нной  мощи,  остается все
же сильной.  Есть  у них  торговый флот, есть  военный, даже с пароходами, а
города  их изрядно  укреплены  и  располагают  сильными  гарнизонами.  И  не
подчиняются они законам  того  государства, где расположены, -- не совершая,
со своей стороны, ничего такого, что шло бы  вразрез с законами "прилегающей
державы"  (как  любят  выражаться  ганзейцы,  коим  похвальба  и  честолюбие
свойственны в той же степени, что и всем  прочим). А если какой король,  что
случается  даже  теперь,  посягнет  на лежащий в  пределах его державы город
Ганзы, то  все прочие ганзейские города, объявив тревогу, идут на выручку, и
сила их такова, что объявленная ими какой державе война способна державу сию
не на шутку озаботить. А общего сговора всех  королей  и владык против Ганзы
ждать не приходится -- ибо не случалось еще в истории, да и не случится, мне
думается, чтобы все без исключения монархи пришли к полному согласию касаемо
столь сложного вопроса. Столь  сердечного согласия удается достигнуть лишь в
делах более простых, да еще направленных против  слабейшего, как  это было с
Сандоварским Уложением[10]. Так что Ганзой за последние семьсот лет утрачено
лишь четыре  города  (не  включаю  в  это  число  тех, что оставлены  самими
ганзейцами под натиском Глаз Сатаны).
     Промышляют  ганзейцы главным образом  торговлей  и перевозкой  товаров.
Занимаются  они и  банкирским  делом, но таковое  почти повсеместно в  руках
Балонга,  и успехи  Ганзы  на сем  поприще ничтожны (что ее, говорят, злит).
Сословия и  Гильдии  у них те же,  что и  у большинства держав,  хотя  число
Гильдий и составляет у ганзейцев не пятьдесят, а  сорок  восемь, нет в Ганзе
ни  гуртовщиков,  ни  мастеров  воздушных  шаров  и  планеров  --  одиночным
городам-государствам, стесненным по территории, сии ремесла ни к чему, равно
как и телеграфисты. Кроме того, иные Гильдии вроде корабельщиков и моряков с
речными матросами стоят выше, чем в других державах,  а  иные -- не в пример
ниже. Крестьяне  есть при сорока  шести городах,  и  все  они фригольдеры. А
дворянства  своего не  имеется.  Те  из  ронинов[11]  (а таких немало),  кто
поступает на  службу Ганзе, не  располагают в ее городах теми  привилегиями,
что  имеют  дворяне других держав, зато  пользуются всеми  правами  вольного
ганзейца, а  это им обеспечивает известное благополучие и защиту.  Нужно еще
добавить, что  преступлений в ганзейских городах  не в пример  меньше  из-за
малого  притока посторонних. В этом  отношении  города  Ганзы, даже крупные,
схожи с  деревнями,  живущими  патриархально,  размеренно и  замкнуто.  Что,
впрочем, не означает идиллии, ибо природа человеческая несовершенна.
     Единого правителя у  них нет, но раз в год собирается Ганзейская Палата
из представителей всех городов для обсуждения накопившихся проблем и решения
дел, буде  таковые возникнут. Палата эта назначает в каждый союз (ганзейские
города на  континенте, числом 89, делятся на семнадцать союзов, а остальные,
что разбросаны  на островах, приравниваются к союзу каждый) Легата Палаты, и
означенные  Легаты  по  иным  своим  обязанностям   и  должностным  функциям
выполняют роль правителей.
     Относительно ганзейского герба  ходит старинная легенда  --  что-де  во
времена оны некий богатый судовладелец, готовясь перейти в иной мир, завещал
корабль свой тому из сыновей, кто, обойдя в шлюпочном состязании  остальных,
первым коснется рукой палубы. И один из сыновей якобы,  видя, что победа  от
него ускользает, отсек себе  руку и кинул  ее  на палубу, соблюдя  тем самым
букву уговора.  Иные сказке этой верят, но я подобную слышал частенько  и на
Таларе,  и на  Сильване,  причем речь  шла  о  иных купцах, не ганзейских. И
потому подозреваю,  что  имеем мы дело с бродячим  сюжетом,  переходящим  от
народа к народу.
     Вот и все, пожалуй, о Ганзе.
