неносец, не забыли? Не дам вам разбиться, и не надейтесь.
     Хотя Сварог не был железно уверен в том, что обещанный фокус у него выйдет как надо, случись Рошалю действительно сорваться с доски, но он постарался не выдать голосом сомнений. И ободряющие слова подействовали, охранитель заметно успокоился. Вот она, господа правдолюбы, неоспоримая польза лжи...
     А ложь, между прочим, далась Сварогу не без труда еще и оттого, что он определенно ощущал некий неуют, глядя на этот провал и мостик над провалом. На сердце было неспокойно. Или это он сам себя разбередил думами о предсказаниях колдуньи?..
     - В путь, - юноша Элом ступил на доску первым. И, явно рисуясь, бегом перебрался на соседнюю крышу. Его верная подруга, хоть и не бежала по доске, однако справилась с задачей не менее ловко.
     Настала очередь Рошаля. Охранитель ступил на доску, будто на эшафот. Было видно, как дрожат его ноги. Но он пересилил себя и пошел, разбросав руки в стороны. Голову он держал высоко поднятой, чтоб - не приведи Тарос - взгляд нечаянно не соскользнул вниз. Главное, что он не останавливался, хуже нет в таких случаях остановиться - вот тогда тебя и впрямь закачает, ноги сделаются ватными и с пяток до макушки пронзит страх...
     Фу, все, камень с души: Рошаль добрался до соседней крыши, машет оттуда рукой. Значит, смутного происхождения беспокойство разыгралось на пустом месте.
     Сварог шел последним. Уж в себе он не сомневался. Задачка - не задачка. В десантную бытность гоняли их и не через такие препятствия. Сварог даже бросил взгляд вниз - так, исключительно из мальчишеской бравады. Внизу, между врастающими в землю домами, пролегала небольшая улочка, по которой передвигались немногочисленные люди-лилипуты и проезжала сейчас лишь одна крохотная машина.
     Голова не закружилась, ноги не подкосились, вестибулярный аппарат не дал осечек, - короче говоря, рефлексы в порядке. Он поднял голову... Соседней крыши не было. А был вагон.
     Серые с белой верхушкой спинки кресел проплывали мимо, и ему вслед глядели те, кто сидел в этих креслах. Какие-то люди, что ли... Он шел не по доске, перекинутой с крыши на крышу, а по серой ковровой дорожке, проложенной вдоль вагона. Дорожка безукоризненно точно вывела его к дверям, целиком прозрачным, сверху донизу.
     Он оглянулся. Сзади - все в тумане, смытые очертания то ли кресел и существ в креслах, то ли все-таки крыши, ветряков и неба над ними. Но назад хода нет - это очевидно. Потому что от него как раз и хотят, чтобы он повернул назад.
     Сварог взялся за дверную ручку и, понимая как-то, каким-то непронумерованным чувством, что ничего у него не получится, попытался повернуть. Ничего и не получилось - створки словно срослись, остались издевательски прозрачной монолитной стеной. Он усилил нажим, но дверные половины не расходились, не выпускали его.
     В стекле смутно, смазано отражались предметы за его спиной. И в этом отраженном мире из кресел первого ряда выросла тень, метнулась к нему. Темный силуэт возник за спиной, надвинулся. Высокое, грузное и тяжело дышащее прижало Сварога к двери, расплющило щекой о стекло, заставило разбросать руки в разные стороны.
     Лишающий воли страх пронзил клетки его тела, все до единой. Страшно было посмотреть назад, пошевелиться, дышать...
     Сварог почувствовал, как в волосы заползли пальцы, прошлись от затылка к макушке. В лишившемся звуков пространстве раздался гулкий щелчок. Следом - тихое монотонное шипение. И он то ли увидел в отражениях дверей, то ли догадался, не видя: со спины к его волосам подносили крохотное пламя зажигалки. Послышалось потрескивание, в ноздри ударило паленым. Тошнотворная вонь, треск горящего волоса, а по позвоночнику бегут теплые волны... наслаждения. Смесь омерзения и какого-то противоестественного сладострастного томления...
     Его опутывали магической паутиной какой-то незнакомой, иной природы. Рассчитывали, что он будет не готов к такой внезапной атаке. И он оказался не готов.
