кое оружие, холодное или огнестрельное,  покинувшее
мастерскую под этим небом,  под  этим  солнцем,  не  сможет  причинить  ей
вреда". Ну, где тут каверза? О сильванском оружии и речи быть не  может  -
Сильвана освещена тем же солнцем. А оружия гномов уже три тысячи лет никто
не видел и не держал в руках, оно сгинуло вместе с гномами. Не  говоря  уж
об оружии с Диори - каковое, впрочем, изготовлено было и под этим солнцем,
и под этим небом...
     Они выехали на широкую Морскую площадь,  почти  идеальным  полукругом
примыкавшую к Адмиральской улице. И добрую половину дуги этого  полукружья
занимало Адмиралтейство - громада в  семь  этажей  из  коричневого  камня,
стрельчатые окна, темно-красная черепица, по углам  две  круглые  башни  с
острыми конусами крыш, шпили увенчаны золотыми фрегатами, а  меж  башнями,
по кромке кровли -  шеренга  позеленевших  медных  статуй,  мифологических
фигур вроде Морского  Коня,  Тюленьего  Короля  и  Жемчуголова.  Правее  -
квадратное возвышение, Камень Глашатаев,  откуда  до  сих  пор  возглашали
порой важнейшие новости и королевские  указы.  Сейчас  с  протянутого  меж
башнями каната свисали длинные морские вымпелы, их  разноцветье  и  подбор
определенно что-то значили, но Сварог не умел их читать.  Люди  в  поисках
лучшего местечка для обозрения поднялись  даже  на  нижние  ступени  Камня
Глашатаев (на сам камень, понятно, никто не осмелился забраться,  это  при
любых праздниках воспрещалось).
     - Что вас беспокоит?
     -  Предсказания,  -  медленно  сказал  Сварог.  -  Точнее,  форма  их
изложения - таящая, как  я  успел  убедиться,  каверзы  и  лазейки.  Может
отыскаться оружие, может... Правда, оно уже дважды было  применено  против
принцессы, но вреда не причинило, так что можно бы и  успокоиться.  И  все
же... Почему ваш  астролог  не  написал  просто:  "Смерть  ее  никогда  не
последует от оружия"?
     - У астрологии свои законы изложения, как в поэзии. И я не большой их
знаток,  мне  достаточно  помнить,  что  Антакайд  никогда  не   ошибался.
Успокойтесь. Нет причины...
     - Есть причина! - почти крикнул Сварог. - Есть, понимаете вы?
     - Возьмите себя в руки. На нас обращают внимание ликторы...
     -  Пошли  они...  -  сказал  Сварог  грубо.   Ощущение   мучительного
неудобства, тупой тревоги в сердце не проходило. -  Посмеетесь  потом  над
моими глупыми страхами, разрешаю. Уводим кортеж на галопе. Во дворец.
     И, видя, что  адмирал  колеблется,  пустил  коня  рысью,  не  пытаясь
разобраться вдумчиво в своих смутных и непонятных страхах, догоняя  Делию,
чтобы схватить ее коня под уздцы и дать своему шпоры, не объясняя  причин.
На скаку выбросил вверх руку, дважды  разжал  стиснутые  в  кулак  пальцы,
подавая своим сигнал тревоги. Как бы ни удивились, препятствовать никто не
посмеет, Делия не разучилась еще  сначала  повиноваться  его  командам,  а
потом спрашивать...
     Белая дымная полоса,  завиваясь  спиралью,  метнулась  ему  наперерез
высоко над головами толпы, чертя синусоиду, снижаясь,  неотвратимо  выходя
на прямую, и он вонзил шпоры в конские бока, бросил  гнедого  вперед,  уже
различая обострившимся взглядом черную остроконечную палочку,  исторгавшую
этот дым, спеша заслонить Делию, остановить мгновение, вернуть время назад
- и понимая в секундном промельке трезвого расчета, что никому  еще  этого
не удавалось...
     Яркая  вспышка,  и  мгновенно  взметнувшееся  туманно-чадное  облачко
заволокло Делию. Сварог натянул поводья - так, что конь взвился на дыбы  и
едва не рухнул, сбившись с аллюра. Слетел на  брусчатку,  схватил  широкий
синий повод, жесткий от золотых блях и нашитых лилий.
