--  И  вы,   я  так  понимаю,  блестяще  совместили  личную   вражду  с
государственными  интересами?  -- усмехнулся  Сварог. -- Вы  бы  хоть  глаза
потупили, сокол  вы мой  тайный...  Ладно.  Меня  более всего  привлекает  и
интригует то, что вы,  несмотря на личную  вражду, все же высоко  оцениваете
его способности...
     -- Что же делать, если он ими обладает.
     -- Резонно, -- сказал Сварог. -- Принесите мне его дело...  нет, не все
целиком.  Составьте экстракт  о  прегрешениях, предельно краткий,  --  а вот
образцы его  творчества  мне нужны в  полном и всеобъемлющем  виде.  Сколько
времени вам понадобится?
     -- Минута, государь, -- министр полиции проворно  выхватил  из  кармана
записную  книжку,  черкнул  несколько  строк  карандашом,  вырвал  листок и,
приоткрыв  дверь,  подал его  кому-то, шепотом отдав  приказание. Вернулся к
столу, толстой плите синего стекла на  золотых  затейливых ножках.  -- Скоро
бумаги доставят...
     --  И  пошлите  за ним корабль, --  твердо  сказал  Сварог. -- Я сейчас
набросаю  повеление.  Просто-напросто помилование.  Ордена  и  чины пока что
возвращать  не  будем,  как  и  конфискованное,  --  пусть  сначала из  кожи
вывернется...  --  Он громко пришлепнул на сургуч  Малую королевскую печать,
протянул  листок министру.  -- Так, что  у нас со  списками? Ага... Вот что,
любезный мой Интагар... Я  тут немного подумал и решить  быть милостивым. Ну
зачем нам  нужно  непременно  казнить  этих  девятнадцать  человек,  имеющих
кое-какие основания  претендовать  на престол? Будем милосердны. Если  этого
так уж требуют интересы государства, можно сослать  их на тот же Стагар, там
они будут неопасны...
     -- Невозможно, государь, -- твердо сказал Интагар.
     -- Эх-то как понимать, милейший? --  грозно  поинтересовался Сварог. --
Моя королевская воля...
     --  Ваше величество,  еще ни  один  король, если не  считать  сказочных
персонажей, не научился воскрешать мертвых...  -- быстро прервал Интагар.  И
продолжал с невинным,  честным, ясным взглядом: -- Прискорбное недоразумение
произошло, государь, в ночь кончины короля Конгера.  Эти девятнадцать неделю
содержались  в крепости на том берегу реки, той ночью их решили  перевезти в
тюрьму Давут, уже  на  этом берегу... Погрузили на барку... Неопытный шкипер
посадил суденышко на камень -- есть там коварное местечко  с парой подводных
утесов,  опытные  капитаны его  обходят,  а  новички, да еще  подвыпившие...
Словом, барка затонула, ни один из девятнадцати не выплыл. Шкипера, конечно,
должным образом наказали... нет, и в этом случае даже вы  не  можете уже его
помиловать...
     -- Та-ак... -- протянул Сварог. -- Неплохо...
     --  Воля короля  была  выражена  совершенно недвусмысленно,  --  сказал
министр полиции, стоя навытяжку, -- На вас этого греха нет.
     --  Пожалуй, -- покрутил головой Сварог. -- А прочие списки -- на казнь
и высылку? Вы их тоже... осуществили?
     -- Нет, государь. Здесь уже требуется ваша подпись. Чтобы все поняли: с
вами шутки плохи. Я очень надеюсь, что вы выполните волю вашего покойного...
приемного отца. Милость тут неуместна. Взгляните.  Под именем каждого кратко
описаны  прегрешения. Если у  вас  есть сомнения, я  прикажу  принести дела.
Клянусь вам чем  угодно --  ни один из них  не страдает  безвинно.  Все  они
совершили  проступки  и  преступления, караемые  по  нашим законам  смертной
казнью или ссылкой.
     -- А ведь вы, любезный, мне не врете... -- задумчиво  сказал Сварог. --
Но ведь  другие,  с  теми  же  прегрешениями  и преступлениями,  остались на
свободе?
     -- Увы, государь... Если  вы начнете приговаривать всех, не с кем будет
работать. В списки, как вам наверняка говорил король,  попали только те, кто
способен на шатания. Те, от кого следует ожидать верной вам службы, остаются
на  прежних постах, при старых должностях.  И у вас всегда будет возможность
достать дела  и сдуть с  них пыль.  --  И он проникновенно добавил:  --  Что
поделать, если нельзя иначе...
