..
     Строчки вдруг  поплыли перед глазами, а  желудок унизительно и противно
поднялся к  самому горлу.  Чтение странным  образом усилило морскую болезнь.
Волкодав поспешно прижал пальцем  место на странице, которого успел достичь,
и  невидяще  уставился  на горизонт,  стараясь дышать поглубже. Он-то думал,
книга  поможет  ему  не думать о  качке,  а  вышло наоборот.  Тем  не  менее
оторваться от Зелхатова труда  венн не мог, и пускай Владыка Вод  наказывает
его как хочет. Ему упорно казалось, будто он вот- вот вычитает  нечто  очень
важное.
     Он дождался, пока  нутро худо-бедно улеглось на свое природное место, и
снова опустил глаза к книге.
     "...Следует  упомянуть  и  об иных последствиях  столкновения  с темной
звездой, гораздо  более  вопиющих  к  деятельному  рассудку,  нежели простое
нахождение   в   одном  месте  разновидностей  камня,  обычно   между  собою
несочетаемых.  Отважимся подробнее описать хотя бы одно из этих последствий.
По  сторонам   упомянутого  нами  горного  края  местными  жителями  издавна
разведано некоторое число ущелий, называемых ими Вратами Велимора. Прошедший
этими ущельями попадает в страну, чьи границы проходят как раз по предгорьям
внешних хребтов. Страна Велимор сильна, изобильна и благодатна, и  ни у кого
нет причин подвергать  сомнению ее существование. Замечательное же  свойство
ее, превеликого удивления достойное, есть  то, что иными  путями,  кроме как
через вышеозначенные  Врата, попасть в нее невозможно. Путник, намеренно или
случайно  ошибившийся  ущельем,  узрит   лишь  могучие  обледенелые   кряжи,
населенные нелюдимыми горцами, слыхом не слыхавшими ни о каком Велиморе..."
     Тут Волкодава снова скрутила отвратительная дурнота,  и он откинулся на
палубу, пряча лицо  в  тень. Так  бывает,  когда отравишься.  Тоже  делается
невозможно  думать  ни  о  чем, кроме  протухшего  сверху  донизу  живота...
Волкодав  сделал  над  собой  усилие и продолжал  размышлять.  Что  касается
Велимора  - пока  все было  правдой. Там,  в горном краю,  мир действительно
странным  образом... раздваивался.  Это  знали все, но  объяснять  не брался
никто.  А что  же Беловодье?..  - ударило вдруг Волкодава. Веннские  легенды
рассказывали, как Боги, сами едва  не погибшие от вселенской беды, обособили
счастливую  страну  и укрыли  в  ней  добрых и  справедливых,  ибо не питали
должной  уверенности,  что  сумеют спасти  гибнувший  мир. Так  не могло  ли
случиться, что Беловодье стало быть в одно мгновение с Белимором? В то самое
мгновение, когда мир раздвоился и растроился, точно отражение луны в зрачках
запойного  пьяницы?..  Вот  только  луна,  стоит пьянице протрезветь,  вновь
оказывается на небе  одна,  а  миры, выбитые  друг  из друга  непредставимым
ударом,  так и остались?.. Волкодав задумался, знал ли о Беловодье Зелхат, и
решил, что скорее всего знал, хотя, может, и называл  другим именем.  Такому
ученому  человеку  да оставить без внимания  чудо Богов?.. Венн положил себе
прочитать все  двести  пятьдесят четыре  страницы,  но  упоминание о Верхнем
Мире,  если только  оно имелось в книге,  найти. Еще  он подумал  о том, что
Зелхат, несомненно знавший про Беловодье,  вполне мог намеренно ничего о нем
не писать. Здесь, внизу, вообще старались пореже упоминать о Вратах в другой
мир. Взять хоть Эвриха, долго не смевшего посвятить в свою тайну даже лучших
друзей... Почему?.. Опасались ввести  в искушение  властолюбивых правителей,
могущих  перехватить беловодских посланцев, и не в меру усердное  жречество,
способное подрезать крылья взыскующим Врат?..