     Делия соскользнула с седла ему на  руки,  от  неожиданной  тяжести  и
рывка он не удержал равновесия и упал, завалился спиной вперед, осмысленно
и умело рухнув так, чтобы смягчить для нее падение собственным телом. И по
тому, как безвольно мотнулось ее тело, уже знал, что дело плохо. А  потом,
когда встал на колени, поддерживая девушку, хватило одного взгляда. Похуже
разрывной пули. Ладони мгновенно стали влажными и липкими. На алом кровь -
черная... Глядя поверх ее плеча, видел, что  под  самой  крышей  одной  из
башен Адмиралтейства еще тает, расплывается тугое  белое  облачко,  видел,
как подбегает Леверлин, на себя не похожий из-за перекосившей лицо  жуткой
судороги, а остальные, оставшись в седлах, смыкают тесное кольцо, заслоняя
от всего окружающего.
     Опомнился. Стараясь изгнать, вытолкнуть из сознания  все  посторонние
мысли, отгородиться от  заполошного  конского  топота  и  криков,  наложил
ладони на ужасную рану, зажмурился, закинул голову, повторяя про себя  все
нужные слова, и снова, стараясь не сбиться,  беззвучно  шевеля  губами,  с
заходящимся в смертной тоске сердцем.
     Не почувствовав под ладонями ни  малейшего  движения,  открыл  глаза.
Делия лежала неподвижно, золотые локоны разметались по грязной  брусчатке,
лицо было совершенно спокойным, а в глазах отражалось небо.  И  он  понял,
что бессилен. Этой разновидности оружия обучавшие его азам  врачевания  не
предусмотрели, потому что не знали о существовании такого. Не уберег. Спас
от всего, а теперь вот не уберег.
     Грузно поднялся и стоял, цепляясь за высокую луку седла, - конь Делии
послушно остался на месте. Остановившимся  взглядом  смотрел,  как  сквозь
раздавшуюся толпу несутся к Адмиралтейству ликторы, как  ловят  его  коня,
как мечутся люди, как гвардейцы, сами ничего  не  соображая,  то  отжимают
зевак мушкетами, держа их перед грудью обеими руками, то озираются, тщетно
ожидая ясных приказов.  И  Сварогу  хотелось  кого-нибудь  убить.  Поискал
бешеным взглядом Амонда, увидел Мару и осознал, что она,  еще  не  понимая
всего, моментально пресечет любую его безумную выходку.
     И обмяк, словно выдернули некую жилочку, на которой все и  держалось.
Впустил происшедшее в сознание. Вновь смог  думать,  а  не  просто  кипеть
тупой ненавистью, но боль оказалась столь огромной, что переросла в  вялую
отрешенность.  Такое  случается,  и  не  обязательно  на  войне,  сознание
заключает боль куда-то в дальний уголок - но жизнь у боли долгая...
     Когда к нему почтительно подвели пойманного гнедого, он не сразу  сел
в седло. Старательно вытирал руки, скомкав протянутый кем-то большой синий
платок. Там, где лежала Делия и стоял рядом с ней на коленях Леверлин, уже
не протолкнуться было от нахлынувших царедворцев, сплошь накидки с гербами
и златотканые плащи придворных чинов -  но  все  стояли  недвижно,  словно
окаменев.  Сварог  вспомнил,  что  на  его  глазах  произошло   еще   одно
историческое событие - династия Баргов пресеклась. Король еще жив, но вряд
ли успеет за отведенное ему  время  жениться  и  озаботиться  продолжением
рода. Новые земли оказались решительно  не  ко  времени.  И  предсказанная
Делией война все-таки разразится. Кто-нибудь ее обязательно развяжет, даже
если Ронеро с исчезновением династии погрязнет во внутренних распрях и  не
примет участия, упоенно драться будут другие. Бесхозные  земли  возбуждают
еще сильнее, чем слабо защищенные.
     У парадного  подъезда  Адмиралтейства  все  еще  продолжалась  суета,
мелькали ликторы, подъезжали новые всадники, со стороны дворца  показались
шеренги малиновых драгун. Кто-то уже распоряжался энергично  и  толково  -
гвардейцы выстраивали цепи на прежних местах, из-под  арки  Адмиралтейства
вылетели платунги конной полиции, быстро, привычно оттесняя толпу  крупами
обученных коней. Толпа отошла после первого шока, еще бурлила, колыхалась,
но хаос и панику удалось погасить. Вокруг того места,  где  стоял  Сварог,
вокруг Делии, придворных, Странной Компании все  теснее  сжималось  кольцо
бдительно  поигрывавших  мечами  конногвардейцев,  хотя   это   было   уже
совершенно ни к чему.
     Сварог завертел головой.
     - Адмирал уехал, - тихо сказала Мара, наклоняясь к нему с седла.  Она
была бледна, и на лице четко проступили веснушки. - И правильно  сделал  -
не велика удаль подставлять лоб под твой топор... Что у вас  с  ним  такое
вышло?
