гнул с коня, привязал поводья к походной коновязи, где уже стояло с дюжину боевых скакунов, жестом приказал свите оставаться на прежнем месте и в одиночестве направился к палатке.
     Вход, как маршалу и полагалось по чину, стерегли шестеро с клинками наголо. Сварога, разумеется, и эти не остановили, исправно вытянувшись. Он приподнял закрывавший вход полог и вошел.
     Маршал сидел лицом к нему за раскладным столом, заваленным картами. Увидев короля, нацелился было вскочить и рапортовать, но Сварог, видя, что маршал погружен в серьезные дела, показал рукой, что беспокоиться не следует. Оглядевшись, придвинул ногой неказистый, но прочный раскладной стул, сел и закурил.
     Гарайла с озабоченным, хмурым лицом продолжал возиться с линейкой и огромным бронзовым циркулем, и это затянулось надолго. Сварог терпеливо ждал, стряхивая пепел в стоявшую на полу тарелку с обглоданной костью.
     Закончив наконец, Гарайла отодвинул инструменты, но головы не поднял. Подперев голову руками, сжав кулаками уши, вперил взор в ворох карт на столе - по сложившемуся у Сварога твердому убеждению, уже ничего не рассчитывая и не обдумывая. Просто сидел и таращился на стол с чрезвычайно отсутствующим видом. Определенно у него было дурное настроение, а ведь это плохо вязалось с первыми успехами кампании. Сварог даже забеспокоился: что, если разведка притащила какие-нибудь скверные новости? Скажем, поблизости все же объявились превосходящие силы противника в таком количестве, что разумнее сразу отступать. Жаль, если так. Удачно все началось, и продолжается пока что не самым худшим образом...
     Словно забыв о присутствии Сварога, Гарайла вдруг затянул, по своему обыкновению, самозабвенно, но фальшиво, коли уж называть вещи своими именами, невероятно гнусавым голосом:

     - Помню, брала наша конница
     Тиморейские поля...
     У меня с тех пор бессонница
     и два корявых костыля...

     Он нудил "Балладу о Тиморейском кровавом поле", не видя и не слыша ничего вокруг, со скорбным и отрешенным лицом.
     Как водится, среди калек-нищебродов, корысти ради измышлявших себе самые романтические и славные биографии, хватало фальшивых ветеранов Тиморейского поля, но Гарайла-то как раз был из тех, кто в самом деле вырвался оттуда тридцать с лишним лет назад... Знаменитая была резня. Война в Лоране. Дядя короля, бездарь и ничтожество, возмечтавший о славе полководца и военных орденах с кронгами и скрещенными мечами, скот, которому никто не имел права противоречить, лично повел на Тиморейскую равнину два конно-гвардейских полка - без разведки, наплевав на предостережения командиров. Они попали в засаду. В полулиге от них лоранские саперы взорвали дамбу, и вода хлынула на паля широким потоком, отрезая дорогу к отступлению, превращая землю в хлюпающую грязь, кони моментально увязли где по колено, где по грудь - да вдобавок с трех сторон резанули картечью замаскированные, заранее пристрелянные батареи... В общем, из четырех тысяч человек вырвалось едва двести, в том числе и юный кадет-лейтенант Гарайла. Слабое утешение было в том, что придурка королевской крови накрыло первым же залпом...
     Сварог бросил окурок в тарелку и поднял брови в нешуточном изумлении. Он уже достаточно хорошо изучил сподвижника: Гарайла обычно затягивал эту балладу, будучи на пределе уныния и самой черной меланхолии, так что впору встревожиться. Что же у нас стряслось настолько уж скверного?!
     Наконец Гарайла поднял голову и, уставясь куда-то сквозь Сварога затуманенными глазами, громко вопросил:
     - Почему?!
     - Любезный маршал, - терпеливо сказал Сварог. - На вопрос, поставленный таким вот неопределенным образом, сам собой напрашивается классический ответ, уж простите... По кочану. Почему - что?
     Маршал немного опамятовался. Теребя свои роскошные усищи, сказал тоном ниже:
     - Почему все идет как-то не так, как-то не правильно, я имею в виду...
     - А точнее? - спросил Сварог тихо и серьезно.