     Ясно, чего добиваются - сломать. Чтобы он перестал сопротивляться, чтобы воля ушла, как вода из разбитого кувшина... А вот хрена вам!
     Сварог обернулся. И ничего это не дало. Мир, в котором он оказался, тоже развернулся вокруг своей оси. То тяжело дышащее, сопящее, придавливающее к дверям, подносящее огонь к его волосам, осталось по-прежнему за спиной... И это враз его успокоило. Он никуда не перенесся. Он по-прежнему на крыше. Это наваждение. Всего лишь наваждение. Представление. И бить надо тем же самым...
     Сварог сосредоточился, представил в своей руке Доран-ан-Тег. И - почувствовал, что ладонь сжимает рукоять верного топора. Развернулся, взмахивая Дораном. Все, что было сзади, отлетело прочь, смешалось, рассыпалось. Был вагон, и нет вагона - только какие-то серые клочья растворяются в воздухе. Под ногами снова доска, а под нею - провал, и далеко внизу перемещаются люди-лилипуты... А вот впереди еще оставались двери. Сварог снова взмахнул иллюзорным топором, и иллюзия вагонных дверей беззвучно раскололась на две половины, которые тут же как водой вымыло из реальности. А вместе с дверями пропал и Доран-ан-Тег.
     - Что это вы там выделывали? - голос Рошаля.
     - Я же тебе говорил вниз не смотреть! - его хлопали по спине и трясли за плечо.
     - Почти взрослый человек, а ведешь себя как ребенок! - к первому голосу добавился сердитый девичий голосок.
     Сварог тряхнул головой, приходя в себя. Поднес руку к волосам. Все в порядке - значит, это в самом деле было лишь наваждение, и не более того. Но каково... Ладно, проехали. Над причинами и мотивами гадать бессмысленно. В уме ответ на такие вопросы не найдешь. Потому - забыли до поры до времени. Сейчас имеются другие, более приземленные задачи.
     В здание музея они попали довольно-таки своеобразным образом: среди ветряков располагался купол из толстого темно-синего стекла, утопленный по самую вершину до уровня крыши, по этому-то стеклянному склону они и съехали к основанию купола, аккурат к небольшому металлическому люку.
     - Это для мойщиков окон, - пояснил юноша Элом. - И они люк никогда не запирают.
     - Вы, наверное, не догадались, а это верхушка Шара Мироздания, - добавила девушка. - Естественный свет, проходящий сквозь стекло, создает эффект "небесной глубины"... Ты не знал?
     - Не-а, - привычно односложно отозвался Сварог, подумав, что весьма полезно было бы побродить по музею истории Короны...
     Сперва спускались узкими металлическими лестницами, проложенными по стенам шахты, в которой помещался этот пресловутый Шар Мироздания, потом спускались по служебной лестнице. В одну из приоткрытых дверей Сварог углядел любопытную экспозицию: членистые железные монстры высотой под потолок, неуклюжие, растопыренные, косо-дырчатые. Не иначе, сие есть первые механизмы здешней техноцивилизации. Музей готовит выставку, которая будет называться как-нибудь вроде: "Заря технической мысли" или "Первые шаги прогресса по Короне".
     Навстречу попалась группа тяжело сопящих грузчиков, перекатом поднимающих вверх по ступеням каретное колесо, по меньшей мере раза в три превышающее колесо обыкновенное. Колесо, ежели это часть новой экспозиции, не поместилось, видимо, в лифт, вот и приходилось ребяткам корячиться...
     Они вышли наружу не через центральный вход, а через служебный, и попали не на шумную улицу, а в довольно-таки захламленный музейный двор, откуда, наверное, подвозят новые экспонаты Взгляд успел зацепить пестрые граффити на стенах - как обыкновеннейшие, по обыкновению все граффити посвященные проблемам половой жизни во всех ее проявлениях, так и примечательные: "Визари жив", "Визари с нами", "Дави Каскад"...
     Подворотня вывела их на широкую, забитую людьми и мобилями улицу, и здесь Сварог и Рошаль распрощались со студентами.
     - На будущее, ребята, - сказал Рошаль. - Не доверяйте случайным людям. Сегодня вам встретились мы, а завтра на нашем месте окажутся переодетые абагоны, и вам не поздоровится.
     Да уж, Рошаль знал, что говорил...