     Нутро  почти  совсем успокоилось. Волкодав  поразмыслил  еще немного  и
пожалел, что  так и не удосужился поговорить  обо всем этом с Тилорном. Лежа
на  теплой палубе, венн попробовал вспомнить россказни звездного странника о
его путешествиях. Пепельноволосый мудрец  как-то говорил  ему о безжизненных
глыбах, носившихся в пустоте. Глыбы поперечником в целый  материк  (Волкодав
пытался представить себе нечто подобное,  но безуспешно)  бывали каменными и
железными, совсем как в Зелхатовой  книге. Другое дело,  пустота,  по словам
Тилорна, была  божественно  велика, а посему летучие  глыбы  встречались  не
чаще,  чем тараканы во щах у  опрятной веннской хозяйки. А еще - и уж  этого
Зелхат, ни разу не странствовавший  между  звезд, знать,  понятно, не мог! -
плоть  иных  глыб составляли гигантские  скопища льда. Тилорн,  правда,  нес
что-то в том духе, будто в небе  летала не  обычная смерзшаяся вода, а нечто
вроде воздуха, обращенного в лед на лютом  морозе... Тут уж он, само  собой,
завирался.  Волкодав  помнил,  как от  зимнего  холода, бывало,  рассыпалось
железо. Но чтоб воздух!..
     Память,  впрочем, немедля подсунула ему зверский холод  горных  вершин,
откуда  до  звезд,  вообще  говоря,  легко можно  было доплюнуть.  И то, как
отчаянно   трудно   дышалось  на   промороженных   ледниках.  Он   внутренне
заколебался: а если действительно?..
     ...Так  вот, когда ледяные глыбы попадали  в горячее  сияние солнц, они
мало-помалу  подтаивали,  обрастая радужными  хвостами холодного пара. Люди,
жившие  около  солнц,  видели эти хвосты и очень пугались, усматривая дурное
знамение.   Как   утверждал   Тилорн,   большей   частью   страх  оказывался
беспочвенным.  Но  если  такой  ледяной  звезде  суждено  было  врезаться  в
обитаемый мир, дел она наделать могла не хуже каменной глыбы. Или, проносясь
мимо, задевала земной воздух своим хвостом, и от этого  мог распространиться
всяческий мор...
     Тут  Волкодава едва ли  не впервые посетила крамольная мысль - а может,
стоило  все-таки  взять Тилорна сюда?..  Ну уж  нет, оборвал он себя самого.
Хлопот полон рот и с одним Эврихом. Не говоря о мальчишке...
     Молодой аррант,  точно  подслушав его  мысли,  нагнулся  со  скамейки и
лукаво тронул Волкодава за плечо.
     - Друг  венн! - сказал  он жизнерадостно.  - Хлебца с салом не  хочешь?
Может, хоть огурчика соленого пожуешь?.. Или у Астамера свежего молочка  для
тебя попросить, ты ведь, кажется, любишь ?"
     Это  оказалось  последней каплей. Позеленевший Волкодав  торопливо сел,
стукнувшись  головой  о  скамью, потом  кое-как встал, хватаясь за  доски, и
свесился через борт...
     Когда он  возвратился с  истоков Светыни,  где, оказывается, не помнили
родовых знаков Серого  Пса, старый мастер Варох сначала даже  забеспокоился:
уж  не  вконец  ли разучился  венн говорить?.. Эврих,  Ниилит и Тилорн в это
время путешествовали по Аррантиаде, наслаждаясь  ученостью Силионских и иных
мудрецов.  Делать  нечего, деду  с внучком  пришлось  допрашивать  Волкодава
самим.
     "Почему к своим не едешь? - в  конце  концов сказал венн  старику.  - К
сегванам?"
     "Да что я у них потерял?...  - удивился Варох. - Я уж и забыл,  как там
жить-то, на Берегу! И  Зуйко... кровей в нем сольвеннских на три четверти...
обжился  вроде,  вон как от зари до зари  с  ребятами бегает... и мне что ни
день  работу  несут,   только  поспевай   поворачиваться...  зачем   куда-то
срываться?"
     "Значит, тут остаешься?"  - как бы. что-то окончательно  прикидывая про
себя, спросил Волкодав.
     "Остаюсь", - заверил Варох.
     "Тогда  посоветуй,  дед,   кто  мне  телегу  с  конем  взаймы  дать  не
поскаредничает".
     "А  тебе зачем?"  -  не  понял  старик.  Не  извозом  же, в самом деле,
Волкодав решил промышлять!
     "ДОМ построю, - объяснил венн. - Хватит обременять добрых людей".
     Они ведь так и жили вблизи  Врат, в большом поселении, чьи  обитатели с
незапамятных пор приняли обет помогать вырвавшимся из Нижнего Мира.
     "Большой дом, - продолжал Волкодав. - Чтобы и тебе с внучком... и этим,
если в Аррантиаде совсем про нас не забудут..."
     "А  тебе?" - забеспокоился  Варох. Он достаточно  хорошо знал венна.  С
него  станется возвести  дом, а  на  другое утро  сложить котомку  и уйти не
сказавши куда.