     О загадочной и поразительной стране Иллюзор
     (письмо седьмое реверена Гонзака)
     Приступая к рассказу о преудивительном крае Иллюзор, опасаюсь, друг мой
Чедогон, что ты можешь не поверить, хоть и знаешь  прекрасно,  что не в моем
обычае предаваться шуткам и розыгрышам, когда речь  идет о накоплении знаний
об окружающем нас мире. И  все же места, коим тысячи лет назад кто-то мудрый
присвоил  удивительно  точное название  Иллюзор, до того  поразительны,  что
окончательно поверить  в их  существование можно,  лишь повидав собственными
глазами. Я и сам, каюсь, считал россказни преувеличенными, проистекающими из
присущей  иным  странникам  манеры  сваливать  в  одну  кучу  и  собственные
наблюдения, и пересказы из третьих уст, и упражнения шутников, -- мы с тобой
и сами, будучи юными студентами,  находили порой забавы в том, чтобы угощать
наивных чужеземцев  байками о  чудесах  и диковинах, рожденными за  кувшином
черного  пенистого... Иные из  этих  наших  придумок  попали  и  на страницы
серьезных  книг,  за что мне потом  было стыдно. Но с  Иллюзором все обстоит
иначе.  Он существует, именно такой  -- к непреходящей головной  боли ученых
книжников, перерастающей порой в  уныние  и  тупое  изумление многообразию и
изощренности  загадок,  подсунутых нам то ли добрыми духами, то ли злыми, то
ли лишенными разума и души силами природы...
     Представь,  друг  мой,  что  едешь  ты  верхом  по  стране,  прямо-таки
брызжущей жизнью.  В  лесах рыскают дикие звери, олени  и  кабаны,  на лугах
пасутся  стада,  за  плугом   ходят  пахари,  по  большим  дорогам  движется
нескончаемый поток путников, обгоняя тебя и спеша навстречу, -- тут и пешие,
и конные, и повозки купцов,  и блестящие  дворянские  кавалькады, и воинские
отряды. Проезжаешь  ты  городами  и деревнями, где  кипит жизнь  во всем  ее
многообразии и блеске, и обитатели заняты когда каждодневными своими делами,
когда торжествами и праздниками.
     Таким предстает перед путником Иллюзор. Но очень скоро ты заметишь, что
все окружающее немо -- ни единый звук,  кроме  топота твоего коня и звяканья
уздечки, не нарушает всеохватывающей  жуткой тишины. И если пойдешь ты прямо
на  встречного, пройдешь  сквозь, не встретив на пути  ничего, кроме пустого
воздуха. Ибо все, что ты видишь, и все, кого ты видишь,  -- суть иллюзия. Не
замечают они тебя, не видят, живя своей странной, иллюзорной, несуществующей
жизнью. Люди, искушенные в познании, а также причастные к магии и ведовству,
уверяли меня, что с призраками и иной нечистью бесплотные обитатели Иллюзора
ничего  общего  не  имеют.  Скорее  уж  это  запечатленные  неведомым  путем
изображения,  никому  не   делающие  дурного  и  слепые  ко  всякой  попытке
установить с  ними общение.  Истина  эта  подтверждена за  тысячелетия,  ибо
Иллюзор существовал уже в дописьменные времена, последовавшие за Штормом.
     Надобно сказать, что иные строения Иллюзора существуют реально, точнее,
остатки таковых --  где фундаменты, где стена, где целое почти здание, особо
прочно возведенное некогда неведомыми  строителями.  Но определить это можно
лишь на ощупь -- ведь всякий дом, амбар или мост взору твоему представляется
совершенно целехоньким,  будто вчера законченной постройкою.  (Правда, там и
сям  валяются  истлевшие  доски  и  груды  рухнувшего  камня,  так  что дома
предстают  одновременно и  в виде развалин, и в  первозданном своем  виде, и
зрелище,  признаюсь,  экстраординарное.)  Равно  же,  если  повезет,  можешь
отыскать  и  утварь,  а то и  драгоценности, но немного,  потому  что  лихие
кладоискатели за пять тысячелетий постарались  изрядно. А подчас  отыщется и
книга,  достаточно  сохранившаяся. Но  читать тех  книг  не  может никто  --
написаны  они на  непонятном  языке неизвестными  буквами.  А храмы  их, где
бесплотные обитатели Иллюзора поклоняются богам, нам непонятны, и боги такие
неизвестны.