     - Горротцы ведут себя насквозь не правильно, - сказал Гарайла. - Только что вернулись разведчики, государь. Я посылал толковых ребят в горы, в обход крепости Чаган, мимо перевала. Войско там, конечно, не пройдет, даже платунг, но пара-тройка горцев, привыкших лазать по кручам, может кое-чего добиться. Ходили гланцы из вашего отряда. Один-таки сорвался с кручи в ущелье, двое благополучно вернулись. Знаете, что они рассказывают? В долинах, по ту сторону перевала, за Чаганом, вообще не видно никаких перемещений войск. На десятки лиг вокруг. Они несколько часов сидели на вершине с подзорными трубами, погода прекрасная, воздух прозрачный, даже кучку военных было бы видно издалека... Но там вообще нет войск. Это насквозь не правильно. Горротская тактика для этих мест известна не одну сотню лет. Единственно выигрышная в данных георафических условиях: не держаться особенно за тот район, что мы уже заняли, сосредоточивать войска за Чаганом и предпринимать оттуда контратаки. Так было всегда . Пятнадцать лет назад, еще до Стахора, чтоб на него чесотка напала, я тут проходил во времена последней с ними войны. Тогда они нисколечко не отступили от заведенного порядка: даже не дали нашим подойти к Чагану вплотную, скатились с перевала четырьмя полками, под прикрытием крепостных орудий... Сейчас - ничего подобного. Ну не идиоты же они, в конце концов! У Стахора немало толковых генералов, служивших еще при позапрошлом царствовании, я многих знаю заочно, как это у военных водится... Это насквозь не правильно. Они не могут не понимать: если мы, пусть даже не взяв Чаган, просто-напросто заключим его в осаду, все равно им придется трудно, мы прочно сядем на перевале... Получается, что они совершенно добровольно предоставляют нам шанс прорваться за перевал... - он умолк и взглянул на Сварога со странным выражением. - Ваше величество... А вы ничего такого не организовали? Может, я о чем-то не знаю? А вы заранее знали? Могли бы хоть намекнуть, я как-никак не интендантский капрал...
     - Ничего подобного, - сказал Сварог. - Честью клянусь. Представления не имею, в чем дело.
     - Но тогда... Так себя ведет только натуральный изменник...
     - Или человек, который готовит какой-то поганый сюрприз, - совсем тихо произнес Сварог. - Нет, я и на этот счет ничего не знаю, не нужно на меня так смотреть...
     - Ваше величество, вы что, тоже что-то такое чувствуете? - спросил Гарайла, отводя взгляд.
     - А вы? - уклончиво поинтересовался Сварог.
     - В том-то и дело, - признался маршал совершенно незнакомым голосом. - У нас, степняков, на такие вещи, надобно вам знать, смотрят серьезно: смутные предчувствия, непонятная тоска...
     - Я слышал, - сказал Сварог. - Я и сам к таким вещам отношусь без всякой насмешки...
     - Вот то-то и оно, - сказал приободрившийся Гарайла. - Знали б вы, как меня мутит уже второй день... Самое паршивое - ничего нельзя описать словами. Просто места себе не находишь, тоска, хоть волком вой с кургана. Но это не надуманные страхи - со мной такое уже бывало и перед Тиморейскими полями, и перед Аскаранской битвой, и еще пару раз, непременно в преддверии чего-то особенно кровавого и немаленького по размаху... Душу мозжит - нет никакого спасу...
     Он сердито засопел и с размаху вогнал в стол ножку огромного циркуля, пригвоздив карту окрестностей к стопке других.
     - Вообще, творится леший ведает что, - сказал он чуточку отрешенно. - И не только здесь. У меня аккурат перед кампанией были в гостях ратагайские старые знакомцы. Ну, посидели, выпили... Когда языки развязались, все в голос стали твердить, что в последнее время - в Ратагайской пуште нечисто . Знамения всякие нехорошие, о которых только старики и помнят, в степях ночью промелькивает всякая нечисть, которой там отродясь не водилось, воет в сумерках непонятно кто, как ни разу прежде... Кони себя ведут так, словно тоже все это чуют, табунщики обеспокоены не на шутку... Иные даже говорят, что ночью в степях видели Барлая, и кое-кто из них - люди безусловна надежные, шутить и врать не станут. А это совсем скверно, это к худу. Барлай, по прикидкам, лет с тысячу как не показывался... Слышали про такого?
