вшие так,  словно их сто
лет никто не читал и еще сто лет не  будет.  Продавец  несколько раз начинал
подозрительно коситься на Волкодава, пока Эврих не пояснил ему:
     - Это мой телохранитель.
     Хозяин прилавка понимающе кивнул,  сказал, что ученому  человеку в наше
время иначе никак, и перестал обращать на Волкодава внимание. Довольно долго
венн  терпеливо  слушал их разговор, потом  тоже  стал рассматривать  книги.
Зелхат из  Чирахи,  - неожиданно разобрал он  на одном затрепанном корешке и
насторожился, как охотничий пес, почуявший  дичь. Он отлично помнил рассказы
Ниилит  о соседе, ссыльном  мудреце и  великом лекаре по имени Зелхат.  Того
Зелхата, правда,  прозывали Мельсинским. Девчонка говорила, до ссылки он жил
в саккаремской столице и  был  ученым  советником самого  шада. Однако нищий
зачуханный  городишко, где  выросла  Ниилит,  как  раз  именовался  Чирахой.
Волкодав рассудил про себя, что вряд ли в  клопиной  дыре обитало сразу  два
Зелхата, пишущих книги, и взял томик с прилавка. Если  окажется,  что  это и
впрямь тот самый мудрец, книжку надо  будет купить. Какую бы цену за  нее ни
заламывали. Деньги дело наживное, их можно и заработать.
     Он  ведь  так  и  не  сделал  Ниилит  толкового  подарка  к  свадьбе  с
Тилорном...
     Волкодав открыл книгу. Он почему-то заранее полагал, что она окажется о
лекарском  деле.  Какой-нибудь   "Родник  исцеления",  о  котором  упоминала
девчонка. Однако, к его удивлению, полное название Зелхатова труда оказалось
длинное и заковыристое. По-саккаремски венн читал довольно медленно,  но все
же разобрал: Начертание стран, земель и народов, Зелхатом Отринутым в Чирахе
на  закате земных дней  его  составленное, сиречъ записанное  со слов многих
отважных и  достославных людей, обозревших своими глазами отдаленнейшие края
подлунного мира.
     Начертание стран!.. Книга сулила оказаться еще полезнее, чем он ожидал.
Не просто дорогим подарком для Ниилит. Тут и самому найдется что почитать!..
Волкодав перевернул  страницу и тотчас уверился, что  книга не поддельная. И
дело было  не в  переплете  из  сарсана, водившегося  только в  саккаремских
болотах. На листе красовалось одно  из многих  изобретений Зелхата: перечень
глав с кратким обозрением каждой, да еще с указанием, где какую искать. Венн
заглянул внутрь пухлого фолианта. Так и есть! Для  облегчения поиска в углах
страниц виднелись четкие цифры.  Ниилит как-то рассказывала - это ее учитель
первым  придумал такие  пометки;  прежде  в толстых  книгах  торчали десятки
разноцветных  закладок.  Любопытство  подвигнуло Волкодава заглянуть в самый
конец, и он преисполнился благоговения. Двести пятьдесят четыре страницы!
     Сколько мудрости  надо  в себе  носить,  чтобы воплотить  ее  в  этакий
труд!.. Он сразу вспомнил, что книг ничуть не меньшей толщины Зелхат написал
еще  не  одну.  И  даже  не  две.  Венн слегка  огорчился,  представив,  что
получилось бы, вздумай он сам однажды изложить какие-то свои мысли с помощью
пера и чернил.  Да...  Были все же пространства,  которых ему  до  скончания
жизни не обозреть...
     Мыш  перелетел ему  на запястье, понюхал  пыльный  пергамент  и  звонко
чихнул, потом  снова  принялся  рассматривать строчки.  Он почти  всегда так
делал,  когда  хозяин брал в руки книгу.  Наверное, зверек не терял надежды,
что  смешные  маленькие  таракашки,  прятавшиеся  внутри,  однажды  все-таки
поползут.
     Палец Волкодава заскользил  по крохотным  буковкам оглавления. Встретив
упоминание о племени  веннов, он почувствовал, как стукнуло сердце. Вот  это
было уже что-то новенькое. За три  года он выучился читать и даже писать  на
всех языках, которые знал (если этим языкам  была свойственна письменность),
и добросовестно разобрал от  корки до  корки несколько  книг. Но волноваться
над чьими-то записями?..
     Волкодав торопливо нашел  в книге  нужное место... И  вот тут его ждало
жестокое разочарование. "А еще повествуют о так называемых веннах, живущих в
непроходимой крепи лесов, - писал великий Зелхат. - Мой достойный собеседник
называл их  наиболее дикими  и грубыми из людей. И  хотя я  не  одобряю и не
придерживаюсь  убеждения,  будто один  народ в  чем-  то  уступает  другому,
следует все же..."