     Поскольку находимые  там предметы выглядят  именно так,  как  и  должны
смотреться  пролежавшие  тысячелетия  вещи,  в  иллюзорном  своем  состоянии
предстающие  новехонькими,  поскольку  налицо  развалины, легко понять,  что
Иллюзор  есть  тень  минувшего,  отображение  существовавшей  в  неизвестные
времена  страны, где впоследствии все живое  сгинуло неведомо  куда (ибо нет
там  множества скелетов), а  неживое  понемногу ветшало. Вот только никто не
знает, что  это была за  страна,  что за бедствия  на нее обрушились и какие
причины вызвали  нынешнее, столь диковинное и  поразительное, состояние дел.
Объяснений  за  тысячелетия   накопилось  множество,  есть  и   пространные,
изложенные  весьма  ученым языком, да вот беда -- во-первых,  каждое  из них
всем прочим противоречит, а во-вторых, ни единое проверить невозможно.
     Опасностей Иллюзор не содержит почти никаких. Забредет иногда из других
мест настоящий  зверь,  но  редко  --  звери  не  любят  Иллюзора.  Кое-где,
рассказывают,  обитает нечисть, по  всем  признакам, укрывшаяся в  Иллюзоре,
дабы избежать преследований, коим  нечистую силу  успешно  подвергают в иных
уголках  Талара. Бывает  и  разбойный  народ,  пересиживая погоню  и укрывая
клады,  ибо лучшего укрытия и не придумаешь. Заходят сюда и книжники, ищущие
истины, и просто любопытные, кому средства позволяют снарядить экспедицию.
     А постоянно  никто из живых тут не селится, разве что беглые крестьяне,
коим податься уж  вовсе  некуда. Первоначально  я, не  освоившись,  удивился
было, отчего окрестные владетели  не воспользовались столь  легкой и удобной
возможностью расширить свои рубежи, однако ж, проведя в Иллюзоре две недели,
принужден был признать правоту  моих проводников,  толковавших  допрежь, что
жить здесь "тягостно". Поистине так. С  каждым днем, проведенным среди немых
теней  Иллюзора,  нарастает  в душе  тягостное ощущение  то ли  тоски, то ли
тревоги.  Возможно,  ты  его сам себе  внушаешь,  возможно, так дразнит твои
чувства диковинность  окружающего,  да только  от  того не  легче. К  вечеру
пятнадцатого дня не выдержал я и велел поворачивать коней к границам Вольных
Маноров, хоть многое,  достойное внимания,  следовало бы  еще  осмотреть,  и
немало  любопытного осталось неизученным. Злясь на  себя,  досадуя, но не  в
силах превозмочь незримое тягостное  давление,  ехал я прочь во главе своего
повеселевшего отряда...
     Словом,  Иллюзор  необитаем.  Лишь  в  полуночных  его   областях,  где
простираются  прилегающие  к  морю обширные  степи,  что ни  год  появляются
снольдерские  и  ронерские  гуртовщики, пригоняя  на летние  выпасы  рогатую
скотину, ибо пастбища там богатейшие, хоть реальные травы  и  мешаются там с
иллюзорными.  Лошади,  животные   умные,   тонко  чувствующие  и  наделенные
повышенной  восприимчивостью  ко  всему   необычайному,  а   также  имеющему
отношение к  потусторонним силам,  тех пастбищ  не любят, постигнув  в  меру
разумения диковинность Иллюзора. Бык же, тварь тупая, виденным не тяготится,
и странность иллюзорских пастбищ его не заботит -- знай жрет, нагуливая тушу
и покрывая степи диковинного края навозом.
     На сей низменной ноте я, пожалуй, и закончу, ибо нечего  более добавить
к описанию странностей Иллюзора.

     О КРАЕ, ИМЕНУЕМОМ сВЯТОЙ зЕМЛЕЙ
     (выдержки из восьмого письма реверена Гонзака)
     Святая Земля, повествуют, была некогда обычным  королевством, где уклад
жизни  ничем не отличался  от налаженного в других державах. Но четыреста  с
лишним лет назад, когда страна, сотрясаемая многими невзгодами, от засухи до
баронских   бунтов,   находилась  в  крайне  расстроенном  состоянии,  некий
священник по имени отец Патаран,  служитель столичного храма Единого Творца,
человек незаурядный, наделенный и красноречием, и умением доходчиво излагать
толпе   свои   мысли,   встал  во   главе  движения,  нареченного  Братством
Совершенных, к коему примыкали не одни лишь простолюдины, но и немалое число
гильдейских, членов  Сословий,  дворян, в том числе и титулованных. Братство
это, проповедовавшее  борьбу  против всяческой  неправедности и  греховности
путем отказа от  мирской роскоши и  разномыслия,  в короткое время  снискало
себе изрядное множество сторонников, ибо во времена потрясений и бед, как мы
не единожды  имели случай убедиться,  нетрудно возбудить в обществе ярость и
жажду действия, в особенности  если четко обозначить виновных и обещать, что
с незамедлительным устранением таковых жизнь наладится быстро...