     - Хорошо! - беззаботно рассмеялся юноша, и, помахав на прощанье, парочка скрылась в толпе.
     - Неблагородно, конечно, но нужда заставила, - когда студенты отдалились, Сварог разжал ладонь и показал Рошалю круглую монету с цифрой "10". Подбросил на ладони - монета перевернулась, на реверсе был изображен гриффон. - Выпала из кармана нашего юного друга, когда он убирал доску. А я ее присвоил. Сейчас вернемся в тихий музейный дворик, где я совершу одно из самых тяжких государственных преступлений - незаконное изготовление денег. А то разгуливаем и без документов, и без денег, как какие-то бродяги, право. Интересно, что можно приобрести на этот червонец.
     - Надо было с ними увязаться, - нахмурился Рошаль. - Выдали бы себя за провинциалов, а они нам рассказали бы массу полезного...
     - У нас задача - выйти на Иных, - напомнил Сварог. - Сиречь на пресловутого Визари, не забыли? А эта детвора нам не поможет. Тут поможет... Вот скажите мне, охранитель короны, как бы вы искали подпольщиков в чужом городе? Учитывая, что в это поместье, как его, Васс-Родонт, нам сейчас соваться...
     Раздался жуткий, пронзительный крик. Они обернулись. Что-то большое, ослепительно блестящее пронеслось сверху вниз, и падение закончилось оглушительным и удивительно чистым звоном.
     - Пресветлый Тарос! - вырвалось у Рошаля. Сварог лишь скрежетнул зубами и глухо выматерился. Прохожие бросились врассыпную, открывая взгляду пятачок тротуара, на котором остались всего два человека. А случилось немыслимое и невозможное, в голове не укладывающееся. Почти витринного размера оконное стекло черт знает почему вдруг вывалилось из рамы, спланировало со второго этажа и как гильотиной перерезало шею юноше Элому. Голова, с которой так и не сошла беззаботная улыбка, лежала в стеклянном крошеве, забрызганном красными каплями. Девушка по имени Элора опустилась рядом на колени, прямо на осколки, коснулась головы дрожащими пальцами... А потом страшно, истошно закричала.
     Сварог и Рошаль потрясение молчали, место трагедии постепенно заслонили спины смыкающих круг людей.
     - С ними, говорите, надо было пойти? - мрачно сказал Сварог и с силой сжал монету в кулаке. - Быстро уходим отсюда!
     Ему вдруг пришло на ум, что за последний час погиб уже второй человек, с которым их сводила судьба. И это все меньше и меньше походило на случайность...

Глава девятая
ХЛЕБ И ЗРЕЛИЩА

     Народу набралось ползала. Большинство сидело в середине, влюбленные парочки устроились сзади, а Сварог и Рошаль расположились сбоку, подальше от любых соседей.
     Одна и та же мысль возникла одновременно у обоих, когда они увидели афишу и мерцающий электрическими огнями вход, но высказал ее Рошаль:
     - По-моему, вот удобное место, чтобы переждать облаву. Если не ошибаюсь, это театр.
     На афише длинноволосый мачо, со шпагой в одной руке и кинжалом в другой, смотрел на прохожих тяжелым взглядом "Граница на замке". По шпаге пробегали синие всполохи искр, к его ногам жалась полуголая пышногрудая девица в растерзанном коротком платьишке, а на заднем плане вырастали очертания зловещего замка с ярким огоньком, горящим на шпиле - совсем как звезда на Кремлевской башне. Действо называлось "В объятьях Иного Зла" и даже имело подзаголовок - как это, слоган, что ли? - "Когда попраны все законы, остается закон чести"... И все же мастер Рошаль ошибался - это был не театр. Сварог прочел мелкий текст на афише: "оператор... постановщик трюковых съемок... монтаж... продолжительность..." Но охранителю подобная ошибка была простительна - откуда он мог знать о существовании такого чуда, как синематограф. Движущиеся картинки - вот будет сюрприз для старика...
     - Опять же, - продолжал Рошаль, - не лишним будет наконец-то поближе познакомиться с местной жизнью. Обычаи, нравы, география, план города. Дабы не попасть впросак на ровном месте. Спокойно изучим ваши книжицы, к тому же из представления, я полагаю, тоже что-нибудь почерпнем.