     --  Пожалуй...  --  сказал  Сварог  неохотно, глядя  в стол. -- Пожалуй
что... Нет  другого  выхода, страну  следует  взять  в руки,  чтобы на  фоне
покойного  короля  я не  казался  слабачком...  Все правильно,  да... --  Он
потянулся за пером  и вдруг отдернул руку.  --  Послушайте, любезный  мой...
Списки вашей рукой писаны, а?
     -- Совершенно верно. Сварог вкрадчиво сказал:
     -- А теперь признайтесь-ка мне быстренько: есть кто-то,  кого вы внесли
в эти списки самочинно? Уже после того, как их продиктовал король?
     -- Нет, -- моментально ответил Интагар.
     --  А вот  теперь  -- врете, -- удовлетворенно  сказал Сварог. -- Нагло
врете. Я  умею это определять  безошибочно, учтите...  Ну? Нет на этом свете
незаменимых министров полиции...
     Почти сразу же Интагар ответил, напрягшись и побледнев:
     --  Я слышал  краем уха  об этом вашем умении,  но думал -- враки... Вы
правы, ваше величество, каюсь. Вот эти двое -- в списке на казнь. И эти трое
-- в списке на ссылку.
     -- Вот теперь вы опять говорите чистейшую правду, -- хмыкнул Сварог. --
Объяснения последуют? Интагар сказал с видом бледным и решительным:
     -- Да, государь. Вам когда-нибудь плевали в лицо?
     -- К счастью для таковых нахалов, нет.
     --  Вот  видите... А теперь  представьте, что  это  вас, проходя  мимо,
небрежно  шлепает   перчаткой  по  лицу  высокородный  граф  и,  головы   не
поворачивая, небрежно роняет: "Посторонись, быдло..." И представьте еще, что
все это происходит в церемониальном  зале, при  скоплении придворных.  Потом
представьте,  как  вашу  дочку --  дочь министра,  но  увы,  не дворянина --
прижимает  в углу столь же высокородный, лезет  за  корсаж и велит  прийти к
нему сегодня,  если она хочет  заработать пару золотых. Представьте,  что вы
просто-напросто  не  имеете  права  поднять  руку  в  ответ, вообще одернуть
наглеца...
     --  Ого,  --  сказал  Сварог.  --  А  ведь  в  вас что-то  человеческое
проснулось...
     -- Я-то стерплю многое, государь. Должность такая. Но дочек я растил не
для того... Воля ваша, казнить или миловать.  Но  я вас заверяю в одном: те,
кого  я вставил,  никакой пользы  вам не принесут, поскольку  даже  с  ролью
камер-лакея справиться не могут...
     --  Ну, хорошо, -- сказал Сварог.  -- В конце  концов,  если здесь,  во
дворце,  форменный гадюшник...  Я  сделаю  только  одно  исправление:  троих
кандидатов на  ссылку  оставлю в списке, но добавлю к ним тех двух,  кого вы
предназначили  на плаху. И сделано это, мой любезный  министр полиции, еще и
для того, чтобы вы накрепко свыклись с мыслью: в жизни и смерти  волен  один
я. Ясно вам?
     -- Да, государь, -- покорно ответил министр.
     -- И еще один нюанс, -- безжалостно продолжал Сварог. -- Сколько украли
вы лично? Чем обогатились? Ну-ка! Можете врать, но я ведь сразу узнаю...
     С  каменным выражением лица Интагар опустился на колени, повесил на шею
пояс, что означало полное его смирение перед  королевской волей, и  негромко
заговорил. Сварог  слушал, время от времени заглядывая  в лежавшие перед ним
бумаги.  Задумчиво   постучал  пальцами  по  столу.   Обобщая  и  сравнивая,
приходилось  признать: хотя министр полиции и опустил кое-что себе в карман,
безбожно путая таковой  с  государственным,  все же, по  большому счету,  он
хапнул неизмеримо меньше, нежели иные высокородные. Даже сравнивать смешно.