     Из всего этого возникла великая смута, принявшая характер большой войны
сторонников  короля  против  приверженцев Братства, причем в  обоих  лагерях
хватало и титулованных дворян, и  самого подлого  люда, ибо раскол прошел не
меж Сословиями, а внутри самих Сословий, не миновав ни одного. Продлившись с
переменным  успехом  около   полутора  лет,  война  эта  привела   к  гибели
королевской  фамилии, большим  людским жертвам. Немалое число  городов  было
разгромлено  и  сожжено.  Победа  Братства  вынесла на  опустевший трон отца
Патарана,  и  новоявленный правитель  немедля  приступил  к преобразованиям,
проходившим быстро и энергично благодаря поддержке закаленной  в боях армии.
Вот и получилось, что на волне успеха отец Патаран  произвел изменения столь
всеохватные  и  решительные,  что  в  иные,   мирные  времена  для   таковых
потребовалось бы не одно десятилетие (а  посему  и жертв, как расставшихся с
жизнью, так и принужденных бежать в изгнание, нашлось преизрядно).
     Ныне  Святая  Земля  управляется  Великим  Магистром,  происходящим  от
потомков отца Патарана (он, вопреки канонам, безбрачия не соблюдал). И жизнь
сего государства всецело  посвящена, как заявляется, служению Единому Творцу
и подготовке  воинских сил, способных выйти против  сатанинских  полчищ. Это
напоминает мне орден монахов-воинов  из Гурганского царства, на родной нашей
Сильване  находящегося,  но   по  обширности   территории   и   многолюдству
народонаселения  Святая   Земля  многократно  превосходит  владения  ордена.
Прежнее деление на дворянство, Сословия и Гильдии давно уничтожено. Есть там
Божьи Дворяне --  они  начальствуют над полками, а землями  с крестьянами не
владеют,   являясь   лишь   управителями.   Есть  Божьи   Книжники,  занятые
богословием,  есть Божьи  Инженеры, Божьи Купцы,  Божьи Ремесленники и Божьи
Мореходы,  суть занятий коих ясна из  одних названий  сих людских общностей.
Есть также Братья Монахи, коих немало, и часть  их  сорганизована в воинские
полки, должным  образом вооруженные и вышколенные. Ну а Крестьяне Божьи, как
легко  уразуметь, пашут  и сеют. Изящные искусства там,  слышно, не в чести,
как и  почитаемая преступлением  роскошь, а  храмы  всех  иных  богов, кроме
Единого,  давно порушены. И нет там  ни наград, ни  гильдейского деления, ни
сословного, ни титулов, ни сеньоров. Иными словами,  по рассказам бывавших в
Святой Земле путешественников, жизнь  там по сравнению с иными  краями  не в
пример аскетичнее и  бесцветнее. Разное говорят о заведенных в Святой  Земле
порядках, кто одобряет их,  кто  не  принимает.  Я же  остаюсь верным старой
привычке писать только о том, что видел собственными глазами или, по крайней
мере,  изучил  вдумчиво  по  множеству книг,  представляющих противоположные
точки зрения. Памятую к тому же, что правом выносить окончательные  суждения
наделена  лишь сама  История.  Пока  же у  меня недостаточно знаний о Святой
Земле, в  чем не стыжусь признаться, и от суждений воздержусь до путешествия
туда, каковое твердо намерен предпринять в ближайшие годы.