     К этому времени в кармашке на поясе у Сварога уже бренчало энное количество местных червонцев - пришлось немножко поколдовать в безлюдном дворике. В результате перед Сварогом выросла горка монет с гриффоном на реверсе, а стена, возле которой все это происходило, покрылась инеем. Что касается книжиц, о которых упомянул Рошаль - лежали таковые в кармане Сварогова плаща. Книжицы он приобрел на уличном лотке, расплатившись свежеизготовленными "червонцами", - справочник под названием "Столица Короны - жемчужина мира", иллюстрированное пособие для дремучих провинциалов, и жутко дорогая "Энциклопедия моды и установления этикета".
     Билеты в кино стоили гораздо дешевле книг, на два билета ушел всего-то один "червонец". Поэтому Сварогу не пришлось уединяться, допустим, в туалетной кабинке и доколдовывать деньги, дабы купить себе и Рошалю по плитке ледяного шоколада. Конечно, совсем не лишне было бы перекусить как следует, но ресторанчика, кафе или на худой конец буфета при кинотеатре не было. Зато стояло там сям несколько пресловутых загадочных ящиков, таких же, как и в холле многоэтажного здания. И наконец-то Сварог установил назначение хотя бы одного из них.
     К невысокой тумбе подошел господин в плаще, расшитым восьмиконечными звездами, откинул крышку, бросил в прорезь монету, затем достал откуда-то из-под плаща гремящие, как погремушки, опутанные шнуром деревянные причиндалы, вставил в разъем на ящике вилку, поднес к уху один раструб, ко рту поднес другой и принялся разговаривать. Первыми его словами было:
     - Подданный Короны Олми-Арч, "черная лилия в белом квадрате". Прошу соединить с подданной Короны Донорой-Отар, "замерзшая ветвь мимозы".
     Во как! Получается у них тут и телефонная связь имеется. Богато живут, декаденты! Только, пожалуй, несколько перемудрили они со сложностями связи. Хотя... так гораздо легче проконтролировать любой телефонный звонок, а тут еще абонент вынужден называть себя, называть того, кому звонит, - одним словом, спецслужбы в иных местах могли бы позавидовать таким возможностям.
     На просмотр ленты приглашали не тремя оглушительными звонками, а весьма своеобразным способом. По фойе ходил человек с шарманкой, обклеенной портретами, не иначе, здешних кинозвезд, и крутил ручку, загоняя зрителей в зал разудалым маршевым ритмом.
     Перед началом сеанса на сцену вышли четверо, выстроились в ряд на белом фоне экрана Двое мужчин, молодой и в возрасте, и две женщины, одна лет двадцати, другая лет сорока. Поклонились. Все четверо держали в руках свернутые в трубку листы бумаги.
     - Достославные жители Вардрона, обитатели Короны и гости метрополии! Прошу внимания ваших глаз и благосклонности ваших ушей, - высокопарно сказал, выдвинувшись вперед, мужчина с пышными бакенбардами. - Иоти-Морр, Эгой-Кион, Виско-Брабант и я, старшина квартета голосов Илар-Игольг, готовы служить вам и принять от вас по заслугам нашим. Засим позвольте сойти с пути луча и открыть для вас час удовольствий... Ага, ну конечно. Сварог уже догадался, кого представляют почтенной публике - чтецов, которые будут озвучивать немой фильм, по бумажкам произнося реплики артистов. Отсюда и эта парность "старый - молодой": один отвечает за персонажей помоложе, другой - за голоса людей в возрасте. "А вот интересно, - подумалось Сварогу, - есть у них в артели умелец-имитатор? Кто сможет нам изобразить, скажем, крик петуха, звон разбившейся посуды, скрип половиц, лязг мечей и так далее?.."
     Помнится, у них в десантном полку был среди срочников такой талант. Именно благодаря таланту и не вылезал с гауптвахты. Любил, понимаешь ли, охальник разыгрывать ротных офицеров, разговаривая с ними по телефону голосами вышестоящих начальников. А когда однажды он голосом министра обороны маршала Соколова разнес в пух и прах чем-то насолившего ему замполита, после чего последнего с сердечным приступом доставили в санчасть, артиста этого чуть не закатали в дисциплинарный батальон. Спас командир полка, которому позарез нужны были боевые эстрадные единицы для успешных выступлений на смотрах воинской самодеятельности...