     "И мне", - кивнул Волкодав.
     "Ты ранен был..." - забеспокоился Варох.
     Венн кивнул: "Был".
     В   день,   когда   большой  аррантский   корабль  принес   вернувшихся
путешественников, он  как  раз доделывал крышу,  Варох  пропитывал  маслом и
воском резную конскую голову, а Зуйко с друзьями прилаживали на заднюю часть
охлупня длинный мочальный хвост.
     Волкодав все сделал, как надлежало. Сам,  своими руками перенес в новую
избу  юного  Домового,  решившего  отселиться  от  батюшки.  Станет  Домовой
присматривать за  жильем и  людьми и со временем, заматерев, сделается похож
на хозяина дома. На кого?.. На Бароха? На Тилорна, чью  свадьбу с Ниилит они
под этой крышей справляли? На самого Волкодава?..
     Теперь, по  прошествии  месяцев,  венн  вспоминал  избу,  ждавшую его в
Беловодье,  и пытался думать о ней: мой дом. Почему-то не получалось.  Может
быть, оттого, что в той беловодской избе обитала совсем другая любовь. А его
дом, кажется, так навсегда и остался  между лесистыми холмами, через Светынъ
от  разоренного  людоедова  замка, и жили в нем  теперь чужие люди. Волкодав
знал,  что  прежняя душа удалилась оттуда  и  плыла впереди,  маня  его, как
мираж. В Беловодье он попробовал  овеществить ее, но не совладал, удастся ли
когда-нибудь?..
     Тропинка между кустами  малины, утоптанная босыми ногами детей. Большой
пушистый  пес,  спящий на обогретом  предвечерним солнцем  крыльце. Женщина,
выходящая из  дома с  полотенцем в  руках. Эта женщина прекрасна, потому что
любима.  Он  идет  к ней,  отряхивая стружки с ладоней,  но  никак  не может
рассмотреть лица.
     Пока  он знает только, как  она выглядела, когда ей было десять лет  от
роду. Какой красотой наградят ее Боги, когда она подрастет?..
     Виллы не могли долго  следовать  за кораблем,  благословляя  его  парус
попутным  ветром. Могучие  симураны не  любили открытых морских пространств,
где  не  сыщешь  для  отдыха даже голой  скалы.  Да  и  тучами  над  океаном
повелевали  свои  особые  Силы: вторгаться  в  чужие  пределы  было вряд  ли
разумно. Напоследок жених и невеста пригнали кудрявое белое  облако, взбитое
ударами воздушных потоков. Облако промчалось над быстро бежавшей "косаткой",
облив ее  веселым крупным  дождем (Волкодав,  зачитавшись, в  очередной  раз
утратил  бдительность и не успел спрятать книгу  в чехол - пришлось укрывать
ее под  одеждой). Дождь  как  бы  вымыл  из  воздуха  последние запахи суши,
оставив пронзительно чистую, сверкающую голубизну. Нужна была вовсе обросшая
волосами душа, чтобы не возликовать при виде этого неба  и густо-синих волн,
коронованных белыми шипящими  гребнями. Потом ветер  начал слабеть. Волкодав
проводил мысленным взором две  крохотные черные точки, повернувшие в сторону
берега. Счастливо вам, безгрешные летуны. Пусть подольше обходит Вас злоба и
жестокость  людей. Пусть ваше племя  не возжелает  спасения  за вратами и не
осиротит своим исходом сей мир, унеся с собой еще частицу добра...
     Между тем  Астамер,  у  которого  больше  не  было повода переживать  и
ругаться из-за  "неправильного" ветра, опять  выглядел  недовольным.  Начало
путешествия  казалось ему  уж  слишком  удачным.  Если верны были Астамеровы
многолетние  наблюдения, первый  легкий успех обычно оказывался не к  добру.
Вот и теперь: зря,  что  ли, тяжкой  шапкой висела над северным  краем небес
пологая стена  облаков?.. С виду эти облака выглядели вполне безобидными, но
Астамер, родившийся на  палубе  корабля,  слишком хорошо  знал,  какой шторм
может внезапно упасть с любого из его родных островов... Упасть  - и загнать
неудачливое  судно не то что  в Аррантиаду, но прямиком в  южный Нарлак  или
даже  в  Халисун,  где прибрежные  жители  издавна промышляют  разграблением
кораблей, выброшенных на песчаные мели!..
     Когда  ветер скис окончательно и  бодро катившиеся волны стали делаться
все  более гладкими  и ленивыми, Астамер велел  прятать  парус и  отвязывать
весла.
