благородного  глэрда, привычно облили его
водой  из  бадейки,  обтерли  ветошью,  накинули  на  плечи какую-то  драную
холстину и, подчиняясь жесту Сварога, выпихнули в соседнее помещение.
     -- Садитесь  уж,  -- сказал  Сварог, указывая  на широкую лавку. Однако
глэрд шарахнулся от предлагаемой мебели, как черт от ладана. Присмотревшись,
Сварог  понял  причину:  снабженная  воротами  и  кольцами скамья  была явно
предназначена для следственных действий вроде растягивания. Дрожа, кутаясь в
рванину,  глэрд отодвинулся в уголок, подальше от длинных щипцов, воронок  и
прочих  интересных   приспособлений,  уселся   там  на  корточки,   легонько
постукивая  зубами. Сварог, не  чинясь, уселся на  помянутую скамью.  Там же
поместились  Баглю с монахом, а главный палач встал над допрашиваемым, хмуро
пояснив:
     --  Оне иной  раз норовят  башку об стену  разбить, чтоб,  значит, ноги
сделать от правосудия...
     --  Ну  что  вы,  друг  мой, --  сказал  Сварог  почти  весело. --  Наш
благородный  глэрд,  я уверен, любит жизнь во всех ее приятных проявлениях и
ни  за  что  не станет добровольно ее укорачивать... Но вы все равно стойте,
где стоите. В самом деле, мало ли... Итак?
     -- Я  их  не  звал!  -- сообщил Рейт,  ежась.  -- Отроду  не  занимался
чернокнижьем, и в замке у меня вы ничего подобного не найдете!
     -- Мы  и  не  нашли,  -- сказал  Сварог.  --  Вот  только  у  меня есть
подозрение, что это еще более запутывает дело...
     -- Ну что вы, государь! Все просто!  Вернее, это теперь кажется простым
и  привычным,  а  сначала  я  испугался насмерть... вернее,  не испугался, а
удивился, потому что тогда, два года  назад,  они не сами показались, начали
подбрасывать  золото...  Зеркало  висело в замке  с  незапамятных  времен, и
никогда за ним не замечалось никакой чертовщины...
     Сопя  и  хлюпая,  стеная  и  ежась,  он  попытался  было  углубиться  в
исторические  изыскания,  повествуя о заслугах своих  предков и  себя  лично
перед предшествующими гланскими королями, но Сварог эти поползновения пресек
моментально и безжалостно, прикрикнув ледяным тоном:
     -- Предками тут не заслонишься.  А передо мной у тебя заслуг  нет, одни
прегрешения. Без лирики  мне, а то сюда  уложу!  -- похлопал  он ладонью  по
пытошной скамье. -- И подрасти помогу, а то что-то ты у нас коротковат...
     Под чадящим  факелом  бесшумно примостился  писец, нацелил карандаш  на
бумагу   с  ловкостью   человека,   привыкшего  споро  работать  и  в  столь
непритязательных условиях. Тяжко  вздыхая, глэрд Рейт стал описывать историю
своего  морального падения, попутно предаваясь самобичеванию и выдавая всех,
кого только мог вспомнить и припутать.
     Как  многое  в  нашей   жизни,  эти  события  развернулись   совершенно
неожиданно. В одно прекрасное утро  озадаченный дворецкий  сообщил  хозяину,
что  с  большим  фамильным  зеркалом в "доспешной  зале" происходит какая-то
чертовщина.  Прибыв  на  место  происшествия,  хозяин  собственными  глазами
убедился,  что  сказано, пожалуй, слишком мягко.  Зеркало, как  ему  испокон
веков и  полагалось,  исправно  отражало все  одушевленные  существа  и  все
неодушевленные  предметы -- вот  только  на той стороне лежал у  самой  рамы
желтый предмет размером с кулак, которого на этой стороне не было. Здесь его
не было, а там он был.
     Призванные в качестве  независимых  свидетелей племянник глэрда  и двое
доверенных слуг  с ходу констатировали, что  ни хозяину замка, ни дворецкому
вовсе не  чудится,  --  желтый предмет,  словно бы  металлический, а  формой
больше всего напоминающий полушарие, и в самом деле лежит на той стороне при
полном отсутствии его аналога на этой.