     Сварог молча вставил ногу в стремя, сел в  седло.  Направил  коня  на
гвардейцев, и драгуны  торопливо  разомкнулись.  Он  ехал  прямо  к  Камню
Глашатаев, и  толпа  расступалась  в  совершеннейшем  молчании,  и  кто-то
неотступно сопровождал его верхом, но он так и не обернулся за  все  время
оказавшегося невероятно  длинным  пути.  Поводья  липли  к  рукам,  гнедой
выгибал шею и фыркал, чуя кровь, перед Камнем он  слегка  заартачился,  но
быстро покорился и осторожно зашагал вверх по низким широким ступеням.
     Камень был всего уардов трех в высоту, но с самого верха,  да  еще  с
седла, с высокого коня, площадь  открывалась  взгляду  целиком,  до  самых
отдаленных уголков, - море голов в  разнообразнейших  шляпах,  разноцветье
мундиров,  повсюду  флаги,  вымпелы,  гирлянды  цветов  и  ярких  бумажных
фонариков. Украшения эти вмиг стали ненужными и  нелепыми,  но  никто  их,
конечно,   не   успел   еще   убрать.   И   тишина,   медленными   волнами
распространявшаяся все дальше.
     Когда эта тишина, молчаливое ожидание  и  тысячи  глупо  вытаращенных
глаз стали невыносимыми, он поднялся на стременах. Хотелось сказать что-то
большое и важное, но у него  не  было  слов,  он  никак  не  мог  отыскать
достойные слова. А если они были,  значительные  и  ценные,  их  никак  не
годилось орать во весь голос перед замершей толпой.
     И он закричал, не в силах избавиться от впечатления, будто обращается
к кому-то одному:
     -  Я,  лорд  Сварог,  граф  Гэйр,  король  Хелльстада,  объявляю  три
королевства своим безраздельным и неотъемлемым владением, каковое  намерен
защищать от любого, дерзнувшего посягнуть на мои земли  огнем  ли,  сталью
или дерзкой стопой!



                         16. ПРЕДПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА

     Сварог сидел на широком парапете, покачивал ногой и смотрел на  реку,
непривычно пустынную для этой поры дня. Мара сидела  тут  же,  смотрела  в
другую сторону и развлекалась от души - выбирала из горсти  медной  мелочи
монетку и, не прицеливаясь, запускала  в  кого-нибудь  из  благопристойных
горожан, чинно гулявших по набережной неподалеку, неизменно попадая то  по
кончику носа, то по уху. Задетый невольно вздрагивал, щурился от боли,  но
продолжал променад, притворяясь, будто ничего не  произошло  вовсе,  а  на
парапете никто и не сидит. Обижаться ему не полагалось по службе -  добрых
три четверти  гуляющего  благонравного  народа  были  тихарями  из  тайной
полиции, приставленными  к  Сварогу  для  пущего  бережения.  А  остальные
наверняка - иностранные  шпионы,  отнюдь  не  оставившие  своим  вниманием
новоиспеченного короля, пусть и не состоящего в Виглафском Ковенанте.
     Эта  сюрреалистическая  пастораль  продолжалась  довольно   долго   -
терпение у Мары было железное, и она маялась от безделья, а господа шпики,
как ни проклинали про себя судьбу, сойти с дежурства не могли.
     - Двадцать четыре, - сказала Мара.
     - Что?
     - Я их считаю. Для разминки.  Трое,  скорее  всего,  были  случайными
прохожими, должны же и такие тут  оказаться?  Но  за  две  дюжины  тихарей
ручаюсь. Сейчас пойду по второму кругу. Дай мелочи, у меня кончается.
     - Уймись, - сказал Сварог беззлобно. - Люди на работе.
     И посмотрел в сторону Монфокона. Оттуда несколькими потоками  тянулся
над городом тяжелый черный дым, и, если приглядеться  как  следует,  можно
было различить крохотные языки огня  и  отблески  косых  лучей  заходящего
солнца на парадно начищенных алебардах и наконечниках копий.  Историческую
виселицу застилал дым, и рассмотреть ее  не  удавалось,  да  Сварог  и  не
стремился. Король правил кровавую тризну, все изловленные к  тому  времени
адепты "Черной благодати" прощались с жизнью, и почти  каждый  -  довольно
медленно.
     - Адмирал катит, - объявила Мара и к превеликому  облегчению  тихарей
ссыпала оставшиеся медяки в карман.