     -- Ну  вот, и  теперь  не  врете,  -- сказал  Сварог.  --  Детишкам  на
молочишко,  а?  Встаньте  и  наденьте  пояс  на  место.  Мое  величество  по
размышлении вас милует, но  напоминает, что и  с вашего  дела  могут однажды
сдуть пыль... Подготовьте указ: все поименованные в этих вот бумагах,  -- он
хлопнул  ладонью по  стопе донесений,  с точностью до гроша  сообщавших, кто
сколько  украл, из  каких сумм  и  когда,  -- обязаны в  течение двух недель
внести  половину в  казну,  на нужды нового учреждения, которое  моей  волей
создается  для освоения Трех Королевств. У этого учреждения  пока что нет ни
названия,  ни штата,  но  это  я решу в  скором времени. Две  недели. Кто не
подчинится или  рискнет меня обсчитать, потеряет не только все нахапанное --
вообще  все, вкупе  с  родовыми поместьями,  независимо  от  того, есть  там
младшие сыновья или нет. Себя, так и быть, можете в этот список добровольных
жертвователей не включать,  но строжайше проследите, чтобы все остальные  не
увильнули... Что там? Ага,  материалы по этому вашему герцогу... положите их
на  стол и  ступайте...  Стоп, стоп! Что это ваши ребятки приволокли?  Я  же
человеческим  языком распорядился: экстракт.  А вы  мне  суете  следственное
дело, судя по толщине...
     Министр полиции энергично возразил:
     --  Государь, это и есть  экстракт, сиречь краткий список  прегрешений.
Сами следственные  дела  занимают  четыре шкафа и насчитывают  семьдесят две
стандартных укладки, то есть картонных чехлов для  бумаг толщиной в половину
локтя...
     --  Да? -- с интересом сказал Сварог. Повертел головой. -- Вы  здесь не
мелочитесь, я вижу... Если сложить стопкой... тридцать шесть  локтей, ага...
Впечатляет. Ладно, идите.
     Оставшись в  одиночестве,  он  быстренько  подмахнул  зловещие  списки,
предварительно  все же  прочитав  их  вдумчиво,  --  не дай бог, обнаружится
какой-нибудь старый знакомый, которого, несмотря ни на что, следует вытащить
из этой паскудной ситуации: муж Маргилены, к примеру, или адмирал Амонд...
     Нет, никого знакомого. Ну что ж, так  даже легче. Не надо было, господа
мои, нагло смахивать  в  карман казенные  суммы,  прирезать  владения бедных
невлиятельных соседей, подсылать убийц к врагам и любовникам  жен, продавать
государственные  секреты сопредельным  державам, ет цетера, ет цетера. Вы не
хуже и не лучше многих других, но королю Сварогу, новоявленному Баргу, нужно
себя поставить, так что не взыщите...
     Закурив, он придвинул к себе бумаги томившегося в ссылке герцога Лемара
-- никаких сомнений в том, что он там именно томится, на Стагаре не особенно
и развернешься касаемо  юных девиц  и  антикварных драгоценностей,  особенно
если ты ссыльный после конфискации. Так, начнем с достижений...
     А ведь  достижения несомненны,  господа  мои!  Необходимость  вторжения
королевской армии  в три Вольных Манора обоснована с изяществом и блеском --
тут  вам  и  ссылки  на иные  стародавние  традиции,  и перечень  параграфов
международного права... И с пошлинами для ганзейцев убедительно закручено, и
с векселями, и с конфликтом из-за "вольного фарватера"...
     Пожалуй, он отыскал нужного человечка. А что касаемо его прегрешений...
     Сварог вдумчиво изучил  и стопку мелко исписанных листов, именовавшихся
"экстрактом прегрешений". Экстракт впечатлял -- чего там только не было... С
тем  же  изяществом  и  блеском, надо  признать,  герцог  проворачивал  свои
неприглядные  делишки.  Одна  затея  с  ограблением  коллекции  престарелого
маркиза чего  стоит  --  это ж  надо  додуматься,  не просто  нарядить своих
разбойничков   привидениями   Проклятых   Егерей,   но   еще   и   продумать
соответствующую пиротехнику, звуковые эффекты, три недели  до того проводить
в  жизнь  кропотливо  продуманный  план  со  множеством  свидетелей  явления
призраков, учеными заключениями... Ничего удивительного  в  том,  что маркиз
поверил,  лишь  через  полгода заподозрив  неладное, когда  увидел  одно  из
ожерелий (надо  полагать,  отнюдь не антикварное) на одной  из юных подружек
герцога, тогда только  ему пришло  в  голову, что призраки  вряд ли способны
спать с девками и делать им подарки...
     Да,  и эти  девицы... Приятного мало: одну  злодейски  умчали из отчего
дома в карете без окон, другую... ай-яй-яй, однако...