     Воцарилось  тягостное недоумение. Все гипотезы, на какие только хватало
взбудораженной фантазии,  не  поддавались  проверке экспериментальным путем,
поскольку  никто представления не  имел,  как попасть  в  Зазеркалье.  Очень
быстро сами  собой  на  ум  пришли  древние  легенды  и  жуткие россказни  о
неведомых зазеркальных обитателях и их несомненной связи  с тем, кого негоже
поминать к ночи, -- да и средь белого дня произносить это имечко неуютно.
     Племянник,  как  человек  юный  и вольнодумный, стоял  на  том, что  из
зеркала вовсе не обязательно приходят одни  напасти, -- есть и легенды прямо
противоположные,  хотя их  гораздо меньше.  Дворецкий,  как  человек старого
закала,  видел тут в первую  очередь происки нечистого. Глэрд  колебался меж
двумя крайностями, а слуг, в общем, особо и не привлекали к дискуссии.
     В конце концов  послали  в  деревню  за  Кривым  Маком  --  старикашкой
вредным, хвастливым и пьющим, но все-таки обладавшим кое-какими несомненными
способностями колдуна  и чертозная,  в  чем  давно  убедилось  поколения три
крестьян, да и благородных дворян.  Прибыв на место, Мак первым делом сожрал
бараний бок  и  насосался  глэрдова лучшего пива от  пуза, долго чванился  и
расписывал свои подвиги, потом все же  взялся за  дело,  побуждаемый  частью
звоном золота под носом, частью  угрозами стереть  в порошок  и подвести под
стародавнюю,  но  до  сих пор официально  не  отмененную  статью  закона  "о
предерзостных  ведунах".  Мак  завонял  весь  первый  этаж, сжигая  какие-то
сушеные  корешки  и зелья, изрисовал дубовый  паркет  углем и мелом, забодал
всех громкими  невразумительными  заклинаниями,  но  все же  в  итоге твердо
заверил, что никакой нечистой силы он тут  не зрит. Не зрит, и все тут, хоть
ты  тресни.   Посовещавшись,   ему  поверили   --   субъект,  конечно,   был
своеобразный, но,  по  устоявшемуся мнению  всей  округи, дело свое  знал  и
профессиональной репутацией дорожил. Страхи рассеялись, недоумение осталось.
     На  другой   день,   утречком,   благодаря  налаженной  дворецким  сети
внутризамкового стукачества,  был вовремя изобличен и задержан один из  двух
посвященных слуг, пытавшийся покинуть замок с тем  самым желтым  предметом в
кармане.  После  парочки  затрещин и  угрозы  без  всякого  суда  сгноить  в
подземелье он  признался,  что на рассвете  обнаружил эту штуку уже на  этой
стороне и беззастенчиво прибрал к рукам,  потому что по  весу эта загадочная
хреновина больше всего напоминала то ли золоченый свинец, то ли золото.
     Слугу заперли  в подвал  и снова послали за  Маком, приказав  подать из
кухни  пиво  и бараний бок.  Часа  два провозившись  с  загадочной находкой,
начадив и нашумев не меньше, чем в прошлый раз, Кривой не обнаружил связи ни
с черной  магией,  ни  с нечистой  силой.  Тогда  глэрд,  севши  на  коня  и
поскакавши  в  столицу --  а столица та была недалеко от  села, -- явился  к
знакомому ювелиру, которого знал давно и мог на него полагаться.
     Ювелир,  затратив вдесятеро  меньше времени, чем Мак, с  помощью сугубо
профессиональных  методов изучил  предмет и  заверил, что  они имеют дело со
слитком чистейшего золота, чья стоимость... Глэрд не велел ему продолжать --
он  и сам отлично  разбирался,  сколько  может стоить слиток  высокопробного
золота величиной с мужской кулак. Сумма получалась приличная даже для вполне
зажиточного глэрда.
     Таким  образом,  в  головоломной  загадке  моментально  обнаружились  и
приятные стороны. В ту же ночь глэрд Рейт, его племянник и верный дворецкий,
погасив все лампы, засели в "доспешной  зале", на всякий случай вооружившись
до зубов и  прихватив  все  отыскавшиеся  в замке божественные книги, числом
полторы (не часто, увы, в сем замке обращались к писаниям святых мудрецов, и
полторы-то еле наскребли...).
     Примерно  за полчаса до полуночи зеркало, насколько удалось рассмотреть
в лунном  свете,  помутнело,  покрылось странными  огоньками,  мерцающими  и
кружащими, минут через  несколько все они погасли, а туман рассеялся -- и по
ту  сторону зеркала  обнаружилась непонятная фигура, укутанная  в балахон  с
капюшоном, освещенная слабым  источником света так, чтобы  ее было видно.  В
нее  едва  не пальнули сгоряча, но опомнились -- кто,  кроме этого создания,
мог положить сюда золото? Чистейшее и на приличную сумму?