     Купить место  на сегванской  "косатке"  - далеко  не то  же самое,  что
оплатить проезд на аррантском торговом судне. Там путешествующий получает за
свои деньги  клетушку в недрах  пузатого трюма  -  и до конца плавания может
хоть совсем не выходить из нее на палубу, если нет желания и нужды. Никто не
погонит его на  мачту убирать  рвущийся из рук парус  и  не прикажет  грести
тяжелым веслом. На "косатке" совсем иные обычаи.  Место на  "косатке"  - это
скамья, расположенная поперек корабля, от срединного прохода до борта, и при
ней  расстояние до следующей скамьи. Над головой - небо, за бортом - близкая
вода. На каждое место  положено  четыре крепких  руки.  Так  что  думай  как
следует, прежде  чем  отправляться  за  море  вместе  с сегванами.  Если  не
годишься грести - "вращать весла", как выражаются мореплаватели, -  ищи себе
другое судно и других попутчиков, таких же изнеженных и мягкотелых.
     -  Приличные люди вообще-то  нанимают  гребцов  и  деньги  им платят, -
вполголоса ворчал  Эврих, просовывая  длинное еловое весло в гребной  люк  и
устраивая  ладони  на  рукояти.  -  А мы за свои кровные еще и работай,  как
каторжники!..
     -  Не болтай  попусту, голоногий! - тут же оглянулся с соседней  скамьи
широкоплечий  Левзик. - Это только вы, нечестивые арранты, сажаете  на весла
прикованных  каторжников, потому что сами уже ни  на что не способны.  А мы,
свободные  мореходы,  от века  освобождаем  раба,  причастившегося священной
работы!
     - Освобождали когда-то, - бесстрашно фыркнул Эврих. - Лет  этак  двести
назад!
     Волкодав  безо всякого  одобрения слушал их  разговор.  Про таких,  как
Эврих, в его племени говорили, что он ради красного словца не пожалеет  мать
и отца. Лихой и дерзкий  язык уже не впервые грозил  довести Эвриха до беды,
но грамотей  все  не унимался. Волкодав только вздохнул,  когда сегван повел
себя так,  как и  полагалось чтущему  обычаи жителю Островов:  передал весло
Гарахару и  грозно  полез  через скамью.  Сейчас возьмет Эвриха  за грудки и
будет некоторое время свирепо сопеть.  Потом выскажет все, что  он думает об
аррантах вообще  и об Эврихе в частности, да в таких упоительных выражениях,
что Йарре лучше бы совсем их не слышать, даром что по-сегвански мальчишка ни
уха  ни  рыла. А если у Эвриха достанет ума  пустить в ход  свое не  слишком
надежное кан-киро и тем озлить Левзика  уже  вконец, руганью дело  может  не
ограничиться...
     И  что,  спрашивается, за  доблесть - дразнить человека, с которым тебе
еще не один день жить на соседних скамьях?..
     - Эй! Вы там!.. - рявкнул с кормы Астамер. - Живо на весла!..
     Приказ  старшего  на корабле  - священный закон. Рыжий  сел, напоследок
одарив  Эвриха  убийственным взглядом.  Эврих  ответил ядовитой  улыбкой,  а
Волкодав  подумал,  что  молодой  аррант  в  чем-то был  прав.  Ибо в  седой
древности,  когда  на  "косатках"  действительно освобождали  пленников,  по
какой-то причине оказавшихся при весле,  - в те поистине легендарные времена
ни  один мореход не  стал бы  переругиваться с соседом, ляпнувшим  неуклюжее
слово. Тогдашние  островные  сегваны  вообще считались  молчунами  еще  хуже
веннов. А все  потому, что понимали: на маленьком  корабле посреди огромного
моря  некуда деться от человека,  с которым сдуру поссорился. Лучше уж  всей
ватагой  застегнуть, как  гласила сегванская мудрость,  рты на  пуговицу - и
пореже их раскрывать!
     Между тем подле Асгамера появился молодой парень с пятиструнной арфой в
руках. Гребцы сразу увидели его и одобрительно  загудели. Работа  на  веслах
могла быть нудной, выматывающей и действительно похожей на каторжную. Совсем
другое дело, когда  звучит  песня! Так  и с ритма  легче не сбиться.  Не зря
островные  сегваны  издавна  славились  как  опытные  стихотворцы  и   почти
непревзойденные песенники. Волкодав  сразу вспомнил  веселого Авдику, вокруг
которого неизменно собиралась на привалах вся ватага охранников. И его  отца
- Аптахара,  совсем безголосого, но ничуть не стеснявшегося громко петь даже
в присутствии кнесинки...