     Сварог горестно вздохнул, старательно почесал  в затылке,  изо всех сил
пытаясь отыскать смягчающие обстоятельства -- не для окружающего мира, а для
своей слабо зудевшей совести.  Ну, в  конце концов... В конце-то концов, наш
герцог обирал  не бедных старушек на большой  дороге, не у ребенка последнюю
конфетку отнимал. Многие из тех, кого он облегчил, сами в грехах по уши...
     То же и с девицами. Юные, конечно, но все же не  малолетние, уже вполне
созревшие для, так сказать, фривольного с ними общения. Никакой педофилии, а
это  кое-что  да  значит...  Что ж  поделать, если этот развратник и  ворюга
необходим державе? Иногда у королей просто-напросто  нет выбора, приходится,
зажав нос и натянув перчатки, работать с тем,  что есть... Решено, милуем...
Уже помиловали.

Глава 16. ГОСУДАРЬ ПО-ПРЕЖНЕМУ В ТРУДАХ


     Поигрывая   пером   в  тяжелой   золотой  оправе,  сохраняя   на   лице
беззаботность и безразличие, он наблюдал, как в Рубиновый зал входят господа
военачальники: все три маршала,  в  том числе  маршал гвардии[04]  (и каждый
горделиво  держит  пресловутый  маршальский  жезл,  довольно-таки  увесистое
полено  в синей эмали с золотыми  лилиями, скрещенными мечами  и королевской
короной),  полдюжины  генералов,  из  них  четверо  гвардейские   (и  каждый
постукивает по  полу генеральским эспантоном,  коротенькой пикой, увенчанной
гербом),  и два десятка полковников,  на три  четверти  гвардейцы (у этих  в
руках  не  было ничего, поскольку полковникам  не полагалось  никаких  таких
таскальных  знаков  отличия).  Будь это  цивильные  сановники,  пришлось  бы
поломать голову  над тем,  как  их разместить  -- одному  по чину и  титулам
полагается стул со спинкой  и подлокотниками,  другому -- только со спинкой,
третьему  и вовсе  достаточно табурета (между прочим, девять  разновидностей
мебели используется в таких случаях). С военными гораздо проще -- и маршалу,
и полковнику полагается одинаковый стул...
     Правда,  как  легко  догадаться,  своя  иерархия  существует и здесь --
маршалы горделиво разместились в первом ряду, за ними сидели генералы, ну, а
полковникам, как легко догадаться,  достался арьергард. Пока  рассаживались,
кое-кто из  них украдкой озирался: покойный король никогда не приглашал сюда
военных.  И  потому  многие  из  них  даже  и  не  подозревали  о  некоторых
архитектурных излишествах, коими зал был снабжен...
     Строго говоря, название  было неофициальное, по документам зал проходил
как  "покои  малых  приемов  номер  одиннадцать".  Но  опытные  обитатели  и
завсегдатаи дворца именовали его Рубиновым, поскольку небрежное употребление
в  разговоре  именно этого  слова  автоматически  означало принадлежность  к
имеющим  доступ  и  знающим  некие  секреты. А  все  дело было  в  том,  что
восемьдесят лет  назад  тогдашняя  королева, застигнутая в этом  самом  зале
своим венценосным супругом в довольно пикантной ситуации  с участием некоего
гвардейца, столь порывисто вскочила с  дивана, что зацепилась за  его гнутую
ручку  своим знаменитым рубиновым ожерельем,  застежка  лопнула, и все сорок
два  камня  оказались  на полу.  Король тогда,  поднапрягшись,  с ходу родил
историческую фразу:  "Рубины --  лакеям, а этим  двум -- крепость!" Игравшие
роль загонщиков лакеи дружно считали эту фразу прямо-таки гениальной, хотя у
парочки прелюбодеев, конечно же, было другое мнение...
     Некоторое время Сварог тянул многозначительную  паузу  -- если вовсе уж
откровенно,  испытывая  при  этом  совершенно  детское  удовольствие:  редко
случается,  чтобы майор ВДВ получил  вдруг возможность  распоряжаться  кучей
маршалов и генералов (пусть даже дело происходило  не на Земле,  а  в некоем
параллельном  пространстве).   Потом,  отложив  перо,  обвел  присутствующих
орлиным королевским взором и сказал:
     -- Господа  мои, вы военные люди, и я  буду  краток. Господин начальник
Главного  штаба  (самый  старый   маршал  ответил  почтительным  наклонением
головы), господин  маршал  гвардии  (тот же  жест), господин начальник Штаба
гвардии  (генерал дряхлого  возраста наклонил голову ниже всех)! Делом, ради
которого я вас  позвал,  предстоит в первую очередь заняться именно вам. Моя
королевская  воля  такова:  вы обязаны в кратчайшие сроки  разработать  план
быстрого занятия войсками всех Вольных Маноров.