     Неприятным голосом, не вполне  похожим на  человеческий --  глэрд особо
отмечал  это обстоятельство,  хотя и не мог объяснить, в чем же отличия,  --
фигура вполне членораздельно и внятно попросила их не пугаться, заявив,  что
является  существом из плоти и  крови,  не имеющим ничего общего  с нечистой
силой, и намерена заключить взаимовыгодное  соглашение вроде  торгового, а в
знак  серьезности  своих  намерений  и  Дружелюбия  уже выплатило  маленький
задаток.
     Слово "задаток" глэрду весьма понравилось, а еще больше привлекало  то,
что  слиток   золота  величиной  с  кулак   существо   небрежно  поименовало
"маленьким".  Перспективы  открывались интереснейшие. Расхрабрившись,  глэрд
велел спутникам  убрать  подальше  орудие,  а  загадочного  гостя в балахоне
пригласил  выйти из  зеркала, присесть за стол, как принято меж благородными
людьми,  и обсудить все по-деловому, а не на ногах, подобно продающим корову
простолюдинам.
     Гость вышел, предупредив предварительно, что он на той стороне не один,
и в случае какого-нибудь коварства  за него отомстят молниеносно и  надежно.
(Что, между прочим, свидетельствовало о некоторой осведомленности существа о
человеческой природе  и психологии). Глэрд и не помышлял о каких-то коварных
ходах:  дело было  не только в  золоте, он слишком  хорошо понимал уже,  что
создания,  способные забросить на нашу сторону из Зазеркалья слиток  золота,
могут, пожалуй что, набросать оттуда и каких-нибудь зажигательных снарядов в
самый неожиданный момент. Да и  разглядел уже, что зеркальное стекло исчезло
начисто,  что  на  той стороне  нет  уже  отражения  зала, зато в  полумраке
шевелятся смутные фигуры, направив в их сторону дула и жерла.
     Уселись тут же, в зале.  Глэрд так и не видел ни лица гостя, ни хотя бы
кончика пальца,  но  тот,  по крайней  мере,  мог  сидеть,  как  человек,  а
изъяснялся вполне вразумительно, лексикон его был богат, речь  -- гладка. По
размышлении глэрд вынужден был  признать, что,  не видя  собеседника, а лишь
слыша,  принял бы  его за  обыкновенного  образованного  человека,  а  то  и
дворянина.  То, что  голос загадочного гостя был  скрипучим  и  каким-то  не
таким, картину не  портило -- в конце концов, глэв Гюсан, которому  искусные
лекари вставили серебряную трубку в развороченную картечью  на войне глотку,
хрипел и скрипел при  каждом слове не в пример диковиннее,  а вот поди ж ты,
привыкли и научились понимать...
     Вскоре выяснилось, что незнакомец в балахоне  -- своего  рода купец, но
не  простой,  а  высокопоставленный,  что-то вроде старшины Сословия  Мер  и
Весов,  если  переводить  на  привычные  мерки,  а  с   подобным  купеческим
сановником  и  дворянину  сидеть за  одним  столом  не зазорно.  И  дело его
опять-таки  насквозь знакомое: означенный  субъект "по ряду причин, излагать
которые  было  бы  слишком  долго  и сложно",  камеревался  проложить  через
"доспешную залу" глэрда нечто вроде торгового маршрута, за что, конечно  же,
готов  был  платить владельцу данного места, как  принято  в  цивилизованном
обществе.  По его заверениям,  место, откуда он вышел,  было не какой-то там
магической страной или обиталищем нечестивых демонов,  а обыкновенным миром,
таким  же, как Талар  или  Сильвана, но  расположенном  в  пространстве  так
заковыристо,  что  он,  гость,  и  сам толком  не  понимает,  как это  можно
объяснить  обыкновенными человеческими  словами,  поскольку, к  тому же,  не
обременен особой книжной ученостью, предпочитая торговые дела.
