выброса, Сварог так  и не успел заметить -- повис меж ним  и
рамой,  замедляя  вращение,  повернувшись  перпендикулярно  полу,  понемногу
превращаясь в знакомый топор, вертевшийся все медленнее. И наконец, обратясь
топорищем вниз, а  рубином, соответственно, к потолку, подплыл к хозяину уже
совсем  плавно,   медленно,   будто  воздушный   шарик,  колыхаемый   легким
сквознячком, ткнулся в руку...
     Сварог  машинально сжал  пальцы,  стиснул  черное древко,  покрытое  не
потрескавшейся за тысячелетия  эмалью,  сплошь изукрашенное рельефным узором
из  золотых кружочков, едва выступавших  над топорищем, напоминавших  шляпки
гвоздей. С некоторой неуверенностью покачал  топором, справа налево и сверху
вниз.  И  не  ощутил  ни  сопротивления,  ни каких  бы  то  ни было  попыток
Доран-ан-Тега вновь действовать самостоятельно. Теперь это снова был обычный
боевой  топор, ну,  предположим,  не самый  обычный, но  полностью  покорный
хозяину, как и положено любой вещи...
     Второй раз с ним  такое случилось, а первый раз был в том подземелье, в
туннеле под Ителом, в роскошных переходах древнего метро, когда Доран-ан-Тег
самостоятельно,  разве  что  не  столь  энергично, как  теперь,  рубанул  по
странному  зеркалу: и из зеркала потекло нечто вроде крови,  а вскоре оттуда
вылез загадочный великан со своей быстрой, как молния, огромной кошкой...
     -- Интересно, что за счеты у тебя с зеркалами?  -- тихо,  одними губами
прошептал Сварог так, словно рассчитывал получить внятный ответ. -- С такими
вот зеркалами? И почему...
     Он  представления  не  имел,  почему,  зачем, откуда  и  как. О  Доране
сохранились  буквально  крохи  толковой  информации, тонувшие  во  множ