     Читать дальше Волкодав  не  стал. Подобное чувство он  испытал семь лет
назад, когда вышел с каторги на свободу и впервые поднес к глазам зеркальце,
желая посмотреть на собственное лицо. Он  помнил  себя улыбчивым  ясноглазым
мальчишкой.  Из серебряного кружочка на него тяжелым,  страшноватым взглядом
смотрел матерый головорез, привыкший давать сдачи, когда жизнь его бьет...
     Как гласила  веннская пословица, нечего на  зеркало пенять,  коли  рожа
кривая. Волкодав вовремя вспомнил ее и поборол искушение немедленно положить
книгу назад  на прилавок.  Он, правда, переменил мнение о ее  подлинности  и
успел решить про себя, что  торопиться с покупкой не стоило:  книга все-таки
была  скорее всего  поддельная.  Кто-то воспользовался именем прославленного
ученого,  чтобы подороже  продать собственные  бредни. Ну не мог же, в самом
деле, премудрый Зелхат  написать подобную чушь?.. Тилорн, по  крайней  мере,
никогда бы себе этого не позволил, а ведь Зелхат, если верить людям, был  не
глупее... Нахмурившись, Волкодав вернулся к оглавлению.  И  спустя некоторое
время  вновь перестал дышать. Одиннадцатый раздел  книги обещал  Замечания о
горах  вообще  и  сугубо  о  наипаче  меж  прочими  удивительных,  именуемых
Самоцветными.
     Дрогнувшее сердце пошло частыми глухими толчками. Волкодав сам потом не
мог толком припомнить, как  искал нужную страницу,  - только то, что  в  это
мгновение он  успел  твердо решить: покупаю. Поддельную там  не  поддельную.
Покупаю и все. "Этот превосходящий всякое вероятие рассказ, - гласило начало
одиннадцатой  главы,  -  перенесен  мною  на  долговечный пергамент со  слов
халисунца Синарка, проданного  в подземные копи  и выкупленного единоверцами
из неволи..."
     Дальше этих слов Волкодаву продвинуться не удалось.
     -  Я смотрю,  -  достиг  его слуха веселый  голос продавца,  -  ты  так
выдрессировал  своего телохранителя,  ученый собрат, что даже дикарь у  тебя
стал не чужд грамоты букв? Неужели эта обезьяна в самом деле умеет читать?..
     Он говорил  по-аррантски,  на изысканном столичном  диалекте,  искренне
убежденный,  что  понять  его сможет только земляк. Волкодав  бережно закрыл
книгу  и  посмотрел  сперва на одного,  потом на  другого.  Я,  значит,  вам
обезьяна. Лицо у него было деревянное, ничего не выражающее.
     -  Книга, которую ты листаешь, друг мой, вряд ли позабавит тебя, -  уже
по-нарлакски  обратился к  нему  продавец. - Она слишком ученая.  Вот, лучше
возьми   "Отверзение  врат   наслаждения,   или  Сто  двадцать  два  способа
восхождения  по  ониксовому столпу". Наемники часто платят  мне  вскладчину,
чтобы я почитал из нее вслух, и неизменно остаются довольны...
     - Да прочти ему что-нибудь, друг варвар!  - засмеялся Эврих. - Иначе он
не поверит!
     А ты  на голову встань и ногами подрыгай, мысленно ответил Волкодав, но
вслух ничего не  сказал. Я тебе не диковинная зверюшка, чтобы меня за деньги
показывать.  Он отыскал глазами  пустое место, где среди теснящихся корешков
надлежало красоваться переплету Зелхатова труда, дотянулся  и молча  вставил
книгу  на место.  Потом повернулся к лотку  спиной  и начал, как  полагалось
телохранителю, обшаривать взглядом толпу.
     -  А  говорить  он у тебя умеет?  - снова по-аррантски веселым  шепотом
осведомился торговец. Эврих неохотно отозвался:
     - Умеет...
     Они  начали  было снова беседовать,  но  разговор  почему-то  больше не
клеился. Эврих отвечал односложно, а потом и вовсе раскланялся:
     - Прости, любезный, мне пора.
     Они  двинулись прочь.  Когда  книгопродавец больше не  мог их  видеть и
слышать, Эврих повернулся к Волкодаву и придержал его за руку.
     -  Друг мой,  ну  пожалуйста,  не сердись!  -  проговорил  он  просяще,
стараясь  перехватить  его взгляд. - Хочешь, вернемся и купим книгу, которую
ты присмотрел?