     Глэрд  и сам не особенно  требовал  научных объяснений  --  его гораздо
больше  интересовали  материальные  вопросы. Он  быстренько  смекнул:  очень
похоже на то, что какие-либо другие зеркала загадочного гостя не устраивают,
что именно  это,  в  замке,  ему  позарез  необходимо.  Как  с  Кантарийским
перевалом:  нет в  округе  другого места, где  было бы так  удобно проложить
большую дорогу, нет,  хоть ты  тресни,  и тому, кто вознамерился бы  сделать
крюк,  пришлось  бы  отмахать  добрых  две  сотни лиг.  Вот  и платят  купцы
соответствующую пошлину благородному глэву, на чьих родовых землях помянутый
перевал  расположен, кряхтят, жалуются, но  платят, никуда ведь не денешься,
поедешь в обход -- еще больше затратишь...
     С  этой  точки  зрения  глэрд  и повел  дальнейшую  беседу.  Существо в
балахоне  мысли  Рейта уловило моментально --  и  весь последующий  разговор
представлял собою банальнейший торг. Глэрд боялся продешевить,  а  существо,
хоть и издавало звуки, вполне соответствующие  кряхтению, хоть  и порывалось
пару раз, совершенно как опытный таларский купец, убраться восвояси,  но все
же не очень торопилось, подтверждая тем самым первоначальные догадки глэрда,
что особого  выбора у  загадочного  гостя-то и  нет.  После  Демонстративных
вскакиваний и  прощаний,  после  торга  и взаимных  обвинений  в  чрезмерной
алчности  дело все же начало понемногу налаживаться. К  рассвету  Ударили по
рукам -- чисто в  переносном смысле, поскольку конечностей гостя глэрд так и
не  увидел, о чем не особенно и сожалел: а зачем, собственно? Какая разница,
как выглядит конечность, протягивающая тебе золото?
     И по тропе двинулись караваны... В  течение двух лет деловые партнеры с
той стороны появлялись из зеркала строго по своему расписанию --  один раз в
одиннадцать  дней,  которое  не  нарушили  ни  разу. Число путешественников,
наоборот, не  было  чем-то незыблемым и  неизменным: как правило, от семи до
десяти, а  иногда с  ними были один-два тяжело навьюченных ящера. Всякий раз
они успевали от заката до рассвета проделать путь со своей поклажей от замка
глэрда  до морского берега и обратно  (иногда кто-то из них уплывал с грузом
на корабле, иногда -- нет). Поскольку маршрут этот пролегал по землям глэрда
и его вассала, малолетней гланфортессы, где чужие появлялись крайне редко (а
ночью  и  свои  не  болтались под  звездным небом), тайну удавалось  хранить
надежно.
     Откуда  взялся  корабль,  на  котором  увозили  грузы,  глэрд  не  имел
представления.  Ему  просто сообщили,  что  корабль  придет,  и посоветовали
арендовать у юной  дворянки  единственный подходящий  для  импровизированной
пристани участок на многие мили побережья. (Сам  он, обдумав  все,  высказал
предположение, что  стал не первым  и  не единственным из таларских жителей,
кто наладил с "балахонщиками" торговые дела.) Как же иначе, если  на корабле
были самые натуральные люди?
     Разумеется, пришлось как следует поработать со слугами.  Им преподнесли
версию, которая  никого не удивила, потому что не несла в себе ничего нового
и необычного: его светлость тоже решил в конце концов заняться контрабандой.
В пограничных  местностях, так уж исстари  повелось, отношение к контрабанде
незатейливое  и  насквозь житейское  -- как у  крестьян  к севу  или  выпасу
овец...
     Следить, ясное дело, приходилось недреманно.  За эти  два года с жизнью
распрощались пятеро слуг -- кто  по пьянке  наговорил  в деревенской  корчме
лишнего, кто чересчур уж  нагло потребовал увеличения платы  за  молчание, а
один  вообще  собирался,  как честный  подданный его  величества,  донести в
полицию.   Отбытие  из  нашего  мира  всех  пятерых  было  обставлено  столь
продуманно,  что  никто ничего не заподозрил.  По тем  же причинам пришлось,
пусть и с болью душевной, расстаться  с  Кривым  Маком,  каковой  тоже начал
звонить   языком  на  всех  углах,  а  в  силу  непредсказуемости  характера
старикашки  любые заключенные  с  ним договоренности  были  вилами  на  воде
писаны. Пряча глаза и  проронив слезинку, глэрд поведал, что ни у кого так и
не возникло  мыслей, будто смерть  седого чертозная вовсе не была следствием
неумеренного потребления спиртного.