     Сварог кивнул. Он и в самом деле помнил главу из какой-то старинной книги. Барлай - то ли злой дух, то ли неприкаянный демон, согласно уверениям древних книжников, рыщет ночами по степи, сбивая с дороги припозднившихся путников, от которых потом и косточек не находят, детей уносит от шатров, наводит порчу на жеребых кобылиц. Как выглядит он сам, в точности неизвестно, не осталось, бают, в живых свидетелей, видевших его вблизи, но более везучие - те, кто наблюдал страшного всадника издали, уверяли, что носится он на конской скелете, в сопровождении реющих над головой двух скелетов степных филинов с зеленым огнем в пустых глазницах, а следом мчится стая белых волков - не скелетов, настоящих, вот только у них человечьи головы, то ли у вожака, то ли у половины, то ли сразу у всех...
     - Бабьих сказок я сам не люблю, - продолжал Гарайла уныло. - Но есть ведь разница между выдумками и доподлинной нечистью. Видывал сам кое-что, как же... А знаете, в чем тут причина? Вы когда-нибудь слышали про Багряную Звезду, ваше величество?
     - Доводилось, - кратко ответил Сварог.
     - Вот старики и говорят, что она опять обнаружилась, летит к Талару, и кое-кто ее даже видит, и от нее-то все несчастья. А некоторые вообще твердят, что всем нам будет полный каюк, когда она подлетит ближе и пройдет совсем рядом. Вроде бы в старые времена и шторм именно от нее произошел...
     - Не нравится мне ваше настроение, маршал, - сказал Сварог.
     - Мне самому, думаете, нравится? - убито признался Гарайла. - Но ничего ж не попишешь... И еще, знаете что... Конные разъезды, которые я рассылал по долине, возвращаются в некотором недоумении. Изволите ли знать, эта деревенщина окрестная, по единодушным рапортам наших ребят, ведет себя как-то странно. Все до единого описывают это одинаково: стоят, мол, землеробы долбаные, и смотрят с непонятной подковырочкой, лыбятся насмешливо, голову можно прозакладывать. Словесно не хамят, ничего подобного, они ж не полные и законченные дураки, понимают, что можно получить плетью по хребту, и это в лучшем случае... Но пялятся с определенной издевкой, а это странно и опять-таки не правильно. Если хотите, я позову разведчиков, сами доложат...
     - Не нужно, - сказал Сварог. - Мне только что докладывали примерно то же самое, только касаемо горожан... Положительно, вы правы. Что-то вокруг носится в воздухе... этакое. Будем пока что использовать именно эту формулировку за неимением более точных. - Он помолчал, наклонился вперед и впился в Гарайлу пытливым взглядом. - Ну, и что прикажете делать? Какой дельный совет может дать королю в столь склизкой ситуации его верный, испытанный в сражениях маршал? Интересно знать, вы бы на моем месте скомандовали войскам отступление только потому, что душу у вас мозжит , а сиволапое мужичье вокруг скалится как-то странно? После долгого молчания маршал отозвался упрямо:
     - Как хотите, ваше величество, а я бы ни за что коней не повернул. Если чего-то такое чудится, это еще не причина трубить отступление. Хрен дождутся. Нельзя отступать, пока не расшиб морду в кровь. Не раньше, чем все черти... Как говорится...
     - Вот то-то, - сказал Сварог с непритворным вздохом. - А потому...
     Он замолчал, прислушался к своим ощущениям. Нет, ему вовсе не чудилось - полное впечатление, что из-под серебряной хелльстадской короны на шею, на затылок и плечи текут струи холодной воды.
     Стараясь вести себя непринужденно, чтобы маршал ничего не заметил, он снял корону, вертя ее в левой руке, провел правой по волосам - нет, сухо... Вновь нахлобучив серебряный колпак, состоящий из множества мастерски отчеканенных сосновых шишек, ощутил то же самое: корона распространяла противный, зябкий холод, прямо-таки изливавшийся волной. С чего бы это вдруг, Сварог не знал. В свое время мэтр Лагефель немногим смог ему помочь в этом вопросе: все, что связано было с короной, осталось тайной покойного короля, каковой все интимные секреты унес с собой на тот свет...