     Четверка спустилась со сцены и расселась в некоем подобии оркестровой ямы. Кстати, тут же нашел себе место и маленький оркестрик, состоявший из гитары, скрипки и барабана. Свет медленно померк, и тут Сварог вспомнил реакцию публики на премьеру первого фильма Люмьеров - тот, что про прибытие поезда, - наклонился к Рошалю и быстро прошептал:
     - Умоляю, масграм, ведите себя пристойно. С места не вскакивайте, не охайте и не хватайте меня за одежду. Просто старайтесь получить удовольствие... Прелюбопытное зрелище, доложу я вам...
     Ответ Рошаля заглушил оркестрик, грянувший вступление, но охранитель высказался в том смысле, что, мол, поразить его чем-либо уже сложно.
     Тем временем над головой затрещал проектор, и на экране замелькали первые кадры.
     И в самом деле - наверное, окажись Рошаль в кино сразу после Гаэдаро, удивлению его не было бы предела, пришлось бы долго убеждать мастера охранителя, что магия тут ни при чем, что все это творение рук человеческих. Однако после того, что видел и претерпел Гор Рошаль на долгом пути из Гаэдаро до Короны, его и в самом деле удивить было трудновато - будь то телефон, автомобиль или кинематограф. Рошаль воспринимал очередное чудо как еще один пункт в длинном перечне технических новинок и сейчас впервые в жизни смотрел кинофильм без всякого выражения на лице.
     Удивительно, но на первых минутах просмотра охранителю, не имеющему возможности сравнивать, вернее всего, приходилось даже несколько комфортней, чем Сварогу. Сварог первые минут десять никак не мог привыкнуть к сопровождению немого, черно-белого подергивающегося и чуть убыстренного изображения живыми голосами, звучавшими всего-то через несколько рядов от тебя. А тут еще голоса не всегда попадали в движение губ, чтецы то и дело отставали от персонажей и потом торопливо наверстывали текст. И непрерывно - то тише, то громче - звучала музыка: оркестрик целиком или соло на одном из инструментов. Все это на первых порах отвлекало от вдумчивого просмотра. Ладно хоть фильм попался не заумный, не для снобов, а вполне китчевый... и даже наводящий на определенные размышления.
     Сюжетец фильма был незамысловатый, так сказать - легко усвояемый. Дело заключалось в следующем. Маг со знакомым Визари вел войну против существующего порядка. Целью мага было посеять среди людей смуту и безверие, ввергнуть мир в хаос и в конечном счете сделаться единоличным правителем мира. Визари поклонялся какому-то гнусному шестирукому и обезьноподобному божеству, имени которого упорно не называл, а обращался к нему "О Величайший и Злотворящий". Божество наделяло Визари магической силой, а в ответ требовало человеческих жертвоприношений. К тому же все отправляемые магические ритуалы были построены на крови, так что крови постоянно не хватало. Маг обитал на каком-то скалистом острове, таинственном и мрачном, и оттуда ежедневно его слуги на аэропилах, похожих на хищных птиц, разлетались в поисках новой крови во все концы планеты. Похищенных мужчин убивали на алтарях для жертвоприношений, женщин же заточали в подземелье, где они рожали детей от слуг мага Визари. Младенцев у матерей, разумеется, отнимали и тоже приносили в жертву ненасытному божеству.
     Как раз сейчас шла сцена, где одна из очаровательных пленниц в подземной келье возлежала на роскошной кровати, под воздушным одеялом, с одним из мускулистых слуг мага - которого сумела в себя влюбить.
     - У нас еще есть месяцев пять. Потом тебя должны будут... ты сама знаешь, - с пафосом говорил мужчина, и его рука перебирала ее длинные русые волосы.
     - И я больше не увижу своего ребенка, - рыдала несчастная узница - впрочем, достаточно аккуратно, чтобы не поплыла щедро наложенная косметика. - И тебя я больше не увижу!..
     - А я твоего малыша не увижу вообще никогда!
     - Ты знаешь, я бы отдала руку или почку, даже то и другое и половину сердца, за то, чтобы вырваться из этого кошмара и пускай недолго, пускай совсем чуть-чуть, пожить по-ч