     Легко догадаться,  что  глэрд  сгорал от любопытства, пытаясь выяснить,
что же лежит в загадочных тюках и ящиках,  но никак не мог до них добраться,
все его  предложения о помощи  в переноске  решительно  отвергались.  Где-то
через  год, когда  взаимовыгодные  отношения устоялись и окрепли,  он все же
поставил  вопрос  ребром,  заявив: как  он  может  быть  уверен,  что его не
обманывают  с выплатами пошлины,  если не знает, что  в мешках?  И пригрозил
разорвать прежние договоренности в одностороннем порядке.
     Вновь состоялся  разговор по  душам --  если точнее, откровенная свара,
но,  как  и  рассчитывал хозяин  замка,  более подходящего  маршрута  у  его
зазеркальных друзей, похоже, не  имелось. Ему показали содержимое нескольких
тюков   по   его  выбору,   но,  вот   незадача,   подавляющее   большинство
обнаружившихся там предметов  настолько не походили на что-то известное, что
об  истинном их  предназначении глэрд  просто  не мог догадаться (как  и сам
Сварог,  добросовестно  выслушавший  длиннейшие,  но  не  ставшие  от  этого
понятными описания). Лишь некоторые вещички вроде Уже  конфискованных людьми
Баглю  у  пастухов  "водяной  лампы"  и  "волшебной   сковородки"  оказалось
возможным  приспособить  к  повседневным  нуждам (как  и  полдюжины  других,
найденных в замке опять-таки ищейками Баглю). Глэрду  они были не столь уж и
необходимы,  но  из  чистого стяжательства он  требовал присовокупить  их  к
обычной плате.
     Будущее казалось  безоблачным -- "зазеркальщики" пока что не собирались
искать новый маршрут либо  отказываться от старого, после брака племянника с
хозяйкой  замка Барраль  ее  земли  должны  были самым  естественным образом
соединиться с  глэрдовыми  (и  побережье в том числе),  купленный  с душой и
потрохами  королевский  пристав,  со  своей  стороны,  обеспечивал  тайну  и
безопасность...
     Беда, как водится, грянула неожиданно. Слабым звеном в цепочке оказался
родной племянник,  кровиночка,  сволочь этакая. Кто  же  мог предположить  и
просчитать заранее,  что  он, пылая  плотскими  желаниями,  устроит  невесте
экскурсию с демонстрацией  кое-каких диковинок? Отправить паршивца следом за
Кривым Маком и ненадежными слугами не поднималась рука -- кроме племянничка,
у вдового и бездетного глэрда других наследников  не  было, земли при другом
раскладе  отошли  бы  короне  как  выморочные,  а  герб  был  бы  принародно
перевернут,  что  означало  пресечение  рода. Пришлось  помиловать обормота,
измочалив,  правда,  об  него арапник,  --  и  ускорить  свадьбу,  насколько
возможно. В Барраль был отправлен продажный пристав... Последствия известны.

     ...Сварог долго вдыхал полной грудью свежий вечерний воздух, казавшийся
невероятно сладким после  подвальной духоты,  пропитанной дерьмом, копотью и
грехами человеческими. Потом задумчиво сказал:
     --  Он не  врал, я уверен.  Вполне возможно,  о чем-то  я  попросту  не
спросил, но любое вранье я бы выявил... В самом деле, это никак не похоже на
нечистую силу...
     -- Решительно не похоже, -- кивнув головой,  подтвердил брат Фергас. --
Ни малейших следов мы не выявили. Что ж, так легче...
     -- Смотря кому, -- поморщился Баглю. -- Лично  мне, как главе известной
канцелярии, крайне неприятно, что  под носом у меня регулярно проскальзывают
контрабандисты. То, что они приходят из зеркала,  ситуации не  меняет --  из
зеркала  ты  там или откуда,  а  пошлину платить  изволь, и документы у тебя
должны быть в порядке...
     -- Рейту они говорили, что  таскают свою поклажу из одного ненашенского
мира  в  другой...  -- протянул  Сварог.  --  Но вы  правы, милейший  Баглю:
пользоваться нашим миром без нашего дозволения -- по меньшей мере бестактно.
А по  большому  счету, это вульгарнейшее нарушение наших законов. И отвечать
должен по всей строгости.
     -- Никуда  они от нас уже не  денутся, -- мстительно поведал  Баглю. --
Замок занят гвардейцами, всех  без  исключения причастных  мы перехватали  и
посадили под замок.  День следующего визита знаем точно.  Уж я их встречу...
Не смотрите так, государь, я  не собираюс