     Стиснув зубы и притворяясь перед самим собой, что он и не чувствует вовсе никакой прохлады, что ничего этого нет, Сварог сказал твердо:
     - Давайте, маршал, пока что забудем о всевозможной мистике, не важно, существует она, или нет. И про странности - ни слова. Мы с вами - люди военные, и перед нами стоят...
     Он замолчал, недоуменно повернул голову в сторону полога - там снаружи внезапно заорали сразу несколько голосов так панически, во всю глотку, совсем рядом, что моментально стало ясно: дело неладно. Возле самого шатра командующего такой переполох не может возникнуть без серьезной причины...
     В следующий миг с неба обрушился невыносимый грохот, истошный рев, механический, нарастающий. Сварог еще успел опознать в нем шум самолетного мотора - и тут же рев, казалось, понесся прямо на палатку, поневоле заставив вжать голову в плечи, что-то грохнуло по палатке так, что шесты с отчаянным треском подломились, стало темно и душно - это шатер обрушился на него и Гарайлу, тяжелая пыльная парусина придавила к земле в унизительной для короля позе, а грохот пронесся совсем рядом, и что-то трещало снаружи, кто-то вопил, бежали люди и ржали лошади...
     Под руку подвернулось древко Доран-ан-Тега, и Сварог, не медля, полоснул наугад, вмиг распоров парусину, в глаза ударил солнечный свет; он проворно выпрямился в образовавшейся прорехе, увидел рядом Гарайлу - тот точно так же выбрался на солнышко, не потеряв присутствия духа, вспорол палатку засапожным кинжалом.
     Корона съехала на глаза. Поправив ее одним ударом кулака, Сварог огляделся и заспешил туда, куда уже бежали и караульные, и оказавшиеся поблизости солдаты.
     Истребитель - тот самый, ушедший на разведку - еще несло по равнине на брюхе, его мотало и швыряло, от него с треском отлетали дощечки, лопались распорки, винт взвыл на невыносимой ноте и, превратившись в искореженную полосу дерева, отлетел в сторону... Отвалилось правое крыло, ударившись о камень, самолет развернуло на сто восемьдесят градусов, и он, превратившись в груду обломков, наконец-то замер, обращенный кабиной к Сварогу.
     К нему бежали со всех сторон. Сварог оказался рядом одним из первых. Пилота, не теряя времени, принялись вытаскивать из кабины. Крови на нем вроде бы не заметно, он выглядел совершенно невредимым - смельчакам везет - но был бледен, как смерть, все еще не мог поверить, что удалось сесть, что уцелел...
     Его, поддерживая с двух сторон, поставили перед Сварогом не потерявшие головы караульные гвардейцы. Видно, что летчик вполне может стоять сам, и не было времени на гуманизм - Сварог, набрав побольше воздуху, рявкнул на зевак:
     - Р-разойтись!
     Солдаты так и брызнули во все стороны. Сделав два шага, Сварог оказался лицом к лицу с пилотом - круглое молодое лицо, тщательно подстриженные усики, лейтенантское шитье на мятом мундире...
     Караульные проворно отскочили, вытянулись. Пилот остался стоять вполне самостоятельно, слегка пошатываясь.
     - Докладывайте! - крикнул Сварог, чтобы побыстрее привести незадачливого летуна в чувство. - Вы же офицер, мать вашу!
     - В-ваше величество! - довольно четко выговорил офицер. - Ничего нельзя было сделать, я обломал колеса вместе со стойками об одну глыбу... Пришлось на брюхо плюхаться... Еле вывернулся из гущи, ничего подобного прежде...
     - О чем вы? - спросил Сварог почти нормальным голосом.
     Лейтенант медленно-медленно поднял руку, указывая на что-то поверх плеча Сварога - и тут же рядом, в лагере, сразу несколько труб заревели "тревогу": туру-ту-ту-ту-та-та-та, туру-ту-ту-ту-та-та-та!
     Сварог обернулся - и застыл на месте с отвисшей челюстью.
     Со стороны перевала со скоростью, не уступавшей скорости самолета, наплывали какие-то темные пятна, их уже было неисчислимое множество, десятки, а может, и сотни, они летели слаженно, словно соединенные незримыми нитями, закрывая собой добрую половину неба, и перед ними по равнине скользили черные, не правильной формы тени...