     Амонд подъехал один. Шпики старательно сделали вид, что знать его  не
знают. На сей раз старик был без формы,  в  темном  дворянском  платье,  с
белой траурной лентой на шляпе.  Он  небрежно  бросил  поводья  одному  из
топтунов, подошел к Сварогу и встал у парапета, заложив большие пальцы  за
пояс. Сварог, не переменив позы, исподлобья смотрел на него.
     - Там, в башне, ничего не нашли, -  сказал  адмирал.  -  Более  того,
окно, на которое указывают все достойные доверия очевидцы, и не окно вовсе
- это вентиляционный проем размером с тарелку, и ведет он  на  чердачок  в
полчеловеческого  роста  высотой.  Когда-то  его  специально  сделали  для
голубей - тогдашний морской министр их  любил.  Попасть  туда  изнутри,  с
винтовой лестницы, невозможно - стена сплошная.
     - Значит, где-то есть потайной ход.
     - Но ни один человек не пролезет...
     - Пролезет, если человек размером с мизинец, - сказал Сварог.
     - О чем вы?
     - Это моя забота, - сказал Сварог. - Раз  вы  не  знаете,  ничем  мне
помочь не сможете. И не будем об этом. У вас ко мне дело или?
     - Я не хочу, чтобы вы считали, будто она погибла из-за меня.  Король,
узнав об обстоятельствах ее смерти, держался почти так же, как  вы  только
что. Он тоже знает что-то, чего не знаю я, и  ее  смерть  для  него  -  не
загадка. Страшная трагедия, но не загадка. Признаться, я впервые  в  жизни
был на волосок от смерти не в море, а во дворце. Он махал  мечом  и  орал,
что зарубит меня и застрелится сам,  что  это  мы  ее  убили,  отправив  в
Хелльстад. К счастью, он умеет  сдерживать  гнев  -  хотя,  с  прискорбием
должен  заметить,   на   этот   раз   его   заставила   бросить   меч   не
рассудительность,  а  далеко  зашедшая  болезнь  и   слабость,   так   что
трезвомыслие возвращалось медленно. И я сказал ему  то,  что  думал.  Могу
повторить вам то же самое. Либо виноваты мы все, либо не виноват никто,  а
третьего не дано. Если бы не появились вы, Серый Рыцарь, если бы Таверо не
получил от небес этого дара... Виновных так много, что нет ни одного.  Так
уж было угодно силам, с которыми нам не поспорить...
     - Я вас ни в чем не  обвиняю,  -  устало  сказал  Сварог.  -  Я  тоже
научился сдерживать гнев, ваше счастье, что не подвернулись на  площади...
Вы только за тем и приехали, чтобы рассказать, что не виноваты?
     - Нет. Король хочет вас видеть. Есть тайны...
     - А я не хочу. Вы,  быть  может,  и  не  поймете,  но  у  меня  такое
ощущение, будто кончилась моя юность. Я больше не бегу, сломя  голову,  на
слово "тайна". Я устал. Так и передайте королю. Да, добавьте еще, что там,
где предстоит мстить, я обойдусь без него. -  Он  чувствовал,  как  рот  и
пальцы сводит злой судорогой, но остановиться пока не мог. - Боже мой, там
все будет гореть до горизонта, если только отыщется горизонт...
     Амонд долго и внимательно  смотрел  на  него,  щуря  холодные  глаза.
Подъехала коляска тетки Чари, остановилась в стороне.
     - Простите, меня ждут, - сказал Сварог нетерпеливо.
     - До встречи, - адмирал коротко поклонился и, почти не сгибая  колен,
зашагал к своему коню. Сварог подхватил топор в  чехле,  кожаный  мешок  с
застежкой, в каких носят бумаги стряпчие, вразвалочку подошел к коляске  и
сел. Следом запрыгнула Мара. Верзила в ливрее тряхнул  вожжами.  Продубить
так ему физиономию, несомненно, могло только море. Среди тихарей  возникло
оживление,  из  выходивших  на  набережную   улиц   мгновенно   показались
разнокалиберные экипажи, всадники, иные с оседланными лошадями в поводу  -
и не прошло и минуты, как следом тащилась целая процессия.  Местные  шпики
держались ближе, а иностранные агенты в силу деликатности своего положения
- в хвосте, конечно.
     - Вы не в студейские ли поступаете? - спросила тетка Чари, кивнув  на
мешок.
     - Отнюдь, - сказал  Сварог.  -  Наследство  Гискара.  Враги  долго  и
старательно выискивали его  тайный  порок,  но  никто  не  додумался,  что
протектор был заядлым книжником, что старательно и скрывал, ибо  несолидно
для его должности и стези... Как у вас дела?