     Волкодав ответил ровным голосом:
     - Нет. Не хочу.
     Трактир назывался "Сегванская Зубатка", и вывешенная над входной дверью
деревянная   голова   большой   рыбы   с   преувеличенными   зубами   вполне
соответствовала названию. Хозяин, правда, был не сегваном,  а сольвенном,  и
звали  его  Стоум.  Позже  Йарра  узнал, что  это  означало  "умный, как сто
человек".  Брагелл с  трактирщиком  разговаривали  на родном  языке  Стоума,
который Иарра не  понимал  уже  совершенно.  Однако мальчик чувствовал,  что
сразу не  приглянулся хозяину.  Он попробовал посмотреть  на себя  как бы со
стороны и  решил, что Стоум, конечно, был прав.  Это только отцу с мамой  он
был хорош  всяким: и в синих пупырышках после  целого дня на протоках,  и  в
синяках, и  шелушащимся  после солнечного ожога.  Кому  еще  мог понравиться
немытый  оборвыш,  тощий,  голодный, только отвернись  -  сейчас  что-нибудь
стибрит?..
     -  Из  уважения к нашей  дружбе, Брагелл, - говорил между тем Стоум.  -
Только из уважения к нашей дружбе я в самом деле  готов  был взять мальчишку
для  мелких  поручений.  Но,  право,  я  полагал,  ты  приведешь  ко  мне...
что-нибудь попристойнее...
     - Твоя  правда,  он  неказист, -  вежливо кивал  в  ответ Брагелл.  Его
начищенная  кольчуга  ярко  блестела  на  солнце,  заливавшем   задний  двор
трактира. Йарра стоял рядом с ним, держась чуть-чуть позади, и боялся лишний
раз  шевельнуться. Когда двое мужчин разом  повернули головы и посмотрели на
него,  Йарра невольно съежился,  втянул голову в плечи... -  Да что глядишь,
Стоум, не красную девку  в жены берешь! - засмеялся вдруг Брагелл. - Испытай
парня. Если  окажется, что  он не так честен, как я тебе  тут расписывал, ты
всегда  можешь  выгнать его... - Подумал и  добавил:  - Да  и меня больше на
порог не пускать.
     Из кухни пахло  съестным:  трактир  оправдывал свое название,  Стоумовы
стряпухи славились рыбными блюдами на весь Кондар. Сказать, что запах сводил
Йарру с ума, значит  ничего  не сказать. Он  только надеялся, что у него  не
слишком громко урчало в животе. Еще не хватало, чтобы услышали!
     "Зубатка"  соседствовала  с многочисленными мастерскими.  И распахивала
свои  двери как раз когда  ремесленному люду приходит охота подкрепиться,  а
сделанного с рассвета уже достаточно, чтобы со спокойной  совестью дать себе
передых.  Пока  Брагелл  уламывал  хозяина,  а  Йарра   пытался  следить  за
разговором, чего-то боясь до постыдной дрожи в коленках (чего, спрашивается?
ведь хуже  не будет?..),  во дворе появился  молодой  парень,  смотревший за
порядком в трактире.  Стражник  и вышибала  кивнули друг  другу, хотя  и без
особой теплоты. Как старые знакомые, но не друзья.
     Парень-охранник важно прошелся вдоль забора, заглянул в кухонную дверь,
просунулся внутрь,  взял  что-то  и отправил  в  рот. Затем  посторонился  и
шлепнул  пониже  спины  молодую  стряпуху,  выскочившую за водой.  Та игриво
хихикнула, ничуть не  обидевшись. Наконец вышибала  прислушался  к разговору
хозяина со старшиной, понял, что речь гала о мальчишке, и воззрился на Йарру
с высоты своего роста. Йарра тоже присмотрелся к нему, ведь это был человек,
с которым, если все пойдет  хорошо, ему предстояло  делить и кров, и стол, и
труды...  Он  сразу  пожалел  о насиженном камне  возле ворот.  И непременно
попятился бы, не будь рядом Брагелла.
     Во-первых,  это   был  здоровенный  верзила.   И   под  кожей   у  него
перекатывалось нечто  вроде  округлых  валунков, которые  море  ворочает  на
берегу.  Во-вторых, он, как  многие молодые нарлаки  -  крепкие и  не дураки
подраться,  - одевался в  кожаную безрукавку на  голое тело. Нарочно  затем,
чтобы  ревнивые соперники (а  также, конечно, влюбчивые девчонки) могли  как
следует  полюбоваться мощными мышцами и замысловатой татуировкой на  груди и
плечах.  В-третьих,  вышибала  удосужился  побывать  в мастерской  какого-то
бронника и по  дешевке купил там клочья ржавых кольчуг. Расправил, тщательно
вычистил и обшил ими свою безрукавку.