     Все таращились в небо, оцепенев, даже трубы захлебнулись, наступила совершеннейшая тишина, и в этой тишине непонятные небесные объекты подлетали все ближе и ближе, были уже над головой, и на Сварога то и дело падала тень. Он не мог определить высоту, на которой они летели, потому что не мог прикинуть размеры, не понимал еще, что это такое. Больше всего походило на гигантские глыбы необработанного, дикого камня...
     Он вспомнил Клойн и содрогнулся от приступа неконтролируемого страха, первобытного ужаса, что случалось с ним чрезвычайно редко. В лагере тревожно заржали лошади - полное впечатление, все сразу, несколько тысяч.
     Послышался басовитый гул рассекаемого воздуха - и в десятке шагов от Сварога обрушилась вниз первая глыба, рухнув прямехонько на то место, где только что была коновязь с его Драконом и дюжиной гвардейских коней, где стояла кучка всадников из его свиты и охраны...
     Тяжко вздрогнула земля под ногами, показалось, что качнулась от страшного удара вся планета. Глыба коричневатого шершавого камня размером с трехэтажный дом, выглядевшая дико и неуместно , громоздилась совсем рядом, Сварог видел ее неровную поверхность, показалось даже, что из-под нее доносятся крики людей и конское ржанье, чего, конечно же, не могло быть...
     Земля содрогалась от множества тяжких ударов - глыбы рушились вокруг, на людей и палатки, на коней и пушки, это был ад, страшный своей непонятностью. Отовсюду неслись крики, ржанье, конский топот. Сварог оглядывался и не узнавал местности - везде, куда ни глянь, возвышаются глыбы дикого камня, превратившие равнину в некий лабиринт с узкими проходами, по которым носятся, сталкиваясь и падая, всадники, пешие, кони без всадников...
     Кто-то бесцеремонно рванул Сварога за плечо, развернул в сторону - маршал Гарайла, оскалившийся, простоволосый. Он что-то яростно прокричал, махая кулаком, и в Сварога вцепилась добрая дюжина рук, забросила в седло неведомо откуда взявшегося чужого коня, как мешок. И тут же кто-то, подхватив коня под уздцы, помчал галопом, петляя в лабиринте, меж щетинившихся острыми гранями каменных стен, и кто-то скакал рядом, впереди, вокруг, разгоняя потерявших голову солдат воплями и ударами плеток.
     Он смотрел перед собой, в голове не было ни единой мысли.
     ...Сварог угрюмо сидел на подсунутом кем-то, неведомо откуда взявшемся походном раскладном стульчике, пустыми глазами глядя на поле, где все еще вяло и неуклюже строились в шеренги конные и пешие, потерявшие коней, где сидели на земле раненые и наводили порядок с лошадьми - те, кто узнал свою, тут же, не мешкая, предъявляли на нее права. Рядом, как истукан, торчал Гарайла - с застывшим лицом, уже давным-давно переставший извергать потоки самой изощренной ругани, на какую способны только конногвардейцы.
     Дело происходило еще на горротской территории, лигах в двадцати от границы. Небо было голубым, безукоризненно чистым - ни единого облачка - на нем так и не появилось более не то что одной-единственной летающей скалы, но даже камешка. И все равно люди то и дело косились в ту сторону, откуда пришлось спасаться в паническом бегстве.
     Время от времени к Гарайле подбегали порученцы, рапортовали что-то, и он тихонько передавал содержание Сварогу. Нельзя сказать, чтобы повторилось что-то подобное Тиморейской резне - по первым, приблизительным подсчетам под обрушившимися с неба камнями погибла примерно половина людей и лошадей. Но все равно это был натуральнейший разгром - Сварог видел лица солдат и понимал, что сейчас нет на свете силы, нет авторитета, способных повернуть их обратно, в сторону столь торопливо оставленного города. То, что случилось, было выше человеческих сил. Оставалось навести некоторое подобие порядка, кое-как построить уцелевших - и уходить на свою территорию. У него темнело в глазах от стыда и унижения, но он уже опамятовался, пришел в себя и прекрасно понимал, что ничего больше сделать не может.
     Га