     Некоторые заметки о военном деле
     (выдержки из одиннадцатого письма реверена Гонзака)
     Армии  на  Таларе не собираются от случая к  случаю ради той  или  иной
кампании, а постоянны. Содержатся они на долю доходов от королевских имений,
а также на долю от налогов, взимаемых со всех, и с дворян в том числе. Армии
Виглафского Ковенанта устроены все на единый образец и  состоят  из гвардии,
"безымянных  полков" и легионов. Гвардия, пешая и конная,  набирается частью
из ронинов, частью из горожан. Есть полки, состоящие целиком из дворян, хоть
число таких полков и невелико. Гвардейские полки именуются по цвету мундиров
и по роду войск -- например, ронерские Синие Мушкетеры или горротские Черные
Драгуны.  Знамена  у  них  четырехугольной  формы,  и  древки  их   увенчаны
позолоченным  орлом,  именуемым "акилла". Понятно,  что  офицеры гвардейских
полков  происходят  из  знатнейших  дворян,  большей частью титулованных,  а
солдаты получают повышенное жалованье как деньгами, так и в иной форме.
     Следом  идут   "безымянные  полки",  конные  и  пешие,  артиллерийские,
ракетные  и  саперные.  Набираются  они  из  горожан  и  фригольдеров,  хотя
попадаются там и  ронины. Полки эти именуются номерами  и  по роду войск  --
например, "пятый кирасирский" или "десятый пикинерский". Вместо знамен у них
вексиллумы.  Вексиллум есть древко  с поперечной перекладиной, прикрепленной
пониже  вершины,  -- а  уж  на  этой перекладине и подвешивается  полотнище,
четырехугольное чаще  всего, иногда с  бахромой,  иногда с  кистями.  Древко
вексиллума увенчано посеребренным акиллой. Служба в сих полках далеко не так
почетна, как в гвардейских.
     И, наконец, легионы. Эти набираются, что конные, что пешие, из крестьян
короны либо сеньоров, именуются так же  номерами и  по роду войск, и офицеры
тамошние почитаются ниже всех других. Вместо знамен у них "копье" -- древко,
увенчанное  посеребренным  изображением государственного герба  и  небольшой
перекладиной, короче, чем на вексиллумах, с коей свисают ленты определенного
цвета.
     На  службе у каждого короля есть отряды Вольных Топоров, однако таковые
используются главным  образом на морских островах либо в мелких  стычках  на
границе, когда война  по  всем  правилам не объявляется, а бои  тем не менее
идут. Впрочем, порой  им и в больших войнах доводится участвовать. В офицеры
к ним армейские чины  идут неохотно,  ибо  Вольные Топоры, иными  спесивцами
почитаемые даже ниже легионов, сами о себе весьма высокого мнения. Народ это
своенравный, и не всякий офицер с ними уживется.
     Есть  еще королевская гвардия, почитаемая  личной  дружиной монарха,  и
подбору ее самим королем уделяется особое внимание, причем обычные правила в
счет  как бы и не идут, потому что полки  эти --  все равно что меч  короля,
охраняющий  его  персону  и фамилию. По древней  традиции  (нам на  Сильване
прекрасно  знакомой  исстари)  королевскую гвардию предпочитают набирать  из
иноземцев, гланцев в первую  очередь, кои славятся высокой боевой выучкой  и
особенной верностью присяге. Земля в Глане скудна, многие ищут пропитания за
его  пределами,  выбирая  в  первую  очередь  военную  стезю,  как  наиболее
приличествующую  гланскому горцу. Случается  еще, что  в королевскую гвардию
берут крестьян без различия их принадлежности, отдавая  предпочтение как раз
уроженцам  самых глухих и отдаленных провинций, -- они по неразвитости своей
чтят короля как сверхъестественное  поистине существо, а в городах  не имеют
ни  корней, ни знакомых, ни  родни.  Королевская гвардия превосходно обучена
бою на  улицах,  защите  зданий  и штурму  таковых -- всему,  для чего она в
первую  очередь и предназначена.  Помимо того,  учат  еще  рукопашному  бою,
владению неуставным  оружием,  обращению с караульными собаками, стрельбе из
арбалетов  и  мушкетов  со  зрительными  трубками,  именуемыми   оптическими
прицелами,  а также,  несомненно,  и  другим хитрым воинским  искусствам,  о
которых  широкой публике не  разглашается.  Служба  офицером  в  королевской
гвардии,  пусть даже  в  таком полку, что составлен  из темных  провинциалов
(коих долго  учат различать правые и левые конечности, привязывая к оным при
муштровке то сено  и солому, то, ради пущего  поощрения, колбасу и рыбу, кои
солдат получает для съедения, как только перестанет  путаться),  --  одна из
почетнейших, и многие  ее  добиваются. Однако отбор  туда строжайший -- ведь
немало  в  истории  случаев,  когда  король становился  жертвой  гвардейцев,
направляем