     То  есть,  по  мнению  Йарры, ничего  страшнее  уже  и  придумать  было
нельзя...
     -  Ладно,  -  сказал  наконец  трактирщик  Стоум.  И  уже  по-нарлакски
обратился к мальчику: - Иди-ка вымойся! Тормар! Покажешь ему?..
     Тормар!..  Имя у  парня  оказалось  такое же грозное, как  и внешность.
Йарра затравленно оглянулся на великана, указавшего ему рукой  в угол двора,
где  помещалась  маленькая портомойня. Брагелл проводил  мальчишку  глазами,
улыбнулся  и  пошел за ворота, но Йарра этого попросту  не  заметил.  Тормар
лениво достал  из  колодца ведерко  воды  и  с размаху  окатил  новичка,  не
дожидаясь, пока тот разденется.  Наверное, он считал возню с мальцом бабским
делом,  недостойным воина и мужчины.  Йарра  торопливо  содрал через  голову
липнувшую к телу рубашку. Потом скинул  штаны, оставшись в одной набедренной
повязке и отчаянно боясь, как бы стряпухи опять не  начали выглядывать из-за
двери.  Народ его  отца  почитал  прилюдное  обнажение  непристойным.  Йарре
понадобилось  усилие,  чтобы  не  уворачиваться   от   нового  потока  воды,
ударившего  в лицо.  Вышибала  ненадолго  скрылся в клети и  наконец  бросил
мальчику чистую сухую рубашку:
     - Надевай.
     Торопливо  повиновавшись,  Йарра  вывернулся  из промокшей  набедренной
повязки, распутал ее и стал отжимать. Рубаха была, в каких бегали нарлакские
мальчишки, не достигшие возраста мужества: длиной пониже колена, с короткими
обтрепанными  рукавами.  Штанов здешняя  ребятня  не носила.  Оно и понятно.
Народ отца жил в горах, там с малолетства лазили по кручам. Здесь не то.
     Обноски,   которые  натянул  на  себя   Йарра,   должно   быть,  раньше
принадлежали какому-нибудь пареньку раза в  два толще  него. Наверное, решил
он, хозяйскому  сыну, привыкшему к обильной еде. Ворот  был  слишком широк и
все  время  съезжал   на  плечо,  Йарра  замучился  его  поправлять.  Тормар
понаблюдал за его усилиями и вдруг беззлобно  расхохотался. Йарра  отважился
улыбнуться в ответ. Ничего страшного не последовало, и он  заподозрил,  что,
может быть, все в самом  деле еще пойдет  хорошо... По крайней  мере, лучше,
чем было...
     Эврих с  Волкодавом, оба хмурые и очень  недовольные друг  другом,  уже
направлялись  назад  в  "Нардарский  лаур",  где ждали  их женщины,  когда с
середины  торговой  площади  донесся ясный  и чистый зов  боевой  трубы.  Он
разлетелся, кажется,  по всему  городу, легко заглушая гомон и  гвалт.  Люди
непроизвольно обернулись на звук, и Волкодав в очередной раз подивился гению
человека,  первым  придумавшего  дать такой  голос трубе,  зовущей воинов на
врага.  Если  перезвон  жреческой бронзы уводил  мысли  к  божественному,  к
неземным хрустальным  вершинам, то этот серебряный  клич  властно проникал в
сердце и ускорял  его бег, выжигая все мелкое и лишнее, даруя крылья  лететь
на  защиту чего-то родного, светлого и  хорошего... и  велика ли  беда, если
полет станет последним!..  Волкодаву случалось видеть, как под песню трубы у
самых заскорузлых наемников, в обычной жизни неистовых похабников и выпивох,
вспыхивал в глазах свет, которого вроде и заподозрить было нельзя...
     На сей раз никто никого  в смертельную битву, к  большому  счастью,  не
звал.  Боевая  труба подавала голос с дощатого помоста, сооруженного посреди
торговых  рядов,  и  держал  ее обычнейший  зазывала. Вот он опустил  трубу,
прижал  ко  рту  сложенные  руки и стал  зычно приглашать народ  насладиться
несравненным искусством Слепого Убийцы и  его  прекрасной помощницы по имени
Поющий Цветок.
     Эврих  поспешил  вперед  и  начал  проталкиваться  поближе  к  помосту.