     -  Кораблик  я  вам  нашла,  -  сообщила  тетка.  -  Очень  приличная
бригантина. Человек надежный, довезет со всем тщанием. А зачем,  это  вам?
Неужели от наместника улететь не можете?
     - Наследство - это куча бумаг, - сказал Сварог. - И нужно просмотреть
их хотя бы бегло, вдруг потом не будет времени... А где орлы?
     - Улетели орлы. Бони собрался незамедлительно свергать короля Арсара.
Успел набрать человек полсотни,  и  сплошь  такие  рожи,  что  я  за  него
спокойна, а на месте короля заранее бы повесилась. Граф поехал с ним,  оно
и понятно, для него сейчас нет лучше лекарства, кроме как позвенеть  мечом
вдоволь, снести парочку голов, самому получить протазаном по каске...  Тут
и мой капрал следом увязался - подозреваю, по тем же поводам. Очень уж ему
принцесса в душу запала, все пил и матерился, что не успел заслонить. Ну а
какого лешего Паколета с ними понесло, я уж и не знаю. За компанию, должно
быть, трудно было после всего взять да и остановиться. Совершенно не знал,
куда себя  приткнуть  -  воровать  дальше  как-то  смешно,  а  в  дворянах
непривычно...
     - Итак, вы у нас теперь  графиня?  -  Сварог  глянул  на  ее  руку  с
новеньким перстнем-короной. - На большее что, не расщедрились? Или вы сами
не зарывались?
     - Да как сказать, командир...  Понимаете,  такое  впечатление,  будто
король ничуть на вас и не обиделся, когда вы  те  земли  забрали  себе.  А
может, стремно показалось менять объявленную королевскую волю, кто его там
ведает... Одним словом, приехали за нами за всеми и повезли в  Королевский
Кабинет. Я-то, деревня, думала, это и впрямь кабинет, а там  целый  домина
на четыре этажа, куча королевских советников, а уж просто советников - тех
и вовсе, что грязи. И покатилось все, как  в  сказке:  кладут  перед  нами
грамоты на титулы, а самих титулов и не вписано.  Диктуйте,  говорят,  что
вам вписать - только, понятно, в принцы не  лезьте,  потому  как  это  уже
против правил. Ну, граф Леверлин туда вообще не ездил. Тоскует. И  вообще,
говорит, мои предки королям города дарили в старые времена...  Паколет  по
скромности отхватил маркиза, потом,  правда,  жалел,  что  продешевил.  Из
орденов повесили  на  него  Бирюзовую  Цепь  -  тоже  сам  выбирал,  орден
средненький, да понравился нашему щипачу, больно  уж,  говорит,  красивый.
Мой обормот почесал в затылке, надел на шею Алое Пламя и попросил  вписать
его в бароны. Я, сказал мне потом, человек раздумчивый, в грязи ползать не
люблю, но и на самый верх карабкаться смешно,  следует  держаться  золотой
середины... Зато с Бони был  сущий  цирк.  Крестьянин  наш,  прямая  душа,
наложил лапу ни более ни менее как на Алмазный  Венец,  выше  коего  и  не
бывает - с лентой, мечами и  подвесками.  Мне  это,  говорит,  для  вящего
авторитета необходимо, мне еще короля свергать, так что выглядеть я должен
соответственно. И по той же причине  зачислил  себя  в  герцоги.  Тамошние
золоченые шишки и ухом не повели, вписали в герцоги.  Доходит  очередь  до
меня. И начинаю я рассуждать в точности, как мой Шег, - ну что мне  делать
на самых верхах? Неуютно как-то. Хотела было в  баронессы,  да  вспомнила,
что деревня наша стояла на графской земле, я ведь из дворянских крестьян -
и так мне в детстве мечталось стать графиней... Пишите  графиней,  говорю.
Записали. Я вежливо интересуюсь: а нельзя  ли  мне  вместо  ваших  орденов
патент на чин флотского лейтенанта? Они на дыбы: у  нас  в  державе,  мол,
даме флотских чинов не полагается. Я им втолковываю:  флаг-капитанства  не
прошу, но экзамен на лейтенанта хоть сейчас  сдам,  не  отходя  от  стола,
поскольку есть кое-какой опыт морского плавания. Мы вам, говорят  они,  на
слово верим, госпожа графиня, но даму во флотские офицеры и сам король  не
решится произвести, потому что это против всех традиций и будет бунт.  Ну,
взяла я себе с горя Скипетр Морски