     Он   внимательно  следил  за  выражением  лиц.  Видел,  как  физиономии
практически всех полковников и генералов  помоложе осветились  этакой хищной
радостью,  вполне  естественной   для   энергичных   карьеристов,  отчетливо
сознававших, какими выгодами может для них обернуться маленький победоносный
поход. И глупо было бы их за это упрекать  -- военные для того и существуют,
чтобы  воевать, да к тому же расти  по службе...  Кому  и на  кой  ляд нужен
лейтенант, не мечтающий стать хотя бы полковником?
     Плохо  только  --  и  Сварог,  как  человек  сугубо  военный  это  знал
прекрасно, -- что иные субъекты, достигшие высоких  чинов, с некоего момента
начинают бояться войны. Потому  что при неудачном обороте дел потерять можно
гораздо больше, чем приобрести...
     Судя по всему, именно такие мысли и обуревали тех, к кому он  обратился
в  первую  очередь.  На  лицах кое-кого  из высших начальников отразился  не
просто испуг  --  ужас. Господин начальник Главного  штаба даже  вскочил  на
ревматические ноги  -- и так, стоя  навытяжку,  возгласил: -- Государь,  это
невозможно!
     --  Я не ослышался, милейший?  --  спросил Сварог хладнокровно. -- Если
мне  слух  не  изменяет, вы  употребили  то самое  слово,  которое  ни  один
уважающий себя монарх не  может выслушать спокойно... Что это за слово такое
"невозможно"?  Я что,  отдал вам приказ пешим  строем  маршировать до  Инбер
Колбта по морю?!
     Про себя он ликовал -- все прошло даже глаже, чем замышлялось, они сами
лезли в мышеловку,  -- но, понятное дело,  грозно  нахмурил брови, показывая
всем своим видом, насколько он рассержен.
     -- Собственно,  я неудачно выразился... -- промямлил маршал, сообразив,
что перегнул палку. -- То есть возможно, конечно, но...
     -- Но -- что? -- недобро и громко спросил Сварог.
     -- Государь, -- поспешил  прийти на помощь незадачливому коллеге маршал
гвардии.  --   Господин  маршал   несомненно  имел   в  виду  сложившуюся  к
сегодняшнему дню политическую практику...
     -- Час от  часу не легче,  --  сказал Сварог. -- По-моему  вы, господа,
судя по вашим мундирам, военные? С какой стати военные начинают рассуждать о
политике?
     Маршал  гвардии,  не   поднимаясь   и   словно  бы  даже  с   некоторым
покровительством в голосе продолжал:
     -- Видите ли,  государь,  существует  пусть и  не оформленное  каким-то
писаным соглашением, но тем не менее словесно утвержденное всеми участниками
Виглафского Ковенанта правило: Вольные Маноры не должны подвергаться полному
занятию войсками держав, участвующих в...
     -- Вы умеете считать? -- холодно прервал Сварог. -- Виглафский Ковенант
состоит из восьми держав: Хелльстад, Ронеро, Глан, Харлан, Снольдер, Горрот,
Лоран и  Шаган. Королем  первых трех  я имею честь быть. Три  голоса. У меня
есть также  некоторые средства воздействия на  Великого герцога Харланского.
Даже если  все  остальные державы  выступят единым  фронтом,  в чем лично  я
сомневаюсь, в любом случае голоса  разделятся поровну... Проделайте в уме те
же расчеты, они несложные...
     --  И тем не менее... -- Господин маршал  гвардии до сих  пор  не понял
еще, что ему наступает конец. -- Сложившиеся традиции...
     --  Иными словами,  -- чеканя  каждое  слово, отрезал  Сварог,  --  вы,
господа мои, недвусмысленно и  злостно  отказались  выполнять  выраженный  в
самых недвусмысленных выражениях приказ своего короля?  -- И, не вставая, не
меняя  позы,  он  набрал  побольше  воздуха  в грудь  и  взревел: -- Ко мне,
гвардия!
     Рубиновый  зал  моментально наполнился шумом  и  стуком:  сразу  восемь
потайных дверей распахнулись с  двух  сторон, и оттуда, бесцеремонно грохоча
сапогами, звеня оружием, повалили  Синие  Мушкетеры  и Арбалетчики, выставив
клинки и  пистолеты,  окружили  кольцом  стулья с господами военачальн