     Парень ударил по струнам, и гребцы, большей частью сегваны, разразились
восторженным ревом, услыхав знакомый  мотив. Волкодав  тоже  знал эту песню.
Насколько ему было известно, ее сложили еще во времена Последней войны.
     Голос у молодого певца оказался на диво сильным и звонким. Гребцы сразу
принялись  подпевать,  но  арфиста было  отчетливо  слышно даже  сквозь  рев
полусотни луженых глоток.
     Привыкший сражаться не жнет и не пашет:
     Хватает иных забот.
     Налейте наемникам полные чаши!
     Им завтра - снова в поход!
     Он  щедро  сулил, этот вождь иноземный, Купивший наши  мечи.  Он клятвы
давал нерушимее кремня, Верней, чем солнца лучи.
     Сказал он,  что скоро под крики вороньи Завьется стрел хоровод, И город
нам свалится прямо в ладони, Как сочный, вызревший плод...
     Йарра, сидевший  на  палубе рядом с  Волкодавом, долго  оглядывался  на
самозабвенно горланивших мужчин, и робость в его глазах постепенно сменялась
восторгом. Почти все корабельщики были  кряжистыми, в плетеных канатах мышц,
у  многих  по загорелой  коже  тянулись  белые  шрамы,  полученные в  давних
сражениях. Если  Волкодав еще не  ослеп, мальчишка думал о  том,  что совсем
скоро примкнет к народу  отца и окажется среди таких же испытанных удальцов.
Сумеет  ли  он  когда-нибудь  войти в  их  круг  не  по  праву  рождения,  а
по-настоящему, как равный?..
     Йарра не понимал  про  что песня,  однако улавливал  общее настроение и
впитывал его, как губка теплую воду.
     Там робкое войско и слабый правитель, И обветшала стена,
     А звонкой казны - хоть лопатой гребите, И век не выпить вина!
     Мы там по трактирам оглохнем от здравиц,
     Устанем от грабежей
     И славно утешим веселых красавиц,
     Оставшихся без мужей!..
     Волкодав был, кажется, единственным, кто не пел. Иногда он  оглядывался
на Эвриха. Среди могучих, как зубры, соседей аррант выглядел хрупким. Однако
греб он плавными,  мощными движениями опытного "вращателя весел", и это было
сразу заметно.
     Йарра дотянулся губами к уху венна и шепотом спросил:
     - О чем они поют?
     - О наемниках, - сказал Волкодав.
     - Они были героями?
     -  Мой народ  не  называет героями тех, кто срывает  украшения  с одних
женщин, чтобы подарить их другим. Йарра немного помолчал, потом спросил:
     - Что же они совершили, раз про них так долго поют?
     -  Двести лет назад штурмовали Хоррам... это город в северном Халисуне,
- ответил Волкодав. - Вождь пообещал сегванским наемникам легкий бой и много
добыли, а вышло совсем по-другому...
     ...Когда перед нами ворота раскрыли, Мы ждали - вынесут ключ, Но  копья
сверкнули сквозь облако пыли, Как молнии из-за туч!..
     Нас кони втоптали в зеленые травы, Нам стрелы, пробили грудь. Нас вождь
иноземный послал на расправу, Себе расчищая путь!
     Смеялись на небе могучие  Боги, Кровавой тешась игрой. Мы все  полегли,
не дождавшись подмоги, Но каждый пал как герой!
     равно не держали мы трусов в отряде- На том широком лугу Из нас ни один
не просил о пощаде, Никто не сдался врагу!
     другие утешили вдов белогрудых, Сложили в мешки казну. А мы за воротами
сном беспробудным .. Которую- спим весну!..
     - Глупые наемники, - фыркнул Йарра.  -  Разве можно  верить  всему, что
тебе обещают! Я бы нипочем не поверил!
     Волкодав чуть  не ответил,  что такие слова  некоторым  образом звучали
поношением  отцу  самого Йарры. Тот ведь  тоже прельстился  чьими-то лживыми
посулами и  доверчиво отправился на Змеев  След, не вызнав  как следует, что
это  за место. Потому  и  угодил в западню почти  такую  же, как  несчастные
сегваны два века назад.  Только  они, в отличие  от  злополучного горца,  не
потащили с собой на смерть жен и детей.
     - Те наемники неправедно жили, - сказал Волкодав. -  Но умерли честно и
храбро, не отступая от клятвы. Поэтому про них и поют.
     - Я надеюсь, - мечтательно проговорил Йарра, -  я