Волкодаву  ни  на каких  убийц смотреть не  хотелось,  но  он последовал  за
аррантом. Не бросать же  одного,  в самом-то  деле. Хотя Эврих изо  всех сил
старался встать  от него подальше  и вообще всячески  показывал, что никакая
опека ему отнюдь не  нужна. Случись что, потом  себе не простишь... И почему
мы с ним без конца грыземся из-за чепухи,  ведь на самом-то деле кого угодно
друг за друга сожрем?..
     Между тем на деревянное возвышение  вышла  очень  красивая черноволосая
девушка, одетая по-халисунски  - в  просторную рубашку  из пестрого  шелка и
такие  же  шаровары.  Мужская  половина   толпы  загудела  от  нескрываемого
восторга,  а Волкодав подумал,  до  чего все  же  здорово  каждый народ умел
придумывать для своих  женщин одежду,  наилучшим  образом соответствующую их
красоте.  Девушка   обошла  небольшую  площадку  гибким  шагом  прирожденной
танцовщицы, и  повсюду,  где  она проходила, кондарцы  и заезжие гости гулко
хлопали по доскам ладонями, что-то  выкрикивали,  смеялись, бросали  ей  под
ноги  монеты. Поющий Цветок знай шествовала вперед, наигрывая на  деревянной
свирели  и  не  обращая никакого внимания на  неумеренные  мужские восторги.
Потом  вдруг выгнулась назад  так, словно хребет у нее вовсе отсутствовал, и
продолжила свой путь  на  руках.  Со  стороны  казалось, будто  ходить  вниз
головой для нее было едва ли не привычнее, чем на ногах. Волкодав улыбнулся,
представив,  как  десятки  зрителей  вспомнили  толстых неповоротливых  жен,
оставшихся  дома.  В  это  время  в  задней части  помоста  работники начали
воздвигать широкий деревянный щит. Он мешал любоваться  ловкостью девушки, и
в толпе начался возмущенный ропот. Недовольные выкрики и угрозы делались все
громче.  Наконец  пришлось  вмешаться  зазывале: он объяснил,  что никого не
собирались обидеть,  щит  был необходим  для выступления. Люди  замолчали  и
полезли друг другу на головы, тесня счастливчиков, устроившихся спереди и по
бокам.
     Тут  в руках  у  девушки  словно  сами  собой  появились  два блестящих
кинжала. Даже Волкодав  с  трудом поспел  разглядеть,  когда это она  успела
извлечь их из ножен, спрятанных в  складках объемистых  шаровар. Опираясь на
одну ладонь.  Поющий  Цветок  дала зрителям  убедиться  в  отменной  остроте
лезвий: подкинула в воздух тонкую ленточку  и рассекла  ее на  лету. А потом
пошла по помосту, всаживая  свои кинжалы и  крепко держась  за рукояти.  При
этом она не выпускала изо рта свирели, двигая ее губами туда и сюда и как-то
умудряясь извлекать осмысленную мелодию.
     - А теперь смотрите, смотрите, любезные гости!..  - выкрикнул зазывала.
-  Такого  вы больше нигде  не увидите!.. То,  что  она сейчас вам  покажет,
когда-то давно  умели еще  две  девушки,  но  обе  они  погибли, зарезавшись
насмерть!..
     Поющий  Цветок  перевернула  кинжалы.  Теперь  они  упирались  в  доски
рукоятями: тонкие девичьи пальцы держались прямо за лезвия. Кто-то  рядом  с
Волкодавом  прошептал  "Колдовство!.." и  принялся  осенять  себя  священным
Знаком Огня.  Венн только усмехнулся. Госпожа КанКендарат  некогда учила его
останавливать стиснутыми  ладонями  удар вражеского  меча,  и  он знал,  что
колдовства тут не  было и в помине. Был навык умного тела, решимость и очень
много работы.  Поющий Цветок не  спеша пересекла  помост,  прыжком встала на
ноги  и  улыбнулась   впервые   за  все   представление...  Народ  взорвался
восторженным  криком. По доскам градом застучали монеты.  Волкодав не  очень
удивился,  заметив  между ними  крупный  золотой местной чеканки.  Он  и сам
протянул руку к поясу,  но вовремя вспомнил, что там больше не было  кошеля.
Венн пошарил в  кожаном кармашке, нашел четыре завалявшихся медяка и сначала
постеснялся их бросить. Потом передумал и два все-таки метнул.
     - Смотрите, смотрите, почтенные! - радовался зазывала. - Та, что сейчас
услаждала вас своим мастерством, - всего  лишь маленькая  помощница великого
Слепого Убийцы. Смотрите, смотрите, он идет сюда!.. Он уже здесь!..
     Бронзовокожая девушка легко перебежала к  задку помоста, нагнулась вниз
и  подала руку  кому-то  невидимом